Забытое приключение Тарзана

Глава 11

Когда Хант пробудился, солнце уже ярко светило через отверстие в расщелине, которая вела в пещеру. В воздухе пахло прохладной и сладостью. Он увидел, как Тарзан спит, по всей видимости, совершенно расслабленно, на неровной каменистой земле, с Нкимой, обняв его в своих руках. Огромного льва нигде не было видно.

Тарзан открыл глаза и посмотрел на Ханта. — Не смотри в упор, если ты смотришь на кого-то. Я смог почувствовать тебя. Всегда старайся бросить быстрый взгляд, захватив то, что видишь, но удерживайся от пристального взгляда. Если человек достаточно чувствителен, он может чувствовать взгляд других людей

— Прости… А где ты взял эти ножи?

— Я нашел их. В углу одной из пещер находилось захоронение и оружие.

Сердце Ханта начало биться быстрее. Его любовь к антропологии и археологии вспыхнула ярким пламенем. — Неужели, а можно мне на это взглянуть?

— Взгляни. Но не уходи далеко.

— Но льва, же там нет, не так ли?

— Он ушел на охоту. И нет никакого способа узнать, когда он вернется.

— Да, хорошо, а то это разбивает мое сердце, — сказал Хант. Но он хотя бы не считает меня едой. А я думаю, что это плюс.

— Ты можешь быть уверен, что это так, — сказал Тарзан.

Хант проследовал вдоль ручья, пойдя, чтобы посмотреть на то, что обнаружил Тарзан. Он был ошеломлен. Многие из черепов оказались довольно примитивными, окаменевшими от капающего со скального потолка воды, богатой кальцием. Но, когда Хант проследовал ещё дальше вдоль стены пещеры, он был поражен, обнаружив, что некоторые из черепов были не такими старыми. На самом деле, они могли быть доставлены сюда не позднее прошлой недели. Хант испытал жгучее волнение. Как ему хотелось бы рассказать все своему наставнику, профессора Хенсону.

Здесь таилось невероятное открытие. На первый взгляд, казалось, эта пещера была священным местом погребения для некой примитивной расы здесь, в джунглях. Возможно, даже была какая-то связь между ней и затерянным городом, что они искали. Но даже если бы и не было никакой связи, данное открытие означало, что это злополучное путешествие в Африку могло, конце концов, иметь счастливый конец.

Это снова привело Ханта к мыслям о Смолле и Джин. Он поспешил обратно к Тарзану. Но, ни Тарзана, ни Нкимы нигде не было видно. Хант внезапно ощутил чувства беспомощно тонущего человека, но вскоре Тарзан вновь заполз в пещеру и втащил кучу ветвей вслед за собой. Затем он снова выбрался наружу, принеся еще больше веток, вернувшись назад.

— А где обезьянка? — спросил Хант.

— Он отправился поискать плоды, — ответил Тарзан. — У него слишком короткая память. Ведь Нкима любит мою компанию больше всего, только, когда боится чего-то. Теперь же, когда буря закончилась, он снова храбрец.

— Я знаю, как он чувствует себя, — сказал Хант, — хотя я и не такой храбрый.

Тарзан начал ломать ветки в щепки.

— Вы хотите развести костер, — заметил Хант.

— От тебя ничего не ускользнет, не так ли? — съязвил Тарзан.

— Вы не должны быть таким ехидным, — обиделся Хант. — Разве эти ветки не слишком мокрые, чтобы жечь их?

— Некоторые из них влажные, но большинство из них я вытащил из нижнего слоя, поэтому они суше. К тому же, этот вид ветвей быстро сохнет, и они хорошо горят.

— Как долго мы спали? — спросил Хант.

— Большую часть дня.

— Но разве мы не должны помочь Джин и найти Смолла?

Для Тарзана это было само собой разумеющимся.

— Отдых и еда сейчас наши самые большие союзники. Нам уже помогло первое, а теперь мы должны воспользоваться и другим.

Тарзан открыл небольшую сумку, прикрепленную к его набедренной повязке, и достал оттуда кусок кремня и стали. Он использовал их, чтобы высечь искру, заставив ветки заняться пламенем.

— Как хорошо, — сказал Хант. — Я замерзаю.

