Хант и Смолл отбивались от москитов, в то время как заканчивали свой обед. Бледная и белая кожа Ханта была загорелой лишь на шее и предплечьях, а укусы комаров сводили его с ума. Смолл, будучи негром, не был таким обгоревшим, но комары, казалось, полюбили его. Он уже давно слышал шутки о том, каким сладким было его темное мясо. Через некоторое время, комариные укусы уже перестали казаться ему смешными.
Хант, закончив, есть свои сухари и мясные консервы, поднялся со своего складного стула и покинул лагерь, чтобы облегчиться. Он вошел в палатку, достал свой автоматический пистолет 45 калибра и нацепил его на пояс, и прошел мимо носильщиков, которые сидели в кругу за обедом. Они холодно посмотрели на него. То, как негры посмотрели на него, вызвало у Ханта тошноту. Не то, чтобы они ненавидели его, а скорее, просто не уважали. И он не винил их в этом.
Хант вошел в кусты. Когда он почувствовал, что он зашел достаточно далеко от лагеря, то оперся в дерево и заплакал. Тихие и беззвучные рыдания, пролились горячими и влажными слезами, которые он сдерживал все эти дни.
Он попал, как тот самый пресловутый гусь. Он и Смолл оказались в немного лучшем положении, нежели экспедиция Лорела и Харди[1], при том, что ни один из них не напоминал юмористов. Хант решил, что если сможет отсюда выбраться, то немедленно вернется назад в Техасский университет, откуда и началась вся эта заваруха. Он не хотел идти в джунгли. Там было жарко. Он лишь хотел быть рядом с Джин, но только потом узнал, что профессор Хенсон решил разделить экспедицию, так как не был уверен, что в долину, где предположительно находился затерянный город, можно будет легко добраться с обеих сторон. Он подумал, что будет лучше, если хотя бы одна маленькая группа сделает это и произведет научные исследования, нежели одна большой общий отряд попросту не дойдет до места. Хант вызвался возглавить вторую группу, и Хенсон охотно согласился.
Хант только сейчас понял, что доверие Хенсона в его силы было значительно переоценено, потому что у него это определенно не получалось. Он уже практически решил, что они должны повернуть назад, но не знал и сам, как повернуть назад. Их карта превратилась в бред. В ней ничего не соответствовало действительности. Не похоже было, что здесь существовали дорожные знаки или тому подобные вещи. И Смолл, который, в свою очередь, читал и пользовался картами достаточно хорошо, ничего в ней не понимал. Ни один из них ранее не имел дел с джунглями, и Хант теперь понял, что Джин все время была права, говоря о нем. Он же был идиотом. А он сам был прав относительно Смолла. Тот был идиотом, также. Они оба были идиотами. И они потерялись.
Хант вытер глаза, нашел тропу, и собирался уже вернуться в лагерь, когда он увидел трех мужчин с винтовками, идущих к нему. Они дернулись, когда увидели его, как сделал и Хант, увидев незнакомцев.
Один из них, большой черный человек с лицом, которое выглядело, как если бы его пожевали и выплюнули, сказал: — Это должны быть всё же джунгли, а не Центральный вокзал…
— Кто вы? Кто вы такие? — спросил Хант.
Уилсон принялся изучать Ханта. Тот был мужчиной среднего роста, лет двадцати пяти. Очень светловолосым. С очень гладким лицом. И довольно загорелым.
— Наша группа сафари сбежала, — сказал Уилсон. — Пара аскари убедила наших носильщиков ограбить нас. И мы преследуем их.
— Для того чтобы застрелить их? — спросил Хант. Вся перспектива этого возбуждала и ужасала его.
— Нет, если нам не придется, — сказал Уилсон. — Мы просто хотим вернуть наши вещи обратно. Мы охотники.
— А я не охочусь на животных, — сказал Хант. — Разве, что для еды, но у нас есть много пищи.
— У нас? — переспросил Громвич.
