Заклинатель кисти

Глава 17. Божественный спектакль

Сказать по правде, Аум не то чтобы соврал Униру о себе… скорее, немного приукрасил. Он, действительно, был брошен в нескончаемый круг перерождений, а затем проклят богиней Даидой и превращен в русала, обреченного не помнить о себе ничего. Нуууу… сначала Аума данное не особо-то и беспокоило: среди этого народа он стал славиться как бедокур и пройдоха, но хитрый и сильный ловкач. Всегда находились те, кто его презирал, и те, кто уважал. В этом плане мир русалов и русалок не отличался от людского. Однако там было намного скучнее: рыбохвостые не напридумывали столько же удивительных вещей и правил, как люди, и Аум часто ловил себя на мысли, что ему хочется выбраться на сушу и опробовать все эти чудесные изобретения. Нередко русал забирался на какой-нибудь камень, торчавший из воды, садился и уныло глядел на сушу.

В один из таких дней — летних и неприятно знойных — у берега появился высокий мужчина с длинными каштановыми волосами. Зеленые глаза его глядели на Аума ласково, а губы сложились в доброжелательной улыбке. Преисполнившись любопытства, русал подплыл к незнакомцу. Мужчина представился богом Мори и в тот же самый день вернул Ауму человеческую суть и память. Он по-прежнему оставался заперт в колесе перерождений, однако теперь хоть не в качестве унылого рыбохвостого.

Как только к Ауму вернулась память (а произошло это достаточно быстро), то Мори тут же, сбросив с себя маску спокойного и мудрого странника, со слезами бросился обнимать его и просить прощения. Будучи русалом, мужчина нашел бы это необычным и даже трогательным, но, став собой, прекрасно припомнил, что именно из-за господина оказался в такой ситуации. Когда после войны Даида вершила суд над поверженными, Мори даже не вступился за него, смиренно поникнув и стоя в сторонке. Воспоминание возмутило Аума до глубины души, и он поспешил тут же отстранить от себя сопливое высшее божество, упрямо не желая принимать его извинения. Мори, хлюпая носом и строя, воистину, страдальческое выражение физиономии, не отставал и все равно просил прощения. В итоге, естественно, его напористость и внешняя красота взяли верх, и Ауму пришлось смягчиться. Более того… видеть Мори таким уязвимым, плаксивым и раскаивающимся было необычайно приятное и редкое зрелище — обыкновенно господин хоть и приветлив и добр, но не опускается до такого. Пожалуй, только собственным прислужникам, прислужницам и Иаду доводилось видеть его таким.

Получив долгожданное прощение, Мори приободрился и затем поведал Ауму, что нужна ему помощь прислужника. До него дошли вести из мира божеств, что Иаду удалось ускользнуть из заключения, и намеревается он обрушить свои гнев и зависть на царствие людское, дабы погубить его. Аум не удивлен был это услышать: бывший друг господина давно желает испортить их общее творение, однако сколько бы ни сталкивался прислужник с данным, ему все остается невдомек… Зачем? Ведь царствие людей было нарисовано и богом Мори, и божеством Иаду. Тогда… зачем же пытаться сломать то, что сам и сотворил? Аум попробовал спросить об этом Мори, да тот ему ответил с грустной улыбкой:

— Нет хуже на свете творца, который вечно недоволен своими творениями и стремится разрушить их бесчисленное количество раз в попытках воссоздать из руин нечто более прекрасное.

— Это бесполезный труд, — нахмурился прислужник. — Проще дать жить менее удачному творению и приняться за новое. Шедевры редко когда рождаются сразу.

Мори довольно улыбнулся и кивнул.

— Именно поэтому, Унир, я и считаю тебя своим самым лучшим учеником.

Аума смутила такая щедрая похвала, но он попытался состроить недовольную физиономию и фыркнул.

— Ну конечно… то-то вы с такой любовью не заступились за меня, — однако, заметив, как погасла от этих слов улыбка на лице господина, смягчился. — Ладно, я не в обиде… Забудем это.

