Со своего места, в личной зрительной ложе, сидя на своем золотом троне, с мантией, лежащей на коленях, Куруванди наблюдал с равнодушием за событиями дня. Он хотел лишь увидеть, как умрет этот бронзовый гигант. И желал увидеть представление от Эбопы. Его глаза блуждали там, где висел громадный гонг.
Гонг был устроен таким образом, что при ударе с огромной силой, эхо его перезвона проходило через металлическую трубу прямо в пещеры за его пределами. Через двадцать минут обычно прибывал Эбопа, голодный и злой. Воины должны были только открыть ворота на дальней стене, те, которые вели вниз к нижним пещерам и к Эбопе. Когда Эбопа появлялся из темноты, то поначалу начинал трясти головой и протирать глаза, но вскоре, приспособившись к свету, начинал выслеживать свою жертву.
Иногда Эбопа прыгал на свою добычу, убивая её немедленно, и съедая под рев толпы. Чаще всего, он начинал играть со своей предполагаемой едой, преследуя её по арене и позволяя добыче поначалу даже брать на себя инициативу, а затем, внезапно, Эбопа начинал атаковать в своей особой и отвратительной манере нападения, а через несколько мгновений жертва падала под его похожими на крючья когтями.
Редко кто оказывался, достаточно силен, или настолько храбр, чтобы дать Эбопе настоящий бой. Сегодня же, если то, что Куруванди слышал об этом гиганте, было правдой, зрелище могло быть другим. Еще несколько минут удовольствия могли быть добавлены к его предвкушению. Правитель стал еще более оптимистичен, услышав, что гигант сбежал из темницы с двумя женщинами и боролся с превосходящими силами противника, прежде чем был загнан на арену. Это доказывало, что пленник не был обычным человеком.
Куруванди посмотрел вниз на арену и на дверь, через которую обычно приходил Эбопа. Бессознательно, он облизал губы.
В туннеле под ареной, Хант двинулся на свет. Он подошел к его источнику, обнаружив, что это была искусственная шахта, которая вела из туннеля, и что сам проход заканчивался здесь, напротив твердой каменной стены. По склизким стенам шахты и влажному полу туннеля, Хант сделал вывод, что этот шлюз был предназначен для слива избытков воды.
Не удосужившись оглянуться назад, Хант оперся руками по обе стороны от шахты, и подтянулся вверх, а затем использовал свои ноги таким же образом. Поверхность была скользкая, но за счет постоянного упора руками и ногами он уверенно двигался к выходу. Над собой он смог увидеть металлическую решетку. Хант старался не думать о ней и надеялся, что сможет сдвинуть ее.
Когда Хант был на полпути, он посмотрел вниз на льва. Тот не мог подниматься по шахте. Там не было места, где его лапам удалось бы ухватиться. Хант почувствовал затопившую его волну стыда от своей трусости. Он должен был умереть рядом со львом. Лев давал ему время, чтобы подняться к вершине шахте, но ему следовало бы умереть вместе с ним. Лев посмотрел на него снизу вверх и оскалил зубы, как будто улыбнулся. Затем Джад-бал-джа повернулся к скрипящему ужасу, который устремился на него, и Хант принял окончательное решение. Он продолжил подниматься вверх.
Когда Джин вышла на арену, Куруванди подался вперед на своем троне. «Это может быть интересно», — подумал он. Не потому, что он чувствовал, что эта бледнокожая женщина будет искуснее чем Джеда, борьбу который он видел уже много раз, а потому, что ему было интересно то, как на этот раз умрет чужестранка.
Место Куруванди для лицезрения этой битвы было хорошим. Оно всегда отлично подходило для просмотра всех выступлений, но и в этом случае часть арены, где Джин и Джеда должны были сражаться, находилось прямо напротив него. Как только Джеда вышла на арену, она посмотрела на его подиум и улыбнулась. Время от времени, они были любовниками. Обычно после того, как она билась на арене, особенно если была покрыта кровью. Джеда чувствовала, что статус любовницы царя, мог иметь свой политический подтекст, и она была амбициозной.
Воительница решила, что она будет расправляться с девушкой медленно, позволяя той пожить еще некоторое время. Затем она убедится в том, что убийство будет кровавым. Куруванди это понравится. Он ненавидел, когда все случилось быстро, и было очень мало крови.
Джеда улыбнулась Куруванди, а тот улыбнулся в ответ. Он подумал про себя: «Когда-нибудь, я должен буду убить её, прежде чем она станет слишком опасной и популярной».
Черные львы стояли по обе стороны от Куруванди, и, поместив свои передние лапы на верхнюю часть смотровой площадки, звери тоже смотрели вниз. Они, как и их хозяин, любили арену. Кровь, звуки толпы, запах страха их возбуждал. Когда все заканчивалось, их хозяин позволял им спрыгнуть на арену на некоторое время, чтобы поесть. Там всегда находились прекрасные лакомые кусочки.