Хант изучал Громвича. Он пожелал вдруг ничего больше не произносить. У Громвича было маленькое, похожее на хорька лицо, а упоминание о еде, казалось, весьма возбудило его. Конечно, это могло быть просто потому, что он был голоден. Опять же, все эти люди, совершенно не были похожи на миролюбивых компаньонов. А этот толстяк Ханту не понравился больше всех остальных. Он не был столь жестким и самоуверенным, как большой черный человек с изжеванным лицом, но в нем было что-то, вызывающее мурашки на коже Ханта.
Затем Хант подумал: давай же, парень. Ты предосудителен. Если и была одна вещь, которую он узнал в воскресной школе, так это было то, что никто не должен заранее осуждать других. И что нельзя судить о книге по её обложке. Эти люди потерялись, они, вероятно, голодны, что и объясняет их дикий внешний вид.
— Мой спутник, Альберт Смолл, — наконец, ответил Хант. И наши десять носильщиков.
— У вас есть аскари? — спросил Уилсон. — Провожатые?
— Они, кажется, сбежали, — сказал Хант.
— «Кажется», сбежали? — переспросил Уилсон.
— Им не нравилось то, как мы руководили ими, так что они, вроде как, убежали.
Уилсон подумал об этом одно мгновение и пришел к выводу, что этот человек был, скорее всего, глупцом. Он потерялся, но не признавал этого. Носильщики легко могли бы вывести этого молодого человека из джунглей, если бы решили сделать это, но, возможно, они просто проводили время, следуя за этим идиотом. А, в конце концов, когда припасов будет мало, они просто дезертируют, забрав то, что осталось, или же отведут юношу в свою деревню и заставят его оплатить втрое за возвращение путешественника к цивилизации. Уилсон видел такого рода вещи и раньше, когда он еще охотился на крупную дичь. Еще до Иностранного Легиона.
— Если вы не охотничья экспедиция, — сказал Кэннон, — то, кто вы?
— Научная экспедиция, — сказал Хант. — Мы должны были встретиться с некоторыми нашими товарищами. Он хотел было признать, что они заблудились, но сдержался.
— Что ты делаешь тут вдали от своего сафари? — спросил Кэннон.
— Внемлю зову природы, — сказал Хант.
— Мы голодны, — сказал Уилсон, — Мы были без еды большую части дня, и уже думали, что если не подстрелим хоть какую-то дичь, то снова останемся голодными. Я бы предпочел не ждать, пока мы добудем хоть что-нибудь, если вы сможете поделиться с нами некоторым количеством пищи.
Хант не был уверен, что он сможет поделиться хоть чем-нибудь. Он не знал, как выбраться из джунглей, и как далеко находится побережье. Пустыня. Цивилизация. Он мог быть также выброшен с завязанными глазами на парашюте в эти джунгли, будучи в таком замешательстве, в каком находился сейчас. Но Хант просто сказал: — Пойдем в наш лагерь и поедим.
Смолл сидел на своем складном табурете, наклонившись над складным столиком, вертя карту и так и сяк. — Теперь все в порядке, — подумал он. Верхняя часть карты — это север, а низ — это юг. Но где я на этой карте, и, даже если бы я знал это, хотел бы при этом понимать, стою я лицом к нижней части карты, или к верхней? Или у какого-то из краев? А можно ли будет пройти через центр карты?
Он вытащил из кармана свой Справочник Бойскаута. Затем перечитал часть про то, что солнце заходит на западе, а восходит на востоке, будучи прямо над головой около полудня. Но там ничего не говорилось о том, как солнце резко садится за джунгли, когда становиться поздно, или, как нужно действовать в случае, когда человек думает, что он двигается по прямой, только для того, чтобы обнаружить себя снова на том, же месте, откуда он начинал свой путь день или два тому назад. Справочник не упоминал и об этом. Это было своего рода тайной, которую он хранил лишь для себя. Часть про хождение по кругу.
До сих пор им удавалось сделать только это, и, по крайней мере, уже с полдюжины раз. Смолл не мог решить, были ли они ближе к пункту их назначения, или ближе туда, где они начали, или же прямо посередине, просто двигаясь по кругу, или же они оказались прямо в эпицентре всего этого кошмара.
