Семён мне нравился, с ним был весело, но пока я не допускала его до тела.
С моего последнего секса с Ледовским прошло четыре месяца, а тело помнило те прикосновения. И когда Семён меня целовал, когда проводил рукой по талии, спускаясь к ягодице, это вызвало желание немедленно всё прекратить.
Ощущение неправильности происходящего. Треснувшего зеркала. Если им продолжать пользоваться, это приведёт к несчастью, так говорят.
И я мямлила, что пока не готова. Отец, который знал родителей Семёна, наверняка намекнул, что я ещё девственница, вот кавалер и не настаивал сильно.
Все как-то разом решили, что через полгода мы съедемся, а через год поженимся, и я засяду дома рожать детишек.
— Ты всё решил за меня, — говорила я каждый раз, и он каждый раз недоумённо поднимал брови.
— Я же мужчина, это моя роль, детка.
Это его «детка» выбешивало. Сам он мне не был противен, с ним было интересно, и целоваться умел, но всё же мне не хотелось бы пока сближаться. Просыпаться в одной постели. Быть привязанной к нему.
Впрочем, я уже решила, что пора переходить в другую плоскость. Сегодня после театра я приглашу его к себе на «чашку чая». Раздвину ноги и позволю себя трахнуть. Просто потому, что пора.
Потому что я устала от навязчивых воспоминаний. От иллюзий, что Ледовский всё время следит за мной, от надежды, что однажды он позвонит и спросит, как у меня дела.
Перевёл же мне деньги, которые отец отдал ему в качестве выкупа!
Я тешила себя мыслью, что между нами что-то промелькнула. Наивная дура! Меня просто использовали как подстилку и выбросили, вытерев ноги. Носовой платок, блин, вот кто я для Ледовского! Кем была!
Он уже и думать забыл обо мне. А мне пора сделать то же самое, а не хранить ему дурацкую верность!
Так я думала и, собираясь на вечер, надела красивое сексапильное бельё, надушилась особым парфюмом, выбрала белое узкое платье на тонких бретельках и пообещала себе, что буду давать авансы Семёну, чтобы вся затея не пошла прахом.
Хватит ему справлять нужду в ночных клубах, пора и мне доставить удовольствие.
А если не получится? Если тебе не понравится?
Тогда я найду третьего. Четвёртого, пятого, но изживу телесную память о прикосновении того, первого.
Увидев меня, Семён довольно улыбнулся.
— Может, не поедем никуда? — прошептал он, целуя меня в шею. Я чувствовала его возбуждение, но вот так сдаваться не хотелось. Я инстинктивно отодвигала тот момент, когда ломаться больше будет нельзя.
— Я так ждала этот спектакль. Ты обещал, — мурлыкала я ласковой кошечкой, и он снова принялся гладить меня по спине, спускаясь всё ниже. — Остановись!
Получилось слишком резко, согласна.
И всё же сработало. Семён хмыкнул и подал мне руку.
В театре для нас была заготовлена ложа на двоих. Я уже подозревала, что мне не дадут посмотреть представление на сцене, а будут лапать, и сразу сказала, что в таком случае просто уйду.
— Я понимаю. Ты боишься?
Намекает, что у меня впервые, и будет нежным.
И всё же это были слова. Я уже чувствовала, что должна этому мужчине. Пусть трахнет меня хотя бы раз, а там будет видно.
Прозвенел третий звонок, и свет в зале погас.
Тут же рука Семёна легла на моё колено, и я вздрогнула. В темноте так легко ошибиться. Закрыть глаза, представить, что это тот, другой, что нет никакого Семёна, которому я задолжала ночь любви, я уже перемотала это обратно и снова оказалась в комнате-клетке. И сейчас снова отдамся Ледовскому в первый раз.
Почувствую его запах и горячее дыхание возле шеи.
Нет, это не его запах и не его дыхание.
— Ты такая сладкая, Лиза! Так бы и проглотил целиком, — он коснулся языком кожи на шеи, и мне захотелось отодвинуться, но я заставила себя остаться на месте.
