В тот момент, когда Тарзан был захвачен врасплох, Нкима сбежал, маленькая обезьяна мчалась сквозь деревья в поисках помощи. Он подумал о Хенсоне и Джин, но Нкима не доверял в тармангани, которые были настолько глупы, что не могли даже понять его. Он искал кого-то другого, и, наконец, нашел его — большой лев спал под деревом на краю поляны. Джад-бал-джа.
Крича, Нкима спрыгнул на землю рядом с большой головой, где, громко тараторя, он принялся подпрыгивать. Джад-бал-джа открыл глаза и посмотрел на Нкиму, пытаясь понять, почему это еда пришла к нему добровольно, но вскоре осознал, что эта конкретная обезьяна была вовсе не едой, а тем, кого он знал. Не тем, кто ему особенно нравился, но кого он явно знал. Тот, кто любил того, кого любил и сам лев — Тарзана. Если бы не это, хищник съел бы эту мартышку, и быстро. Обезьянья плоть была хороша.
Нкима продолжал болтать, размахивать руками и дергать хвост Нумы, и внезапно лев все понял, вскочив на ноги с низким рычанием. Нкима запрыгнул на спину Джад-бал-джа и прижался к черной гриве, воплями указывая направление, двинувшемуся вперед льву. Джад-бал-джа не бежал. Инстинкт подсказывал ему, что он не сможет поддерживать высокую скорость, за исключением забега на короткие расстояния. Инстинкт и опыт.
Но было уже слишком поздно. В то время как Нкима и Джад-бал-джа пытались прийти другу на помощь, водяной буйвол из вельда, наклонив голову и нацелив рога, ринулся прямо на Тарзана.
Человек-обезьяна рассматривал положение, в котором он очутился холодным взором реалиста. Слюна, летящая изо рта Горго, грязь и трава, брызгавшие из-под его копыт — каждое движение огромного тела буйвола, было замечено Тарзаном. У человека всего несколько секунд, прежде чем Горго набросится на него, а бороться с путами было бесполезно. Он задушит себя до смерти, или сломает себе шею.
Даже если рога буйвола пройдут мимо его плоти, мощный удар жесткой головы расплющит его о дерево, к которому человек-обезьяна был привязан с такой силой, что ему едва не раздавили внутренности. Был только один шанс, и лишь самый слабый.
Когда Горго был менее чем в нескольких футах, Тарзан глубоко вдохнул, плотно прижался спиной к дереву и поднял вверх пятки. Тарзан поднял ноги повыше, чем опущенная голова Горго. Как только он это сделал, кожаный ремешок на его шее натянулся и врезался в плоть Тарзана. Кровь побежала вниз по шее на плечи и грудь, и в тот же миг, когда ноги Тарзана взлетели в воздух, Горго ударил дерево своей тяжелой головой, и оно содрогнулось. Бык отшатнулся, ошеломленный. Ноги Тарзана спустились к концам рогов Горго и обхватив их и сомкнувшись. Тарзан застонал громко, как ревущий буйвол, скрутив ноги изо всей сил, что мог собрать. Огромные мышцы Тарзана напряглись и натянулись. Тарзан чувствовал, словно его тело вот-вот разорвет пополам.
Тарзан вызвал в себе каждую каплю энергии, которую смог собрать. Он использовал свои нижние конечности, чтобы вывернуть голову Горго таким образом, что заставил ноги буйвола подвернуться в сторону. Горго рухнул на землю, прямо на бок.
Но его голова не опустилась. Тарзан зажал ее ногами, словно в тиски. Тарзан сжал изо всех сил. Мышцы, в его бронзовых ногах свернулись и скрутились, как канаты. Звук ломаемой шеи Горго эхом пронесся через вельд и заставил стаю гиен, скрывающихся в высокой траве, заметаться в поисках укрытия, думая, что это был удар молнии, и что вскоре сухая трава будет пылать от того, чего они боялись больше всего. От огня.
Горго попытался снова реветь, но единственный звуком, что издал бык, был кашель. Тарзан продолжал скручивать. Он крутил до тех пор, пока не раздался еще один щелчок и буйвол не упал, задрожав в агонии у его ног.
