Забытое приключение Тарзана

Глава 20

Билли и Хенсон похоронили бедного Смолла в неглубокой могиле возле тропы. Затем, заставляя Уилсон шагать впереди, они двинулись через джунгли. Путники не были уверены в выборе правильного направления к городу Уру, но Хенсон старался изо всех сил, чтобы следовать своим первоначальным путем, надеясь, что тот был точным.

Через несколько часов, Билли заметил, что след привел их к широкой тропе в джунглях. Это была хорошо протоптанная тропа, и, очевидно, используемая не просто животными; можно было сказать, что эта тропа регулярно очищалась инструментами, а не была проделана только лишь ногами и лапами животных.

Они прошли лишь немного дальше, когда покинули тропу и выбрались на дорогу, которая вела в Ур. Здесь они и нашли воинов, которых убил Тарзан. В поле Билли и Хенсон увидели три стреноженных зебры, а рядом нашли пару колесниц.

— Мы могли бы поехать в Ур с комфортом, — сказал Хенсон, указывая на колесницы.

— А когда воины Ура увидят нас, — заметил Билли, — они убьют нас с не меньшим комфортом. Лучше бы нам подло и тайно прокрасться туда.

— Верная мысль, — поддержал Хенсон.

Билли двинулся к трем зебрам. Он использовал вожжи от колесниц, чтобы соорудить грубые уздечки, и в течение нескольких минут все трое, усевшись верхом, направились вниз по дороге к Уру.

Куруванди, освежившись в своей кровавой ванне, ополоснулся в чистой проточной воде, облачился в свою лучшую пурпурную мантию и сандалии из овечьей кожи. Его великолепный головной убор был сделан из мягкой кожи и плюмажа из ярко окрашенных птичьих перьев, что величественно покачивались, когда он шел. Правитель оказался необыкновенным образцом туземного племени. Почти семи футов ростом, мускулистый и красивый. Он шел, сопровождаемый двумя черными львами по бокам, с поводками в обеих руках. Куруванди выглядел очень царственно и благородно, входя в тронный зал. Он занял свое место на троне, а львы улеглись у его ног.

Его слуги выступили вперед, чтобы обмахивать повелителя большими опахалами из листьев. Придворные стояли рядом, готов ответить и ринуться выполнять каждое его приказание. После минуты упоения своим могуществом и силой, Куруванди спросил: — Арена. Готова ли она?

Маленький человечек с кривыми ногами, носящий одежды яркого цвета выбежал вперед. — Да, мой царь. Она готова.

— Тогда приведите этого бронзового гиганта ко мне на проверку, — приказал Куруванди.

В комнате раздался глухой ропот.

— Ну, — сказал Куруванди. — Что такое?

— Он очень опасен, господин мой, — сказал человечек с кривыми ногами. — Он может причинить вам вред. Он совершенно дикий. Может быть, мой повелитель, лучше всего будет посмотреть на него на арене.

Куруванди наморщил брови. — Он причинит мне вред? Царю? Мне, Куруванди! Вы полагаете, что он может быть более мощным, чем ваш царь?

Маленький человек с кривыми ногами сглотнул. Его тело задрожало. — О, нет, мой царь. Он просто муха по сравнению с вами. Но он дикарь, и если вы должны будете убить или покалечить его, это испортило бы вам огромное удовольствие увидеть, как его конечности отрывает одну за другой наш бог Эбопа.

Куруванди согласился. — Очень хорошо.

Маленький человек явно расслабился. — Спасибо, мой царь.

— Милтун, — сказал Куруванди, обращаясь к маленькому человечку. — Иди и встань у той стены.

— Мой царь? — удивился Милтун.

— Должен ли я, повелитель Ура, повторить?

— Нет, — ответил Милтун и поковылял на своих кривых ногах к стене.

— Хорошо, — сказал Куруванди. Он махнул рукой одному из своих стражей, лучнику. — Принеси мне лук и стрелы.

Охранник бросился вперед, снимая свой лук со своей спины и доставая стрелу из колчана.

Куруванди встал и вложил стрелу в лук. — У нас есть кусок фрукта? Что-то круглое, что будет лежать на голове Милтуна?

Большой желтый плод был найден, а несущий промчался практически галопом через всю комнату в сторону Милтуна и положил его на голову испуганного маленького человечка.