Что он знал точно: у них было много еды, воды и боеприпасов, но аскари дезертировали с парой их тюков, оставив лишь группу носильщиков, которые знали английский настолько плохо, что Смолл не был уверен, как с ними правильно общаться. Он мог заставить их двигаться, но они просто слепо следовали за ним и Хантом.
Смолл отложил справочник подальше и сложил карту. Он повозился с сухарями и тушенкой, нашел, что был не очень голоден. А затем достал колоду карт. Смолл неплохо играл в пасьянс. Ему нравилось эта игра. Это было одна из немногих вещей, которые он делал в жизни, что в итоге приводила его к победе. По крайней мере, иногда. И, насколько бы Смолл не был обеспокоен всеми подобными обстоятельствами, иногда он бывал достаточно хорош.
Смолл только выложил ряд карт на стол, когда поднял голову на звук шагов возвращавшегося Ханта. Он увидел троих мужчин, идущих с ним, и сначала подумал, что это Хенсон и его группа, но его надежды были тут, же разбиты, когда Смолл понял, что это были не они.
Он медленно встал со складного стульчика, изучая троих мужчин, которые приближались вместе с Хантом. Они не были похожи на излишне дружелюбных индивидов.
— Я нашел этих людей в джунглях, — сказал Хант.
— И не говори? — сказал Смолл. — Этот мир так мал.
— Да, разве это не правда? — сказал толстяк.
Хант рассказал Смоллу все то, что они поведали ему, и про их носильщиков, что убежали. Уилсон изучил их лагерь и сказал: — Мне кажется, что вы, ребята, немного заблудились.
— Сбиты с толку, — сказал Хант.
— Потерялись, — сказал Смолл. — А вы ребята случайно не знаете эту часть страны?
Уилсон наклонился и начал есть то, что осталось от сухарей. Он принялся обмакивать куски сухарей в открытую банку с тушеным мясом. И стал поедать с жадностью. — Как насчет того, чтобы получить какой-нибудь продуктовый подарочек от вас, ребята?
— Ну, да, — сказал Хант. — Полагаю, что да.
Хант вошел в шатер, и вышел с рюкзаком. Затем открыл его, доставая провизию. Уилсон взял складной стульчик Ханта, и, усевшись за стол, принялся есть. Громвич и Кэннон присели на корточки рядом, и, зачерпывая из мясных консервных банок своими пальцами, ели причмокивая.
— Так вы знаете эту местность? — спросил Смолл. — Да, — сказал Уилсон. — Мы знаем её. Немного. Но у нас нет никаких припасов. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Я так полагаю, — сказал Хант.
— Вот, что я думаю, мы должны сделать, — сказал Уилсон, — нам стоит, я думаю, объединиться. Вы разделите с нами ваши припасы, амуницию и прочее, а мы укажем вам правильное направление. Куда вы хотите пойти? К побережью?
— Нет, — сказал Хант. — Не совсем. Как я уже сказал. Мы научная экспедиция. Мы должны встретиться с другой группой, и, ну, я думаю, что мы с ними один раз разминулись.
— Может быть, больше, чем один раз? — сказал Громвич. Хант попытался улыбнуться, но лишь уголки его рта шевельнулись. — Несколько раз, на самом деле. Громвич усмехнулся.
— У вас есть что-нибудь выкурить? — спросил Кэннон. — Сигареты? Сигары? Трубка?
— Нет, — сказал Хант. — Мы не курим.
— Жевательный табак? — спросил Кэннон
— Нет, — сказал Хант. — Мы не делаем чего-либо подобного.
— А как насчет кофе? — сказал Кэннон. — Вы же его употребляете, не так ли?
— Да, — сказал Хант. — Мы пьем кофе… Подождите минуту. Мне не нравится ваш тон. Мы не работаем на вас, ребята.
Уилсон поднялся очень быстро, и у него был его 45 Кольт в руке. Ни Смолл, ни Хант не увидели, когда он выхватил пистолет. Он двинулся быстро и, взмахнув оружием, ударил Ханта за ухом, и Хант опустился на одно колено. Смолл поднялся на ноги. Ему не очень хотелось доставать свой пистолет, и он почти что рад, что все-таки не сделал этого. Если бы он попытался использовать его, то эти люди наверняка бы убили его. Негр почувствовал руку на своем плече. Смолл повернулся, чтобы увидеть толстяка, стоящего за ним, улыбаясь, с тушенкой на зубах.