Тарзан закашлялся, а его рот хватанул воздух, пытаясь вобрать кислорода в грудь. Действие, что он совершил, спасло его жизнь, но это едва не заставило его самого задохнуться до смерти. А теперь, когда Горго был мертвым, ему не стало лучше. Может быть, даже хуже. Кожаный ремешок был затянут плотнее, чем раньше, и, как только солнце взойдет, тот станет еще жестче, как уже произошло с ремнем, что связывал его руки за спиной. Возможно, для человека-обезьяны было бы лучше позволить Горго сделать свою работу и закончить ее побыстрее, но это не было в природе Тарзана. Он никогда бы не сдавался, независимо от обстоятельств. Никогда, пока он жив.
Несколько мгновений спустя Тарзан увидел смешную и такую желанную картину. Выбравшись из джунглей, по направлению к вельду, появился огромный Джад-бал-джа с Нкимой, который цепляется за его гриву. Обезьяна что-то тараторила и скакала верхом на большом льве, словно наездник.
Огромный лев зарычал, когда увидел Тарзана, и прыгнул на мертвого буйвола и так сильно ударил мертвое животное лапой, что его голова, крутанувшись, почти обернулась вокруг своей поврежденной шеи.
Джад-бал-джа ударил так быстро, что Нкима потерял равновесие и был брошен со спины льва. Нкима покатился, кувыркаясь по земле, все время негодующе тараторя.
— Все в порядке, — сказал Тарзан на языке джунглей, но голос его был слабым и хриплым. — Эта кожа удерживает меня сейчас, Джад-бал-джа. Освободи меня. Я с трудом могу дышать.
Лев поднялся на задних лапах, упершись передними по обе стороны от головы Тарзана. Джад-бал-джа потерся об Тарзана, облизал его лицо, а затем, деликатно воспользовавшись своими зубами, перекусил кожаный ремешок вокруг шеи Тарзана.
Когда ремень порвался, Тарзан упал с придыханием. А когда Джад-бал-джа сумел перекусить кожу, которая удерживала руки Тарзана привязанными к дереву, Тарзан, уже не ограничиваемый ремешком на своем горле, собрал все свои силы, и, прижав пятки к дереву, расширил свою грудь, и сердитым рывком разорвал свои путы.
Когда Тарзан очистил остатки кожи со своих запястий, Нкима, прыгая вверх и вниз и дико жестикулируя, высказал ряд неприятных вещей о Джад-бал-джа и его родословной. Джад-бал-джа заревел на маленькую обезьяну, и взбежал вверх по дереву, словно пуля, и продолжил ругаться уже оттуда, укрываясь за толстой веткой.
Тарзан медленно вытянул шею. Он посмотрел на сердитого Нкиму и рассмеялся. — Храбрая обезьянка, — сказал он.
Лев зарычал. Тарзан посмотрел на Джад-бал-джа. — Я понимаю, старина. Я тоже голоден. Ешь.
Джад-бал-джа склонился над трупом буйвола. Он схватил его за голову со своими большими челюстями и начал поедать мягкие и сладкие части его морды, вскоре повернувшись уже к нежному подбрюшью, которое лев вскрыл и выпотрошил своими острыми клыками.
Непосредственно перед тем, как солнце опустилось в джунгли, и наступила ночь, Тарзан сам, словно демон, понюхал воздух. Пахло сыростью и угрозой. Тарзан обратил свое внимание на деревья. Верхушки качались, хотя там не было видно никаких животных. Нигде не было даже птиц.
Приближался шторм. Плохой.
Тарзан решил перекусить. Он опустился на колени рядом с Джад-бал-джа, зачерпнул пригоршню теплых внутренностей из распоротого чрева буйвола, и принялся жевать, смакуя теплую кровь. Когда он наелся досыта, то поставил ногу на труп Горго, схватил одну из его ног, и начал тянуть и выкручивать. Потребовалось некоторое время, но, в конце концов, кость треснула, а сухожилие порвалось, и Тарзан рывком вырвал ногу зверя. Это было грубое, кровавое оружие, но он будет служить, пока он не сможет сделать что-то лучшее. И здесь всегда было дополнительное преимущество. Это было мясо.
Тарзан снова принюхался. Влажный аромат пропитал джунгли, скрывая большую часть запаха Уилсона и других, но для Тарзана этого было достаточно, чтобы выяснить, что они направлялись в сторону отряда Хенсона.