— А теперь стой ровно, — сказал Куруванди. — Давай посмотрим, не лжешь ли ты. Я хочу знать, действительно ли ты веришь, что я более смертоносен, чем этот бронзовый гигант.

— Пожалуйста, ваше величество, — забормотал Милтун. — Вы всемогущий. Каждый в Уре знает это.

— В одном только Уре? — сказал Куруванди, оттягивая стрелу назад к уху и прицеливаясь.

— Везде! — выкрикнул Милтун. — Все знают об этом везде.

— Тссс, — прошептал Куруванди. — Ты трясешь плод. Теперь задержи дыхание. Правда выйдет наружу, когда я выпущу эту стрелку. Разве я не часть бога?

Милтун затаил дыхание.

Куруванди выпустил стрелу.

Древко вошло Милтуну в правый глаз. Его голова ударилась о стену, а плод упал вперед, и Милтун обмяк, сползая на пол. Плод упал ему на колени.

— Ложь, — сказал Куруванди. Он бросил лук обратно его владельцу. — Сбегай и проверь плод.

Лучник рванулся через зал и поднял желтый плод с колен Милтуна.

— Является ли плод поврежденным? — спросил Куруванди.

Лучник осмотрел его. — Нет, мой царь.

— Есть ли на нем кровь?

— Нет, — выдавил стрелок.

Куруванди был разочарован. — Очень хорошо. Тащи его сюда.

Лучник снова рванулся бегом по залу, передавая плод своему царю.

Куруванди взял плод, а лучник поклонился и отошел. Куруванди внимательно осмотрел плод.

Лучник был прав. Крови не было.

Куруванди все равно съел его.

Когда тело Милтуна утащили из поля зрения Куруванди, он подумал о бронзовом гиганте. Не было смысла рисковать.

— Давайте перейдем к арене, — сказал он. — Милтун был прав в одном. Я бы не хотел портить наше развлечение.

В то время когда Куруванди несли к арене на носилках рабы, а его львов вели слуги, был отдан приказ о том, чтобы гигант и пленная белая женщина вместе с другими были приведены на арену.

Воины в подземелье, где содержались Тарзан, Джин, и Ньяма получило этот приказ немедленно, но когда хриплый тюремщик открыл дверь, сопровождаемый полудюжиной воинов, что должны были обеспечить сопровождение заключенных, все они были весьма удивлены.

Это был мгновенный сюрприз, и не из самых приятных. А его единственным позитивным моментом было то, что он был быстрым. По мере того как тюремщик вошел в темницу и свет из коридора попал внутрь, цепь Тарзана вылетела, как змея, и, как змея, ударила. Её клыками были жесткие звенья, которые составляли цепь. Удар расколол голову тюремщика как перезрелый плод, и содержимое этого плода расплескало на охранников и посланца, и в тот же миг, быстрее, чем мигающий глаз, Тарзан взмахнул цепями, по одной в каждой руке, быстро и ритмично, разбивая головы и колени. Менее чем за одно мгновение, четверо мужчин лежали мертвыми, а двое оставшихся выскочили из подземелья и помчались вниз по коридору. Прежде чем один из отстающих смог подняться по лестнице и убежать, Тарзан бросил цепь, подхватил копье одного из мертвых охранников и бросил его. Копье ударило мужчину в спину и, пройдя почти полностью через него, пробило нагрудную броню, которую тот носил, словно игла для штопанья, пройдя через картон.

Человек упал, споткнулся на удлиненном копье, сделал пируэт, и полетел вниз. Тарзан понял, что один человек бежал. Он проклял свои рефлексы. Человек-обезьяна чувствовал, что время, которое он провел вдали от джунглей, пагубно повлияло на него. Ни один из них не должен был убежать.

Женщины схватили копья. Тарзан взял одну длинную цепь, обмотал ее вокруг талии, нашел копье и короткий меч, и пошел вверх по лестнице.

Если бы маленький Нкима был человеком, он мог бы потратил этот момент на молитву, размышление о своей судьбе, или о чем угодно, когда крокодил закрыл свои челюсти, и все уже выглядело так, как будто для Нкимы жизнь подошла к концу.