— Это из-за твоей влажной одежды, — сказал Тарзан. — Сними её.

— Что?

— Раздевайся.

Хант подумал над этим некоторое время. Для цивилизованного человека было трудно путешествовать нагишом, но, в конце концов, он снял все, кроме трусов, обуви и носков.

— Используй несколько этих веток, чтобы сделать развесить на них одежду, — сказал Тарзан. — Пусть она высохнет над огнем. После того, как поешь, выйди на улицу и постой на солнце, пока не просохнешь. Но, со своей белой кожей, ты должен будешь надеть свою одежду, прежде чем пройдет слишком много времени, или ты сгоришь, как муравей под увеличительным стеклом.

Когда огонь разгорелся, Тарзан хорошо раздул его и добавил больше веток. Он использовал один из ножей, чтобы вырезать мясо из грязной ноги буйвола. А затем бросил мясо в огонь.

Хант использовал пару ветвей, чтобы сделать сушилку для своей одежды у костра. Когда он увидел, как мясо зашипело, то сказал: — Вы случайно не ожидаете, чтобы я стал, есть это, не так ли?

— Я ничего от тебя не ожидаю, — сказал Тарзан. — Ты можешь есть это, а можешь и не есть. Это твой выбор.

— Но это мясо… протухло.

— Еще один день, и твой желудок не сможет вытерпеть его вообще, — сказал Тарзан. Оно просто отравит тебя. Возможно, даже сейчас. Я не могу сказать наверняка. Еще два дня и я не смогу есть это мясо. Только животные смогут съесть его потом. Но сейчас, это наша пища.

— А мы не могли бы отыскать что-то свежее?

— У меня нет времени.

Когда мясо обуглилось дочерна, Тарзан использовал нож, чтобы вынуть его из огня. Он разрезал его пополам и предложил половину Ханту. — Ешь или не ешь. Это твой выбор.

Хант поморщился, но протянул руку и взял мясо. А затем понюхал. Пахло горелым и ничем больше. Он осторожно укусил. Это было не самое лучшее мясо, что он попробовал. На самом деле, оно было довольно ужасным, но Хант был голоден, и в течение нескольких минут жадно пожирал его, облизывая жир с пальцев.

Тарзан также закончил есть. Он вытер жирные руки о бедра, наклонился, и попил воды прямо из ручья.

Насытившись, Тарзан сказал: — А теперь, я должен идти.

— Идти?

— Чтобы найти Хенсона и Джин, а, возможно, и того человека, который был с тобой — Смолла.

— Но, я еще не готов.

— А тебе и не надо. Ты не сможешь путешествовать так, как я. Я буду следовать по их последнему направлению, пока не отыщу их след. Оставайся здесь и жди меня. Когда я буду уверен, что Уилсон и его спутники не причинят им вреда, я вернусь к тебе. Ты в большей безопасности, чем они. Я был неправ, что не убил тех людей, когда у меня был шанс. Цивилизация как болезнь. Он заражает тебя глупой сентиментальностью. Если я увижу их снова, то убью.

Хотя Хант был осведомлен о том, что Тарзан прекрасно ориентируется в джунглях, он до сих пор не знал о сверхъестественных чувствах Тарзана, его зрении, обонянии, и слухе. Для него Тарзан был простым человеком, с лучшим знанием жизни джунглей, чем он сам. Он не понимал, что этот человек, соперничающий с детства со зверями джунглей, был вынужден приобрести чувства и хитрость, чтобы быть надо всеми из них, чтобы выживать.

— Послушайте, как вас там, — сказал Хант.

— Тарзан.

— Хорошо, Тарзан, вы можете ходить без штанов и бегать быстрее, чем я, и я не чувствую себя таким великим и могучим. Хотя я смогу угнаться за вами. И смогу оказать посильную помощь.

— Нет, ты останешься здесь. Я не хочу разыскивать потом уже тебя. Остерегайся больших кошек. Заделай чем-нибудь вход в пещеру, чтобы не впускать сюда животных извне, или найти дерево и сделай на нем платформу.

— Вы можете поберечь ваши советы, — сказал Хант. — Я иду, и этим все сказано.