После того суда Мори запрещено было создавать себе прислужников, и всю его свиту низших божеств (кроме Аума) уничтожили навсегда. Вспоминая о них, божок не может сказать, что испытывает грусть… ибо с другими прислужниками общался без дела нечасто, всецело отдаваясь рисованию, танцам, театральным постановкам и заклинаниям кисти. Чаще всего компанию ему составлял сам Мори, и это подчас вызывало зависть и недоумение со стороны других его слуг. Унир даже поразился, как много из свиты господина пожелало вступить с ним в войну за интересы людей, которым была дарована сила творить заклинания кистью… с учетом того, что он никогда не был душой божественной компании. Многие в те далекие времена воспевали его таланты как заклинателя, оратора, бойца и вдохновителя… ну и где они все сейчас? Большую часть развоплотили на веки вечные, а те, кто выжил, небось, даже смотреть в его сторону не захотят. Скорее всего, все те их слова были не более чем лестью, в которой крался некий корыстный умысел… Однако сейчас думать об этом смысла не имело — перед ним стояла задача помочь господину Мори в нахождении и поимке Иаду. Дельце не из легких, даже с учетом, что недоброе божество ослаблено после длительного пребывания в заточении.

С поиском все обстояло проще: тут господин озадачился заранее, еще до того, как нашел и расколдовал Аума. Иаду совратил, подчинил себе и использовал в качестве сосуда одного из заклинателей кисти по имени Цжэнь, который в определенных местах известен по одному из своих творческих псевдонимов — Ниур. Загвоздка, правда, состояла в том, что божество все время заметало следы собственного присутствия, и Мори исходил почти весь Восток в его поисках. К счастью, на тот момент ему все-таки удалось выследить Иаду, а также предугадать, куда лежит его маршрут — в королевство Син. Некогда очень богатое, но теперь сильно пострадавшее после войны с Тин, случившейся лет пять назад, и до сих пор пытающееся выбраться из затяжного кризиса.

— И что же ему там делать, господин? — поинтересовался Аум.

Мори на это ответил, что там живет сын Цжэня по имени Унир (прислужника изумило, что кого-то назвали в его честь, однако при этом он испытал едкую смесь гордости и недовольства), который обладает весьма любопытным даром, и Иаду не упустит возможности завладеть им.

— Даром? — непонимающе вскинул бровь Аум, однако господин не ответил, лишь загадочно улыбнувшись. Пришлось довольствоваться тем, что тот ему сообщил.

Задача прислужника состояла в том, чтобы, временно обратившись русалом, пробраться в бордель, куда угодил незадачливый сынок Цжэня, и проследить, чтобы с тем ничего из ряда вон выходящего не приключилось, при этом не вызывая особо подозрений. Естественно, пришлось сделать вид, будто у него потеря памяти.

Сначала Ауму это дельце показалось необычайно простым, однако затем сполна убедился, что ошибался. Мало того, что этот Унир оказался себе на уме и не особо сговорчивым, так еще и, словно магнит, притягивал неприятности и странности. То пожар странный в борделе случится, то водного дракона призовет (к пущему удивлению самого дракона), то в любовный треугольник угодит, то в заведении Уджа начнут твориться страннейшие вещи в духе оставленных неизвестно кем проклятий, заколдованных драгоценных камней и пропаж, убийств работников. Естественно, Аум упорно продолжал делать вид, что он не причем и ничего не помнит, а тем временем тайно докладывал обо всем господину Мори, гостившему у старого друга — у брата местного правителя. Однако до поры до времени божество велело ему ждать и внимательно наблюдать… когда же началась череда убийств, Унир получил вольную, а в борделе поползли слухи, что молодой заклинатель кисти и Аум могут быть замешаны во всем этом, то младшее божество поняло, что лучше делать ноги из того заведения, пока не сдали Ловцам. Уж от этих ребят, если что, будет сложно отвертеться и придется лишний раз просить помощи у Мори. Ну уж нет… Аум, конечно, благодарен, что тот его расколдовал, но не желает увеличивать свой долг перед господином.

