Глава 4

Ледовский

Про таких, как я, любят говорить: у него было тяжёлое детство. Мать не любила, отец унижал, никто не жалел, все шпыняли, как забитого щенка.

Так вот: в моём случае это не так. Я просто хотел денег и сытой жизни.

И мести за то, что всё не получилось так, как планировал отец.

— Наконец, мы смогли заполучить поставщиков, — сказал он как-то, когда мои математические расчёты оказались верны. Похлопал по плечу, почти как равного. — И деньги прокрутить. Вяземский нашёл тех, кто качнёт чашу весов в нашу сторону. Мы получим расходники и сумеем наварить процентов пятьдесят.

Это был конец девяностых. Страна отходила от кризисов, казалось, впереди только лучшее.

А потом пошло-поехало. Так всегда бывает, когда слишком доверяешь ближнему кругу.

Отца предупреждали, но он не слушал. Вяземский был не только его партнёром, но и другом, а усомниться в друге — почти предательство. Они вместе начали с торговой палатки, а потом включились в продажу компьютерной техники. Тогда ещё никто не знал, что из этого вырастет.

— Всё как-то не так получилось. Ничего — справимся, — только и сказал постаревший отец после того, как вернулся с той роковой поездки и заперся в спальне.

Не справились. Грянул кризис девяносто восьмого, и мы не выплыли. В отличие от Вяземского и его шайки.

А теперь я смотрел на его дочь и видел просто милую девушку с длинным прямым носом и такими же вопросами. Прямыми, нетактичными, в них не было и капли кокетства. В её ответах на мои сложные вопросы.

Она казалась правдивой до неприличия. Открытой книгой с загнутой в самом конце страницей.

И всё же я ей не верил. Дочь своего отца, Елизавета такая же лживая, как и он. И так же натурально изображает неведение.

— Я здесь ни при чём, Дмитрий! Максим сам выбрал свою судьбу, не будь таким же слабым, как он, — стонал интриган на похоронах отца и пытался сунуть мне пачку зелёных. Весьма тонкую для его состояния. — Грех-то какой, самоубийство!

Тогда все вдруг стали рьяными верующими.

— Вы за это ответите, — произнёс я, кутаясь в пальто и так и не вынув рук из карманов. Мне до сих пор становится холодно, когда я вспоминаю тот день, а вспоминаю часто. Поводов для этого предостаточно. — И тоже потеряете всё.

Вслед неслась брань. Верующий сразу забыл о Боге и обратился к лексикону, привычному для его истинного хозяина. У таких угодливых и льстивых, хранящих нож за спиной, всегда есть хозяин.

Я поклялся, что у меня будет иначе. Я стану сам себе боссом и мерилом правоты.

«Кто вам сказал, что я вообще что-то об этом знаю?!»

Кто надо, девочка. Ближний круг твоего отца. Те самые милые люди, которые всегда предают первыми. И всегда не со зла, а из соображений «так будет для тебя лучше».

И из-за денег, конечно. Всё в мире из-за денег. Вернее, из-за их отсутствия.

Я дал его дочери два дня, но не собирался выжидать, пока она поймёт, что со мной лучше не спорить.

— Варвара, скажи ей, чтобы перебиралась в комнату на первом. Ту самую, под лестницей. Довольно с неё роскоши, — распорядился я на следующий день к вечеру.

Злорадство, написанное на лицо женщины, не требовало иной трактовки. Преданная Милане душой и телом, горничная невзлюбила дочь Вяземского с первого взгляда. Как и её покровительница.

Причин любить эту утончённую стерву с острым взглядом ни у кого здесь не было. Сочувствия она тоже не дождётся, но я не собираюсь давать ей повода играть роль жертвы.

Условия вполне приемлемые даже в другой комнате, которая хоть и не имеет окон, но оснащена ванной и туалетом. Пусть посидит — подумает о том, насколько хуже может стать от её упрямства.

— Это она? — спросил Яков, мой ближайший соратник, когда мы с ним столкнулись с девушкой в коридоре. — Весьма…интересная особа.

