Забытые острова. Аннушка.

Глава 6

Собрала я барахлишко и потащила на выход, на берег. Судя по скорости процесса, тут, на полянке, земля еще с неделю сохнуть будет. И вижу – блеснуло что-то на земле. Нагнулась – а это мои сережки. Я их подхватила, да сразу в уши вдела, чтобы в руках не таскать, да по новой не посеять. Выхожу я из расщелины, а навстречу мне мужик незнакомый идет. Здоровенный, рыжий, в штанах и кроссовках. А футболка на поясе завязана. Мощный мужик. Не такой качок, как тот же Шварцнеггер, но видно: пузо не висит, бицуха неслабо раскачана. Идет, покачивается, в руках бутылка с какой-то гадостью, на глазок емкостью не меньше литра, и уже почти пустая. Не водяра, но какая нахрен разница – алкаш, он и в Африке алкаш. На руке такой же браслетик, как у меня с Борюсиком. И что-то мне как-то резко не захотелось с ним встречаться. Но только этот вот здоровяк идет навстречу, а мне и деваться-то некуда. По камням не побежишь – махом догонит. Назад на полянку – это саму себя загнать в ловушку. Решила подождать, посмотреть, что дальше будет. Авось, удастся краями разойтись. Стою, жду, левой рукой шмотки держу, а правую потихоньку на ножик положила. На всякий случай.

Этот хрен меня увидал, заорал что-то не по-русски, да ко мне кинулся. Вокруг ходит, лопочет что-то, через слово «найс герл», а я понять ничего не могу. Хотя нет, вроде вспомнилось: «герла». Так пацаны подружек называли – моя, мол, герла. Понтовались, понятное дело. А какая я подружка этому алкоголику? Конечно, мужик он крепкий, был бы нормальным – кто знает, может и слюбилось бы. Но я на таких в прошлой, можно сказать, жизни успела насмотреться. А еще я твердо уверена: бывших алкоголиков не бывает. Если мужик в критической ситуации первым делом бухло себе берет, добра от него ждать не приходится.

Пока я размышляла, бугай еще из бутылки хлебнул и, видно, до конца дососал. Размахнулся и кинул куда-то в сторону моря. Бутылка, понятно, на камни – и вдребезги. Тут я уж не выдержала. Единственно – руки в боки не поставить, заняты они.

- Ты что, сукин сын, делаешь? Ты, козел безрогий, какого рожна стекло бьешь там, где люди ходят? Сейчас, пьяная морда, пойдешь собирать, и чтобы до последнего стеклышка все вычистил!

Мужик остановился, но, видать, ничего не понял. Стоит, глазами лупает. А потом сережки мои увидел, и к ним потянулся. «Голд, голд». Ну, это я уже сообразила, знакомое слово, и магазин у нас такой есть. Англичанин, значит? А-а, один хрен, у алкашни национальности не бывает, все они сперва козлы, а потом свиньи. Сначала пристают, а потом в дерьме валяются. Но я-то ему ничего позволять не собираюсь.

- Куда лезешь, сволочь! А ну убрал грабки!

Отпихнула я его руку, а он ухмыльнулся нагло и всей пятерней цап меня за грудь! Ну, напросился, гад. И я от всей души отвесила ему смачную такую оплеуху. А рука у меня тяжелая. Не верите? У начальника спросите. Тот тоже сперва не верил, пока не словил. А потом ему дома жена с другой стороны добавила, для симметрии.

Короче, выдала я этому крокодилу со всей пролетарской прямотой, а он покрепче начальника оказался, не пошатнулся даже, только башка мотнулась, да глаза кровью налились. Я даже испугаться не успела, как он мне засветил справа прямо в глаз! Я, понятно, с копыт долой. Кувыркнулась, но на ноги поднялась. Барахлишко по камням рассыпала, а ножик в руке остался. Я, конечно, не этот, как его, Стивен Сигал, но кое-что могу, пацаны во дворе показывали. Чуть ноги присогнула, в стойку встала, нож перед собой выставила, а ему хоть бы хны. Идет прямо на нож. Я и понять ничего не успела. Он только рукой махнул, как нож у меня вылетел и по камням забрякал, а мне еще раз прилетело. Тут уж я конкретно легла, еще и башкой о камень приложилась. У меня и так искры из глаз, а тут еще и добавка бесплатная. Этот хмырь ко мне руки опять потянул, но тут у него за спиной Борюськин козлетончик послышался:

- Как вы смеете так обращаться с женщиной!