Всадник на зебре выехал на арену. Он вез два длинных копья и ножи в потрепанных ножнах на ремнях. Воин бросил по одному из каждого предмета перед Джедой, а остальные перед Джин. Всадник сказал что-то на языке Ура, а затем уехал. Джеда закрепила на поясе нож и взяла свое копье, и Джин сделала то же самое. Девушка была так напугана, что буквально чувствовала, как плоть в ее ногах тает, и что скоро, и она сама превратится в жидкость и растечется по кровавому песку арены.
Ее руки дрожали, когда Джин держала копье, но, чтобы не позволить себе показать это, что она свирепо двигала копьем и вызывающе бросала угрозы. Эти угрозы были весьма глупы, но так как никто среди жителей Ура, так или иначе не мог понять её язык, девушка понимала, что может заставить их звучать более угрожающе только тоном своего голоса и выражением лица.
— Твоя мать проститутка, которая носит армейские ботинки! — кричала она. — Когда в последний раз ты принимала ванну? И кто же это сделал тебе такую прическу? Ты слегка не дотягиваешь до девицы высшего класса из салона красоты города Остина, но здесь это не так важно. «Тем не менее, — сказала она себе, — даже если я здесь только в одном бюстгальтере, я техасская девушка до мозга костей, и внутри меня твердый материал, из которого делают лошадиные подковы, и я собираюсь заглянуть внутрь себя и вытащить его наружу. Я собираюсь…»
Её размышления о твердости были прерваны, когда Джеда использовала свое копье, быстро ударив и нанеся порез на плече Джин.
Джин не могла поверить своим глазам. Выпад был настолько быстрым, что она почти не заметила его. А теперь, через мгновение после того, как он была закончен, девушка почувствовала поток тепла, бегущего по её плечу, а затем ощущение жжения. Острое как бритва лезвие копья порезало ее плоть, и потекла кровь.
Джеда развернулась, присела и использовала древко копья, чтобы ударить Джин прямо под коленями и сделать подножку. Джин подлетела в воздух и рухнула прямо на спину.
Толпа взревела.
Джеда повернулась спиной к Джин и подняла свое копье, приветствуя толпу.
Джин сочла это самым унизительным действом из всего прочего. Джеда не воспринимала её всерьез ни в малейшей степени.
Джин приподнялась на колени, сделала выпад своим копьем и резко ткнула Джеду в ее зад. Джеда подскочила и повернулась, арена загрохотала, полная смеха.
Джеда взглянула краем глаза вбок и заметила Куруванди, который смеялся так оглушительно, что его головной убор трясся. Даже черные львы, глядя через край помоста, упершись своими большими лапами, казалось, что на их мордах тоже было выражение насмешки и юмора.
Джеда резко заговорила с Джин, и хотя девушка не смогла понять ни слова, она поняла её намерение. Она знала, что её конец наступит прямо сейчас.
«Может быть, так будет лучше всего», — подумала Джин. Оскорблять Джеду, пока та не взбесится так, что убьет ее быстро. Быстрая смерть была бы лучше, чем затяжная и унизительная.
В тот момент, когда Джин была на волосок от смерти, а Хант достиг вершины шахты, и в то же время внизу Джад-бал-джа атаковал, прыгнув на голову Эбопы. Существо понесло Джад-бал-джа обратно в конец туннеля, а затем, вместе с Джад-бал-джа, сидящем верхом на его голове, как шлем, царапаясь и вереща Эбопа встал, выпрямившись в полный рост в тесной шахте.
Хант был вынужден бороться с решеткой люка, спасаясь от лезущих наверх Джад-бал-джа и Эбопы. К счастью, решетка легко откинулась, и Хант пролез наружу. К сожалению, люк находился прямо позади помоста с троном Куруванди, который, услышав стук решетки об пол, повернулся и посмотрел из-за спинки своего трона. То, что он увидел, поразило его.
Оборванный белый человек вывалился из канализационного стока, улепетывая на руках и коленях, а позади него поднимался из шахты огромный лев, сидевший на голове…
Куруванди в ужасе вскочил на ноги.
Это был Эбопа. Куруванди завизжал, будто крыса, раздавливаемая под ногой слона. Лев ехал на голове Эбопы.
Снаружи на арене, Джеда, уверенная в своей победе, вновь потеряла интерес к Джин и повернулась, чтобы посмотреть на Куруванди, пытаясь опознать природу его крика. Это и стало ошибкой со стороны Джеды.
Джин бросила свое копье. Это был неуклюжий бросок, и копье прошло над головой Джеды. Воительница развернулась назад к лицу Джин, но техасская девушка уже выхватила свой нож и немедленно прыгнула вперед. Если бы Джеда не была так поражена упорством и ожесточением свой противницы, она легко могла бы убить Джин. Но к тому времени, когда она поняла, что Джин была реальной угрозой, стало уже слишком поздно.
Джин вонзила кинжал в глаз Джеды и свалила её на землю, проворачивая оружие в глазнице, как будто вгоняя штопор в пробку бутылки с вином.
Джеда, великая воительница, умерла быстро.
