Забытое приключение Тарзана

Глава 9

Тарзан еще не ушел далеко за пределы этого странного и блестящего образования, когда он вошел в огромную светящуюся палату. Почти что прозрачные сталактиты из сверкающего кальция свисали с крыши. Пол пещеры наклонялся вниз, и ниже Тарзан смог увидеть штабеля черепов по обе стороны от стен пещеры, выложенные от пола до потолка. На самом деле, стены сами, казалось, тоже были сделаны из черепов. Черепа, словно провалы в стене, светились зеленым свечением, и на них также присутствовали пятна красной охры и линии, нанесенные древесным углем.

Когда Тарзан подошел ближе, и свечение стало ярче, он увидел изображения, что были нарисованы на многих черепах с помощью охры и древесного угля. Нет, при ближайшем рассмотрении, они не были изображениями, а казались схематичными чертежами, казалось, каких-то насекомых. Возможно молящихся богомолов. На каждом из черепов насекомое появлялось в каком-то другом положении. Кое-что похожее на боевые позы почудилось Тарзану во всем этом, но он не мог определить что именно. Все черепа обладали отверстиями в верхней части черепа. Это выглядело так, как будто что-то маленькое и острое прошло через кость.

За черепами, что были аккуратно выстроены, находились штабеля из костей ног и рук, а в еще одну груду были свалены кости ребер. Тарзан прикоснулся одной из костей. Она окаменела и была пронизана светящимся кальцием. Рядом с костями лежали груды керамики и сколотые фрагменты кремня.

Путь вгрызался все глубже в пещеру, и на некоторое расстояние за её пределы, но везде человек-обезьяна мог видеть груды из светящихся черепов и костей. Посреди костей было сложено оружие. Наконечники копий. Ножи. Тарзан наклонился, чтобы изучить оружие и был удивлен, увидев, что ножи были сделаны из металла, а не из кремня. Металл оказался бронзой. Лезвия были огромными, почти как охотничьи ножи. Деревянная или костяная оплетка на рукоятках давно сгнила. Тарзан поднял два ножа, погладил головку нервного Нкимы, и двинулся назад, чтобы присоединиться к Ханту и Джад-бал-джа.

Он нашел Ханта спящим. Тарзан наклонился, зачерпнул воду из ручья и вымыл лицо, удаляя засохшую кровь со своей шеи и груди. Он прилег напротив огромного льва и обнял Нкиму в своих руках. Несмотря на все то, что произошло, он чувствовал себя хорошо, вернувшись в джунгли. Здесь каждый момент был заряжен волнением и опасностью. Это заставило его чувствовать себя живым. В цивилизации были свои хорошие моменты, но, в конце концов, она ослабляла и развращала.

Он знал, что время, однако, меняло все. Вскоре эти джунгли исчезнут. Изъеденные человеческими термитами в поисках древесины. Промышленность. В некоторых районах, лесов уже не хватало. Даже по самым далеким тропам джунглей люди путешествовали в настоящее время. Вскоре больше не останется приключений. И теперь ничего не оставалось делать, кроме того, как вернуться в Пеллюсидар. Затерянный мир в центре Земли. Там, под вечным полуденным солнцем, до тех пор, пока не было практически никакого контакта с внешним миром, все изменения были постепенными. Это был мир, который он знал и понимал.

В конце концов, Тарзан знал, что он отправился бы туда с Джейн, своей женщиной. И он просто мог там остаться.

Тарзан решил поспать, чтобы сберечь свои силы. Все его инстинкты говорили ему, что он еще будет нуждаться в этом. Он задался вопросом о Джин и Юджине Хенсонах, прежде чем задремал, но с присущим ему чувством реализма, человек-обезьяна решил, что в данный момент не было ничего, что он мог сделать, кроме как отдохнуть и сохранить свою энергию, и подождать. Он вспомнил о своей ранней встрече со львом. А затем с людьми Уилсона, и буйволом. В подобные моменты он никогда не чувствовал себя более живым.

В то время как Тарзан и Хант спали в пещере, произошло несколько маленьких драм. Смолл скрывался под стопкой поваленных деревьев, которые он сам собрал и переплел таким образом, чтобы сделать своего рода закуток. Он нашел это убежище случайно. На самом деле, он обнаружил, что часть убежища уже сделана. Ветер бросил дерево прямо перед ним, несколько ветвей хлестнуло его по лицу, порезав щеку, а когда большое дерево врезалось в другое, и снесло его вниз, ветви упавшего гиганта скрутились наподобие некоторого деревянного лабиринта. Смолл стремглав бросился к нему и нашел место, где смог бы проползти под ветками и спрятаться.

