Я — твоё солнце

Глава третья Убаюканная буйной морской волной, Дебора хочет умереть

Было уже восемь часов вечера, когда я наконец то решилась открыть ворота у дома, в трёхсотый раз напрасно вытерев влажные ладони о джинсы — у меня будто фонтан под кожей бил.

Что теперь?

Лестница поглотила меня: чем выше я поднималась, тем медленнее шла, ведь каждый шаг приближал меня к маме.

Что это была за женщина? Брюнетка с потрясающими кудрями до самых лопаток… Но кроме того?

Я задыхалась, но не от высоты: шесть этажей обычно не проблема. В этот же раз они встали мне поперёк горла.

Я не хочу видеть маму.

— Привет, мамуль! Как прошёл твой день? — ЛИЦЕМЕРКА.

— Мама, я сегодня видела, как папа ворочал языком во рту другой женщины. — СЛИШКОМ ПРЯМО.

— Мам, давай немного поиграем с образами. Представь себе, что вдруг застала одного из друзей за изменой. Так вот: ты расскажешь своей подруге, что ей наставили трёхметровые рога, вроде тех, что растут на голове у канадских лосей? — НИЧТОЖНО, УНИЗИТЕЛЬНО, НЕИСКРЕННЕ.

— Мамочка, дорогая, у меня для тебя плохая новость. — ГВОЗДЬ В ГРОБ СЕМЕЙНОГО СЧАСТЬЯ.

Карты вскрыты: ничто не будет как прежде. Уж точно не я.

Добравшись до четвёртого этажа, я оперлась о перила, вслушиваясь в тишину лестничной клетки — кажущуюся тишину, разбавленную тысячей звуков домашней возни, — как вдруг зазвонил телефон.

На экране: «Мамочка».

Едва переведя дыхание, я ответила:

— Почти дома… Меняю сумку на Изидора!

Заскрипела наша дверь, и я отчётливо услышала глупое пыхтение бродяги. Пройдя последние несколько метров, я чмокнула маму в бледную щёку, протянула ей сумку и начала спускаться.

— Я варю макароны, будь дома через десять минут!

— Ок!

Я вытерла текущие по подбородку слёзы.

Неряшливый пёс потянулся ко мне бесцветным носом.

— Я передумала. Я прощаю тебя, Изидор.

Вернувшись домой с концами, я улизнула в комнату под предлогом тонны домашки, прихватив с собой тарелку холодных макарон и заглянув по пути в гостиную.

— Что за номер на зеркале в прихожей?

В ответ прозвучало лишь щёлканье ножниц.

— А где папа?

Мама пожала плечами:

— Дорабатывает новый макет своего нулевого номера. Очень нервничает. Вернётся, наверное, ночью. Или завтра.

Какое совпадение.

Я была настолько шокирована сценой с влажным поцелуем, что промолчала. Перед тем как улизнуть, я всё-таки уловила витающую в воздухе аномалию: мама приняла душ, под глазами красуются синие круги, пальцы дрожат, волосы взлохмачены. Однако не это меня смутило больше всего. Мама сидела по-турецки посреди гостиной в одной пижаме, разбросав вокруг десятки журналов. Сотни. Груды, кипы. Царство бумаги, сплошной бардак площадью в двадцать квадратных метров: обрезки, кусочки, скомканные горы под журнальным столиком, под диваном, под батареей, на комоде и под ним. Мама, конечно, никогда не волновалась насчёт безупречной чистоты, особенно в последнее время, но я никогда ещё не видела нашу квартиру в таком беспорядке: на мамином столе у окна башни журналов росли наперегонки, а обычно включённый компьютер погас и молчал.

Подмяв под себя бумагу и глубоко вздохнув, Изидор растянулся во весь рост у батареи. Стоило мне только к нему подойти, как он принялся вилять хвостом, разметая обрезки в разные стороны.

С тарелкой в руках я осторожно, на шаг, приблизилась к маме: новой парой гигантских красных ножниц, упаковка от которых валялась тут же на полу, она вырезала черепаху.

— Э-э-э… а что ты делаешь?

Высунув от старания розовый кончик языка, мама не отрывала глаз от своего творения.

— Я вырезаю.

— А. Понятно.

Я решила спасаться бегством, потоптав лягушачьими сапогами отходы её странной деятельности, — какая же я трусиха!

Ночь превратилась в длинную цепочку цветных безжалостных кошмаров. Среди этого каскада мрачных сцен, влюблённых рож, чудовищных поцелуев, криков, ссор и вылетающей из ниоткуда ругани один сон мне запомнился больше всего: он повторялся по кругу, будто пластинку заело.

Прошмыгнув сквозь оцинкованную крышу, в наш дом пробралась ядовитая паучиха и спряталась в тени, сжавшись до крошечных размеров, Но мои родители заметили её. Мама впервые за долгое время зашевелилась. Я так боялась чудовища, что, кажется, весь позвоночник ощетинился изнутри. Наконец мама с триумфом показала мне тапок: ужасная паучиха распласталась на подошве, задохнувшись от запаха маминых ступней.