Одно слово, ботан. Он против этого бугая сморчок, его ж в ровный блин раскатают за полминуты. Однако вступился, зачет ему. И, пожалуй, даже уважуха.

Рыжий меня отпустил, к Борюсику повернулся, оценил противника, сказал только «фак ю». Ну, это, можно сказать, международное слово. Тут и без перевода понятно – бить будут. А ботан мой как затрещит на вражеском, не хуже, чем на великом и могучем. Пока говорил, почти подошел к англичанину. Тот опять «фак ю». А Борюсик, надо же, даже замахнуться попытался. Но мужик только двинул рукой почти не глядя. Борюсик к скале отлетел, да по ней без чувств на камни стек. А потом рыжий схватил меня за ворот и потащил туда, откуда я пришла, прямо на мою полянку. Притащил, швыранул на спину, штаны спустил, сверху навалился и давай хером меж ног тыкаться.

От бугая винищем так перло, что аж глаза слезились. Попыталась спихнуть его – да где там, легче бадью с раствором поднять. Добилась только того, что он мне еще и слева добавил – мол, лежи и не рыпайся. А сам тяжелый, всю задавил, я аж дышать не могу, и под спиной что-то в позвоночник упирается, царапает. А мужик сопит, ерзает, что-то не по-русски бормочет. И тут меня такое зло взяло, что я аж зубами заскрипела. Я тебе, сволочь, покажу, как на русскую девку наезжать! Ладно, двигаться не могу, шкафом этим двустворчатым придавлена, так руки-то свободны! Я, едва это сообразила, тут же давай судорожно вокруг наугад шарить - вдруг что подходящее под руку попадет. И точно, нашарила камушек из тех, которыми костровище облагораживала. С полкило весом, округлый, так в ладонь и лег. Не зря старалась, таскала! Но вот только решимости у меня не хватило: все-таки живой человек, хоть и сволочь, а я его камешком по темечку. Но тут этот алкаш, наконец, сообразил, что на мне еще и трусы есть, полез рукой себе помогать. Рванул там что-то, тряпка затрещала, больно стало – аж слезы из глаз. Я заорала, да со всей дури саданула своим булыганом этому пи@&ру гнойному по башке. Тот дернулся было, а я добавила. И еще раз, и еще. Орала, матом крыла в три этажа и все лупила его своей каменюкой, пока он не затих и не обмяк. А, может, и после – не знаю, не в себе была. Потом у меня силы кончились, и камушек из руки выпал.

Я чуток полежала, в себя приходя, потом кое-как спихнула с себя рыжую тушу, поднялась и гляжу: браслетик хайтековый у бугая на руке растаял. Просто взял и у меня на глазах исчез. Вот только мне в тот момент не до того было. Я потихоньку, по стеночке, на солнышко выползла, осела на ближайший камушек, и тут меня накрыло.

Как меня колбасило – ни в сказке сказать, ни вслух произнести. Я с пацанами в разные истории встревала, и опасно бывало, и страшно, и всяко, но вот такого никогда не было. Дрались – это случалось. Пусть даже и пацан с девчонкой. Оно и понятно: если ты посчитала себя достаточно сильной, чтобы вровень с пацаном встать, докажи это на деле. Но по-честному, один на один, до первой крови. А чтобы кто к укромным женским местам потянулся – такого и в мыслях ни у кого не было. Да найдись во дворе подобный урод – его бы всей кодлой каждый день лупили.

В общем, трясло меня, как врага трудового народа, только зубы лязгали. И сидела я, скрючившись в три погибели, обхватив себя руками, и пытаясь хоть как-то сдержать сотрясающую меня нервную дрожь.

Сколько времени прошло, я даже не знаю, но мало-помалу меня отпустило. Трясти перестало, голова пришла в относительный порядок, а тут и солнце подмогло: тельце моё согрело и одежонку просушило. Правда, физические силы напрочь кончились, и жрать захотелось неимоверно, зато мозги снова заработали.

