Утром я проснулась поздно. Часы на тумбочке показывали десять, но шторы были задвинуты.
Что это: забота, чтобы дать мне выспаться или ещё один ход в игре? Шаг вперёд — два назад.
Мы кружились с Дмитрием Ледовским в танго, музыка звучала в наших ушах, заставляя тела двигаться синхронно.
Наше общение и есть танец, где он ведёт и точно знает, когда я оступлюсь. И насколько сильным будет моё падение.
Я вспомнила то, что было ночью, и мне сделалось стыдно. И страшно.
Что будет теперь со мной? Можно было бы представить, что он, удовлетворив свою похоть, оставит меня в покое. Я больше не представляю интереса. Бабочка с оторванными крыльями.
Между ног всё ещё саднило, но уже гораздо меньше. Я теперь стала женщиной, и что изменилось? Ничего.
Я всё ещё в клетке. В его клетке.
Прошла в ванную, долго стояла под душем, прислушиваясь к своему телу. Я тянула время, боялась, что меня позовут вниз, и не знала, как буду себя вести. Решила, что буду делать вид, что ничего не произошло. Главное — не краснеть и спокойно смотреть ему в глаза. Последнее давалось мне с трудом, но я постараюсь.
А там по обстоятельствам.
В конце концов, это ему пусть будет стыдно, что воспользовался моим положением. А я просто подчинилась. Уступила его силе и звериной похоти.
Вытиралась полотенцем и вспомнила о том, что мне было хорошо. Больно, унизительно, но хорошо, и снова щёки запылали от стыда. От маленького желания повторить всё вновь и понять, будет ли мне так же сладко.
Я оделась в джинсы и белую водолазку, завязала волосы в узел, чтобы ничто в моём облике не напоминало о вчерашней ночи.
Не успела как следует привести себя в порядок, ключ в двери повернулся и вошла Варвара с новым чехлом для одежды.
— Хозяин просил передать, что вечером вам надо быть готовой к семи часам. Наденьте вот это, к вашим услугам будет мастер причёсок, придёт в пять. Подумайте, что хотите, и скажите ей.
— Мастер причёсок? — удивилась я. Не сулило это для меня ничего доброго.
Не парикмахер, а именно мастер причёсок. Звучит пафосно. И опасно для меня. Новый ход игры, Дмитрий Максимович?
— Разумеется. Вы едете в ресторан. Там подают морских гадов. Дмитрий Максимович, просил узнать, нет ли у вас аллергии на морепродукты, — и снова в словах горничной проскочили злорадные нотки. Светлые глаза её блеснули недобрым огоньком.
Понятно, ещё одна ловушка.
— Нет, передайте Дмитрию Максимовичу, спасибо за приглашение. Я люблю морских гадов.
Сделала акцент на последнем слове. К чему миндальничать, когда эта прислужница Чёрной королевы в любом случае исказит мои слова. Да и какая разница, что обо мне подумает всесильный хозяин?
Пусть держит слово. Если так, то завтра я буду дома.
Завтра. И всё останется в прошлом. Страх, боль, унижение, сладость, смешанная с горечью. Я помнила его поцелуи. К своему стыду, мне хотелось бы ощутить их ещё раз. Последний. Только поцелуи, разумеется.
Варвара кивнула и вышла, оставив на постели закрытый чехол. Дождавшись, пока затихнут шаги в коридоре, я бросилась его расстёгивать.
Внутри было ярко алое вечернее платье на тонких бретельках и с вырезом до середины спины. И записка, обёрнутая вокруг стебля чёрной калы. «Алиса нашла выход из Зазеркалья. Осталось сделать последние шаги».
Намёк понят. Ледовский выполнит обещание.
К счастью, днём мы не пересекались. Когда меня позвали вниз, оказалось, что это охранник Виктор пригласил меня на прогулку с Самсоном. Конечно, не было и речи, чтобы пойти за периметр, но я была рада и этому.
Солнцу, своему настроению, предвкушению освобождения. И сегодняшнего вечера.
— Я же говорил вам, барышня, что ничего хорошего из всего этого не выйдет, — смущённо начал охранник, когда мы углубились в сад.
Самсон был рад мне больше прочих, а когда я угостила его припрятанными специально для такого случая вкусняшками и потрепала по шёрстке, то даже принялся повизгивать от волнения.