Я проснулась в шесть часов и уже не смогла уснуть.

Да кто она вообще такая, эта кучерявая стерва?

На следующий день в обед я встретилась с Элоизой у Питомника. Едва заметив мои сапоги, она подняла большой палец вверх: надо сказать, что на улице было двадцать шесть градусов, а на небе — ни облачка. Но как-то пофиг.

Я чуть не выложила ей свою семейную драму, но Элоиза и слова вставить не дала, тут же защебетав — какая неожиданность — об Эрванне. Притворяясь, что не замечает моего трупного цвета лица, Элоиза потащила меня в кафе попробовать суп, который, по её мнению, должен меня развеселить. Она разработала целый план действий, который наконец-то начал приносить плоды: Эрванн пригласил её на свой день рождения, который будет через три недели.

Когда она сообщила мне эту новость, я достала из кармана носовой платок — с той прогулки с Изи-дором у меня теперь всегда с собой три пачки — и вытерла капающие изо рта Элоизы слюни.

Ладно, я просто завидую. На самом деле Элоиза — настоящий питбуль любовных историй. Стоит жертве показаться на горизонте, и Элоизу уже не остановить. Её мозг работает на скорости, которой позавидует лауреат Нобелевской премии, и всё только ради одного — заполучить объект. И горе тем, кто осмелится встать у неё на пути: однажды я видела, как Элоиза бросила бомбу-вонючку прямо в шерстяное пальто предполагаемой соперницы. Такое уже не отстираешь.

Элоиза настолько уверена в себе, что уже рассуждает о наряде, который наденет на тот самый день рождения: «Женственный, но не шлюший, элегантный, но не занудный…», так что я решила не напоминать ей о нашем договоре. Ровно через три недели выходит фильм, японское аниме, которое я жду уже полгода. Мы даже освободили субботний вечер — я обвела этот день оранжевым в ежедневнике. Конечно, мой внутренний голое может ошибаться, но что-то мне подсказывает, что между Эрванном и аниме о катанах и ёкаях на языке оригинала с субтитрами Элоиза не будет долго колебаться. Заметьте, я могу сходить в кино одна. Могу. Я большая и могу купить себе билет сама.

Но блин…

В результате после часового урока английского, когда я уже подумала, что у меня язык треснул от постоянного прижимания к дёснам, я решила зайти к Карри, продавщице в книжном.

Карри похожа на мини-лиану: тонкая, сильная, с пышной гривой, достойной лесов Амазонии в дождливый вечер. Мне часто снится странный проникновенный сон, где я бросаю в её волосы мяч для игры в гольф и не могу его найти. Никогда. Уверена, Карри прячет там с десяток расчёсок. Бюро находок заработало бы уйму денег, только причесав её. Но изобилие волос не главный её козырь: у Карри отменный вкус. Я познакомилась с ней в шесть лет, когда пневмония приковала меня к постели на два месяца. Карри спасла мне жизнь, советуя суперские книги моим родителям. С тех пор я заглядываю в её магазинчик несколько раз в месяц.

— Дебора! Дай угадаю, котёнок: у тебя свободные выходные, так что ты решила утопить тоску в книгах? — решила подколоть меня Карри.

— Ненавижу тебя.

— Возьми шоколадку.

Она протянула мне коробку с кроюттпш книжками из пралине и марципанов.

— Один из моих клиентов — кондитер, а это его последняя идея. Я ему предсказала богатство, жен щин и личный самолёт.

Я попробовала три конфетки, погрузив зубы в шоколадное счастье, и решила попросить у Карри какой-нибудь талмуд:

— Мне мало задают на дом, так что книги должно хватить на все выходные.

— Выглядишь ты неважно.

— Ну наконец-то хоть кто-то заметил. — Сделав вид, что читаю заглавия книг, я отвернулась.

— Когда захочешь рассказать, знаешь, где меня найти. Дюма?

— Уже читала.

— Монте-Кристо, мушкетёры и ожерелье королевы?

— Так точно.

Карри просочилась между столиками и пробежалась изящными пальцами по корешкам карманных изданий. Я наблюдала за плавными движениями её округлых бедер.

Однажды, когда я зашла в магазин просто так, она объяснила мне, как чувствовать себя лучше благодаря книгам: надо читать залпом, но это не всё. «Возьмём, к примеру, свидание, — говорила она с привычной непринуждённостью. — В твоём возрасте большинство ребят чувствуют себя не очень в собственном теле, которое растёт во все стороны. Оно сковывает их, так что твои сверстники пытаются напустить важный вид. Вот что они делают, когда кто-то опаздывает на свидание?» Я пожала плечами: «Они сидят в телефоне или курят!» Карри расхохоталась, закинув голову и выставив напоказ шею, потом вдруг серьёзно взглянула на меня: «Глупости. От телефона мозг тупеет, не видит настоящей жизни. Что же насчёт второго варианта… я пробовала: отвратительный запах изо рта и лёгкие, забитые смолой. Не говоря уже о бледном лице. Но есть же книги! Что может быть сексуальнее книги? Вот ты сидишь в ресторане, а счастливый избранник опаздывает. Не надо телефона, доставай книгу! Ждёшь у выхода из метро? Книга! Такая загадочная, далёкая, умная… Немного помады — и нет образа чувственнее». Попивая чай, я не придавала значения словам Карри, но её аргументы попали точно в цель.