— Очень хорошо, — сказал Тарзан. — Я предупреждал тебя, чтобы ты оставался здесь. Но я думаю, что мужчина должен делать то, что он хочет, даже если это глупо. Ты говоришь ребенку не совать руку в огонь или он обожжет её, и ребенок либо поверит в это и не сделает этого, или же он не поверит, и засунет свою руку в огонь и обожжется, не став делать этого впредь. Ты похож на ребенка, который собирается сунуть свою руку в огонь. Я даже не уверен, что ты достаточно умен, чтобы вытащить её, если она загорится. Выйди на солнце, надень свою одежду, и следуй за мной, если сможешь. Вот. Возьми это.

Тарзан отдал Ханту один из ножей. Хант надел свою частично сухую одежду и сунул нож за пояс, и они оба вышли наружу и оказались под жарким солнцем.

— Будете ли вы искать Смолла, тоже? — спросил Хант.

— Джин и Хенсон моя первая забота, — сказал Тарзан. — Я обещал провести их в этой экспедиции, но сдуру позволил себе быть захваченным, оставив их на сомнительную милость Уилсона и его приятелей. Я чувствую, что их безопасность является моей ответственностью. Когда я найду их, то смогу отыскать и Смолла.

— Он там совсем один, — заметил Хант.

— А в ближайшее время, — сказал Тарзан, — такое же случится и с тобой.

— Я мог бы вас удивить, Тарзан, — сказал Хант. — Я очень упорный, и у меня больше выносливости, чем вы думаете.

— Хорошо. Тебе понадобится и то и другое. Теперь послушай. Если ты отказываешься оставаться здесь, как я предлагал, то, когда мы разделимся…

— Если мы разделимся, — перебил Хант.

— Когда мы разделимся, и если ты почувствуешь, что должен все же найти Хенсона и Джин, я могу сказать тебе только одно. Иди на север. Смотри за солнцем. Обращай внимание на то, что оно садится на западе, а поднимается на востоке, а ты должен идти на север. В ночное время найди дерево и поднимись на него, а еще лучше, сделай так, как я впервые предложил и останься здесь.

Тарзан подошел к низкому кусту и сорвал с него красную ягоду. — Они съедобны. Они растут в изобилии. Они не очень питательны, но имеются здесь в изобилии. Птичьи яйца тоже хороши, если ты готов разбивать их и пить в сыром виде. Смотри выше себя на деревьях, и ты увидишь гнезда. Но будь осторожен, когда полезешь наверх или ты сломаешь себе шею. И не борись со змеей, или даже с обезьяной за яйца. Ты проиграешь.

— Вы пытаетесь напугать меня?

— Я пытаюсь подготовить тебя. Ты не будешь в состоянии идти в ногу со мной, Хант. Я буду путешествовать по деревьям.

— Деревьям?

— На это требуется очень много практики. Я был воспитан обезьяной. Её звали Кала. Она усыновила меня, когда были убиты мои родители. Она научила меня двигаться по деревьям, когда я был еще ребенком. Я цеплялся за ветви, поднимался на деревья, даже прежде, чем научился ходить.

— Да ладно, — усмехнулся Хант. — Вы были воспитаны человекообразной обезьяной? Да, а меня воспитала свора собак под крыльцом Белого дома.

— Думай, как считаешь нужным, — сказал Тарзан, и вместе с этим он запрыгнул на дерево и начал подниматься. К тому времени, когда Хант понял, что происходит, человек-обезьяна нашел толстую лозу и качнулся на ней сквозь обширное пространство джунглей.

Хант вскочил, схватился за ветку и поднялся на дерево, куда перед этим взобрался Тарзан, вскарабкавшись вверх, цепляясь обеими руками, и перебирая ими по очереди. Когда он достиг достаточной высоты, он начал искать подходящую ветку, с помощью которого собираться перебраться на ближайшее дерево, но не увидел ни одной. Он решил, что ему придется перепрыгнуть на ветку, что росла на некотором расстоянии. Хант оттолкнулся ногами и прыгнул. Его ботинки скользнули по ветвям, и человек промахнулся по своей цели.

Он упал с небольшой высоты, прежде чем небольшая отломанная ветка ударила его, проткнув пояс и оставив человека болтаться вниз головой, словно игрушку на рождественской елке.