— Почему бы тебе просто не посидеть смирно, — сказал Кэннон. — Просто так будет для тебя лучше всего. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю?
Смолл сел. Уилсон вытащил пистолет 45 калибра из кобуры Ханта, и нисколько не спеша в этом. Удар чрезвычайно ошеломил Ханта. Хант лежал, уткнувшись вперед, головой в землю. Кровь стекала с волос на его лицо.
Громвич подошел к носильщикам, которые выглядели готовыми бежать при первом признаке смятения. Он указал винтовкой на них и заговорил на их языке. Они сели обратно в круг.
Громвич вернулся. Он сказал: — Их вполне устраивают наши методы, парни. Им также понравилось, что я предложил большие деньги. Конечно, они не получат их. Вообще ничего. Но я думаю, что я был по-настоящему щедр, сделав такой жест, и было очень приятно видеть, что они сразу, же стали покорными, как овцы.
— Это теперь наши люди, без сомнения, — сказал Уилсон. Затем он обратился к Смоллу: — Может быть, ты смог бы поставить компресс на голову твоего приятеля. Ладно, не переживай ты так. Его кровотечение остановилось довольно быстро, так как он упал вон там, прямо в грязь. А грязь затыкает все хорошо. А теперь, о чем мы говорили? Ах, да, твой приятель говорил, что вы, парни, не станете работать на нас. Но знаешь что? Мы начинаем считать, что вам вполне подойдет эта роль. Это может стать началом прекрасных отношений. Крайней мере, мне видится это с нашего конца палки. А по поводу этой вашей научной экспедиции. Я думаю, что, возможно, вам придется немного с ней подождать. Что это вообще такое? Поиски какой-то редкой бабочки или что-то подобное? Каталогизация личинок червей?
Смолл покачал головой, но так ничего и не объяснил. Хант, немного придя в себя, задумался: «Я обязательно выберусь из этого. Я вернусь к цивилизации. И собираюсь отыскать свою старую учительницу воскресной школы, и сказать ей, что иногда вполне можно судить по внешности, а затем собираюсь ударить её прямо в нос».
Уилсон протянул руку и взял карту, которую Смолл свернул и положил на складной столик. Он открыл её. А затем сказал: — Ну вот, а кто говорил, что нет такой вещи как совпадение?
— Что это? — удивился Громвич.
— Наши потерявшиеся парни здесь, — сказал Уилсон. — И у них есть карта города Ура.
— Мы не нашли никакого города, — сказал Кэннон. — Мы не добрались до города, — сказал Уилсон. — А это карта местонахождения Ура. По крайней мере, так здесь указано.
Уилсон изучал темные линии, которые были нарисованы на карте, указывая план пути Ханта и Смолла. Он смог сразу же понять, где они потеряли правильное направление.
— Эти дураки были прямо на вершине города все это время и не знали об этом. Я полагаю, что они всегда ходили вокруг него.
— А разве он близко? — спросил Кэннон.
— Я должен изучить её, чтобы сориентироваться, — сказал Уилсон. — Мы не только заполучили сафари сейчас, но и достали карту того места, куда хотели пойти. Нам просто осталось позаботиться о том дикаре. — Мне наплевать на него, — сказал Громвич.
— Ты все продолжаешь говорить это, — сказал Уилсон. — Больше не говори этого. Я смотрю на это так — мы знаем, что этот дикарь, профессор и его дочь впереди нас. Они не будут ожидать, что мы пойдем за ними, к тому же, полностью вооружившись. Теперь мы получили оружие и все необходимые припасы. Я так понимаю эти люди и есть те, с кем те ослы собирались встретиться. Правильно?
Вопрос был адресован Смоллу. Смолл задумался на мгновение. Кэннон ткнул кончиком ствола 45-го в ухо Смолла. — Позволь-ка мне вставить слуховой аппарат тебе в уху, господин путешественник. Мужчина и женщина, очень симпатичная женщина. С которой ты захотел бы познакомиться?
