Уилсон положил сверток на землю перед Громвичем и Кэнноном и снял промасленную ткань с оружия, боеприпасов и провианта. Там было четыре винтовки, два пистолета, небольшое количество боеприпасов, немного простой еды и фляга с водой.
— Мы немного поохотимся, найдем воду, а боеприпасов здесь достаточно, чтобы добраться до побережья, — сказал Громвич.
— Я не собираюсь на побережье, — сказал Уилсон. — Делай, что хочешь. А я пойду за этим малым, который надрал мне зад. Я этого ему с рук не спущу. Я был супертяжеловесом. Полагаю, что в следующий раз я задам ему жару.
— Ну, не знаю, — ответил Громвич. — По мне так, какого черта нам не хватает? У нас есть еда и пушки. Не для того мы убежали из Легиона, чтобы скакать туда-сюда по джунглям.
Уилсон ответил: — Мы собирались проверить историю, которую рассказал Блумберг, помнишь? Найти деньжат, пополнить наши запасы. Только так, когда мы покинем Африку, у нас с собой будет нечто большее, чем просто драная униформа.
— Да-а, — протянул Кэннон. — И теперь нам не нужно ничего делить с Талентом.
Уилсон взглянул на него.
— Смотрю, это слишком радует тебя.
— Хорошо, не будем, — сказал Кэннон. — Но ведь не я убил его. Так случилось, что он мертв и теперь все принадлежит нам. Так что разделим на троих. В любом случае, я его недолюбливал. То, как он вел себя, вызывало у меня мурашки.
— Говорю тебе, нам нечего делить, — ответил Громвич. — Пока слова Блумберга не больше, чем ветер. То, что интересно звучало на заднем дворе форпоста легиона, сейчас, когда он мертв и мы знаем лишь приблизительное направление, при этом, мы в настоящих джунглях, то, в конце концов, сейчас я даже и не знаю…
— Он убит, потому что был дураком, — сказал Кэннон.
— Он убит, потому что Талент убил его, — сказал Громвич. — Порезал его, как индюшку.
— Просто не повезло, — сказал Уилсон. — Но я все еще верю в историю Блумберга.
И он действительно верил. В форпосте легиона Уилсон слышал, как Блумберг рассказывал истории о затерянном городе. Блумберг утверждал, что бывал там, прежде чем стать легионером. Он хотел сбежать и вернуться туда, ограбить то место и стать богатым. Он утверждал, что там жили люди, добывающие золото уже пару сотен лет.
Блумберг говорил, что он был в охотничьей экспедиции за слоновой костью, заблудился и набрел на город, где его захватили в плен местные жители, добывающие золото, но потом он убежал. И в доказательство взял с собой горсть самородков.
Поэтому и Уилсон загорелся желанием покинуть гарнизон легиона. Блумберг собирался отвести их всех в это место, и они вместе могли бы стать богачами. Но затем Талент и Блумберг подрались из-за банки фасоли — из-за долбаной банки фасоли! И Талент в приступе ярости вонзил нож в живот Блумберга и выпустил ему кишки. Их живая карта залила своей кровью знания скрытые джунглями.
— Ты должен был подумать об этом, — сказал Громвич. — Об этой его истории. Затерянный город золота, которое добывают туземцы. Как часто ты слышал такое? Должны ли мы поверить в его историю? Блумберг не показался мне человеком, который чувствовал бы себя плохо от вранья.
— А как насчет его самородков? — спросил Кэннон.
— Разными способами можно добыть золото, — ответил Громвич.
— Я верю ему, — повторил Уилсон. — Я ничего не заработал до прибытия в Африку, да и здесь пока тоже. Хотелось бы покинуть Африку, имея немного деньжат. Если я не найду никакого города, то может быть поохочусь за слоновой костью. Набрать нужно столько, чтобы хватило перебраться в Штаты, и чтоб в кармане еще немного осталось. Я выхожу прямо сейчас, ведь все что у меня есть — только мои лохмотья. А еще, мне нужно вернуться в Легион.
