Забытое приключение Тарзана

Глава 14

Когда Хант полетел вниз, факел, который упал перед ним, ускоряясь, понесся яркой звездой в темную бесконечность. Хант, видя, что факел быстро исчез вдалеке, понял, что ему конец. Потом он ударился обо что-то твердое так, что из него вышибло дух.

Когда он лежал там, ощущая боль, то все еще мог видеть, как факел продолжает падать, на мгновение Хант растерялся, а потом понял, что случилось.

Он шагнул в пропасть и приземлился на выступе, с которого сейчас свисала его голова, благодаря чему Хант мог видеть падение факела. Тот все падал. И падал. А потом он исчез. Либо пропал из поля зрения, либо достиг дна. Хант подозревал первое.

Хант полежал там же, где упал, еще некоторое время, пытаясь восстановить дыхание и решить, что делать теперь. Он оказался в полной темноте и боялся сделать какой-либо шаг, что мог бы отправить его прямо за факелом в бездну, но он не мог также и оставаться здесь.

Осторожно, Хант приподнялся на колени. Его ребра болели, но, ни одно, казалось, не было сломано. Он попятился вдоль выступа, пока не натолкнулся на каменную стену. На ощупь исследователь наткнулся на свое копье и поднял его.

Хант положил копье на колено и принялся давить на него руками, пока древко не треснуло. Проделав все это, он снял ремешки и осторожно обмотал их вокруг сломанной палки. Используя нож, ранее служивший наконечником сломанного копья, Хант отрезал кусок ткани от своей ватной рубашки, разлохматив ее. Он извлек кремень из кармана и принялся высекать искры. Так как Хант делал все это в темноте на ощупь, это занимало много времени, но, в конце концов, искра пропала на ткань рубашки и занялась огоньком. Хант подул на искру, и он погасла. Он попробовал еще раз, и был, наконец, вознагражден родившимся огнем. Хант понял, что его факел не будет гореть долго, так что он поднял его высоко, чтобы постараться увидеть, как глубоко он упал.

Двенадцать футов!

Ему очень повезло. Также было чудом, что удар не сломал ему ребра, хотя, конечно, чувствовал боль и получил глубокие кровоподтеки.

Хант попытался найти способ, чтобы подняться вверх, но стена была прямой и гладкий, как стекло. Проверив слева от себя, он увидел, что его выступ выходил прямо рядом с каким-то отверстием в скале. Он продолжил двигаться в этом направлении. Как только путешественник сделал это, пламя факела затрепетало. Шел сильный ток воздуха, исходящий из этой шахты.

Шагнув в туннель, Хант остановился на мгновение, собираясь с духом. Жизнь уходила из его маленького факела. Он мог теперь либо вернуться к выступу и попытаться взобраться по этой гладкой стене, или же мог посмотреть, куда ведет этот проход. Последнее показалось ему единственным логичным решением.

Юноша прошел всего несколько шагов, когда блеск факела осветил водостоки, сделанные из глины, бегущие по бокам туннеля в виде искусственных настенных желобов. Он подержал факел над одним из желобов. Тот была полон какой-то черной жидкости. Стоячая вода возможно. Кроме этого желоб был забит тысячами насекомых. Хант сунул палец в эту черноту, протер его между большим и указательным пальцами другой руки, понюхал.

Нефть. Водосточные желоба были заполнены маслянистой жидкостью. Внезапно он понял их назначение. Хант сделал глубокий вдох, вонзил свой факел в желоб. Языки пламени взметнулись вверх, и коридор осветился, словно фонарь из тыквы. Его тень задергалась на противоположной стене.

Хант зажег канал и на другой стороне. Его путь был теперь хорошо освещен. Он отбросил факел прочь, взял покрепче в руки свое, теперь укороченное копье и продолжил свой путь вперед.

Когда Смолл открыл глаза, на него смотрело лицо человека. Оно так поразило его, и он яростно покатился налево от него и упал с дерева.

Или едва не упал, потому как чья-то сильная рука схватила его и втащила обратно.

Тарзан, а это был он, сказал: — Успокойся. Я не съем тебя.

— Это вы, — выдохнул Смолл. — Слава Богу. Я думал, что вы мертвы… э-э-э, это не я сделал это с вами. Я был не причем. Я и другой парень, Хант, мы не имели ничего общего с ними. Мы и сами были пленниками.

— Я знаю, — успокоил его Тарзан. — У меня есть много дел, так что заткнись, и позволь мне рассказать тебе обо всем, что произошло.

Когда Тарзан закончил, Смолл сказал: — А как насчет Ханта?

— Мне нужно было двигаться быстро, так что я оставил его.

— А что насчет меня?

— Ты моя проблема, — сказал Тарзан. — У меня было хорошее место, чтобы оставить Ханта. Нкима и Джад-бал-джа могли оказать ему помощь, если он сам не решит поступать глупо. А я боюсь, что он может.