Эх, да только, может, все-таки следовало сообщить Мори о своих новых намерениях! Мало того, что сам из борделя сбежал, так по пути еще столкнулся с Йой, которая принялась умолять помочь Униру. Делать было нечего — уж слишком миленькая эта девчушка… да и защита этого сопляка вообще-то в обязанности Аума входит, поэтому пришлось пойти за ним. Однако даже там мальчишка умудрился попасть в неприятности, и из-за этого младшее божество совсем потеряло бдительность и угодило в ловушку Иаду. А дальше все как по накатанной… смерть трех работников, которые соприкасались с замаскированным проклятьем божества, и жизненные силы которых тот решил забрать себе в качестве подпитки. Насланный на Аума сон с целью обезоружить и отобрать немного сил. Срыв печати с Унира и овладение его телом. Попытка уничтожить прошлый сосуд… Теперь еще и пожар в бедняцком квартале, который грозит охватить достаточно крупное число районов! Вот ведь незадача! Похоже, Аум здорово напортачил. Еще и старик-заклинатель, которого он вызволил из того дома, прихрамывал — пришлось чуть ли не тащить его на себе.

— Оставь меня! — хрипло крикнул он, дабы перекричать толпу людей, спешивших от и на место пожара, а также звонивший неподалеку пожарный колокол.

— Еще чего! — возмутился Аум. — И дать ему убить тебя?!..

Старик на это промолчал. Выражение лица у него было мрачным… К счастью, вся эта суматоха сыграла им только на руку, позволив затеряться. Ауму удалось выбраться из ловушки, но Иаду не станет оставлять свидетелей и попытается как можно скорее разыскать их. Началась игра на опережение — нужно успеть доложить обо всем господину Мори… однако было одно «но» — Йой, скорее всего, ждала его, как и условились, в доме Унира вместе с Энки, которого храбро и безрассудно решила спасти от суда господина Уджа. Какая глупая жертвенность… Однако если нарушить обещание и пойти сразу к Мори, можно выиграть время… вот только Иаду наверняка может придти к Униру домой, и тогда Йой не поздоровится — она-то уж точно не сможет выстоять против божества. Пускай и ослабленного. И тем более с лицом дорогого ее сердцу Унира… Поколебавшись, младшее божество приняло решение.

«Я еще пожалею об этом», — мрачно подумало оно и направилось в сторону района, где располагается жилище Унира.

Люди вокруг суетились, пешие пожарные тащили все необходимое снаряжение для тушения, а в столице разгорался новый пожар… Никто из них понятия не имел, что все они пребывали в самом центре жестокого божественного спектакля.

Добрались Аум с Цжэнем до жилища Унира без каких-либо проблем — не считая, конечно, хромую ногу немолодого заклинателя. Похоже, тот умудрился подвернуть ее после того, как Иаду перестал использовать его в качестве сосуда.

В этом районе пожара не было, однако отзвуки колокола доносились даже сюда. Вот только жители настолько привыкли к данному, что оно сделалось вполне обыденной вещью — все кругом были расслабленные и занимались своими дневными делами. Придерживая старика-заклинателя, Аум добрался до дома — одного из многочисленных кусочков крупного и вытянутого барака — и громко воскликнул:

— Йой, это я!

Может, конечно, следовало открыть и войти в жилище без всяких прелюдий, однако младшее божество искренне надеялось, что у прислужницы Уджа все получилось, и она, как и условились, ждала его здесь. К счастью, так и вышло: по ту сторону раздвижной двери послышалась возня, и вскоре она приоткрылась, и в щели показалось встревоженное личико Йой. Девушку явно подивило то, что с Аумом был какой-то незнакомый ей дядька, но она без лишних слов впустила их обоих.

