17.1

Эти несколько дней пролетели в неге и безделье. В доме связь была лишь на втором этаже, я звонила отцу пару раз и убедилась, что имею связь с внешним миром.

Дима сдержал слово и ни разу не напомнил о том, что я должна дать ответ. На острове были три служителя, выполняющих подсобные работы, и три служанки, их супруги, работавшие по дому.

Нам подавали безумно вкусные блюда из рыбы, пойманной тут же, мы сами ездили на рыбалку, и Дима нежно учил меня держать удочку в руках и тянуть сеть. Мы здорово сблизились в этом его раю, но, засыпая ночью в его объятиях, я думала о том, как мы уживёмся, когда идиллия останется позади.

И внезапно поняла, что решение принято. Я согласилась и теперь искала пути, как бы всё сделать с наименьшими нервами. Например, думала о том, как сказать отцу.

Можно было не говорить, но я решила, что не буду врать.

— Он скажет, что ты предательница, — вечером в последний день сказал мне Дима. Загоревшим, с открытым взором он казался обычным человеком, довольным выпавшей на его долю минуткой отдыха.

— С чего ты решил, что я об этом думаю?

Было похоже на магию.

— Ты всегда загоняешься, Лиза. У меня была такая проблема, лет семь назад.

— И как ты от неё избавился?

— Нанял тех, кто будет думать о моих проблемах. И о том, как их решить. А я только контролирую.

— Ты прав, — улыбнулась я. Он так пристально смотрел на меня и улыбался, что мои проблемы казались легко решаемыми. — Я всё равно для него неудачная дочь. Он только скажет, что так и знал. Впрочем, утешится ребёнком от моей мачехи.

— Значит, согласна?

— Ты уже понял.

— Я всё про тебя понял, Лиза, как увидел впервые.

* * *

Москва встретила нас дождём и ветром. В аэропорту мы с Димой расстались:

— Я жду тебя через неделю, — произнёс он. — За тобой придёт машина. Хватит времени?

— Вполне. И куда меня отвезут? В Беларусь?

Я содрогнулась при мысли о том доме, где меня держали пленницей. Где жила «Чёрная королева», откуда я сбежала, чтобы снова вернуться. Только не туда!

И снова Дима будто увидел мои страхи:

— У меня есть небольшой домик в Подмосковье. Начнём с него.

Я чуть было не ляпнула: «А разве ты не в розыске?».

Но вовремя вспомнила, что мой отец тоже много чем противоправным занимается, а, поди ты, уважаемый гость на многих званых вечерах!

— Если тебе страшно, то можешь не говорить про нас отцу. Потом позвонишь.

— Нет, думаю, это должно быть с глазу на глаз. Между мной и им.

Дима ничего не ответил. Кивнул.

Я всё ждала, что поцелует, но понимала, что на людях Дмитрий Ледовский — глыба и скала. А то, каким он бывает наедине со мной, я уже знаю.

Водитель Димы довёз до дома и занёс вещи в квартиру.

Я сразу позвонила отцу и сказала, что нам надо поговорить. Он воспринял это с небрежным спокойствием, и я злорадно подумала, что он даже не представляет, что за новость я принесла в клюве.

Заранее спросила Диму, стоит ли говорить о нём отцу, и он кивнул.

— Я сначала хотел наказать его через тебя, но понял, что не хочу. Я не простил его и не прощу, но к тебе не относится, Лиза. Я обещаю тебе, чтобы между нами не было, но твоего отца это не затронет. Ради тебя я отступаюсь от мести. Если будет мешать нам, получит ответку, первым не нападу.

На том и расстались. Моя рука задержалась в его ладони, и мы разошлись, чтобы через неделю увидеться снова.

Честно говоря, я сомневалась. Но методично выполняла свою часть договора: уволилась с работы, забрала от Любы кошака, потому что без своего одноглазого Пирата никуда не поеду.

И вот настал вечер очередного семейного ужина.

Я одевалась, как на битву. Чёрные брюки, водолазка, зализала волосы в кулю.

Мачеха зато разоделась как Барби. Даже пряди покрасила в розовый. Была вся такая воздушно-вульгарная, приторно-слащавая в своей радости от встречи.

Хоть утки по пекински не было, на ужин заказали пасту в трюфельном масле и неаполитанскую пиццу.

Отец всегда пил коньяк, я же сегодня ограничилась бокалом шампанского.