— Ты прав. Надеюсь, тебе за меня не влетело.
Он отвёл глаза. Понятно, наказали.
— Прости, пожалуйста. Скажи куда, и я вышлю деньги, что ты мне дал. И больше вышлю, — затароторила я, вдруг почувствовав себя принцесской, вокруг которой все должны были прыгать.
Я ненавидела, когда мачеха вела себя подобным образом, и вот теперь я тоже стала такой же сукой, использующей людей по своему хотению-велению?!
— Не стоит, барышня.
Кажется, я его смутила, и сама смутилась.
— Что вы здесь делаете, Лиза? Разве я разрешил вам уходить гулять? — металлический голос Ледовского заставил меня обернуться и побледнеть.
Меньше всего мне сейчас хотелось смотреть ему в глаза, но я заставила себя это сделать. В его взгляде по-прежнему был серый туман, скрывающий глубокий омут. Войдёшь в него — не вернёшься. А мне надо вернуться.
— Простите, я хотела подышать свежим воздухом. Горничная не сказала, что этого нельзя делать.
Я выпалила всё это, а он молчал и продолжал смотреть на меня, будто я сказала не всю реплику, положенную по роли.
— Я сейчас же вернусь к себе. До свидания, Виктор.
Мне хотелось убежать, как школьнице, которую отчитал строгий директор, но я заставила себя уйти спокойно, не опуская головы. Смотрит ли он мне вслед? Вряд ли выкажет слабость при охраннике.
Ничего, я постараюсь о нём не думать до самого вечера.
Поднявшись в комнату, села у окна и принялась листать книгу о лисах. Редкое издание. Я взяла тонкий карандаш и стала делать пометки на полях. Книгу это не испортит, а мне надо сосредоточиться на работе.
Уже скоро вся эта комната, эта страна превратится в воспоминание, а работа останется. У меня были влюблённости, я всегда справлялась с ними с помощью работы. Но то, что происходит со мной сейчас, не похоже на влюблённость. На наваждение, мистический туман, в котором я бреду, вытянув руки, и всё время натыкаюсь на своего тюремщика. И у меня пока нет сил бежать.
Хотя знаю, что спасение близко. И не желаю, чтобы он быстро отпускал меня. Пусть помучается. Наверное. Или поиграет, если так угодно, и я тоже включусь в его игру.
Я мотнула головой и вернулась к чтению. Пришлось перечитать одну страницу несколько раз.
За этой книгой я гонялась несколько месяцев. Издание для узкого круга специалистов по лечению лисьих, оно было выпущено малым тиражом, а я вот так карябаю на полях острым карандашом! Конечно, эту книгу я оставлю здесь, мне чужого не надо.
Что он сделает с ней потом, когда я уеду? Должно быть выкинет.
И не посмотрит на мои записи.
Вечер подкрался незаметно. Мне всё-таки удалось пролистать почти половину книги, как явилась парикмахер-стилист. Дама неопределенного возраста с чемоданчиком парикмахерских аксессуаров и средств для макияжа.
Было в её облике что-то воздушное. Я сразу окрестила её Феей за тонкую, высокую фигурку и копну завитых в тугие пружинки светлых волос.
— Мне велено подготовить вас. Не бойтесь, — произнесла она, заметив замешательство на моём лице. — Я сама не терплю вульгарность. Сказали, макияж должен быть ярким, но я сделаю так, что вы будете королевой. Есть пожелания по причёске? Мы можем поднять волосы наверх, чтобы оголить шею, это будет эффектно.
— Нет. Просто чуть подкрутите, поднимите с висков, а так оставьте распущенными.
Фея кивнула и принялась за работу. Я сидела у столика с зеркалом, который внесли сразу за стилистом, и следила за тем, чтобы не быть слишком сексуальной. Не хотела сходства с его Миланой.
Моя бы воля — совсем осталась бы ненакрашенной. Пусть видит меня такой, какая есть. Пусть не думает, что я хочу ему понравиться.
И всё же, закончив с причёской, Фея принялась рисовать мне лицо. Взмах — и подчеркнула острые скулы, второй — и на моих веках нарисованы идеально ровные, но не совсем тонкие стрелки. И, конечно, не удалось избежать алой помады.
Но я настояла на своём.
— Только не алый! Давайте вот этот, карамельный.