— Думаю, меня повесят сразу же, надумай я вернуться, — сказал Громвич. — Поэтому я пас. Но мое мнение таково, что вернувшись туда, мы ничего не получим. Там ничего нет. А если поделить это на четыре части или три или две, то все равно, будет то же самое — ничего. Ничего плюс ничего три раза, это все равно ничего. А сейчас у нас есть немного пищи и оружия, с помощью которого мы сможем добыть еще. Мое слово — мы отправляемся к побережью.
— Я говорю не только о золоте, — сказал Уилсон. — Меня интересует тот малый, что начистил мне лицо. Я хочу как следует наподдать ему. Может быть, попинаю немного.
— Не обижайся, — ответил Громвич, — но побывав в такой передряге, я не хотел бы снова встретиться с этим малым. Он раскидал нас, как куски бумаги, и я даже не уверен, что он был зол.
— Я с Уилсоном, — сказал Кэннон. — Этот чертов дикий человек и его лев. Что он о себе думает, приказывая нам в Африке, как, будто единолично владеет ею? К тому же, мне не нравится парень в нижнем белье, который смог побить меня. Так или иначе, это не слишком-то порядочно, знаете ли?
Уилсон достал немного сушеного мяса из клеенчатой обертки, и передал сверток другим по кругу. Он сказал: — То, что я знаю, это одно. Все основные признаки, о которых говорил Блумберг… Насколько я помню. Мы пришли сюда. И эта пологая земля, как он сказал. Местность здесь постепенно понижается, но если ты смотришь на неё, то можешь не заметить этого сразу же. Все так, как сказал Блумберг.
— Может быть, — сказал Громвич.
— Прошлой ночью, — сказал Уилсон, — прежде, чем все эти сложности начались, я забирался на дерево и смотрел, и я говорю вам, что земля понижается. Она опускается на севере. Это заставляет меня думать, что Блумберг просто не говорил нам о подъемнике, и я не думаю, что он бы болтался здесь вокруг с нами всё, то время, если бы не говорил правду.
— Я не знаю, — сказал Громвич.
— Вот тебе и сделка, — сказал Уилсон. — Это не подлежит обсуждению. Ты хочешь идти своим собственным путем, Громвич, и мы дадим тебе ружье, патроны, ведь мы сохранили большую часть боеприпасов и всю жратву. Мы снабдим тебя, а ты возьмешь себе винтовку и пойдешь. Удачи тебе.
Громвич рассмотрел предложение. Он удивился, действительно ли Уилсон имел это в виду. И если он сделает это, было интересно, оценит ли Кэннон это. А что, если он согласится, и тогда Кэннон задумается о том, что ничего деленное на два было даже лучше, чем ничего деленное на три?
Нет. Громвич полагал, что он не должен рисковать. И, кроме того, Уилсон был прав. Что ждало бы его там, на побережье — даже если бы он и добрался до берега сам? К тому же, он не был уверен, что сможет. Уилсон был, кроме прочего, хорошим руководителем.
— Я пока остаюсь, — сказал Громвич. Уилсон кивнул, а вместе с ним и Кэннон, но Громвич заметил, что выражение лица Кэннона было разочарованным.
Тарзан и отряд Хенсона, впервые после момента воссоединения, начали двигаться. Они шли быстрым шагом, что хорошо сокращало время, направляясь на север. Тарзан решил оставаться с ними до тех пор, пока он не почувствует, что они оставили человекообразных обезьян далеко позади. Не то чтобы он думал, что те будут их преследовать, и не из-за запаха оружия в лагере, но перестраховка была бы тут лучшей политикой. Также, он сам и Джад-бал-джа были хорошей страховкой.
Через некоторое время они остановились, чтобы передохнуть. Тарзан присел на землю, а Джейн подошла, чтобы присоединиться к нему. Девушка сказала: — А где твой лев?
— Он сам себе хозяин, — сказал Тарзан. — Он ушел на охоту. На кого-то из приматов, скорее всего. Он подумывал об их плоти уже давно. Он любит ее. Он говорит, что это очень вкусно.