Жилище Унира оказалось… таким же простеньким, как и многие другие в столице. Единственное, что бросалось в глаза — большое количество свитков и листов бумаги, захламлявших немногие бывшие в помещении шкафы. Часть из них даже лежала на полу, словно кто-то невзначай сбросил их и забыл поднять. Посреди всего этого унылого и скучного в своей обыденности интерьера лежал на разложенном матрасе Энки, и видок у него был не из лучших. По лицу струился пот, тело била мелкая дрожь, а вид был таким страдальческим, словно того мучила лихорадка. Однако, отпустив старика-заклинателя, опустившись к молодому человеку и ощупав его лоб, Аум убедился, что так оно и было. Вот только… разве во время лихорадки выступают так сильно вены на лице и шее?.. Нет, здесь было что-то другое. Что-то куда более сложное, чем просто лихорадка.

— Где Унир?! — донесся до ушей Аума встревоженный голос Йой, вырвавший из раздумий. Девушка сидела рядом с младшим божеством и взволнованно смотрела ему в лицо. Похоже, она воззвала к нему не в первый раз, однако все прошлые прошли мимо ушей. И, конечно же, первым делом Йой захотела узнать ответ на самый сложный вопрос. Аум заколебался. Заметив сомнение на его лице, девушка сделалась еще более взволнованной — похоже, в ее голове тут же начали роиться всякого рода страшные мысли. Впрочем… не то чтобы они были далеки от истины… — Отвечай мне! Где Унир?! — от волнения заголосила она и схватила Аума за рукав халата.

— Не кричи ты так, — с легким раздражением окликнул ее старик в черном монашеском халате, усевшийся неподалеку. Он растирал руками потянутую ногу. — Придет он скоро… или то, что от него осталось…

— То, что от него осталось?! — на этот раз к удивлению и страху Йой подмешалось раздражение, и недовольный взгляд тут же устремился на Аума. — Что ты с ним сделал?! — в голосе девушки послышалась явная претензия, и младшее божество это сильно возмутило.

— Я?! Да я, знаешь ли, помочь ему пытался?!

Старик раздраженно вздохнул, поморщился и потер висок с таким видом, словно их крики вызывали у него лишь головную боль да волны неудовольствия. Йой, вновь обратив на него внимание, задала вопрос, который давно вертелся у нее на языке… точнее один из:

— Кто это?!

Энки вдруг изошел на громкий и свистящий кашель, и девушка тут же поднялась и быстрым шагом направилась на кухню за каким-то травяным настроем или чем-то таким — сложно было разобрать из ее взволнованного бормотания. Старик не спешил отвечать на вопрос, задумчиво сверяя прислужницу взглядом. Аум, помедлив и взвесив все «за» и «против», открыл было рот:

— Это…

— Отец Унира, — однако старик опередил его. Йой, шедшая к Энки с миской какого-то жидкого лекарственного средства, аж уронила ее от изумления, и травяная жидкость растеклась по полу. Старый заклинатель закатил глаза и раздраженно вздохнул. — Аккуратнее! — в его голосе послышалось недовольство.

— Вы… вы отец Унира?.. — не знала, как отреагировать прислужница. Мужчина пожал плечами.

— Я думал, со слухом у тебя все в порядке, — Йой на такое не стала огрызаться, а вежливо промолчала. И правильно сделала — старик, судя по всему, из тех людей, которым лишь дай повод поворчать. Ха… все-таки есть в Унире что-то от отца — манера держать себя, пожалуй… и этот твердый, но загадочный взгляд. Заклинатель затем кивнул в сторону Энки. — Можешь хоть от пуза накормить его травами и напоить настоями, они не помогут. На нем лежит проклятье.

— Но должно же быть средство… — мрачно и с неуверенностью произнесла Йой.

— Да, средство есть, — помедлив, кивнул старик, — но раздобыть его непросто.