Смолл не ответил и Кэннон слегка ударил его в бок головы своим кольтом, но этого было достаточно, чтобы потекла кровь. Струйка побежала с головы Смолла вниз по его щеке.
— Может быть, я должен перефразировать свой вопрос, — сказал Кэннон. — Ты хочешь, чтобы я это сделал?
Смолл опустил голову. — Похоже, что это они… Я полагаю, что это так.
— И теперь этот дикий человек с ними, — сказал Уилсон. — Который, к тому же, хорошо владеет своим луком.
Хант и Смолл были вынуждены нести припасы, идя в авангарде носильщиков. Уилсон, который был излишне мягким со своими прежними носильщиками, что принадлежали и Хенсону, растерял всю свою доброту, и теперь был весьма груб со своими вновь приобретенным сафари. А все, о чем мог думать Уилсон, был этот дикий человек. Само по себе, получить взбучку, было уже достаточно плохо, но то, что это произошло на глазах Кэннона и Громвича, являлось совершенно непростительным. Итак, поздно вечером, когда они напали на след группы Хенсона, Уилсон остановил свой отряд сафари.
— Вот, как мы поступим, — сказал Уилсон, — я собираюсь взять с собой двух этих городских мальчишек и Кэннона. Громвич, ты останешься здесь, и будешь охранять носильщиков с припасами. Пусть они разобьют лагерь. Не будь больше мистером Добряком. Выбей все дерьмо из этих парней, заставь их быть послушными. Стреляй по ногам, если придется. Убивай их медленно, если захочешь. Таким образом, остальная часть этих парней будет знать, что мы люди серьезные и деловые.
Уилсон знал, что Громвич не будет делать ничего подобного. Это было не для него. Кэннон сделал бы так, не моргнув глазом, но не Громвич. Он мог бы застрелить одного из них только, если бы пришлось, но у него обычно не хватало смелости для такого рода вещей. Уилсон хотел, чтобы Громвич знал, что такое настоящий бизнес. Ему не хотелось никакой болтовни или нытья.
Уилсон нагрузил Ханта и Смолла несколькими тюками, а затем он и Кэннон толкнули их на след, в погоню за сафари Хенсона.
Была уже середине дня, когда Уилсон пришел к выводу по признакам, что они нашли, что менее чем за пятнадцать минут их отряд сможет догнать Хенсона. В соответствии с планом, Уилсон должен был двинуться прямо в джунгли, и, сделав широкий круг, напасть на преследуемых из засады. Он собирался застрелить дикого человека в первую очередь, так как решил не бороться с ним один на один, полностью осознавая, что это может привести к самым негативным последствиям. Он решил также, что убьет Хенсона и отдаст женщину Кэннону и Громвичу. Это не являлось его предпочтительным выбором, но если он хочет, чтобы эти два клоуна были счастливы, он должен был знать, как прикормить их, а эта женщина была именно тем, что нужно.
Уилсон думал обо всем этом, когда, внезапно, на некотором расстоянии от них, через тропу прыгнула антилопа. Они остановились в изумлении, услышав звук хрустящих листьев. Тарзан вместе со Нкимой, которая цеплялась за его плечо, не чувствуя запаха выслеживавших его врагов, уносимого от него ветром, был озабочен тем, что мчался сквозь джунгли по тропе, с луком и стрелами в руках, в быстрой погоне за антилопой, которая должна была стать ужином для отряда Хенсона. Он оставил их ждать десять минут назад на тропе, и отправился за добычей, которая теперь была на расстоянии вытянутой руки.
Человек-обезьяна резко замер в середине тропы и быстро натянул свой лук. Но в тот момент, когда он собирался выпустить стрелу, чтобы отправить её в полет в сторону антилопы, которая через несколько секунд будет вне поля зрения в кустарнике, ветер изменился.
Запах Уилсона и его отряда заполнил его ноздри, и Тарзан развернулся. Но как раз перед тем, как Тарзан почувствовал их, Уилсон поднял винтовку, взял на мушку голову Тарзана и выстрелил.
