Глава 29

Мы со Снегуркой закончили завтрак практически одновременно. Переглянулись, сдали миски кухонным работникам, оседлали подготовленный Аджиткой квадр и поехали. Взяли с собой запас патронов сверх обычного и топор – тушу рубить. Пешком тут запросто можно пару-тройку часов брести, а на квадрике за пятнадцать минут долетели. Через проход прошли осторожненько – узковат. Едва-едва нашему квадрику протиснуться. А в конце прохода вместо огромной туши лежала огромная куча костей. Раза в два побольше, чем та, что от моего тигрика осталась. И так же, как и в тот раз, ни шкуры, ни требухи. Даже хрящи и связки исчезли, остались только белые кости, клыки и когти. И мерзкий химический запах.

Топор не понадобился. Кости были не особо тяжелыми, и Снегурка легко их раскидала по сторонам прохода, а я осторожно вывела тарахтелку во внутреннюю долину. Место было просто чудесное: зеленая трава, какие-то деревья на дальней стороне долины, величественные горы, окаймляющие островок зелени и небольшой домик в тени тех самых деревьев. Грай прыгнула мне за спину, и мы покатили вперед. Больше никто на нас не нападал, да и вообще никакого зверья не было видно. До места долетели в минуту. Снегурка спрыгнула с седла и тактично подождала, пока я сползу на землю. А потом мы с ней вместе двинулись к двери.

Домик был совсем небольшой. Против того нашего склада – и вовсе махонький. Избушка, млин, без окон. Правда, с дверью. Широкая такая дверь из могучих даже на вид плах, скрепленных железными полосами. Да и сам домик был сложен из неслабых таких бревнышек. Прошибить их можно разве что из пушки. Засов на двери снаружи, и задвинут. Я храбро засов отодвинула, ухватилась за ручку и дернула дверь на себя. Она отворилась без малейшего скрипа. Желтый прямоугольник света упал внутрь. И в этом свете проявились темно-зеленые деревянные ящики с черными, сделанными по трафарету, надписями.

Я-то не сразу въехала, зато Снегурка просекла фишку в один момент. Первый раз видела, как женщина визжит не от мехов и брюликов, а от ящиков с винтовками и патронами. Меня тоже пробрало. Теперь понятно, почему Смотрящие закрыли мне доступ к оружию. Да нафига мне это, когда у меня стволов целый дом! Тех же «максимок» две штуки, да и другого всякого полно. И винтовки, и пулеметы, и автоматы, и пистолеты тоже есть. А патронов столько, что на роту солдат хватит. Я в нюансы вдаваться не стала. Потом поручу Лерке, она все сочтет и мне в письменном виде доведет. Но сержантка-то моя, как она радовалась! Один ящик открыла, другой, третий… Была бы у меня видеокамера или, хотя бы, телефон, я бы сделала самый крутой ролик ютуба! Я решила не мешать. Вышла из домика, присела на травку.

Из домика раздавались дикие вопли, стук ящиков, лязг железа, а я сидела, наслаждаясь чудесными видами, и думала, что мне делать с теми двумя. Казнить? Изгнать? Сгноить на тяжелых работах? Мысли прервались голосом егеря, раздавшемся из рации.

- Аннушка, ответь Михалычу.

- Слушаю! – откликнулась я.

- Ты далеко ли упорола?

- Не слишком. Случилось что?

- Пока еще нет. Но ежели в ближайшие полчаса не объявишься, непременно случится.

Вот черт! Стоило чуть отлучиться, как уже проблем натащили.

- Михалыч, ты хоть намекни, что там у тебя такое, к чему готовиться. Сразу всех мочить или чуть погодя и через одного?

- Да рано еще пока мочить. Я пока народ успокоил – мол, ты вернешься, ситуацию разрулишь.

- А без меня-то никак?

- Никак, Аннушка. Казнить и миловать – это только твое право, это ты никому передоверить не сможешь.

- Ну, ладно. Сейчас тут разберусь малость, и прикачу.

- Понял, жду. Конец связи.

Я облегчила душу на полкило матюков и заглянула в домик. Да-а, полный бардак. А посреди всего этого безобразия скачет счастливая Снегурка, до ушей перемазанная оружейным маслом. Повсюду валяются клочки промасленной бумаги, стоят раскрытые ящики, а в ящиках, сами понимаете, оружие. И не одна-две штучки, а десятками. Можно всех моих подданных поголовно вооружить, и еще столько же стволов останется.