— Он не подходит к платью, — решительно заявила Фея. — Тогда возьмём бордо. И растушуем до эффекта «губ, тронутых вином».
Звучало призывно. Когда Фея закончила колдовать, из зеркала на меня смотрела красотка из нуар-фильмов, этакая «фамм фаталь», которая приходила к частному детективу за помощью, а в конце оказывалась главной злодейкой.
— Взгляните на туфли. Какие выберете? Рекомендую те, что на шпильке.
Охранник принёс три пары коробок. В первой были бархатные алые туфли с каблуком-шпилькой, их я отмела сразу. Во второй — чёрные балетки в духе фильмов с Одри Тату «Завтрак у Тиффани». Нет, они тоже не шли к платью чуть ниже колена.
Я выбрала третьи — тёмный беж, почти карамельные, на небольшом устойчивом каблучке. Теперь можно выбрать чулки, а колготки к платью не прилагались, телесного цвета. Не чёрные, делающие меня похожей на дорогую проститутку.
Наверное, Ледовскому нравились именно такие. Вульгарные, вызывающие дамочки, но тем больше поводов выбрать что-то поскромнее. Пусть я стану его разочарованием!
— Мы готовы, — Фея подошла к двери и постучала условным стуком.
Дверь сразу открыл охранник в чёрном костюме. Я раньше не видела его здесь, хорошо, что это не был один из тех амбалов, что приволокли меня с мешком на голове в этот дом. Жаль, что это был не Виктор, мне было бы спокойнее.
— Приятного вечера, Елизавета Евгеньевна! — помахала на прощание Фея, улыбнулась, как бы извиняясь то ли за свои слова, то ли за работу. Она повернулась и принялась собирать свои вещи, сбрасывая их внутрь чемоданчика.
Вероятно, ей не велели задерживаться.
— Нас ждёт машина, — буркнул охранник, и я вся напряглась.
— Куда меня повезут?
Но мне не ответили. Пришлось спускаться по лестнице, хотя хотелось вцепиться в перила и закричать, что никуда не двинусь, потому что не хочу умирать.
Я вдруг почувствовала, что не будет никакого ресторана. И Ледовского не будет. Меня вывезут в лес, пустят пулю в лоб и бросят у дороги. Чтобы нашли наутро, чтобы передали тело отцу, а он увидел, в каком я наряде. Понял бы, чем я тут занималась. Наверняка подумает, что меня, как там называют «пустили по кругу».
Да, Ледовский придумал изощрённую месть: трахнуть дочь врага, сделать из неё шлюху, одеть как шлюху, пристрелить как шлюху. И вернуть тело отцу.
В этот момент я ненавидела своего тюремщика. И тем сильнее, чем меньше ступеней оставалось до подножия лестницы, но я шла с гордо поднятой головой. Умолять я не буду, бесполезно, а ему пусть не передают, что я скулила перед смертью. Или он всё решил сделать сам?
Хоть бы так. Тогда я плюну ему в лицу. Или просто отвернусь. Не читать же морали бандиту и убийце!
Меня посадили в чёрную тонированную машину на заднее сиденье. Охранник устроился рядом с водителем.
Они не разговаривали, или я не слышала, потому что нас разделяла непроницаемая чёрная перегородка.
Машина мягко тронулась и выехала за ворота, свернув на проселочную дорогу.
И всё же через пару часов, когда я уже устала бояться и успела подремать, машина въехала в небольшой город. Это не был тот посёлок, до которого мне удалось добраться, тот выглядел более провинциально.
А здесь хоть и не Москва, но вывески и подсветки вдоль бордюра, широкие трёхполосные дороги — всё кричало о городе, в котором есть, где работать, куда сходить на выставку или концерт, и где вкусно поесть.
Ресторан оказался на втором уровне круглого здания с панорамным видом на реку. Охранник передал меня из рук в руки распорядителю зала, молоденькая девица выбежала встречать меня к машине.
— Вас ожидают, — подобострастно поклонилась она, показывая дорогу.
Значит, не убьют. Уже здорово.
Мелькнула мысль, что сейчас меня передадут представителю отца, и я больше не вернусь в тот особняк, где провела не самые лучшие дни.
А я даже не успела поблагодарить Виктора, от души сказать, насколько благодарна ему не столько за помощь, теперь я понимаю, что он действовал по указке хозяина, сколько за человеческое отношение.