— Вперед, — Тарзан призвал Нкиму и Джад-бал-джа, и, не дожидаясь подтверждения их ответа, сам перешел на бег рысью.
Джад-бал-джа оторвал последний кусок от буйвола, а затем, с мордой, красной от крови, и языком, облизывавшим усы, последовал за ним. Через мгновение и Нкима, помчался с воплями вслед за ними, протестуя из-за того, что он так ничего и не смог поесть.
Уилсон сделал паузу и вытащил фонарик из своего мешка. Он посветил им вниз по тропе. — Мне не нравится это, — сказал он Кэннону. — Как-то слишком темно. Начинается буря. Я думаю, что мы сбились с пути.
— Разве я не говорил об этом, — сказал Кэннон. — Мы потерялись, как гусей.
— Гуси, — сказал Уилсон.
— Что?
— Неважно.
Хант и Смолл стояли близко друг к другу в темноте, наблюдая, как Уилсон светит вокруг фонариком. Хант подумал, что теперь могло быть самое время, чтобы прыгнуть на Уилсона и Кэннона. Если бы он только смог подать Смоллу знак, чтобы тот понял то, что они должны сделать.
Он вспомнил, как ранее легко Уилсон сбил его с ног ударом кольта 45-го калибра. Даже внезапное нападение не было бы достаточным, когда самый трудный бой, что он когда-либо проводил, проходил на теннисном корте. И даже тогда он проиграл. Что касалось Смолла, ну, тот был не намного лучше, если вообще был лучше хоть кого-то.
Возможно, для борьбы с этими скотами это был не такой уж и хороший план, в конце концов.
«Господи», — подумал Хант, — «жизнь это ад, когда вы живешь как слабак и трус. Что бы Джин подумала о нем?»
Скорее всего, она была бы той, кто прыгнул бы на них, выиграв или проиграв. Это было в её характере. Твердолобая. Уверенная. Красивая.
И она думала, что он идиот.
Он был рад, что она не могла его видеть сейчас. Хант опустил голову, сдаваясь.
— Если мы окажемся, застигнуты штормом, то и они будут, — сказал Кэннон. — Я думаю, что мы должны вернуться в лагерь, укрыться в палатках и переждать его. Мы можем добраться до них вместе с этими клоунами, когда захотим. К тому же, я не в настроении встречаться с этой женщиной прямо сейчас, и я хочу видеть её, когда пожелаю сам. Я голоден и устал, и я не люблю сырость, а все вокруг собирается промокнуть. Я не в настроении, когда голодный и мокрый.
— Ты говоришь так, словно идешь на свидание, — сказал Уилсон.
— У тебя ведь должны быть хоть какие-то романтические понятия, — сказал Кэннон.
Слушая их разговор, Хант почувствовал, как огонь прошел сквозь него. Они обсуждали Джин, словно она была куском мяса, что они собирались купить. Сволочи!
Уилсон задумался, а затем сказал Кэннону: — Хорошо, но какой путь ведет обратно?
Кэннон повернулся и принялся изучать джунгли. Было так темно, что он не мог видеть даже собственной руки перед своим лицом. Он достал фонарик и переместил его луч вокруг. Это не помогло. Деревья. Ни следа.
— Я знал, что мы шли неправильно, — сказал Кэннон.
— Ты ничего не знал, — сказал Уилсон.
— Нет, знал. Я знал, что мы шли не так.
— Заткнись, — сказал Уилсон. — Заткнись и дай мне подумать.
Дождь начал хлестать сквозь деревья. Разряд молнии расколол небо и сделал все ярким, попал в верхнюю часть большого дерева и разбил его на куски. В тот же миг, подстегиваемый гневом на то, что они говорили о Джин, Хант схватил Смолла и толкнул его в сторону джунглей, крикнув: — Беги!
Хант сорвался с места жестко и быстро, но Хант, помчавшийся вслед за ним, упал, поднялся на ноги и продолжил двигаться. Уилсон, поводя светом вокруг, увидел обоих мужчин, когда те бежали, но когда он опустил свет, чтобы прицелиться из своей винтовки, то потерял их из виду и выстрелил вслепую. Выстрел, кажется, разорвал воротник рубашки Смолла, но беглец был в этом не уверен. Он только знал, что пуля прошла очень близко. Она прогудела у его головы, как шершень мимо улья.