Когда Хант забился изо всех сил, он решил, что это путешествие по дереву только с виду выглядело значительно легче, чем было на самом деле. Он почувствовал себя очень глупо, висящим, словно огромный фрукт, и парень попытался отыскать опору. Он трудился так в течение некоторого времени, и пока он барахтался, орда любопытных обезьянок, что пришла сюда поесть фруктов, с напряжением наблюдала за ним.

Через некоторое время, обезьяны начали болтать и прыгать вверх и вниз, явно в восторге от его затруднительного положения. Весь этот эпизод заставил Ханта огорчился и почувствовать себя неловко. Ведь не было ничего хуже, чем банда обезьян, что высмеивает вас.

Или, возможно, было.

Обезьяны, устав от его выходок, начал бросать в него фрукты, и, наконец, все больше обезьян включилось в игру, а некоторые из них принесли тяжелые орехи, чтобы бросать их. Они швыряли их в голову и тело Ханта. Обезьяны оказались очень хорошими стрелками и обладали сильными руками.

Хант стал настолько разъярен, что снова начал дико бороться. Он был поражен тем, насколько быстро мог проклинать обезьян. Слова вылетали из его рта и неслись вместе в уникальных комбинациях.

Обезьяны, однако, не были впечатлены. Они посылали свои собственные проклятия, и если бы Хант понимал язык обезьян, он нашел бы их столь же изобретательными, как его собственные.

Ветка, зацепившаяся за пояс Ханта, треснула и сломалась, и бедолага полетел вниз в хоре крика обрадованных обезьян.

Он ударился о землю, но, к счастью, дерн был устлан перегнившей листвой, и Ханту удалось отделаться лишь царапинами. Когда он поднялся на ноги и огляделся в поисках признаков Тарзана, вокруг никого не было. Человека-обезьяны не было уже давно.

— Да, как он это делает? — громко произнес Хант.

Вокруг раздавались только звуки птиц и визг обезьян, которых, как решил для себя Хант, он ненавидит. Он подумал, не было ли обезьянки Тарзана посреди них. Может быть, та даже спровоцировала остальных в деле швыряния плодов.

Потом он подумал о льве. Что делать, если лев вернется, а Тарзана не будет рядом? Будут ли в силе все договоренности, тогда?

Если не одна вещь, то другая. Или третья.

Раздраженный, Хант решил закончить сушку своей влажной одежды. Он снял её и растянул на камнях, и вновь одетый только в свои трусы, носки и обувь. А затем начал срывать и есть ягоды, на которые указывал Тарзан.

Теплое солнце заставило его почувствовать себя хорошо, и пока он ел, Хант попытался определить свой следующий план действий. Одно было ясно. Деревья не для него.

Проклятые обезьяны.

Когда буря закончилась, и дождь прекратился, Смолл был слишком измучен, чтобы двигаться. Он лежал, пока солнце не взошло высоко, задремал и, затем, проснулся — несчастный в своей мокрой одежде.

Смолл выполз из своего укрытия и огляделся. Никто не пытался больше стрелять в него. Никто не пытался съесть его. Он решил, что начало было хорошим.

Джунгли были густыми, поэтому солнечный свет давал мало тепла. Смолл снял одежду и отжал из нее воду, развесив её на ветвях и оставшись лишь в мокром белье и обуви.

Он прошел короткое расстояние, пока не нашел брешь в листве над головой и постоял там, пытаясь осмотреться, глядя вверх через ветви при ярком свете полудня. Затем, на одной ветке, он увидел то, что заставило его желудок сжаться.

Пантера медленно и скрытно двигалась вниз, слезая с высокого дерева.

— О, Боже, — подумал Смолл. — Она заметила меня!

Смолл рванулся в дикой побег через джунгли, оставив свою одежду позади. Он не осознавал, что был почти голым, пока не промчался, продираясь сквозь густые джунгли, расстояние в пол мили. К тому времени он был исцарапан, истыкан и усеян синяками и кровью.

Но в, то, же время, пантера, совершенно не подозревая о Смолле, прыгнула на реальную цель своей охоты. Большую и красочную птицу, сидящую на гнезде с кладкой яиц. Птица была быстро проглочена ​​в вихре криков и дикого шелеста красных и желтых перьев.