- Грай, - окликнула я ее, - тебе долго еще разбираться?

Она не сразу отреагировала.Потом, наконец, сообразила, что ее кто-то зовет, и повернулась ко мне.

- Что?

- Какие-то проблемы в поселке. Мне надо срочно туда уехать. Если у тебя дел еще много, оставайся, я за тобой кого-нибудь пришлю.

- Ага! – ответила сержантка и вернулась к своим папуасовским пляскам. А я оседлала квадрик и потарахтела обратно.

Народ шумел. Народ бурлил. Удивительно, как это два десятка человек могут создать такую толпу. Подъехав ближе, я увидела, что толпа не монолитна, что она разделена на две части Условно – «старенькие» и «новенькие». Новички шумели, кричали и размахивали руками.Старички стояли молча, но руки держали на оружии. Что интересно, тот парень, которому я выдала автомат, был на стороне старичков. Хорошо, что кроме него я никому из новеньких оружия еще не доверила. Думаю, только это удерживало народ от опрометчивых поступков. Увидели меня на квадре – притихли, расступились. Билл и Рой помогли мне выцарапаться с транспортного средства. Я еще раз окинула взглядом толпу. Все здесь, кроме вьетнамцев, пары крушельцев и лежачих больных. Я уселась на оперативно подставленный мне стул и вопросила:

- В чем дело?

И опять все зашумели, замахали руками…

- Тихо!

Рявкнула так, что чуть сама не оглохла. Однако, подействовало.

- Михалыч, расскажи вкратце, что за хрень.

- Двое пришлых оклемались, а поскольку ты не дала по ним никаких инструкций, пошли гулять по территории. Увидели Фам Линь, один из них цапнул ее за задницу, а ее брат тут же сломал козлу руку. Второй пытался подраться, нож у него с собой был. Сейчас лежит с отбитой мошонкой и сломанной челюстью. Поломанные в сарае, вьетнамцев я от греха подальше с глаз долой в новый дом услал.

- Ну и что? Два ушлепка получили свое. А шуметь зачем?

- Да законники тут нашлись. Мол, Шень не имел право так делать.

Да-а, пожалуй, я лишку народа оставила. Пожадничала. Но делать нечего, надо разруливать ситуацию. В принципе, в том, что она вообще возникла есть положительный момент: люди открыто высказывают свое мнение. Правда, форма этого высказывания… Да и по сути своей вопрос стоит неверно. Ладно, будем казнить и миловать. Кивнула Борюсику, чтобы переводил - все-таки я сама еще слабовато английский знаю – и начала вершить суд.

- Суть дела мне ясна. Мне неясно, почему кто-то решил, что Фам Шень не имел права защитить сестру.

Одна половина опять загомонила.

- Пусть кто-то один говорит.

Замолчали, переглядываются, никому ответчиком за всех быть не хочется. В конце концов, вытолкали вперед невзрачного такого мужичка. Я даже не сразу вспомнила, кто он такой. Перелистнула тетрадку: Пьетро Эспозито, мелкий клерк из адвокатской конторы. Действительно, мелкий. Щупленький такой, невысокий. Он начал говорить, сперва тихо и сбивчиво, а потом, распалясь, в голос и с азартом. И выходило по нему, что нужно было нехорошего человека тактично уведомить о том, что он поступает неправильно. А потом собрать суд присяжных и определить его вину. Причем, сломанная рука – это явно чересчур, достаточно пары часов общественных работ. Да-а, долго еще из людей будет эта толерастия выходить.

- Слушай, Пьетро, а что бы ты сделал, если бы какой-нибудь мерзавец схватил за жопу твою сестру? Или жену, дочь?

- Э-э-э… я не женат, мэм.

- Потому, наверное, и не женат, что не можешь свою женщину защитить. А я бы пристрелила гада. Так что по моим понятиям, Шень поступил очень мягко.

- Но это негуманно!

- Что же ты не сказал это тем бандитам, которые вас в загонах держали?

- Они бандиты, у них нет законов. Но вы-то цивилизованная дама!

- А вы? Вы цивилизованный человек?

- Да, конечно, - подтвердил мелкий.

- А вы все, - обратилась я к новеньким.

