Я тебе не враг (СИ)

11.1

Он не дал мне время сообразить и сказать что-либо, схватил за запястье и повёл в мужской туалет.

А я молчала. И позволяла ему это. Кровь прилила к щекам, я уже понимала, что ничего не скажу, пока он сам не объяснится. Впрочем, он не собирался.

Толкнул дверь и увлёк меня за собой.

— Что вы делаете? — выдохнула я с какой-то тупой растерянностью.

— А ты?

Дверь закрылась, но в любой момент кто-то мог войти.

— Я? Пришла в театр, — наконец, решилась посмотреть в его холодные, полные немой ярости глаза. Я так долго его не видела, и так долго мечтала увидеть, что не могла поверить, что всё это происходит наяву.

— Я видел.

Он резко развернул меня к себе и прижал спиной к стене между умывальником и сушилкой. Сумочка полетела на пол, вслед за мобильником. Наверное, разбился, но сейчас мне было это даже на руку.

— Сюда кто-то войдёт, — выдохнула я, когда он, держа меня за запястья, принялся целовать мой рот.

— Не войдёт, — коротко ответил он и продолжил. Его губы, мягкие, властные, его язык обследовали мой рот, и я подалась навстречу, чувствуя, что сейчас упаду. Свет сделался приглушённым, или это у меня потемнело в глазах?

У меня под ногами разверзлась пропасть, и всё, что меня удерживает на краю, это его руки, его рот, его жаркие, пьянящие поцелуи, оставляющие на коже шеи следы. Печати, тавро, как клеймят животных, чтобы сразу знать, кому они принадлежат.

Я чувствовала себя бабочкой, раскинувшей крылья, её вот-вот пригвоздят булавкой к доске, а она и не делает попыток улететь. Она глупая, как и я. А он будет стоять надо мной и смотреть, поместит под стекло, чтобы доставать время от времени и любоваться безупречностью линий и чистотой цвета крыльев. Или он разочаруется во мне и отпустит на волю?

Голова горела огнём, я едва ли соображала, что со мной происходят. Плыла по реке наслаждений, предвкушая самое главное.

Мои руки давно стали свободны, но эта свобода нужна была лишь затем, чтобы обнимать его, прижиматься и дрожать.

— Кто он тебе? — последовал вопрос. Хлёсткий, холодный, как удар плети.

— Никто, — прошептала я, чувствуя, как его рука спускает бретельку платья, освобождает грудь из-под тонкого бюстгальтера и принимается выкручиваться сосок. Я вздрагиваю, ойкаю от боли и испуга, но вскоре привыкаю к ласке, и теперь она больше не кажется мне наказанием.

Он смотрит мне в глаза, заставляет не отводить взгляд, и я выдыхаю:

— Я не была с ним.

— Врёшь!

— Не была. Я ни с кем не была, кроме тебя.

Почему-то мне хочется, чтобы он не поверил. Какая-то часть меня, где ещё осталась гордость, жаждет избавиться от его плена. А другая, напротив, хочет заискивать. Опуститься на колени и приняться отсасывать ему, чтобы доставить удовольствие и выказать покорность. И вторая часть вот-вот победит, но я этого пока не желаю.

— Но хотела быть с ним сегодня.

В его глазах на дне бездны появился огонь. Я подумала, что сейчас он меня ударит, тогда будет кончено наверняка. Я убегу, прикрывая разбитую губу и надежды, и больше не оглянусь. С этим безумием, с этим моим урчанием похотливой кошки пока кончать.

Пора кончать, смешно!

А если пристрелит? Плевать, зато не буду мучиться дальше, когда он уйдёт.

— Почему?

Его поцелуи вдруг сделались мягкими, а рука, державшая меня за шею, вдруг превратилась в длань в мягкой перчатке.

— Почему, Лиза?

Я чуть не расплакалась. Глупо, наверное.

Стою, прижатая к кафелю, и мне совсем не холодно, хотя платье спущено до пояса и задрано до ягодиц. Его рука, другая, шарит у меня между ног, и я теку от возбуждения. Я горю в огне, а он всё тянет. Хочет, чтобы я просила?

Ладно!

— Потому что хотела забыть тебя.

— Думаешь, это работает?