Он не был укрыт от ветра и дождя здесь, но все, же тут было лучше, чем на открытом пространстве. Он сидел на корточках в своей маленькой берлоге и слушал, как шумит ветер и хлещет дождь. Дождь проникал через ветки упавшего дерева и стегал его, заставляя замерзать. Ветер заставлял трястись. Смолл опасался, что какие-нибудь дикие животные также выберут это место, чтобы прятаться от шторма. Он читал, что во время шторма, наподобие этого, животные, иногда и хищники и жертвы заключали своего рода негласное перемирие. Они укрывались вместе, по крайней мере, до того, пока шторм не проходил. Это звучало как неправда, но в данный момент, Смолл думал, что это была именно та ложь, в которую он хотел бы верить, и бедняга цеплялся за неё изо всех сил. Конечно, существовало и еще одно соображение. Когда именно перемирию, подобному этому, приходит конец? Было ли время на спасение? Но неужели через десять минут после шторма все негласные договоренности аннулировались?

Пять минут?

Две?

Или же когда ветер переставал дуть, все были сами за себя?

Смолл решил, что лучше не следовать этой линии размышлений. Он растянулся на мокрой земле под толстыми ветвями и попытался заснуть. Ночь выла, словно демон.

Когда шторм ударил, Уилсон и Кэннон изо всех сил пытались найти след и едва справлялись с этим. Но буря была яростной. Они пробились сквозь ветер и дождь на некоторое расстояние, но затем разгул стихий стал слишком интенсивным, деревья начало швырять вверх и в стороны, крошась в щепки. Одна из щепок вонзилась Кэннону в руку, и удар был как от кольта калибра 45. Единственное преимущество заключалось в том, что она полностью прошла сквозь его плоть и рукав рубашки и продолжила свой полет.

Уилсон и Кэннон нашли укромное место позади вырванного с корнем дерева, приткнулись спинами прямо в грязь и корни и прислушались к водовороту шторма, что ревел повыше и вокруг них. Они страдали от дождя, который стегал их так сильно, что на коже вздулись настоящие рубцы. Вода стекала в яму, где они присели на корточках, уже промочила все ноги. Они обхватили себя руками и, удерживая себя, содрогались.

— Похоже, будет долгая ночка, — сказал Уилсон.

— Да, а у меня ни капли виски, — добавил Кэннон.

Кэннон расстегнул рубашку и посмотрел на рану. Он сжал горсть грязи и заплесневелых листьев, поднятых с земли, и приложил этот холодной компресс прямо к своей ране и прикрыл её рубашкой. А затем ухмыльнулся Уилсону. — Эй, сказал он. — Я думаю, что, наверное, поймал несколько заноз в свою руку. Ты бы не хотел вытащить их?

— Иди к черту, — сказал Уилсон.

Вернувшегося назад в лагерь Ханта и Смолла, Громвича охватила паника, когда ударил шторм. Прежде чем он осознал, что происходит, добрая половина носильщиков растворилась в джунглях. Громвич погнался за парочкой из них с палкой, но носильщики были слишком напуганы бурей, чтобы бояться простых побоев.

Несколько из них бросилось в панике в джунгли, тогда Громвич отбросил палку и поднял свою винтовку. Негодяй выстрелил одному из дезертиров в спину и мгновенно убил его. Прежде чем он успел перевести ствол на другого, освещавший лагерь костер был задут ветром и погашен дождем.

Как только Громвич остался в полной темноте, остальные носильщики рванули прочь во всех направлениях, взорвавшись, как семена переспелого граната. Громвич выстрелил вслепую, наугад на звук их движения, а потом шторм сошел вниз, как демон и опустился на лагерь. Громвич, напуганный и растерявшийся, сразу же укрылся в палатке Ханта и Смолла. Шторм подхватил палатку и смял её и понес над деревьями, взметнув высоко в небо, и оставив Громвича сидеть на корточках на земле. Шторм здорово угостил Громвича складным столиком, лишив едва ли не половины зубов. Затем он подхватил его в вихре ветра и воды, вместе с мусором и парочкой медленных носильщиков. Их потащило сквозь листву так сильно и быстро, что убив, измельчило, словно сыр, проходящий через терку.

Со времени, как обрушился шторм, к тому моменту, когда Громвич и два носильщика стали не более чем влажными, кожистые декорациями, ошметками висящими на деревьях, прошло менее тридцати секунд.