Едва я начала соображать, как первым делом вспомнила про Борюсика. Ахнула, подскочила, подбежала – нет, живой, дышит. На башке ссадина, кровь, но череп, вроде, целый. Притащила пенку, перекатила его на мягкое – откуда только силы взялись! Ну а раз поднялась, надо дело делать. Подобрала вещички, что по камням разлетелись, сложила их аккуратно на одеяло. Нашла новый ножик, ухватила его покрепче и отправилась проверить, как там тот рыжий. Осторожно, крадучись, на полянку выползла, а он лежит, как лежал. Я подобралась поближе, тронула его – а он уже холодный. Это что же, я его прибила?! И едва я это сообразила, как со мной случилась самая натуральная истерика. Первый раз в жизни. Я не орала, как это частенько за мной водится, не складывала многоэтажные матюки, я просто сидела и тихо, на одной ноте выла, не в силах принять то, что случилось. Хотя, если уж начистоту, я не испытывала не малейшего сожаления по поводу содеянного. Я бы безо всяких сантиментов прикончила этого мерзавца еще раз, но сейчас… Я не знаю, почему так отреагировала. Наверное, просто впервые увидела, как легко живой человек может стать мертвым. И от этой простоты мне было жутко. Вы понимаете? Не от того, что я убила, а от того, что ощутила, насколько уязвим человек, и как легко может прийти к нему смерть.

Тут на плечо мне легла рука. Я повернула голову – Борюсик. Уже в штанах и рубахе. Сам бледный, пошатывается, но подошел, присел рядом и, пусть неуклюже и неумело, но попытался утешить. Погладил по голове, забубнил что-то пустое и заумное… И тут меня как прорвало. Я притянула Борюсика к себе, уткнулась ему в плечо и, наконец, разревелась в полный голос. Я рыдала самозабвенно, взахлеб, основательно вымачивая свежепросушенную рубаху, и со слезами уходили боль, стыд, гнев, обида…

Когда слезы кончились, я была в полном порядке, и могла уже и соображать, и действовать.

- Борюсик, ты боишься покойников?

- В общем, нет. А что?

- Тогда берись. Этого козла надо раздеть, вытащить на берег и завалить камнями.

- А з-зачем его раздевать?

- А ты знаешь, сколько весят эти кроссовки? – я бескультурно ткнула пальцем в свежий труп, – не меньше килограмма. Кроме того, твой костюмчик в этих условиях долго не протянет. Будешь ходить в бусиках, как дикарь из племени Мумба-юмба? А штаны весят килограмма полтора.

Борюсик взбледнул и сглотнул.

- Да не переживай ты так, я все постираю. От этого урода даже запаха не останется. И все равно здесь его оставлять нельзя – он же разлагаться начнет, а у нас тут источник питьевой воды. Так что давай, бери себя в руки. Я сама все сделаю, ты только помогай ворочать.

На пару мы справились довольно быстро. Стянули с рыжей тушки одежду, очень неплохую, кстати, утащили его на берег, под скалу, подальше от прохода, и закидали камнями. Я не хотела, но пока мы с Борюсиком крутили и таскали тело, не утерпела и посмотрела на затылок. Глянула, и сразу отвернулась, чтобы не вытравить все, что еще оставалось в желудке после завтрака. Пожалуй, последние два десятка ударов были лишними. Он загнулся гораздо раньше.

Доску с именем прибивать не стали. Собственно, я так и не успела узнать, как его звали, да и хранить память об этой сволочи совершенно не хотелось. Скорбеть о покойнике и поминать эту свинью – тоже. Поэтому мы подобрали вещички, да наполнили канистры водой. Я остановилась на том месте, где лежала, придавленная рыжей тушей и вспомнила одну деталь. Не то, чтобы мне было очень любопытно, но я все же присела и пошарила по земле в том месте, где мне давила в спину какая-то хрень. Оп-па! Да это же мой нож! Нет, есть все же в жизни справедливость. Если бы я тогда хребтом его не почуяла, он бы так и остался ржаветь в траве и хрен бы я когда его нашла. В общем, собрали мы вещички, я подхватила всю мелочевку и свою плиту, Борюсик, как мужчина, взял канистры, и мы пошли наверх. Уходя, глянулась в родник: мама дорогая! Бомжиха с помойки – и то краше. Глаза заплыли, морда опухла и приобрела креативный лиловый оттенок. Прикладывать холод уже поздно, а мазать еще нечем. Вот же сучий потрох, на святое покусился, на девичью красу! Пойти, что ли, плюнуть на могилку?

