— Я ничего не знаю, — говорила я снова и снова, а сама втягивала голову в плечи и старалась отползти на кровати подальше, пока не упёрлась в стену.
Мои кошмары, похоже, начинали сбываться. Вот уже перевели из комнаты для гостей в каморку под лестницей, куда даже солнечный свет не проникает.
Почти чулан, спасибо, что туалет с душем имеется. А в подвале и такой роскоши не будет.
— Думайте, этого не может быть, чтобы вы не знали! Ваша мачеха сказала, что Вяземский сам похвалялся перед ней, как ловко придумал с паролем.
У меня голова шла кругом, а к горлу подкатывал тошнотворный ком. Это когда накроет с головой так, что хоть в туалет беги, а потом так же внезапно отпустит, но ты-то знаешь, впереди новая волна. И новый страх.
Сильнее прежнего. Выживешь ли?
— Это вполне в его духе. Он часто забывает цифры, а записывать такое опасно, — Ледовский продолжал добивать меня аргументами.
Сейчас мой мучитель напоминал дьявола, требующего душу, которую ему обещали. Кто-то в обход моего мнения.
Все доводы мужчины были разумными, я бы и сама с ними согласилась при других обстоятельствах, но у меня не было других. Только те, в которые угораздило влипнуть. Как муху в сахарную плёнку-ловушку.
— Я не помню ничего такого… — начала было я и внезапно осеклась.
Удивительная штука — память, подсовывает сведения в самый последний момент, когда хранить их уже опасно для жизни.
— Ну, — протянул Ледовский, вперившись взглядом в моё лицо.
— Он говорил: запомни. Да, точно! На прошлое моё день рождения. Что-то такое было, — я хмурилась, пыталась вспомнить больше, но ничего не выходило. — Мы тогда поссорились, и я не очень его слушала.
— Неразумно, Елизавета. Мне сказали, вы очень преданная дочь.
Тут уж я не выдержала!
— И кто же это сказал?! Соня? — я чувствовала, как готова вцепиться Ледовскому в глотку зубами. Много он знает о наших с отцом отношениях! — Я никогда не была предана человеку, который не раз от меня отказывался. Даже если отказ был неофициальным.
— Вы о том, что он не желал с вами проживать, пока искал очередную подругу?
— Именно.
Я помнила все подростковые обиды. Но не собиралась изливать душу своему похитителю. Мне не нужна его жалость, ничья не нужна. Давно всё переболело.
Мы с отцом просто слегка разные, когда я стала старше, вполне нашли общий язык, только вот для меня он уже так и не стал родным. По-настоящему.
— Так что вам надо было запомнить, Елизавета?
По виду Ледовского было заметно, что он не отстанет, пока не получит своего. Да и мне не хотелось ничего скрывать. Никакие документы не стоят загубленной жизни. Я не из героинь, жаждущих пожертвовать всем ради каких-то бумаг! Даже очень важных.
— Он подарил мне кулон с сапфиром. И сказал что-то типа «Он очень плотный и преломляет свет по-особому».
— И больше ничего?
— Ничего, — ответила я тихо, выдержав взгляд. Сейчас его глаза казались бездонными омутами, чёрными дырами, в которых каждый его собеседник видит лишь отражение своей души. И страхов.
— Что ж, Елизавета, вы прекрасно поработали. Думаю, я получил то, что мне было нужно, — Ледовский протянул руку и коснулся моей. Я вздрогнула, но не отстранилась. Не надо злить того, в чьих руках моя жизнь.
— Я проверю и вернусь, — продолжил он, сменив гнев и раздражение на подобие вежливости. — А вы пока отдыхайте. Немедленно распоряжусь, и вам выделят другую комнату.
— Может, не стоит? — ответила я, дрожа как осиновый лист. Но не сказать этого не могла. Натерпелась, пока гадала, куда меня переведут. — Не хочется постоянно переезжать.
— Будет так, Елизавета, как я скажу. Если понадобится, и мне этого захочется, вы переедете в мою комнату и будете сидеть там и ждать моего прихода. С нетерпением. Поверьте, я знаю, о чём говорю.
Ледовский говорил мягким бархатным голосом, который так диссонировал со смыслом им сказанного. И от этого мне сделалось так жутко, что я не могла сдвинуться с места и оторвать взгляда от его лица.
Не верилось, что всё это происходит со мной на самом деле. Казалось, я сплю и вижу кошмар, осталось собраться и открыть глаза.
Потом позвоню другу Косте и рассскажу о том, что мне приснилось. Он успокоит и предложит приехать, а я откажусь. Не хочу переходить черту от дружеской поддержки к попытке притвориться, что между нами может быть что-то другое. Не хочу отказывать.
А сейчас я смотрела в лицо Ледовского и понимала, что такому не отказывают. Он прав: захочет — всё будет. И так, как он захочет.
Есть люди, которым нельзя отказать, так ещё отец говорил. Ледовский из таких.
Наверное, он заметил мой ужас, потому что убрал руку и сказал небрежным тоном:
— Не дрожите вы так, Елизавета, к счастью, вы совсем не в моём вкусе.
И вышел, а я осталась дрожать под одеялом до самого утра. Где-то в глубине души взвилась и тут же выпала горьким осадком обида: я вполне себе привлекательна.
Но тут же я мысленно надавала себе по щекам: вот уж нашла чему огорчаться, Ледовскому не понравилась! Надо судьбу благодарить за это.
Варвара явилась почти в восемь. Принесла поднос с завтраком и с явным неудовольствием, написанном на лице, объявила, что меня переводят в другую комнату.
Я послушно поплелась вслед за горничной, понимая, что как ни возмущайся, а сделают так, как приказал хозяин.
Не хотелось бы больше с ним видеться наедине. До дрожи я его боялась и в то же время не могла сказать, чтобы он вызывал во мне брезгливость. Скорее я как кролик была готова ползти в пасть питона, если прикажет.
Лишь бы всё закончилось быстро.
Так относятся к дикому хищнику. Знаешь, что безумно опасен, но пока сидишь смирно — не тронет. Другой добычи хватает.
Поселили меня в комнату, просторнее и больше той, первой, даже разрешили спускаться в библиотеку, где я и просиживала часами, прерываясь только на то, чтобы поиграть, встретить или проводить на прогулку бультерьера Самсона.
Жаль, не разрешили с ним выходить за пределы дома.
Мысль о побеге приходила мне в голову, но пока я её отгоняла, как несущественную. И неосуществимую.
Виктор, охранник, выгуливающий собаку, становился всё более словоохотливым. Правда, все наши разговоры касались только Самсона.
Я специально спрашивала его о собаке как бы между делом, чтобы расположить к себе. Часто так поступаешь с владельцами животных: некоторые ни за что не расскажут об обстоятельствах травмы питомца, а слово за слово, и картина ясна.
Так я смогу разговорить Виктора и узнаю, где именно находится дом. Может, не так далеко от деревни или районного центра? Не посреди же Беловежской пущи!
Этого, к слову сказать, я так и не узнала. Зато выяснила, что хозяин уехал по важным делам. И у меня будет три дня передышки.
Но они закончились очень скоро. В назначенный срок меня позвали в библиотеку.