Но потом, совершенно случайно, поистине, как подарок от богов, его маленькая ручка схватила плавающую палку, и он ударил ей. Удар не сделал ничего хорошего. Он был очень неуклюж. Но это было именно то, что спасло жизнь Нкимы. Палка вошла в рот крокодила вертикально, и заблокировало его челюсти в открытом положении.

Крокодил от боли и будучи не в состоянии переломить палку, начал метаться. Наконец, давление мощных челюстей фактически раскрошило древесину, но к тому времени было уже слишком поздно для крокодила, чтобы насладиться своей едой. Нкима рванулся к городской стене и справился с этим; он взобрался уже до половины и остановился на выступе камня, чтобы посмотреть сверху вниз на крокодилов.

Что Нкиме больше всего захотелось сделать, так это заорать и начать проклинать крокодилов, а также рассказать им, какой храброй и мужественной обезьянкой он был, и какими трусами являлись они, но даже Нкима, который не был силен в логике, решил, что этого не нужно было делать.

Для него было важно оставаться незаметным. Тихо пробраться Ур в поисках своего хозяина, Тарзана.

Мартышка проворно двинулась вверх по стене, а затем, через нее в город, прямо между двумя охранниками, марширующими рядом друг с другом вдоль помоста с внутренней части стены. Никто его не заметил.

Нкима спрыгнул на землю вниз, понюхал воздух, и продолжил движение.

Человек, который сбежал от Тарзана, был посланником, что должен был передать приказ привести Тарзана и двух женщин на арену. Когда он выбежал из темницы, то начал кричать, зовя на помощь. К тому времени, как Тарзан и две женщины поднялись к вершине лестницы подземелья, вся комната была заполнена воинами.

Тарзан ударил копьем, а когда приблизился, то стал сражался мечом, пока тот не сломался. Затем он переломил копье пополам и бился уже заостренным концом в одной руке и остатками разбитого древка в другой. Он бил и колол, а воины падали. Мало кто из них вставал снова.

Джин и Ньяма также храбро сражались. Тела убитых врагов начали скапливаться перед ними, но человек-обезьяна и женщины были вынуждены отступить, вниз и назад большого зала в сторону арки. Они сражались под аркой и внизу, на длинном ряду ступеней, внезапно обнаружив, к своему ужасу, что их толкают назад в туннель из камня. Как только они были вынуждены отойти в устье туннеля, была сброшена металлическая решетка, и бывшие пленники вновь оказались в ловушке.

Они развернулись и побежали вниз по длинному туннелю к свету, но еще до того, как пленники достигли источника освещения, Ньяма поняла, где они оказались и произнесла: — Арена.

Они вышли на большое поле со всех сторон закрытое стенами. Это была на самом деле не собственно арена, а скорее, отсек для ожидания. Над стенами, сидя на своих рядах, находилось население Ура. Все были в ожидании, а Тарзан поморщился, понимая, что он позволил завести себя и своих спутников именно туда, куда они и должны были пойти. Он с отвращением отбросил сломанное копье.

Тарзан, Джин и Ньяма, покрытые кровью своих врагов, вернулись в холодную темноту туннеля, и, не говоря ни слова, сели и решили передохнуть.

Тарзан просто сказал: — Не сдавайтесь. Помните. Это еще не конец. Мы до сих пор живы.

Из-за стен вскоре донеслись звуки. Звуки аплодисментов с мест, крики мужчин, женщин и диких животных, участвующих в сражении на арене. Джин никогда не слышала таких жутких криков. Она начала дрожать, но потом вспомнила про свою клятву. Она собиралась умереть с достоинством, насколько позволила бы такая ситуация. И если единственным достоинством, что она могла выразить, была смелая смерть, то пусть так и будет.

Девушка посмотрела на Ньяму. Ньяма не казалась напуганной вообще. Она держала голову вверху, высоко подняв подбородок, готовая встретить лицом к лицу все, что угодно. Джин предположила, что Ньяма готовилась к этому дню уже в течение некоторого времени, и, возможно, она не расценивала это как конец жизни, а видела лишь побег при помощи смерти на свободу.

Через некоторое время вся арена стихла.

Дверь напротив троицы открылась, и вошел десяток воинов, вооруженных луками и стрелами. Их стрелы были нанизаны, а луки натянуты. Они припали на колено и нацелили свои стрелы на всех троих, а потом заговорили и начали жестикулировать.