Нет, ничего у нас не получится. Не с ним.
— Ты не слишком торопишься?
— Шутишь? Я уже месяц о тебе мечтаю.
Месяц! Что такое месяц! Я старомодна.
— Давай здесь, детка, нас никто не увидит, — рука Семёна скользнула под платье и прошлась по внутренней поверхности бедра. Я сжала ноги. — Расслабься!
— Не могу, на нас смотрят!
— Никто не смотрит, все заняты собой.
Он был прав. И он держал руку между моих сжатых ног, а я мысленно молила, чтобы сейчас что-то случилось, и всё это оборвалось.
Пальцы Семёна оглаживали бугорок клитора через тонкую ткань трусиков, и мне сделалось жарко. Возможно, он прав. Лечь на пол под стульями, раздвинуть ноги и закрыть тему, но мне было противно. Я не шлюха, пусть некоторое время назад так о себе и думала.
Меня нельзя трахнуть между делом. Между двумя театральными актами устроить половой «по-быстрому». Это как справить нужду в общественный унитаз.
— Убери руку, или я уйду! — прошипела я.
Но он закрыл мне рот поцелуем. Целоваться Семён умел, руку убрал, и я позволила впиться в свой рот, постаравшись расслабиться. Он был мне приятен? Когда мы целовались, когда я чувствовала нежные прикосновения его языка к своему, мне нравилось.
— Ты сводишь меня с ума, детка!
Свожу, а ты меня — нет! Что-то между нами было неправильное. Гадкое, как мокрая после дождя скамейка в парке.
— Перестань, пожалуйста! — сказала я тихо, но твёрдо, оттолкнув его снова. Легонько, чтобы не привлекать внимания.
Дура я, надо было настоять на местах в партере, сейчас бы этого не было. Или отдаться ему до выхода, ещё дома.
Телефон брякнул сообщением.
— Пусти, дай посмотреть!
— Это так срочно?
Ирония в его голосе и какая-то скрытая злость заставили напрячься.
— Может, и да. С работы или отец.
Упоминание об отце заставили его отодвинуться скорее, чем все мои жалкие потуги ранее.
«Немедленно выходи в коридор, первый поворот налево. Я жду».
Без подписи, с неизвестного номера, но сердце заколотилось так, что в глазах потемнело.
— Что с тобой, Лиза?
— Мне надо выйти ненадолго.
— Я с тобой.
— Ну уж нет! Я одна. Мне надо выйти отдышаться, а не трахаться! — бросила я ему в лицо и, не дожидаясь ответа, выскользнула в дверь, сжимая сумочку и телефон.
Что, если это ошибка, сообщение предназначалось не мне? А сердце всё стучало, хотело верить в чудеса. И ноги не сгибались, меня пошатывало. Ладони сделались сухими и холодными.
В коридоре, покрытом красной ковровой дорожкой, было тихо. Мимо прошла девочка в униформе театра и странно на меня посмотрела. Наверное, выгляжу я так себе. С растёкшейся помадой, как Соня, мачеха, во времена её работы в эскорте. Она бы не ломалась вовсе, а мне не к чему терпеть то, что не нравится.
Никогда не курила, а сейчас подумала, что с удовольствием бы затянулась сигареткой.
Вечер был безнадёжно испорчен. Что я стою тут и выжидаю? Посмотрела на экран телефона, но он молчал.
Первый поворот налево? Кажется, там указатель, ведущий в женский туалет. Правильно, приведу себя в порядок, пока Семён вслед за мной не вышел, и уеду на такси домой. Не сегодня, мой несостоявшийся любовник!
И всё же перед самым поворотом я остановилась, будто собиралась сделать шаг в неизвестное. И тут же себя мысленно обругала: дурочка ты, всё это шутка или ошибка.
Вся моя надежда — сплошная ошибка и рана, которую ты сама старательно ковыряешь палочкой. Боишься, что затянется.
И ты забудешь его лицо. Его прикосновения. Но не хочешь забыть.
Я покачала головой, усмехнулась и повернула за угол, где столкнулась лицом к лицу с Ледовским.