Прислужница с любопытством воззрилась на заклинателя, однако не осмеливалась спросить напрямую, памятуя о скверном характере мужчины. Аум, однако, и без этого давно уж догадывался: единственный способ «излечить» всех от проклятья Иаду — уничтожить его. Однако избавиться от злосчастного листа бумаги не так уж и просто, учитывая, кто создатель… для этого понадобится обратится к господину Мори. И то не исключено, что господин окажется не в силах разрушить его. Кстати… где же оно?.. Неужто до сих пор при Унире? Ээээх, дело тогда дрянь…

Приметив, какое любопытство охватило Йой, старик специально потомил ее немного, затем, усмехнувшись, начал было:

— Это средство… — однако раздвижная дверь в жилище вдруг распахнулась с такой силой, что даже Энки частично очнулся от своего лихорадочного бреда и завопил, что это люди Уджа пришли за ним. Йой, естественно, бросилась ласково успокаивать его. Даже на лице угрюмого старика отразилось неподдельное удивление. Аума данное так же застало врасплох, и младшее божество резко подскочило, намереваясь заклинанием призвать водяной хлыст и броситься в атаку, однако, обернувшись, передумало, в изумлении приметив, что в дверной проеме стоял рыжеволосый здоровяк. Сложно было не узнать в нем старого знакомого, который в прежние годы куролесил даже поболее самого прислужника Мори.

— Рюу?!

Усатая детина, смотря на них не менее удивленно, чем они на него, открыл было рот, прищурился, вгляделся в Аума, затем, вскинув брови, воскликнул:

— Унир?!

— Унир?.. — с непониманием тихо спросила Йой, но ее вопрос утонул в громком смешке Рюу и его последовавшем возгласе: — Ну и ну! Ты же, вроде, пропал?! — здоровяк прошел в жилище, заняв собой немаленькое пространство. Вечно он принимает обличья, делающие его похожим на ходячую гору.

— Пропал?! Я?! Ха! Обойдетесь! — задорно усмехнулся Аум. Радость внезапной встречи со старым другом на время затмила мысли о прочих проблемах, однако кашель Энки, и то, что парнишка, поморщившись от их громких возгласов, лег к ним спиной и сжался в клубок, быстро вернули младшее божество с небес на землю.

Рюу, опомнившись и внимательно оглядев собравшуюся в доме компанию, нахмурился.

— У вас здесь… все в порядке?.. И где Унир? Я ищу его.

Аум скривил физиономию.

— Ну, как тебе сказать…

Все было очень далеко от «В порядке».

Йой.

Я не глупая и не слепая. Если даже на что-то не реагирую, это не значит, что этого вовсе не замечаю. Чувства Энки давно не были для меня загадкой. Однако предназначение свое нахожу в служении господину Уджа и не вижу смысла связывать себя узами с кем бы то ни было. Конечно, в борделе не знают, что на деле-то не являюсь обычной работницей, а состою в личной свите владельца, да только что это в сущности меняет?.. По крайней мере, в вопросах выбора супруга — ровным счетом ничего.

Меня не особо любят, это правда. Особенно женская часть борделя. Из-за того, что строгая, часто бывают недовольна (вполне обоснованно) и сую всюду нос. Однако стоит заметить — таковы мои обязанности как старшей по женскому персоналу. Хорошо, что хотя бы за проститутками следить не надо — вот уж была бы головная боль. С работницами-то подчас бывает несладко: то отлынивают, то берут и внезапно увольняются, то жалобы высказывают или даже сдают в письменном виде… и, конечно же, за спиной шепчутся, что, мол, такая молоденькая, а уже старшая в персонале — небось, через постель получила такую должность… Тьфу! Им бы всем получать должности, как я — через труд, войну, голод, издевательства отца, мороз, пробирающий до костей, и капризы подчас непредсказуемого господина… Сразу бы по-другому запели! Впрочем, плевать на них… недалеких.