И это произошло именно в тот момент, когда Тарзан обернулся.
Выстрел нанес Тарзану скользящий удар по лбу и отбросил его, но не раньше, чем он рефлекторно заметил отблеск винтовки, и выпустил стрелу в полет. Нкима, верный своей природе, прыгнул на Тарзана и испуганно вереща, умчался в джунгли.
Уилсон увидел, как дикарь свалился вниз, а когда опустил винтовку, то заметил, что стрела, выпущенная человеком-обезьяной, вошла прямо в ствол его ружья по самое оперение. В тот момент, когда Тарзан учуял их запах, он уловил блеск ствола и выпустил стрелу прямо в цель, которую заметил. Уилсон почувствовал, как холодный озноб прошел сквозь него. Было просто удивительно, что пуля и стрела не столкнулись. Если бы этот человек засек свою истинную цель раньше, или если бы он не прицелился именно в проблеск винтовки — Уилсон знал, что стрела вошла бы прямо в его лицо.
Даже Кэннон был в ужасе. — Этот парень, — сказал он, — я уверен, что это не обычный парень.
— Конечно же, обычный, — сказал Уилсон, выдергивая стрелу из ствола винтовки. — Теперь уже.
Хант и Смолл, свидетели этого печального зрелища, двинулись вперед, туда, где лежал Тарзан. Кэннон приложил ствол винтовки ко лбу Тарзана. — Я просто разбрызгаю сейчас его мозги.
— Нет, это слишком просто, — сказал Уилсон. Он указал своей винтовкой на Ханта и Смолла. — Вы двое. Заберите оружие у него и выбросьте подальше в кусты. А потом… как там ваши имена, притащите его сюда.
Хант и Смолл, напрягаясь под тяжестью человека-обезьяны, понесли его за Уилсоном. Кэннон замыкал, подгоняя их ружьем. Они прошли по тропинке в кустах, подойдя к листве, которая выходила на красивую зеленую поляну, протянувшуюся на довольно большое расстояние. Неподалеку росло большое дерево. Оно было мертвым и расколотым, как будто его когда-то ударило молнией, но древесина все еще была твердой. Уилсон заставил их поднести Тарзана к подножию дерева и бросить его там. Затем Уилсон открыл свой рюкзак и достал кожаный патронташ. Он вынул оттуда боеприпасы, взял нож и нарезал из него полоски кожи. А после поручил Смоллу и Хант поднять и прижать Тарзана спиной к дереву.
Уилсон использовал полоски кожи, чтобы связать руки Тарзана сзади, и привязать его к дереву. Он взял также полоски ремня, чтобы связать его ноги, а затем стянул и лодыжки, плотно привязав их к стволу. А затем использовал длинный жгут вокруг шеи Тарзана, обвязав его вокруг дерева, чтобы окончательно безопасно обездвижить человека-обезьяну.
— Так в чем же идея? — сказал Кэннон. — Почему бы просто не выстрелить в него?
— Тебе понравится это, — сказал Уилсон. — Я хочу, чтобы он страдал.
— Теперь ты разговариваешь по-взрослому, — сказал Кэннон.
Уилсон открыл свою флягу, налил воду на кожаные ремни на ногах Тарзана, а затем и на те, что были закреплены на его руках и шее.
— Эта вода впитается внутрь хорошо, и они начнут затягиваться, когда она высохнет, а потом затянется ещё немного. Ты меня понимаешь, Кэннон?
— Ага, — сказал Кэннон, — я понял.
— Это перекроет ему кровообращение и задушит его до смерти, — сказал Уилсон. — Меня весьма веселит, когда я думаю об этом. Я говорю тебе, Кэннон, в последнее время все казалось, что все идет из рук вон плохо, чем я был весьма обескуражен, но сегодня мой счастливый день, о чем я и пытаюсь сказать тебе. Мы заполучили отряд сафари, карту, и этого дикого человека, который пришел прямо ко мне в руки. Это ведь все не случайно! Разве здесь нет справедливости?