Говорили же мне: остаться. Намекали, да тогда я слов не слышала.
И с Самсоном я не успела попрощаться. Животных я любила больше, чем людей. У животинок, если они привязаны к тебе, не бывает двойного дна.
— У вас отдельный малый зал. Я лично буду следить за тем, чтобы все ваши пожелания исполнялись, — девушка, ей едва ли исполнилось больше двадцати пяти, выглядела так, будто изо всех сил старается казаться богаче, чем есть на самом деле.
Мне было таких жаль. Когда родился в богатой семье, или когда твоя семья стала таковой давно, учишься отличать богатство от того, что называется «пыль в глаза». Мой отец сейчас довольно состоятельный, и в этом нет никакой моей заслуги.
И всё же мне всегда хотелось сказать таким девочкам: сразу видно, что ты обычная. Не ищи богатства через замужество, оно не сделает тебя счастливым лишь по этой причине.
Моя молодая мачеха ненавидела отца. Я была в этом уверена. Ненавидела и боялась, не изменяла лишь по причине страха, что он выкинет её с голой попой. А он мог. И сделал бы. Уничтожил, растоптал и всё это под соусом заботы.
Ледовский был таким же. Наверняка. С чего ему быть иным?
При воспоминании о нём, о вчерашней ночи, у меня снова появилась слабость в ногах. Желание не перечить, а делать, что скажут.
И я боялась Ледовского, но не так, как мачеха отца. Я боялась, что однажды, если моё пребывание тут затянется, я стану считать, что мне нравится, когда он рядом.
Вот и сейчас постарается быть холодным и обаятельным одновременно. Или он не старается вовсе, так само у него выходит?
Меня впустили в небольшой уютный зал, где стоял всего один, но довольно большой круглый стол для компании из пяти-восьми человек. И за ним уже сидели двое.
При моём появлении оба повернули головы. На лице Ледовского промелькнуло одобрение, и оно снова сделалось вальяжно-безразличные, будто он был режиссёром, драматургом, точно знающим, чем окончится сегодняшняя сцена. Да и вся пьеса в целом.
А вот Милана не ожидала меня увидеть. Впрочем, как и я её.
Первым желанием было повернуться и уйти. Но я знала: не позволят. И она это знала.
— Проходите, Лиза. Мы вас заждались, — улыбнулся Дмитрий. И я ужаснулась про себя, с какой лёгкостью я назвала его по имени.
Не в постели, не в момент, когда мозг затуманился желанием принадлежать ему без остатка, а вот так, в обычной жизни.
Это «мы» покоробило Милану. Она выглядела загоревшей, отдохнувшей, идеальной спутницей аристократичного бандита, коим и был Ледовский. Они неплохо смотрелись вместе, и мне это не нравилось.
Официант отодвинул мне стул, и я устроилась на месте, рядом с Ледовским. Напротив, по другую его руку, сверлила меня глазами Милана. Я старалась не встречаться с нею взглядом, но подметила, что одета она, как всегда, безупречно: маленькое чёрное платье, яркий макияж, не переходящий границу, за которой кричащая красота превращается в шлюховатость эскортницы.
— Лиза завтра уезжает домой. — произнёс Дмитрий так, будто меня здесь не было.
Я решила помалкивать и не поддаваться на провокации. А они будут, иначе нас обеих сюда не позвали. Ледовский хотел видеть, как мы будем драться за него? Не дождётся!
— Давно пора, — отозвалась Милана. — Соскучились, должно быть, по папе, Елизавета?
— Да, — коротко ответила я, подняв на «Чёрную королеву» глаза.
Ледовский наслаждался выстроенной сценой, я чувствовала кожей, как он за нами наблюдает и не вмешивается.
Подали осьминога с каким-то экзотическим гарниром, вкуса которого я не ощутила. Казалось, жую обычную полбу, а она не жуётся.
— Не нравится, Лиза? — спросил Дмитрий и на этот раз без тени привычной для меня насмешки
— Не нравится, — ответила я, но смотреть в его сторону не стала.
Не дождётся.
Пусть сидит и гадает, что именно мне не нравится. Впрочем, понятно, что всё.
— Закажите что-нибудь другое. Вам приготовят любое блюдо.
— Самолёт до Москвы, пожалуйста, — улыбнулась я и нарушила данное себе слово. Посмотрела ему в лицо.