Столкнулись неслучайно. Я не допускал вмешательств случая в свои планы.

Вот и сейчас хотел посмотреть на неё: как станет себя вести, не отшатнётся ли, не примется умолять взглядом. Не использует ли женские чары, чтобы разжалобить.

Нет, ожидаемо, нет. Иначе я бы был разочарован. А я не люблю разочароваться в женщинах.

Мне предстоит интересная игра.

Алиса шла по моему Зазеркалью словно по стеклу. Бледная, с поджатыми губами и опустив взгляд. Даже не посмотрела в мою сторону, словно от меня ничего не зависело.

И головы не опустила. Занятная птичка, надеющаяся заслужить свободу одной стойкостью и верностью нарисованному в голове образу.

— Нравится? Я бы отдал её тебе, но позже, — я проронил небрежно, когда она скрылась за поворотом. — Не сейчас, Яков.

В его глазах вспыхнул жадный огонёк. Яков имел внешность мечтательного рыцаря и любил женщин, платя дань особым своим наклонностям, благодаря которым девицы любого пошиба не очень его жаловали.

Не все любят боль, а кто любит, обычно не привлекает садиста.

В глазах добровольной жертвы не видно страха, а я сам испытал этот наркотик. Страх врага придавал сил, заставлял думать, что ты можешь большего.

Якова я проверял тоже. Много раз, но никогда прежде он не давал повода думать, что пора менять кардиналов. Ближайшую свиту.

— Может, никогда, — добавил я таким тоном, что у Якова дёрнулся глаз.

Не от страха, от напряжения. Наверное, он уже представлял дочь Вяземского в своей постели. От этой мысли я испытал брезгливость к ним обоим, как если бы уже застал в постели. Наверное, пристрелил бы обоих не задумываясь.

Настолько сильной была это отвращение, что мне начало казаться, что эта Лиса-Алиса пыталась ему робко улыбнуться. Совсем как мне в первый вечер знакомства. Или во второй.

Эта улыбка, я запомнил её. Робкая, ничего не обещающая, никуда не зовущая. Скорее это был замок, говорящий, что её хозяйка отдаёт дань вежливости. Не более.

Желает заслужить милость, чтобы после убежать без оглядки.

Хотелось провести большим пальцем по её губам, чтобы стереть улыбку. Чтобы увидеть страх в глазах и готовность исполнить всё, что требуется.

«Она просто высокомерная сучка, возомнившая, что выше всего этого», — напомнил я себе, не обращая внимания на то, что получилась бессмыслица.

Эта не такая. Я сам это чувствовал и злился ещё сильнее. Я хотел бы узнать, какова она на вкус.

— Вы подумали? — не выдержал я и пришёл к ней на рассвете, когда два дня истекли. Всё равно в её новой комнате нет окон. — Я пришёл за ответом.

Включил свет и сел на стул напротив кровати. Она спала не раздеваясь и сразу присела, внимательно на меня смотря. Как на врага, разумеется.

Или на палача. Глаза девушки покраснели, но не от слёз, наверное, боялась заснуть, чтобы я не застал её врасплох. Глупая птичка, ты уже в моей клетке, и я выпущу тебя тогда, когда сам решу. Если решу выпустить.

— Елизавета, скажите честно, вам нравится быть жертвой? Может, вы из тех, кто ловит от этого кайф? Только скажите, и я могу доставить вам это удовольствие.

Она только молчала и смотрела. Чуть бледная, чем обычно. Сосредоточенная. Запуганная, но не забивающаяся в угол.

— Я не знаю кода ни от какой ячейки, — тихо выдохнула она наконец, не опуская глаз. — Отец не говорил мне. Это правда.

— А знаете, кто мне об этом сообщил?

Она превратилась в слух. Замерла, боялась шевельнуться. Точь-в-точь лиса!

— София Валерьевна. Знакомы с ней, верно? Она утверждает, что отец вам полностью доверяет. И что вы в курсе всех его дел. Всех, Елизавета. А кому как не жене знать привычки своего мужа?

Загрузка...