— Эй, — сказал Смолл, — Я должен сказать вам, что начинаю думать, что и Хант, и я не делаем ничего, что не являлось бы глупостью.

— Я надеюсь, что ты не гордишься этим.

— Едва ли. Но вы говорили обо мне. Это то, что касается меня. Именно меня, имею в виду.

— У меня нет места, чтобы оставить тебя, которое я бы счел безопасным. Я полагаю, что должен буду взять тебя с собой. Единственное преимущество состоит в том, что, как я считаю, мы не отстаем далеко от Хенсонов. Их признаки и следы весьма сильны.

— Как вы меня нашли?

— Я учуял тебя. От тебя воняет.

— Да, здесь не будешь пахнуть розами. Я здесь, один в джунглях, приятель. За мной гналась пантера, я прятался на дереве, ел личинок червей, и, конечно же, немного вспотел.

— Я лишь имел в виду, что твой естественный запах тела является зловонным. Все люди пахнут для меня сильно. Я был воспитан животными. У меня нет их высокоразвитого чувства обоняния, но разницы между ними и мной не более чем в унцию.

— Как вам удается жить среди людей, тогда? Э-э, других людей? Я имею в виду, что мы так сильно пахнем для вас, и, похоже, вы будете все время ощущать эти запахи.

— Если я живу среди цивилизации, я привыкаю к этому со временем. Но теперь, обратно в джунглях, я нахожу, что мои чувства являются более острыми. И поэтому ты воняешь.

— Могу я спросить про аромат животных? Являются ли их запахи пахучими, как духи?

— Нет, — сказал Тарзан, — но они не вызывают тошноты.

Тарзан помог Смоллу сойти вниз с дерева. Смолл попытался очистить свое нижнее белье от грязи и коры, но это оказалось невыполнимой задачей.

Тарзан улыбнулся. — Ты выглядишь очень глупо.

— И это говорит мне человек в одной набедренной повязке.

Тарзан расхохотался.

— Может быть, мы могли бы найти мои штаны и рубашку? — поинтересовался Смолл.

— Нет времени, — возразил Тарзан. — Пойдем. Мы должны сегодня преодолеть весь путь. Я собираюсь выслеживать не только сафари Хенсона, есть и другие следы, что перекрывают их. Они принадлежат вашим бывшим тюремщикам.

— Эй, — сказал Смолл, — позвольте мне рассказать вам про этих двоих, они хуже и злее, чем змеи.

— Я уже почувствовал их гостеприимство, — сказал Тарзан.

— О, да, это верно. Но поверьте мне, они никогда не смягчатся вообще. Они всегда останутся нашими врагами. То, что они сделали с вами, они могли бы делать ежечасно. Может быть даже и хуже.

— Ты их боишься? — спросил Тарзан.

— Да, — признал Смолл. — Я боюсь. Я не буду пытаться обманывать вас. Я боюсь до смерти всего. Боюсь джунглей. Боюсь их. Даже вы заставляете меня немного нервничать.

— Ты идешь?

— Конечно. Я не говорил, что не пойду. Что я буду делать здесь в одиночестве? И я хочу остановить этих ребят в любом случае. Они идут за Хенсонами, и явно не для того, чтобы выпить вместе чашечку кофе.

— Да, я знаю.

— А этот третий парень, который был с ними, — вспомнил Смолл. — Вы говорите, что он мертв?

— Мертвей не бывает, — сказал Тарзан.

— А наше сафари исчезло?

— Либо они все мертвы после шторма, либо сбежали. Теперь пойдем.

С этими словами, человек-обезьяна пустился рысью по тропе, а Смолл сделал все возможное, чтобы без отставания последовать за ним.

Билли очнулся и был удивлен ярким солнцем. Сильный шторм проделал такую полосу в джунглях, что небо было хорошо видно. Выросший в джунглях, Билли редко видел такое обширное пространство неба. Иногда в саванне он мог взглянуть на небо в страхе, но его естественной средой обитания были джунгли, хотя, конечно же, он видел солнце и раньше, но сейчас и здесь оно было, словно большое, пылающее страусиное яйцо, а вокруг него раскинулось лучистые и голубые небеса.

Сначала Билли подумал, что он должно быть мертв. Что это были красоты потустороннего мира. Потом он почувствовал боль от ран и осознал, что и на самом деле был жив. Билли медленно сел, оглянулся, увидел тела двух носильщиков, своих друзей. Тело Хенсона лежало рядом.

Билли с трудом, в конце концов, после нескольких неудачных попыток поднялся на ноги и проверил носильщиков. Абсолютным образом мертвые. Хенсон, напротив, застонал, когда негр прикоснулся к нему.

— Бвана, — прошептал Билли. — Я подумал, что вы мертвы.

— Помоги мне, Билли.

Билли перевернул Хенсона на спину. Хенсон был весь окровавлен, но дышал достаточно глубоко. На его губах не было кровавой слюны, так что Билли пришел к выводу, что никаких серьезных внутренних органов повреждено не было.