— Ой, — только и сказала Джейн.
— Он приходит и уходит, когда ему вздумается. Иногда я не вижу его месяцами. На этот раз, он ушел, потому что он не одобряет моего общения с незнакомыми людьми. Джад-бал-джа считает себя чем-то вроде нобиля.
— Наверное, это результат влияния его королевской крови, — сказал Джейн. Затем она добавила: — Я знаю, что не поблагодарила вас должным образом. Без вас, и Джад-бал-джа… я правильно говорю?
— Достаточно близко, — сказал Тарзан.
— Без вас и него… ну, я могла бы стать подругой обезьяны.
Тарзан улыбнулся. — Скорее рабыней. Вы бы собрали личинки для племени, чтобы они ели их.
— Рабыней?
— Они более похожи на людей, чем на обезьян. У них есть много вредных человеческих привычек. Рабство, например.
— Я не думаю, что хотела бы собирать и есть личинки, — сказал Джейн.
— Они на самом деле очень вкусны, — сказал Тарзан. — Наполнены протеином. Но вы бы все равно их не ели. Они бы заставили вас отдавать их царю, а вам бы давали только листья. Вы можете жить на листьях, некоторые из которых довольно сочные, но ими нельзя хорошо наесться. Человекообразные обезьяны не понимают людей. Они иногда берут в рабы людей, но эти люди долго не живут. Они не понимают, чего от них хотят, их плохо кормят, и если они не умирают в скором времени от недостатка питания, то кто-то из обезьян может вдруг разозлиться и убить их.
— Я полагаю, что должна поблагодарить вас дважды, — сказала Джейн. — Не за что. Я должен спросить. Куда вы идете? Что вы делаете в этой части джунглей?
— Всё так, как отец рассказал вам. Он пытается доказать существование тех, кто, как мы теперь знаем, существуют. Человеко-обезьян.
— Мы уходим все дальше от них, а не к ним.
— Это правда. Но это только потому, что папа собирался встретить нескольких других членов его экспедиции, идущих с другой стороны Африки, продвигаясь, чтобы встретить нас в месте, где, как отец считает, находится древний город. Мы надеемся вернуться сюда, сделать фотографии человекообразных обезьян или человеко-обезьян. Какими бы они ни были.
— Я не знаю ни о каком городе, — сказал Тарзан.
Хенсон, пережевывая кусок сушеного мяса, подошел и присел рядом с ними. Тарзан сказал: — Джин только, что рассказывала мне о своих планах.
— И что вы думаете? — спросил Хенсон.
— Я думаю, что если вы получите доказательства существования больших обезьян, фотографии, тогда охотники придут и убьют их, — сказал Тарзан. — Вот что я думаю, и я не хотел бы этого. Я не хотел, бы быть какой-либо частью всего этого.
— Мы научная экспедиция, — сказал Хенсон.
— Это не имеет никакого значения, — сказал Тарзан.
Хенсон промолчал одно мгновение. А затем сказал: — А Джин рассказала вам об этом затерянном городе? Легенды называют его не иначе, как Ур. Если он существует, то это была бы замечательно находка.
— Я слышал о городе Уре, — сказал Тарзан, — но это легенда. И опять же, я не знаю ни об одном подобном городе в этой части джунглей.
— У меня был коллега, еще в университете, — сказал Хенсон. — Профессор Барретт. Во время войны он был штурманом на тяжелом бомбардировщике, который пролетал над этой местностью несколько раз. Дважды он видел руины, как показалось ему, древнего города. Позже он вернулся в Штаты, и получил ученую степень в области археологии, а, в конце концов, защитил докторскую диссертацию, но никак не мог выбросить этот город из своего мозга. Он начал исследовать этот район, обнаружив существование легенд о затерянном городе в этой части Африки. Городе Ур. Предположительно, городе золота. Конечно, в легендах, это всегда были города золота, не так ли?