А в лагере Хенсона, прямо перед приходом шторма Джин выразила озабоченность по поводу Тарзана. Он вышел на охоту за мясом, но так и не вернулся. Они прибегли к лагерным припасам, чтобы подкрепиться, поужинав сухарями и сушеным мясом, а сейчас все небо было черным, словно звезды и луна были спрятаны в гигантском мешке какого-то великана.

Хенсон, Джин, и предводитель их аскари, Билли, стояли снаружи палатки Хенсона, глядя на небо. Керосиновый фонарь, который свисал с переднего шеста палатки, трепыхался на ветру, угрожая оставить их в полной темноте.

— Мне все это очень не нравится, — сказал Хенсон. Нам стоит лучше забить все колышки и привязать наши палатки получше.

— Бвана, прошу у вас прощения и извинения, пожалуйста, — сказал Билли. — Но вам лучше сделать большее, чем связать несколько узлов. То, что идет сюда, называется «плеть ветра».

— Плеть ветра? — переспросила Джин.

— Он вышвырнет вас отсюда и унесет вас далеко за реку Конго. Он утащит вас в Сахару. Выбросит вас прямо в большую воду. Он схватит вас быстрее, чем лев хватает мышь.

— Ты имеешь в виду торнадо? — понял Хенсон.

— Называйте это, как пожелаете, — сказал Билли. — Но я говорю вам, что это. Много ветра. Много дождя. Он разорвет вас на куски. Он скрутит вас, как веревки или свяжет вас в узел. Бросает все и стегает, как кнутом. Бросает вокруг деревья. Он заставляет и слона и бегемота прятаться в страхе. Билли он тоже заставляет чувствовать себя очень плохо.

— Бедный Тарзан, — произнесла Джин.

— Ему не хуже, чем нам, — сказал Билли. — Может быть, лучше. Он знает, что надвигается. Он найдет убежище. Он человек леса, он тот, кто он есть. Он живет в джунглях. Он часть джунглей.

— Палатки не смогут защитить нас? — спросила Джин.

— Палатки? — сказал Билли. — Вы шутите, барышня. Ветер завернет вас в палатку, как сосиску в блин и скормит вас шторму.

— Это не очень хорошо, — сказала Джин.

— Не хорошо, — сказал Билли. — Это серьезно самое худшее, с чем мы можем столкнуться.

Ветер поднялся и застонал. Фонарь погас. Воздух стал влажным.

— Есть предложения? — спросил Хенсон, повторно зажигая фонарь.

— Сваливаем, — сказал Билли.

— Это старое африканское выражение? — спросил Хенсон.

— Нет, — сказал Билли. — Американское. Один человек сказал это мне на сафари однажды. Он хотел поохотиться на льва. Лев бросился на него. Он выстрелил. Лев не упал. Охотник бросил ружье и крикнул мне: — «Сваливаем!» и побежал. Билли был быстрым, он сваливал действительно хорошо. А охотник не был. Лев съел его. Или большую его часть. Я говорю, что мы должны быстро сваливать, прежде чем этот ветер-лев явится сюда и сожрет всех нас. Вот, что мы сделаем — возьмем эти палатки и положим в них все наши пожитки, тщательно привязав их пониже, близко к земле. Тогда мы помчимся прочь, как гиены, у которых подожгли кончики их хвоста.

— Просто бежать? — переспросила Джин.

Фонарь вновь погас.

— Мы побежим в ту сторону, — сказал Билли, осторожно повторно зажигая фонарь. — Земля там идет вниз. Мы должны находиться ниже, чем шторм. Это единственный шанс.

Фонарь задуло снова. Билли отстегнул свой фонарик от пояса и включил его. — У нас как раз достаточно времени, — сказал Билли. Если мы затянем наш разговор еще на пару минут, то лучше будет уйти, бросив палатки и все вещи. Поговорим еще минуту, и можем расцеловать друг друга на прощание. Будет слишком поздно, чтобы начинать сваливать.

— Хорошо, Билли, — сказал Хенсон. — Давайте приказ начинать. Давайте двигаться!

Хенсон и Джин принялись снимать свою палатку, но когда они начали работать, небо потемнело, и они едва могли хоть что-то увидеть, чтобы выполнить поставленную задачу. Они только, что закончили привязывать её, когда подбежал Билли, фонарик, которого подпрыгивал в темноте. — Хватайте фонарики и давайте убираться отсюда. Ни одна из этих вещей не понадобится нам, если мы окажемся мертвы, чтобы использовать их.

— Хорошо, — сказал Хенсон, отсоединив свой фонарик от пояса. — Давайте, как сказал тот несчастный охотник, сваливать отсюда!