— Усади меня, — попросил Хенсон.

— Я не уверен, бвана.

— Все нормально. Я буду в порядке.

— Это касается меня. Не уверен, что я достаточно силен, чтобы усадить вас. Я и сам с трудом поднялся.

— Да, конечно. Мне жаль.

— Все в порядке. Если вы дадите мне немного времени, то, возможно, я запрыгаю вокруг, как лягушка, проломлю голову крокодилу, и усажу вас. А прямо сейчас, я чувствую себя, словно с похмелья. Думаю, что лучше мне прилечь рядом с вами.

И Билли практически рухнул рядом с Хенсоном.

— Билли? — снова позвал Хенсон.

— Да, бвана.

— Мы сделаем это, выживем?

— Я не предсказатель. Не могу сказать. Я думаю, что и старики в деревне, которые читают будущее по дымящимся кишкам животных, вероятно, тоже не знают. Хотя все, что они делают, это просто ковыряются в горячих внутренностях. Как по мне, я могу соврать и без кишок. Но я предпочитаю не делать этого. Слишком устал, чтобы делать что-нибудь еще. Может быть, мы выживем. А может быть и умрем.

Хенсон не был уверен, каким образом его простой вопрос привел рассуждениям Билли о чтении будущего по курящимся внутренностям животных, и все, что он смог произнести в ответ, стало вопросом: — А Джин?

— Они забрали ее, бвана. Живую.

— Слава Богу!

— Они забрали всех остальных прочь, за исключением двух мертвых. Удало и Юдени. Оба мои друзья. Они хорошие люди. И оба мертвы.

— Да, они хорошие люди.

— Я не думаю, что древесные люди хотели убить кого-нибудь.

— Приятно узнать, что все это было лишь несчастным случаем.

— Они не планировали убийство. Билли думает, что они предпочитали брать всех живыми, по какой-то причине, и у меня есть ощущение, что я знаю — эта причина не сделала бы нас очень счастливыми. Они бы забрали и нас, если бы думали, что мы остались живы. Они атаковали и убивали нас только потому, что мы сами устроили им серьезные неприятности.

— Они оставили оружие?

— Нет.

— По крайней мере, Джин жива. Я должен пойти за ней, Билли.

— Я знаю это.

— Боже, я так хочу спать.

— Потеря крови. Мы оба протекаем, как гнилая лодка.

— Но я ведь не кровоточу, не так ли?

— Нет, у вас нет таких хороших ран, но нет и таких плохих… бвана, должен вам сказать, не знаю, когда или если буду… чувствовать себя, как лягушка.

— Надо… они схватили Джин и твоих друзей.

— Прямо сейчас, бвана… прямо сейчас, думаю, может быть, я должен вздремнуть немного.

Хенсон не ответил.

— Бвана? — позвал Билли.

Затем Билли услышал глубокое дыхание Хенсона. Боль и потеря крови заставила того упасть в обморок.

«Отдохните немного», — подумал Билли. «Это все, что нам нужно. Немного отдохнуть, а потом мы будем в порядке. И отправимся сразу после этого за Джин и моими друзьями. Мы вернем их обратно».

Но едва Билли собрался закрыть глаза, он понял, что все изменилось от плохого к худшему. Человек, вышедший прямо в его поле зрения, встал над ним. Билли узнал его лицо.

Уилсон.

— Вот черт, — выругался Билли.

Когда большой меч опустился. Джинн закрыла глаза, надеясь, что не будет никакой боли.

И её не было.

Меч упав, ударил со звоном.

Джин открыла глаза. Она все еще могла видеть. «О, нет», — подумала она. Голова действительно живет в течение некоторого времени после того, как её отрубили. Но, по крайней мере, она не чувствовала боли.

Раздался смех.

Джин попыталась двинуться. Её шея поворачивалась.

Её головы находилась на плечах.

Она подняла подбородок. Смех доносился от воинов, палача и женщины, которая привел пленницу в здание. Им было очень весело.

Меч, который должен был отрубить ее голову, вонзился рядом с шеей в чурбан. Все оказалось шуткой.

Палач подергал своим мечом назад и вперед, пока ему не удалось вытащить его из бревна. Когда это было сделано, женщина дернула поводок, вновь бросив Джин в грязь. Она снова дернула, и Джин поднялась на ноги.

«Так», — подумала Джин, — «прежде всего, эта женщина заставила того воина мужчину оставить ее в покое, очевидно для того, дабы упростить все дело, и не имело ничего общего с чувствами человечности».

Джин внимательно изучила лицо женщины. Она не хотела позабыть его. Ее время еще придет, и когда это случится, эта женщина умрет. И это не будет смешным.

Когда девушку вновь повели прочь, один из мужчин пленников был силой брошен на колени, а его голова толкнули вниз на плаху.

Джин отвернулась, услышав свист, а меч крепко вошел в дерево. Потом раздался плач других осужденных и радостные крики похитителей.