— Они хотят её, — сказала Ньяма, переводя и кивая Джин. — Сейчас её очередь.

Женщина, которая привела Джин в темницу и пугала её мечом палача и львами, прорвалась сквозь ряды лучников, улыбнулась и указала на Джин. Она поманила девушку пальцем.

— Так я и думала, — сказал Джин. — Она спасает меня для себя.

— Её зовут Джеда. Она ненавидит чужаков, — сказала Ньяма. — А особенно ненавидит белокожих. А тебя она ненавидит, потому что ты женщина, а не воин. Она ненавидит слабость.

— Мы должны броситься на них, — призвал Тарзан. — Мы умрем вместе. Не давайте им играть с вами.

— Нет, — сказала Джин, касаясь своей рукой груди Тарзана. — Сейчас моя очередь. Это даст вам больше жизни.

— Сейчас или через двадцать минут, — сказал Тарзан. — Не все ли равно.

— Я хочу сразиться с ней, — сказала Джин. — Я не смогу победить. Я знаю это. Но если я должна умереть, позвольте мне сделать это, сражаясь с ней. Она оскорбила меня. А её люди убили моего отца и моего друга Билли. Это последнее, что вы можете сделать для меня, Тарзан. Самое последнее.

Тарзан кивнул, не желая спорить, но он уже начал разрабатывать свой план. Он не был страшно стратегическим, но это был план.

Жители Ура становились нетерпеливыми. За стеной раздавался рев неодобрения зрителей. Все ждали действий и крови.

Джеда начала бешено махать рукой, подзывая Джин; девушка с высоко поднятой головой, подошла к ней. Через мгновение два лучника схватили Джин за руки и потянули её через дверной проем. Остальные последовали за ними, и дверь захлопнулась.

— У нее нет никаких шансов, — сказала Ньяма. — Джеда является одной из величайших воительниц Ура. Когда придет ваша очередь, что вы будете делать?

— Я буду бороться до смерти. Я убью столько, сколько я способен убить.

— Конечно же, убьете, — согласилась Ньяма. — Я знала это, и не спрашивая. Я просто нервничаю. Вы будете убивать столько, сколько звезд на небе, так сколько травинок в вельде. Так и будет.

Тарзан посмотрел на нее и улыбнулся. — А ты не будешь разочарована, если я убью только половину от этого числа?

Ньяма нервно улыбнулась, попытавшись показать бодрость в своем голосе, когда она сказала: — Только немного.

Хант и Джад-бал-джа спешили по низкому и узкому туннелю, Хант на руках и коленях, а Джад-бал-джа, ссутулившись, чтобы не поцарапать свою спину об низкий потолок.

Позади себя они могли слышать, как тварь пытается пролезть через отверстие, которое было слишком маленьким для его головы. Почти. Грязь и скалы вокруг входа начали рушиться, и Хант мог слышать, как существо проделывает себе путь.

Мысль о создании позади них, идущем вслед за ними, заставляла Ханта ползти быстрее. Камни стирали и резали его колени и ладони, но он продолжал идти. Он не мог видеть на расстоянии вытянутой руки перед собой Нем руку, но все, же полз вперед, подгоняемый горячим дыханием льва в затылок.

Затем раздался дикий и страшный вопль, доносящийся из задней части туннеля, и Хант признал в нем стенания одновременного триумфа и ярости. Тварь пробивала свой путь в туннель, и теперь, на своих руках и коленях, если эти крюки можно было назвать руками, а эти странные куски плоти из кости или хитина — коленями, она бросилась вперед, отталкиваясь от стен пещеры, приближаясь, щелкая челюстями со звуком, что сродни гигантским резцам, хлопающим по мокрой плотной бумаге. Запах монстра пропитал воздух, и, когда Хант дышал, он воображал, как втягивает эту ужасную вонь в свои легкие, и что в некотором смысле, эта ужасающая тварь становится частью его самого.

Именно в этот момент Хант решил сжать обломок своего копья, повернуться и самому пойти в атаку на монстра. По крайней мере, так он умер бы от ран на передней части своего тела, а не со спины, как какой-то малодушный трус.

Но потом он увидел свет.