Тарзан тоже не бездействовал. С того момента, как Джин вышла на арену, он принялся исследовать стены. Это была почти гладкая стена, но с цепью обернутой вокруг своей талии, Тарзан мог бы справиться со своей задачей. В стене проглядывали некоторые очертания стыков, там, где камни были скреплены вместе, и человек-обезьяна использовал свои сильные пальцы, чтобы вцепиться в них и попробовать выбраться наружу. Он начал свой медленный и мучительный подъем и достиг вершины стены в тот самый момент, когда Джин прыгнула вперед и убила Джеду.
Тарзан увидел это и почувствовал воодушевление.
Джин, поднявшись над своим врагом, повернулась к нему, увидела, что человек-обезьяна стоит на вершине соединительной стены, под развевающимся красным флагом на длинном шесте. Она подняла нож, издав победный крик. Тарзану показалось, что он был почти что звериным. Сверху над Джин, на помосте Куруванди он увидел то, что одновременно воодушевило и устрашило его. Джад-бал-джа вцепился в голову монстра, безуспешно кусая и царапая его когтями.
Куруванди отступил в дальний угол помоста, а два черных львы присоединились к Джад-бал-джа в его попытке повергнуть Эбопу. Но Эбопа не сдавался. Он отбросил одного из черных львов прочь ударом своей ноги. Лев высоко взлетел и упал на спину, на арену. Даже с расстояния, Тарзан услышал, как его спина затрещала, как щелкающий кнут. Лев затрясся и задергался, а затем неподвижно замер.
В противоположном от Куруванди углу помоста Тарзан увидел Ханта, державшего сломанное копье и выглядевшего готовым, едва ли не жаждущим начать сражаться.
Тарзан вырвал длинный, податливый флагшток из крепления на стене, повернулся и опустил его, подавая Ньяме. Ньяма взялась за него, и человек-обезьяна потянул ее вверх.
Тарзан и Ньяма побежали вдоль верхней части стены, а навстречу им двинулся ряд воинов. Тарзану не нравились шансы, но ситуация была идеальной. Независимо от того, сколько врагов там находилось, они могли встретиться с ним только по одному за один раз. Он использовал флагшток, чтобы бить и отталкивать, сбрасывая их со стены. Падения не было достаточно, чтобы убить воинов, но стены были достаточно высокими, чтобы они получили травмы. Некоторые из них уже стонали со сломанными костями и разбитыми черепами.
Тарзан приказал Ньяме прыгать, что она и сделала. Они спрыгнули на арену в сторону Джин, и помчались к ней. Теперь воины подходили от стены, мчась бегом за ними.
Никогда раньше когти Джад-бал-джа и его могучие челюсти не были такими бесполезными. Эбопа потянулся своим крючковатым отростком, схватил льва и отбросил его на Куруванди. Джад-бал-джа, царапаясь и кусаясь, приземлился в полную силу на Куруванди, и они упали. Когда Джад-бал-джа поднялся, Куруванди был уже мертв, его голова была раздавлена челюстями огромного льва, словно грецкий орех клещами.
Эбопа, раздраженный черным львом, который вцепился в его ногу, двинул ей и протащил льва по трону, как обычный человек соскабливает что-то со своей обуви.
Черный лев покатился по полу, и совершенно случайно, он и Джад-бал-джа столкнулись вместе. Львы сразу же вцепились друг в друга. Они закрутились, кусаясь и царапаясь, словно были столкнувшиеся кусты перекати-поля из меха.
Эбопа повернул свою черную тыквенную голову и посмотрел на Ханта. Хант никогда не видел подобного взгляда. Он был почти гипнотическим. Эбопа присел и сделал один медленный шаг. Монстр задрал морду, чтобы показать свои странные зубы.
Хант перепрыгнул через ограждение помоста и упал на арену.
Завороженный Эбопой, Хант не знал о толпе воинов, с грохотом, бегущих по арене в направлении Тарзана, Джин и Ньямы. Когда он увидел Джин на мгновение, то воодушевился, а затем при виде Тарзана, загорелся еще большим энтузиазмом. Он не узнал другую женщину, но судя по виду, можно было полагать, что она была вместе с Джин и Тарзаном.
Затем его захлестнули воины, с грохотом несущиеся к ним.
«Из огня, да в полымя», — подумал Хант.
Но Эбопа, разочарованный потерей своей главной добычи, той, что была вкуснейшим лакомством — человека — спрыгнул с помоста и легко приземлился на арене, словно кузнечик, позади Ханта, Тарзана, Джин и Ньямы.
Воины, бросившиеся было к Тарзану и остальным, испустили крик ужаса и повернулись, чтобы бежать прочь от своего бога. Они отчаянно пытались взобраться на стену, с которой спрыгнули, но не смогли этого сделать. Они поднимались друг на друга, как муравьи, давя упавших под собой. Таким образом, некоторые взобрались наверх, в то время как другие умерли под их ногами, или стояли внизу, в страхе вжимаясь телами в стену.
Тарзан повернулся и, посмотрев через плечо, увидел источник их паники.
Эбопа подкрадывался к Ханту.
— Хант! — заорал Тарзан. — Сзади!
Хант повернулся и увидел Эбопу.
Эбопа присел, согнув свои ноги.
И сделал прыжок.