— Существуют легенды о затерянных городах по всей Африке, — сказал Тарзан. — Некоторые из них являются правдой.
Тарзан думал о городе Опаре, когда говорил это. О земле Онтар и городах-близнецах Катне и Атне — один город золота, а другой — слоновой кости. Человек-обезьяна обнаружил и затерянный осколок Римской империи. Это, как и многое другое, но он не позволил своему лицу показать все его мысли.
— Есть все больше оснований, чтобы исследовать его, — сказал Хенсон. — Мой коллега, профессор Барретт был уже слишком стар, чтобы поехать на его поиски, но я был его учеником, и хочу отыскать этот город не только из собственного любопытства, а потому что хочу проверить работу всей его жизни. А человекообразные обезьяны — это моя личная страсть. Моя вторая экспедиция направляется в город с другой стороны. Мы надеемся встретиться в середине. Похоже, что это верный путь, по крайней мере, одна из наших групп достигнет этих руин.
— Но, не с Хантом во главе, — сказала Джин.
— Хант — хороший парень, — сказал Хенсон.
— Может быть, — сказала она, — но он не сможет прочитать и карту метро, не говоря уже о джунглях.
— Смолл с ним, — сказал Хенсон.
— Смолл может читать карты, — сказала Джин, но он не отличает север от юга.
Хенсон посмотрел на Тарзана. — Хант работал моим помощником, когда я был профессором в Университете штата Техас. А Смолл — мой талантливый студент. Они оба хорошие парни. Хант немного увлечен Джин, я думаю.
— Немного? — переспросила Джин.
— А она — им.
— О, ради бога, папа. Я нахожу Ханта таким же интересным, как и математический анализ — а вы знаете, какие оценки у меня по математике.
— Они знают друг друга давно, — сказал Хенсон, и у них уже перемешалась, вся эта любовь и ненависть. Еще несколько месяцев, я думаю, что вся ненависть уйдет полностью. Теперь, когда они оба выросли и уже переполнены гормонами.
— Папа, ты ставишь меня в неловкое положение.
— Я сожалею, — сказал Хенсон, но он не выглядел так, как будто это было на самом деле.
Какую прибыль вы ожидаете от этой экспедиции? — спросил Тарзан. — Ожидаете ли вы найти золото в городе?
Хенсон улыбнулся. — Это может показаться вам фальшивым, но цель этой экспедиции является именно такой, как я и говорил. Чисто научная. Мы будем беднее, когда вернемся в Техас, чем тогда, когда уплывали в экспедицию — беднее в финансовых ресурсах, но богаче в научных знаниях и опыте.
Тарзан не сочувствовал людям, которые прибывали с других континентов, чтобы убивать животных, которых он любил, и он не сочувствовал тем, кто хотел грабить богатства Африки. А Хенсоны, казалось, не попадали ни в одну из этих категорий.
Тарзан произнес: — Вы сказали, что у вас есть карта?
— Да. Мой старый профессор, доктор Барретт, сделал её много лет назад, по памяти. Она может быть немного не точной, но он считал, что в целом карта была правильной.
— В Африке, — сказал Тарзан, — простая ошибка может привести к большим разночтениям.
— Я принесу карту, — сказал Хенсон и ушел.
Вдруг в деревьях раздался громкий крик обезьян. Джин и Тарзан подняли голову, а в следующее мгновение маленькая обезьянка выпрыгнула в поле зрения, что практически летя сквозь деревья, преследуемая одной большой и очень злой обезьяной.
— Нкима, — сказал Тарзан. — Он снова в беде. Как и обычно.
Нкима бросился прямо с дерева, приземлившись на плечо человека-обезьяны, легко тряхнув его руку, и начал воинственно визжать на обезьяну, что преследовала его. Преследователь, увидев Тарзана и Джин, остановился на конце качающейся ветви и начал что-то злобно бормотать, обнаружив, что его добыча нашла себе убежище.
После минутной свирепой ругани преследующая Нкиму обезьяна повернулась, прыгнула в сторону, и было исчезла в листве.