- Да, да – посыпалось со всех сторон.

- Тогда почему вы вместо того, чтобы подать властям, то есть мне, письменное заявление, принялись устраивать беспорядки?

Клерк опять принялся вещать:

- В демократическом государстве народ имеет право выражать протест, в том числе и таким образом.

- А откуда ты взял, что здесь демократия? Лично я считала, что у нас военный коммунизм, но поскольку меня все упорно называют королевой, пусть будет монархия.

При слове «коммунизм» мелкого аж передернуло. Да и не только его. Но на «монархию» он клюнул.

- Тогда, Ваше величество, вы в силах разрешить создавшуюся ситуацию с позиции современной культуры и морали. Вы же не хотите остаться в истории Анной Кровавой?

Ах ты ж сукин сын! Он за кого меня принимает? Пытается манипулировать, подольстить, но топорно, грубо. Это, значит, он меня держит за тупую отсталую девку? Ну так будет сейчас ему представление. Да и всем остальным тоже.

- Вот именно. И поэтому я их сейчас буду судить. Приведите этих двоих!

Борюсик с Фридрихом метнулись к сараю и вывели оттуда двоих мужиков. У одного рука в лубках и на перевязи, у другого башка замотана, ноги нарасшарашку. Идет с трудом, видно, что неслабо ему прилетело. Я принялась через Борюсика устраивать допрос. По всем правилам: имя, национальность, место жительства. Вот тут народ реально придавило: оказалось, что они не братья по несчастью, а вообще залетные пташки. Два латыша из простых матросов. Ну и, по совместительству, члены абордажной команды. Раз так, ценности для меня они никакой не представляют. А что абордажники – потому и в драку полезли, решили, что с худеньким невысоким вьетнамцем уж всяко справятся. Ан нет, обломилось козлам.

Как оно там должно судиться по правилам, хрен его знает, придется импровизировать. Я мигнула Михалычу, он сбегал, привел вьетнамцев. По дороге объяснил им про суд. Семейство Фам встало напротив покалеченных прибалтов. Между обеими парочками, на всякий случай, встали двое с оружием. Я откашлялась:

- Слово предоставляется Фам Линь.

Девчонка, предупрежденная егерем, сразу взяла быка за рога:

- Вот этот человек, - она указала на того, что со сломанной рукой, - осуществлял в отношении меня сексуальные домогательства. Он оскорбил меня как словом, так и действием.

- Что конкретно он сделал?

Линь замялась. За нее ответил брат:

- Он шлепнул мою сестру по ягодице, назвал шлюхой и в грубой форме предложил вступить с ним в половую связь.

- Вы подтверждаете это? – спросила я латыша. Тот промолчал.

- Кто был свидетелем этого инцидента?

- Я, мисс Анна, - заявила стоявшая неподалеку Дзетта. – Я все видела с первой до последней секунды. Все было именно так.

- Кто еще видел это?

- Я видел, - в толпе поднялась рука, и вперед протиснулся средних лет мужичок. Когда-то он, наверное, был весьма упитанным. Сейчас, после принудительной голодовки, он похудел почти до нормы, но его щеки обвисли и лицом он стал походить на бульдога. Это – Генрих Вайс, немец, типичный бюргер со вколоченным с детства орднунгом.

- Я подтверждаю слова этого человека, - заявил он и получил от латыша полный ненависти взгляд.

- Факт преступления подтвержден, - продолжила я свою партию.

- Что вы можете сказать в свое оправдание?

В ответ – угрюмое молчание. Ладно, пойдем дальше.

- Пьетро, ты ведь итальянец?

- Да, сеньора, но я жил во Франции.

- Хорошо. Что во Франции по закону полагается за сексуальные домогательства?

- Два года тюрьмы и штраф тридцать тысяч евро.

- Перелом срастется за месяц. Так что, по сравнению с французскими законами, с этим человеком, - я ткнула пальцем в поломанного, - обошлись очень мягко. Может, в следующий раз он подумает прежде, чем распускать руки. Все, разбирательство окончено.

Народ принялся было расходиться. Клерк стоял в смущении. Видать, до него дошел весь идиотизм его поступка. Я тоже собралась подняться на ноги, но тут со стороны медпункта раздался голос Сары:

- Остановитесь! Вы куда? Вернитесь!