Устроились мы на новом месте вполне неплохо. Натаскали камней для нового кострища, настелили по сторонам пенки, запасли дров, я развела костер, поставила котелки на огонь и, пока вода закипала, мы с Борюсиком создали нашу группу. Собственно, все было просто и обыденно. На терминале нашли соответствующую менюшку, указали, кто будет главным, и, следуя инструкции, поднесли панели одна к другой. Правда, Борюсик все испортил. Он дернул рукой, и его плитка повернулась не той стороной. И в итоге вместо ровного квадратика 70х70 сантиметров, получилась полоса 35х140. Не то, чтобы это сильно мне мешало, но ведь некрасиво! Ладно, что там, все равно уже ничего не изменить. Да и еда подоспела, пора лопать, а то брюхо рычит – аж уши закладывает.

В сумерках сбегала к лагуне, уже в новом купальнике. Наплескалась, наплавалась досыта. Небо чистое, все усыпано звездами. Звезды в небе, звезды в воде – красотища! Вернулась к костру, переоделась в сухое-чистое, заварила чаю на двоих и принялась наслаждаться. Сижу, чаек прихлебываю, на огонь смотрю, а саму вдруг на философию потянуло. То есть, мысли всякие такие в голову полезли. Вот день был весь не сказать, чтобы удачный – сперва этот ливень, да такой, что оба-двое чуть не погинули. Потом этот рыжий козел, ни дна ему, ни покрышки. Тоже ведь тот еще подарочек. Ладно, дождик пережили, отогрелись, рыжего на тот свет спровадили, хай его черти в аду дрюкают. А теперь вот искупнулась, на звезды полюбовалась, чаю напилась – и опять жизнь прекрасна. И что, спрашивается, люди все гребут и гребут к себе? Больше, дороже, круче, жизнь кладут на всякую никчемную хрень, а стоит ли оно того? Помрет какой-нибудь олигарх, мати его ети, и на что ему все эти миллиарды, дворцы и яхты? А-а, пустое это. Да и нет здесь никаких олигархов, нафига бы тут они сдались. А вот интересно, такой вот миллионер, оказавшись на островке, сразу бы подох без ночного горшка с интернетом и подогревом или еще помучился?

Нет, ну вот что за хрень в голову лезет? И спать, что удивительно, пока не хочется.

- Борюсик, ты спишь?

- Нет.

- А чем занимаешься?

- На звезды смотрю.

О, еще один звездун. У него на скуле синячина, не хуже моего и шишак на затылке со страусиное яйцо. Поди, улечься нормально не может, вот и не спит.

- И чего насмотрел?

- Ничего особенного, но могу сказать, что мы где-то в южном полушарии.

- И откуда же такая уверенность?

Он даже на подколку не повелся. Не то действительно такой, не то так здорово о камешек приложился.

- А вон южный крест, он хорошо сейчас виден.

Я, конечно, во всей этой фигне ни бум-бум, просто красиво, когда так небо вызвездило. Но для виду промычала что-то одобрительно-утвердительное. Потом вспомнила:

- Слушай, а ты сегодня по-каковски с этим рыжим трещал?

- По-английски.

- И что, ты так хорошо язык знаешь?

- Ну да, я же языковед, специалист по языкам романской группы.

- Какой-какой? Румынской?

- Романской. Это современные языки, произошедшие от древней латыни.

Про латынь я что-то слышала. По крайней мере, слово было знакомым.

- А почему тогда группа романская, если язык латинский?

- Это по названию города. Римляне называли свою столицу Рома.

- А-а-а! – уважительно протянула я. Я вообще уважаю действительно знающих людей. - А ты вообще сколько языков знаешь?

- Ну, если не считать русского, то говорю на пяти, читаю на двенадцати.

- Ух ты!

Я действительно впечатлилась. Из моих прежних знакомых и один-то никто не знает. Да оно и полезно – знала бы язык, может, того же англичанина удалось бы построить. Хотя нет, вряд ли. Да ну его, этого хмыря. Во, уже глазки слипаются.

- Спокойной ночи, Доцент.