Соня щебетала о своей беременности, и я слушала её, кивала, чувствуя на себе взгляд отца. Он не верил, что я пришла просто так, понимал, что у меня новости, и вот в середине ужина прервал подробный рапорт Сони об УЗИ и брякнул:

— Ты тоже беременна?

— С чего ты взял? — спросила я, чувствуя, что ужин подошёл к концу.

Ну и хорошо!

— Ты так внимательно слушаешь глупый трёп моей жены, что я даже глазам не поверил!

Соня заткнулась и закусила нижнюю губу. Мне впервые за последнее время стало её жаль.

— Ты мог бы и повежливее быть со своей беременной супругой, — заметила я.

— Отставь нас! — бросил отец, и Соня пулей выскочила из-за стола. Отправилась наверх плакать. Но она знала, с кем связывается: отец любил быть грубым и резким с тем, кто от него зависел. Чтобы помнили. И не зарывались.

— С кем ты летала?

— С Дмитрием Ледовским, — выпалила я.

Ожидала чего угодно: бокала в голову, ругани и мата, даже вдергивания скатерти со всей посуды на пол. Отец дома часто бывал несдержан, считал, что так показывает, что он альфа-самец в стаде. На людях, благодаря стараниям моей матери, он умел показывать интеллигентный лоск и христианское смирение.

Но ответом мне была зловещая тишина. Я даже слышала, как шелестели ветки под окном.

— Вот, значит, как — начал он таким спокойным тоном, что я почувствовала: мне конец.

— Я понимаю, что ты думаешь, — пробормотала я, уткнувшись в тарелку.

— Понимаешь? Шлюха, как и твоя мать!

Надолго его спокойствия не захватило. Отец вскочил, отбросив стул, что он жалобно затрещал. На звук прибежала нанятая для вечера горничная, и ей в голову полетел коньячный бокал. Пустой.

Я медленно встала, борясь с желанием немедленно бежать. Но нет, я ему не доставлю такого удовольствия. Пусть выслушает!

— Моя мать — лучшее, что с тобой случилось! Жаль, чтобы настолько примитивен, что её не оценил!

Отец побагровел и ослабил галстук. Я вдруг побоялась, что сейчас его хватит удар. Нет, этого я вовсе не хотела!

— Вон из моего дома! Ты мне больше не дочь!

— Вызвать скорую? — спросила я, видя, что он еле добрёл до диванчика. Но отец так свирепо посмотрел на меня, заматерился отборными ругательствами, что оставалось взять сумку и выйти.

Кажется, он что-то кинул вослед, но я не остановилась и не оборачивалась.

— Когда он выкинет тебя, приползёшь на коленях! Глупая сучка!

И ещё много чего я слышала. Но понимала: не приползу. Захочет помириться, пусть звонит. Но и здесь понимала: не станет пока. Пока у него будет новая надежда — сын.

А я сумею о себе позаботится сама.

— Оставь ключи от квартиры!

— Это квартира досталась мне в наследство от матери. Обойдёшься!

И снова что-то шмякнулась слева от меня. И полились ругательства, окатив меня не хуже дождя за порогом.

Давно бросила курить, а вот сейчас захотелось.

Я стояла под дождём, не чувствуя холода. Я была словно раскалённая сковородка, тряслась, как в лихорадке, и мне хотелось, чтобы дождь не заканчивался. Сесть на скамейку в саду и сидеть, пока не придёт зима.

Не для того, чтобы вымолить у отца прощения, я не считала себя виновной, но чтобы не действовать. Не думать. Не идти куда-то. Или прийти домой, окутаться одеялом, как коконом и выключить телефон.

Но я преодолела оцепенение и медленно пошла вперёд. Кивнула охраннику у ворот и вышла на улицу. Надо было вызвать такси, но у меня не было сил. И желания. Хотелось прогуляться.

Так и побрела до автобусной остановки. Здесь транспорт ходит круглосуточно.

За спиной послышались шаги. Я обернулась, ожидая увидеть кого угодно, но не его. Дмитрия. Он шёл под чёрным зонтиком, внезапно выступивший из темноты ночи. И молча привлёк меня к себе, поцеловав в кончик носа.

Я думала, что заплачу, буду жаловаться на отца, но всё это теперь показалось излишним. Он знал, что между нами произошло. Знал и просто поддерживал меня.

Обнявшись, мы пошли дальше. А дождь усиливался, стеной отделяя нас от прошлого, оставленного позади. Я ни разу не оглянулась. Пока это было мне не нужно. Неважно.

Важно было лишь тепло его тела, от которого я, наконец, перестала дрожать.


Конец

Загрузка...