На ее крик остановились как раз-таки не успевшие разойтись люди. Они расступились, и стало видно, что из медпункта – благо, он был неподалеку, ковыляет, спеша, женщина из спасенных сегодня утром. То, что пришла в себя, это хорошо. Но то, что ей рано вставать с постели – это совершенно точно, тут я с Сарой согласна на все сто.

Латыши тоже увидели женщину. На их лицах явно отобразился испуг. Такое чувство, что они не ждали увидеть ее живой. Но деваться им было некуда: один категорически не мог бегать, а за вторым присматривали мои парни. Народ несколько охренел: поднимали ее в сумерках, видели в лицо всего несколько человек, так что большинство людей эта картина повергла в шок. Действительно: так избить женщину, чтобы ее лицо перекосило до полной неузнаваемости – это надо еще постараться. Да и седина в когда-то черных волосах, чувствую, не просто так появилась.

Тетка эта отмахнулась от догнавшей ее Сары, подошла к парочке инвалидов.

- Что, Марис, поломали грабки? – произнесла она на чистейшем русском языке. - Теперь никого за сиськи не похватаешь. И людей калечить не сможешь, мразь.

Она говорила так спокойно, не повышая голоса, но меня пробрало. Да и сладкой парочке тоже было невесело. Они, может, и хотели бы слинять, но сделать это им сильно мешала пара стволов, упирающихся в спины. Голос тетки показался мне знакомым, я напряглась, вспоминая, где могла его слышать, а она тем временем повернулась ко второму.

- Отзвонили твои колокольчики, Екабс? Все, кончилась твоя половая жизнь. А помнишь, как ты с дружком своим меня пялил? Да с выдумкой, все норовил побольнее сделать. А когда Лацис попытался вмешаться, один из всей команды, вы его избили и в трюм скинули. Пожалуй, если бы не шторм, затрахали бы меня до смерти, да скинули за борт, как тех двух девчонок. Что молчишь? Да ты же теперь и слова сказать не можешь! Нашелся мужчина, который твой мерзкий язык укоротил!

Она засмеялась было, и тут же замолчала, схватившись за грудь. Ну так сломанные ребра – это вам не шутка! К ней опять кинулась было Сара, но тетка повернулась теперь уже ко мне.

- Анна Аркадьевна!

В первую секунду я офигела – откуда эта незнакомая тетка может знать меня по имени. Но во вторую – вспомнила. Вспомнила этот голос, и эту сильно прореженную Дзеттой прическу. Министерва!

- У меня было время на размышления и возможность на собственном опыте ощутить последствия общения с бандитами. – она кивнула в сторону латышей. - Я понимаю, насколько я виновата перед вами и перед всеми остальными. Но раз уж так получилось, я согласна на любую работу, чтобы хоть как-то искупить свою вину. Я пойму, если вы мне откажете.

Она медленно опустилась на колени.

- Только прошу не отправляйте меня снова туда, на тот остров. Лучше просто убейте. По крайней мере, это не так страшно.

Однако, хорошо ее жизнь научила, да и в кратчайший срок. Куда что девалось! Откуда что взялось! Если честно, мне сейчас ее было жаль. Да и говорила она, судя по всему, искренне. Я вообще не злопамятна, и, в общем, готова была ее простить, но тут вопрос политический.

- Тебя люди осудили. Они и должны решать.

И, обращаясь к старичкам, добавила:

- Вы всё видели, всё слышали. Прошу высказываться по одному.

И все высказались, причем единогласно. В том смысле, что тетка уже наказана достаточно, осознала и раскаялась, а рабочих рук у нас не хватает. Она, когда услышала и осознала, то улыбнулась, насколько позволяли разбитые губы. Чесслово, зрелище вышло страшноватое. А потом плюхнулась на задницу и заплакала.

Я кивнула Саре, та подбежала, помогла помилованной подняться и повлекла ее было в койку, но та опять уперлась:

- Анна Аркадьевна, что будет с этими? – кивнула она в сторону латышей, которые, угрюмые и напряженные, так и стояли под охраной.

- Марианна Викентьевна, - припомнила я имя министервы, - возвращайтесь в лазарет. Ваша ближайшая задача – поправиться. А об этих не переживайте, легко они не отделаются. Это я вам твердо обещаю.

- Спасибо. Я бы хотела увидеть все до конца.