И снова спросил, почти ласково, так взрослый говорит с ребёнком, который пока не в силах понять нечто простое для сильных и крепких, и сложное для маленьких и слабых.

Я чувствую, как его член упирается в мой пах, и хочу скорее нанизаться на него, еле сдерживаюсь, чтобы не стонать.

Он отпустил мою шею, резким движением подхватил меня под бёдра и подсадил на мраморную полку с умывальниками.

Какое-то время мы смотрели друг другу в глаза, а потом снова принялись целоваться. Я больше себя не сдерживала, я больше не хотела его ухода, сейчас он принадлежал мне, а я ему, и этого достаточно. Пока достаточно.

— Это не работает так, — усмехнулся он мне в шею и чуть сильнее прикусил за мочку уха.

Я вскрикнула, раздвинула ноги шире и приняла его член в себя. Сегодня в нашем соитии не было жертвы и палача, мы сношались как кролики, его руки обследовали моё тело и на этот раз делали это по-хозяйски смело, не заботясь о том, чтобы не причинить мне боль. Я догадывалась, что он хочет оставить синяки на моём теле, и мне это было приятно.

Я давно перестала бояться, что кто-нибудь войдёт, мне стало всё равно, даже если сам Семён увидит нас, я плыла на облаке и горела в Аду, пока оргазм не накрыл меня, заставив откинуться на вытянутых руках и прокричать его имя. Его член продолжал двигаться во мне, а у меня не было сил, я вдруг превратилась в обмякшую куклу, содрогающуюся от каждой его фрикции.

Но это было приятно, видеть его таким. Разгорячённым, зависящим от меня.

— Встань на колени, — прорычал он. Резко вышел и рывком дёрнул меня за руку.

Я подчинилась. Отныне я всегда буду подчиняться ему в этом. Большего я не попрошу.

Его член пах нами обоими, — я принялась посасывать его, чувствуя вкус собственных соков на губах. Но он хотел большего.

Обхватил мою голову руками и принялся насаживать её на свой мужской орган. Мне казалось, что я сейчас задохнусь, но терпела, находя и в этом какую-то мстительную радость.

Проглотила солёную жидкость, он всё кончал мне в рот, я почувствовала, как струйка спермы потекла и упала мне на обнажённую грудь, и я продолжала глотать, пока не выпила всё до капли.

Наконец, он отстранился. Его член всё ещё покачивался перед моим лицом, такой же большой и красивый, каким я его помнила. И вот всё было кончено. Я дотянулась до валяющейся сумочки и достала влажную салфетку. Молча вытерла грудь, губы и подняла на него глаза, всё так же сидя на коленях.

Он был моим мужчиной. На сегодняшний вечер я была его женщиной, и уже никто не сможет этого изменить.

Он усмехнулся устало, уже совсем оправился и выглядел с иголочки, ничто в нём не напоминало охотника, догнавшего жертву. Кроме привкуса на моих губах.

Он протянул мне руку, и я вложила свою ладонь в его. Встала и подошла к зеркалу, пытаясь привести себя в порядок, видя, что он наблюдает за мной, и мне это тоже нравилось. Я специально не торопилась, поправляла причёску, макияж.

И мы были одни.

— Я позаботился, чтобы нам не мешали, — кивнул он, будто прочитал мысли.

Я лишь слабо улыбнулась. Можно было спросить его о Милане, но не стала портить себе вечер упоминанием его другой женщины. Мы как параллельные прямые, не пересечёмся.

И она снова сейчас уйдёт, и, возможно, больше мы не встретимся. Но я в это не верила.

— Тебе пора, — сказал он. — Возле театра ждёт такси. Я провожу.

— Конечно.

И больше ни слова. Мы шли рядом, как едва знакомые, он держал руки в карманах брюк, и я украдкой любовалась его мощной фигурой. Он знал, что я смотрю, но делал вид, будто не замечает. И всё же от нас обоих разило похотью, утолённым голодом, за которым пряталось желание уснувшего на время монстра.

Когда я одевалась в фойе, когда он подал мне плащ, завернув в него, прозвенел сигнал на антракт.

И мы вышли в прохладу наступающей осени. Он посадил меня в такси и, придерживая дверцу, произнёс:

— Прощай, Лиза!

Я помолчала и ответила ему в лицо:

— До свидания, Дмитрий! До свидания.