С тех пор я никогда не выхожу из дома без книги в кармане.

Карри повернулась ко мне:

— Твоя ночная жизнь бросается в глаза, юная оторва.

— Спасибо, мне гораздо легче от твоих шуточек. — Шуточки-минуточки… Может, Гюго?

— Это он написал про страдающего червяка, который влюбился в звезду?

— Ты про Рюи Блаза?

— О нём самом.

— И?

— Ну Виктор Гюго крут, это факт.

— Тогда, мой сладкий бабуин, у меня есть книга как раз для тебя! — воскликнула Карри и повернулась, рассекая воздух летящей гривой.

В руках у меня оказалась книга. «Отверженные».

Когда я её закончу, Элоиза уже наверняка позабудет об Эрванне и я смогу вернуться к нормальной жизни. Судя по толщине первого тома, своей менопаузы я тоже дождусь.

— Советую заглянуть в магазин и купить огромную коробку носовых платков. Ну и конечно, тебе теперь нужен карман побольше, — добавила Карри.

Я вышла из книжного с двумя кирпичами (всем романом целиком) и отправилась за носовыми платками: ещё не начала читать, а уже рыдаю.

На часах 21:30, я лежу в кровати в обнимку с грелкой. Мама по-прежнему в гостиной вырезает картинки из журналов и набивает ими бумажные конвертики. За ужином я наблюдала за ней, за её раздражающей манерой держать вилку за самый кончик и высовывать язык, когда она кладёт еду в рот. Мне захотелось заорать: «Возьми себя в руки! Соберись! У брюнетки с осанкой всё в порядке!» — но вместо этого я лишь попросила пятьдесят евро на туфли. Мама ответила: «Завтра».

Когда-то мой отец полюбил эту женщину. Причём настолько, что смешал с ней гены, чтобы на свет появился желанный, как они мне клянутся, ребёнок. К сожалению, других детей не последовало. Родители живут с этим призраком в браке. Но это ведь ничего, у стольких людей рождается всего один ребёнок. И вот теперь мой отец влюбился в другую. Или, по крайней мере, возжелал её.

Меня сейчас вырвет.

Я открыла книгу, а точнее — целый мир.

«В 1815 году преосвященный Шарль-Франсуа-Бьенвеню Мириель был епископом в Дине. То был старик лет семидесяти, занимавший епископский престол в Дине с 1806 года».

Ранним утром мамины вырезания поутихли. Отец вернулся домой: на краю раковины стояла его чашка из-под кофе. Я с ним не пересекалась, но он единственный человек во всём доме, который не знает, что у нас есть посудомоечная машина.

Мадам Шмино посмотрела на меня, будто обнаружила паршивую мышь на дне своей сумочки. Тут же раздался шёпот одноклассников, комментирующих мою только что объявленную оценку.

Семь из двадцати.

Одна из худших в классе.

Хотя нет — худшая.

— Если вы возьмётесь за учебу и позанимаетесь, мадемуазель Дантес, результаты будут лучше.

Таня получила восемнадцать. Её подружки стайкой сгрудились вокруг числа четырнадцать. У Виктора шестнадцать. Человек-тарантул получил семнадцать.

Обычно я хорошо учусь. Наверное, я в другом измерении или инопланетяне выпили весь мой мозг, вставив трубочку в ухо.

Семь из двадцати.

Мне стало жарко, свитер прилип к коже. Пока я снимала его, поймала на себе взгляд улыбающегося Виктора. Он провёл рукой по волосам и выразительно подмигнул. Тут случился второй прилив жара.

Менопауза.

Я отвернулась, посмотрела в окно и вдруг заметила, что наэлектризованные волосы колесом поднялись вокруг головы. Дрожащими пальцами я кое-как примяла их. Снова раздались смешки.

Мадам Шмино раздала все судьбоносные работы и поднялась на кафедру. Я пыталась заставить мозг вникать в её слова, но нейроны словно в заложники захватили.

А может, они уже все погибли.

Именем золотых спагетти, я не могу завались экзамены, это невозможно! Застрять здесь ещё на год?! Как выбраться из этой петли? Я не могу сосредоточиться, будто скольжу по серой ледяной вселенной. И Элоиза со своей одержимостью Эрван-ном вряд ли мне тут поможет.

Я выбежала из Питомника с уверенностью, что сегодня хуже уже не будет: по сценарию обычно главный герой уже настолько завяз в проблемах, что с ним больше не может приключиться ничего плохого.

Но я ошибалась.

Моя личная кульминация поджидала меня сегодня вечером — теорема непрухи во всей своей красе.