Я глянула на Сару, та пожала плечами.

- Хорошо, оставайтесь.

Кто-то сгонял за еще одним стулом, специально для министервы. Я внутренне усмехнулась: вот уже и привилегия – сидеть в присутствии монархини. Ну да ладно, это все лирика, а работа стоит. С милованием закончили, пора продолжать казнить.

- Пьетро, что во Франции полагается за множественное изнасилование с последующим убийством?

- Э-э-э… пожизненное заключение, мадам.

Что-то у итальянского француза уверенности поубавилось. Видать, уже не считает два перелома и ушиб слишком тяжелым наказанием. Ничего, я его сейчас еще обрадую.

- Поскольку тюрьмы у нас нет, и пятьдесят лет переводить еду на этих двух скотов я не хочу, то пожизненное заключение я своей монаршей волей заменяю смертной казнью через расстрел.

- Анна Аркадьевна, можно мне? – поднялась бывшая министерва.

А почему бы и нет? Пусть своей рукой своих сильников порешит. Достала из кобуры «беретту», выщелкнула из обоймы лишние патроны, оставила две штуки. Кто знает, перемкнет у нее в последнюю секунду, высадит все, устроит перерасход боеприпасов. За себя-то я не волновалась. Как бы она меня ни ненавидела, этих двоих она была готова просто руками задушить.

Я вернула обойму на место, затвор передернула и ей подала. Отконвоировали этих двоих в сторонку, тетку к ним поближе подвели. Она улыбнулась одному и бац – пулю ему в лоб. Потом шагнула в сторону и другому тоже, без лишних разговоров и сантиментов, организовала третий глаз. Потом падаль утащат подальше и прикопают. А то – в море скинут, там акулы, они всегда голодны.

Министерва вернулась – несмотря на опухшую морду лица видно, что счастливая. Двумя руками подала мне пистолет и негромко, так, чтобы никто лишний не слышал:

- Простите меня, Анна Аркадьевна. Видимо, действительно, чтобы некоторые вещи понять, требуется испытать их на своей, скажем так, шкуре. Мне сейчас очень стыдно за то, что я по дурости своей натворила. И большое вам спасибо за то, что решились мне поверить. И за это, - она кивнула на пистолет. Поверьте, у вас не будет ни малейшего повода об этом пожалеть.

Она повернулась и, поддерживаемая Сарой, удалилась в медпункт.

Тишина стояла гробовая. Старички – они, в общем, люди привычные, и не такое видали. А новенькие… ну да, устроила я им показательный сеанс быстрого и справедливого суда. Надеюсь, впечатлятся. Одно только обидно: мужики вчера пластались, жизнью рисковали, чтобы людей спасти. А спасли, как видно, лишь две кучи дерьма. Я поднялась со своего «трона», покрепче оперлась на костыль и объявила:

- Все, суд окончен. Время обедать.

И тут в толпе раздался женский голос:

- Да здравствует королева Анна!

И ладно бы одна дура крикнула из солидарности с жертвой шовинизма. Так нет же, другие подхватили.

- Да здравствует королева Анна!

И этот кретин, Пьетро Эспозито, вдохновенно орет вместе со всеми. Иттицкая сила! Я, не в силах перекричать толпу, изобразила фейспалм и покачала головой. Ну что за люди! То свергать, то славить… где логика? Тьфу!

К вечеру вернулся специально посланный на квадре Шень, привез счастливую Cнегурку. Она на радостях даже не стала возражать, когда ее разжаловали из генералиссимусов в маршалы и поставили под начало маленького вьетнамца. Они привезли подробный список всего, что было в том маленьком домике. Я просмотрела три листа, исписанных убористым почерком, и ничего не поняла. Только спросила:

- Грей, этого хватит для обороны?

Та только довольно кивнула.

- Тогда решайте, где это можно хранить так, чтобы не испортилось, и чтобы никто туда не лазал. На отшибе держать тоже не дело, чужак найдет – проблем не оберешься. Обсудите это все с Леркой, ей за эти железяки отвечать. Придумаете – доложите.

А связаться с французом на маяке так и не получилось. Он не смог зарядить аккумуляторы? Или разрядил в разговорах с другой группой? А, может, к нему бандиты приплыли? Надо, надо выкраивать силы и средства и организовывать экспедицию за этим французом. Но это будет завтра.

Загрузка...