Пантера взобралась на ветку, чтобы насладиться птицей, перьями и всем остальным. Она ел медленно, поглядывая и на второе блюдо. Покрытые пухом птенцы яркой птицы аккуратно лежали в гнезде, не обращая внимания на свою судьбу.

Когда партия Хенсона двинулась по пути великого торнадо, прорезавшего растительность, джунгли снова стали полны жизни и движения. Особенно заметны были птицы и обезьяны. Но одно движение было не замечено путешественниками. Самое опасное движение из всех, прошло незамеченным. Сами джунгли, казалось, двигались. Кусты и небольшие деревья. Они ползли, как инопланетные существа, так незаметно, что ни одна ветка не шевельнулась и ни один лист не зашумел. Когда группа смотрела в их сторону, они не двигались. Когда люди отворачивались, они скользили сквозь джунгли, смешиваясь с настоящей листвой.

Один раз Билли, обученный передвижению в джунглях, быстро повернул голову, но увидел только то, что и должен был видеть.

Неподвижную растительность.

Если бы он только посмотрел повнимательнее. Гораздо ближе. Или если бы он обладал настоящими способностями дикого животного, или Тарзана, то смог бы заметить, что у многих из растений были глаза. Или, казалось, что они их имели. Ибо замаскированные в кустах и деревьях, находились живые существа с темными лицами, что были покрыты ритуальными шрамами путем размещения их раскаленными лезвиями на своей плоти. Их лбы были отмечены белыми полосами краски, изготовленной из белой глины и яичного белка птиц, что завершало их дикое украшение.

Когда замаскированные воины следовали за партией Хенсона на расстоянии в четверть мили, внезапно среди них раздался сигнал приказа, и все ложные растения и деревья, вырвавшись из леса, бросились вниз на ничего не подозревающее сафари.

Билли был первым, кто им ответил. Он повернулся, поднял свою винтовку наизготовку и выстрелил в один из живых кустов, отбрасывая его назад. Затем остальные кусты облепили их, и Билли был поражен ударом древка копья прямо в голову. Он согнулся вниз, попытался встать, но копье опустилось на его спину, прямо через заплечный мешок. Удар был невероятным. Таким интенсивным, что позвоночник Билли, казалось, переломился и несчастный рухнул к земле со стоном.

За этим последовал удар дубинки прямо в его голову.

Билли едва ли мог двигаться. Ему удалось открыть глаза и увидеть, как сафари было разбито воинами в одеяниях, покрытых листвой. Он услышал выстрелы Хенсона и носильщиков. И сразу же увидел, как Хенсон доблестно борется с воином, а потом заметил вспышку бронзового меча, и Хенсон согнувшись пополам, упал вниз лицом.

Билли попытался подняться. Но не смог.

Он успел увидеть так же, как Джин открыла огонь из своего пистолета прямо в куст, в упор, увидел, как этот куст упал, но потом и ее захлестнула орда одетых таким же образом воинов.

Билли закрыл глаза. Он почувствовал тепло, и, как ни странно, какой-то уют и комфорт.

Звуки выстрелов и крики заставили его через силу открыть глаза снова. И этого делать не стоило. Подкравшиеся воины напали и полностью разметали сафари. Все было кончено уже через несколько минут.

Билли заметил, что Джин увели прочь вместе с захваченными носильщиками. Ее голова низко повисла, а руки были связаны за спиной, поводок из кожи был прочно закреплен на шее, и абориген, теперь лишенный своего костюма из листвы, высокий и царственный, с большим количеством шрамов и лицом, украшенным полосами белой краски, увел ее прочь с тропы вне поля зрения.

— Сукин сын, — выругался Билли.

Затем на него упала тень, и высокий туземец воткнул копье в плечо Билли. Но Билли не почувствовал боли. Теперь он ничего не чувствовал. Он подумал о Хенсоне, Джин, своих друзьях. Он хотел бы смочь сделать хоть что-то. Он хотел бы остался дома. Несчастный снова закрыл глаза и почувствовал, как мир закачался вдали от него, как будто вися на веревке.

— Ну, вот и конец, — подумал Билли, это была его самая последняя мысль.