Уилсон встал перед человеком-обезьяной и нанес жесткий удар правой в бессознательного Тарзана. Это был хороший правый, что влетел в челюсть Тарзана и отбросил его голову настолько, насколько позволила полоска мокрой кожи. Любой другой, получивший этот удар, уже имел бы сломанную челюсть. Но для Тарзана удар послужил в качестве звонка будильника.
Первое, что увидел Тарзан, был ухмылявшийся Уилсон.
— Здорова! — сказал Уилсон. — Ты помнишь меня?
Тарзан ничего не ответил. Он охватил взглядом все. Кэннона. Ханта и Смолла, которые, судя по манерам и отсутствия оружия, явно были пленниками.
— Я просто хочу пожелать тебе удачи, — сказал Уилсон. Выражение лица Тарзана не изменить, что несколько разозлило Уилсона. Но только на мгновение. Затем его хорошее настроение вернулось. Улыбаясь, Уилсон взял свой рюкзак и направился через кусты к тропе.
— Очень плохо, что твой большой котенок с тобой, — сказал Кэннон Тарзану, а потом ткнул Ханта и малый своей винтовкой. — Вы, двое дебилов, двигайтесь дальше.
Хант и Смолл мельком бросили на Тарзана беспомощный взгляд, а потом, повесив головы, побежали через кусты под прицелом винтовки Кэннона.
Поздний вечер в Африке еще не время прохлады. Воздух становится все жарче почти до самого заката, и пока солнце припекало, Тарзан почувствовал давление на своих щиколотках, запястьях и шее. Узлы были тугими с самого начала, но постепенно они стали высыхать. Еще через два часа, прежде чем стало темно, они уменьшились до половины своих размеров. Ремни буквально резали плоть человека-обезьяны.
Тарзан был зол на самого себя. Он стал излишне самоуверенным. Возможно, он был далеко от джунглей слишком долгое время. Он так занялся выслеживанием антилопы, что не был как настороже, как ему следовало бы. Все выглядело так, как если бы сейчас он не имел никаких шансов воспользоваться своими многочисленными способностями. Вот так всегда и происходит в джунглях. Эта ошибка неумолимой и фатальной.
Прошел час, а Тарзан все продолжал напрягаться в своих путах. Он весьма успешно уперся пятками к дереву и одного натяжения кожаных ремней было достаточно, чтобы разорвать их и освободить лодыжки, но он не мог найти рычаги влияния на те ремни, что связывали его запястья. Уилсон заставил Ханта и Смолла вытянуть его руки слишком высоко и закрепить их слишком туго. Бороться же против удавки на шее было совершенно бесполезно. Малейшее движение душило его.
Тарзан посмотрел через вельд, наблюдая за стадом буйволов, которые паслись и медленно приближались к нему. Он надеялся, что они пройдут рядом с ним. Водный буйвол — Горго, был, вероятно, самым опасным животным во всей Африке. Самым непредсказуемым, и тем, кто ненавидел человека больше всего.
Тарзан наблюдал, как в один громадный бык отделился от остальных, двигаясь в его сторону и вдруг с тревогой начал нюхать воздух. Тарзан знал, что Уша — ветер принес его запах в ноздри быка.
Горго фыркнул, роя землю. Его глаза еще не нашли Тарзана, но человек-обезьяна знал, что мощное чувство обоняния животного запаха ведет Горго к нему.
Тарзан мог видеть, что бык был старым ветераном. На его боках красовались большие отметины от когтей львов, рогов других быков. Тарзан не мог не восхищаться силой и мощью Горго. Бык был великолепным животным.
Горго потрусил вперед, раздувая свои ноздри. Он повернулся боком, побежал направо, снова развернулся и побежал влево. Бык размахивал своей головой из стороны в сторону. Он выискивал запах Тарзана, ибо его обоняние было гораздо лучше, чем его глаза.
Внезапно бык остановился. Он учуял Тарзана. Тарзан подумал, что, по крайней мере, его смерть будет быстрой.
Горго опустил свою большую голову. Он принялся рыть землю. Солнечный свет отразился от кончиков рогов и отбросил сияющие лучи в небо.
Затем, с ревом, огромный бык атаковал.