Кажется. Я помнила каждую чёрточку. Трогала пальцем, целовала, таяла в его руках, и всё это было с какой-то другой Лизой. И Дмитрий был другим: вполне себе осторожным, возможно, я приняла его ласку за нежность. Конечно, с чего ему испытывать ко мне что-либо, кроме отвращения. И желания уничтожить моего отца, причинив страдания мне.
Милана картинно засмеялась, будто я сморозила ужасную глупость, но я не смотрела на неё. Лишь на него.
«Зачем ты меня позвал?» — хотела бы спросить я, если бы оказались наедине.
«Чтобы ты понимала, что не одна у меня, и никогда одной не будешь», — думаю, он ответил бы он.
И что бы я сказала в ответ? Промолчала, вероятнее всего.
Или пожала плечами.
— Это блюдо заказано на завтра.
Я не сразу поняла, о чём он говорит. Ах да, значит, завтра улечу.
— Я бы очень хотел узнать ваше мнение, Лиза.
Я чуть куском осьминога не подавилось. Это он точно мне? Но постаралась придать лицу вежливо-отстраненное выражение.
— Я слушаю, Дмитрий Максимович.
Промокнула рот салфеткой, чтобы скрыть дрожание губ. Буду говорить с ним при «Чёрной королеве» вежливо и почтительно, но не подобострастно.
— Как считаете, что вас скажет отец, зная, что вы выдали его секрет?
Провокация — что ещё ожидать от них обоих! Я выдала секрет? Да я и не знала его, пусть своей Соне предъявляет претензии!
— Я понимаю, что он вас не побьёт, но как думаете, будет сердиться? Или вы любимая папина малышка, которой прощается и не такое?
Я сглотнула вязкую слюну. Папина малышка! Как же! Досадная ошибка молодости, которая теперь требует регулярных вложений. И забот, как бы что ни вышло.
Не со мной. С ним через меня.
Я могла бы ответить: «Не ваше дело». Чушь, это опасно. Мне бы до завтра дотерпеть. Вынесу и этот вечер, не такое пережить пришлось, на ещё одну жизнь хватит.
— Ничего не скажет. Сделает вид, что ничего не произошло. А если мачеха заведёт разговор, придётся ей напомнить о собственной роли в этой истории. Она глупая, но понятливая. Заткнётся.
Я улыбнулась и приподняла брови. В глазах Ледовского мелькнул интерес и что-то такое, от чего мне захотелось домой ещё сильнее. Хорошо, что мы не одни, хорошо, что «Чёрная королева» вернулась.
Сегодня я засну спокойно. И постараюсь обо всём позабыть. Не было ничего. И точка. А с невинностью я рассталась, скажем, в ночном клубе.
С незнакомцем.
И продолжения не последовало.
Если бы Соня узнала правду, она бы скривила свой свисток и сказала, что ничего другого от меня не ожидала. Что я такая же подстилка, как и она, только строю из себя белую кость!
Остальной вечер, а длился он ещё около часа, Ледовский посвятил исключительно своей Милане. Они оба делали вид, что меня не существует.
Как не существовало прислуги, суетящейся вокруг стола, и девочки-распорядителя, на лице которой приклеилась радостная подобострастная улыбка. Все они казались ненастоящими, винтиками, шестерёнками, механическими куклами. И я сама была одной из них.
Выполнившей то, что от неё требовалось.
— Не злоупотребляйте вином, Лиза. Мне не хотелось бы, чтобы вас стошнило на обратной дороге, — замечание Ледовского подействовало как пощёчина.
Я распрямилась, хотя и так сидела, будто кол проглотила, холодно посмотрела на него, потом на свой опустевший бокал, наверное, третий по счёту, всего лишь третий, и произнесла:
— Не беспокойтесь, Дмитрий Максимович, я больше не доставлю вам неприятностей. Не моя вина, что морские гады в этом месте отвратительны.
Я сделала акцент на слово «гады».
— Приходится налегать на вино. Белое.
Ох, кажется, это всё алкоголь в голову ударил. Я сболтнула лишнего.
Ледовский так посмотрел на меня, будто хотел размазать по столу, раздавить словно насекомое. Или сожрать, как очередного морского гада.
Но смолчал. Отвернулся с презрением и больше до самого окончания вечера не сказал мне ни слова.