Хенсон вернулся с картой, когда Нкима бормотал что-то на ухо Тарзану и прыгал по его плечу. Хенсон спросил: — А что это у нас здесь?
— Нкима, — сказал Тарзан. — Он говорит мне, что другая обезьяна ужасно испугалась его, что объясняет, почему та сбежала. Нкима не хотел обидеть ту обезьяну.
Джин засмеялась. — Он ужасно милый.
— В нем нет ни унции правды, — сказал Тарзан, поглаживая голову Нкимы. — К счастью для других животных он не так велик, как сам об этом говорит. Не так, как он сама думает об этом… Мы как раз обсуждали вашу карту.
Хенсон присел на землю, развернул карту, чтобы показать её Тарзану. Тарзан изучал её мгновение. Он сказал: — Это не очень хорошая карта. Я знаю часть этих областей весьма хорошо. Тарзан положил палец на карту. — Здесь расположена гора. Потухший вулкан. Я никогда не был там, но я видел его на расстоянии. Тарзан снова прикоснулся к карте. — Лес, который изображен здесь, очень густой. Почти непроходимый.
— Это делает тем более вероятным предположение, что город может быть там, — сказала Джин. — Он может быть спрятан под покровом густой листвы.
Тарзан изучал Хенсона в течение долгого момента. — Интересно, а вы осознаете, куда вы пытаетесь пробраться. Даже если это и не город, там есть, конечно же, дикие животные и дикие люди. Сам лес и местность, могут убить вас. Ни один из вас не кажется мне достаточно хорошо подготовленным.
— Я бывал в Африке и раньше, — сказал Хенсон. — Мы только недавно испытывали тяготы судьбы.
Тарзан показал. — Вы пойдете на север, и тогда сможете добиться большего.
Хенсон сложил карту. Он был очень спокойным и вежливым, но Тарзан мог бы сказать, что он был зол. — Вы, наверное, правы. Но мы продолжим двигаться вперед. Мы не можем разочаровывать наших друзей.
Потом Хенсон резко смягчился. — Но вы могли бы сделать мне одно одолжение. Я не имею права просить. Не после того, что вы уже сделали. И у меня нет никакой возможности заплатить вам. Но не могли бы вы взять Джин обратно к цивилизации.
— Отец! Не относитесь ко мне, как к маленькой девочке. Я уже взрослая женщина.
— Ты моя дочь.
— Все может быть, но я уже достаточно взрослая, и я буду принимать свои собственные решения. Я иду. Независимо от того, что говоришь ты, или говорит Тарзан. Я ухожу.
Хенсон вздохнул. Он знал, что бесполезно заниматься этим вопросом. После того, как Джин вознамерилась сделать что-то, она собиралась достичь этого, пойдя сквозь пламя ада и всемирный потоп. Как сказал профессор Оливер, у нее была голова, как у быка, если бы эта бычья голова была выкована из стали.
— Я пойду с вами, — сказал Тарзан.
— Я не смогу вам заплатить, — сказал Хенсон.
— Я не нанимаюсь за деньги, — сказал Тарзан. — Не оскорбляйте меня.
— Простите, — сказал Хенсон. — Но почему вы поменяли свое мнение?
— Я полагаю, я пробыл среди людей слишком долгое время, — сказал Тарзан. — Я сокращаю духовный разрыв между людьми глупыми и плохо подготовленными.
Хенсон и Джин поглядели в лицо Тарзана, чтобы увидеть, есть ли там хоть капля юмора. Но его там, похоже, не было.
— Если вы пойдете на север без провожатого, то умрете, — сказал Тарзан. — Вы не являетесь человеком, который замыслил сделать что-то для того, чтобы причинить вред здешним животным. Вы, кажется, действительно заинтересованы в научных исследованиях. А я нет. Но меня интересуют, как я уже сказал ранее, только приличные люди.
— Я полагаю, — сказал Хенсон, — что это своего рода комплимент. Можно быть глупым, но приличным.