Смолл споткнулся и покатился, кувыркаясь, вниз по склону. Он хотел позвать Ханта, но знал, что это самоубийство. У него оставалось хоть какое-то преимущество здесь в темноте.
Воздух был разорван еще двумя выстрелами, бешено сверкнувшими, затем по теням и деревьям побежал фонарик, а Смолл вжался сильнее в землю и замер неподвижно.
Вдали он смог услышать сокрушительный шум, и он знал, что это был Хант. Он слышал, как тот кряхтел и ругался, когда ветви ударяли его, ставили подножки и тыкали. Если Уилсон и Кэннон был умны, они могли бы последовать за ним по тропе, оглашаемой его сквернословиями.
Пока Смолл лежал ничком, вдыхая запах гниющих листьев в свои ноздри, он почувствовал какое-то движение через заднюю часть ноги. Инстинктивно, парень осознал, что это была очень большая змея. Питон, скорее всего. Вероятно, он еще не заполз в убежище, которое должен был иметь, или же был на охоте. Возможно, его живот был полон мышей или обезьян, и поэтому рептилия двигалась медленно.
А может быть, змея была так голодна, что отправилась за едой прямо в дождь. Может быть, глупый исследователь был самой подходящим продуктом для мистера Питона. Этаким идеальным завтраком по требованию.
Смолл укусил себя за руку, чтобы не закричать. Он подумал, что если отдернет ногу и быстро откатится в сторону от направления движения змеи, то мог бы быть в состоянии пробраться вниз по склону и найти новое место, чтобы спрятаться. Он не хотел делать этого, не с Уилсоном и Кэнноном рядом, но в ожидании, пока вес этой тяжелой змеи проползет по его ногам. Все это было для него слишком много, чтобы вынести.
Когда он уже собирался удрать, луч фонарика заплясал прямо над ним. Смолл повернул голову в сторону и посмотрел вверх. Позади света была фигура. Уилсон. Бандит стоял на краю пологой ямы, куда упал Смолл, мигая светом на джунгли.
«Боже, только не смотри вниз», — подумал Смолл. «Не смотри вниз». Свет падал вниз, а затем взлетал вверх. Смолл услышал потрескивание кустов, а затем голос Кэннона: — Есть что-нибудь?
Смолл зарылся лицом в грязь.
— Держи свет ровно, — сказал Уилсон.
— Они нашли меня, — подумал Смолл. — Они видели меня.
— Посмотри там, — произнес Уилсон.
— О, да, — подначил его Кэннон. — Пойди и выстрели.
Смолл ожидал, что кроме этого выстрела, он ничего никогда больше не услышит. Но он услышал. Винтовки щелкнула, и парень слегка дернулся. Затих. Как, черт возьми, они могли бы промазать с такого расстояния?
— Самый большой питон, которого я видел за свою жизнь, — сказал Кэннон.
Да, но я достал его.
— Что на счет этих идиотов?
— А что насчет них? — удивился Уилсон.
— Я смог услышать, как один из них рухнул где-то там. Это не так далеко.
— Да, ну, но не так уж и близко. Мы могли бы найти его легко, а могли и не отыскать. Но мы наверняка можем пораниться там, ведь уже темно, а буря усиливается. Джунгли позаботятся о них обоих, особенно сегодня. Я заполучил главное, что хотел, того дикого человека, парень.
— А мы? — спросил Кэннон. — Что мы будем делать?
— Мы найдем этот след и начнем снова. Вот именно то, что мы будем делать. В дальнейшем, мы получим все то, что хотим, от этого сафари.
— Как, например, девушку, — сказал Кэннон.
— Да, я думаю, — ухмыльнулся Уилсон. — Вы хотите её так сильно, ты и Громвич, что можете поделить ее.
Смолл услышал, как они двинулись прочь. Он снова начал дышать. Они не увидели его с расстояния в несколько дюймов, заметив змею, ползущую прочь, и сосредоточились на этом.
Чудеса случаются.
Смолл подождал еще некоторое время. После того, как начался дождь, падавшей большими тяжелыми каплями, он поднялся со своего места и двинулся дальше в джунгли, пытаясь идти в направлении, в котором в последний раз слышал Ханта, продиравшегося сквозь листву.