Об Энки… работает он в борделе уже почти год, и глаз на меня положил чуть ли не с самых первых дней. Все время пытался помочь, угодить, начать беседу, а порой и вовсе краснел и нес всякую чушь. Не то чтобы Энки был несимпатичным — очень даже наоборот: ростом невысокий и немного хлипковатый на вид, он, однако, умудрялся сочетать в себе харизму, скромность и готовность всегда придти на выручку. По крайней мере, так было ровно до того момента, пока его хворая сестра не умерла от болезни, с которой долго боролась. Сразу после этого Энки сделался мрачным, взгляд его — тусклым, и он словно вечно витал в облаках — все у него стало валиться из рук, и мне часто приходилось прикрывать его оплошности. Долго так не могло продолжаться, и уж хотела что-то надумать с этим, вот только как некстати именно тогда в борделе появился Унир.

Внешне они похожи: такие же невысокие и некрепкие, однако ловкие и сообразительные. Разве что у Унира волосы черные, а у Энки — цвета потускневшего золота. Вот только внутренне они совершенно разные… Энки даже после гибели сестры не перестал быть добрым человеком, готовым безвозмездно протянуть руку помощи, а Унир… да, не спорю, он мне нравится, но сложно понять, о чем тот подчас думает. Как к кому относится. Что предпримет. Это человек-загадка, который может улыбаться тебе, но на деле не быть искренним. Который говорит одно, а думает другое. Как мой господин — такой же непредсказуемый и интересный. Думаю, сколько в мире людей, столько и будет мнений о таких, как Уджа и Унир. Я вижу их одними, Саки — другими, а они себя — третьими.

Саки… она до самого конца была уверена, что господин способен полюбить ее, однако сколько бы раз я ни просила женщину забыть о такой глупости, куртизанка упорно продолжала досаждать ему. В конце концов Уджа вовсе стал игнорировать работницу, и та совсем пала духом. Интересно… она так до самой смерти и ненавидела Унира за то, что господин сполна наделил его своим вниманием, которого так отчаянно жаждала куртизанка, или же у женщины было к нему другое чувство? За пару дней до того, как… до того, как умереть, Саки сказала мне:

— Он и господин друг друга стоят. Оба такие же эгоистичные и обреченные на вечно несчастную жизнь, — женщина горько усмехнулась. — Так, может, дать им сожрать друг друга? Пусть утянут друг друга на самое дно и захлебнутся.

— Как ты можешь так говорить?! — неверяще воскликнула я. Конечно, подчас Саки любила говорить какую-нибудь грубую колкость, но желать такое… это было через чур даже для нее!

— Вскоре ты сама все поймешь, — мрачно глянув на меня, сказала она, но затем на лице ее появилась улыбка. Такая грустная, какой она давно мне не показывала. — Хотя, как по мне, лучше уж пусть ты никогда не поймешь этого. Чтобы до конца своих дней остаться добрым и милым человеком.

Добрым и милым… ха… Саки не знала о моем прошлом, иначе она ни за что бы ни применила ко мне такие слова. Потому что я все что угодно, но только не это. Вот только… теперь уже никогда не смогу сказать ей этого — даже если бы захотела. Куда бы ни попала ее душа, я надеюсь… нет, я молю богов, чтобы там она нашла спокойствие и счастье. Я же тем временем буду пытаться и дальше выживать в этом прогнившем насквозь мире.

Незадолго до того, как погибла Саки, меня вновь и вновь начало посещать странное чувство. Сначала в виде предчувствие, а затем — жуткого осознания. Энки следил за мной. Куда чаще и настойчивее, чем раньше — теперь он не искал случайных встреч, как раньше, а следовал по пятам. Порой бесшумно, порой слышно. Он пропадал, стоило мне только оказаться в многолюдном месте, и появлялся вновь, когда я оставалась одна. Сначала Энки всегда прятался, но постепенно и это перестал делать, подчас становясь на некотором отдалении от меня и смотря. Пристально, холодно, как-то задумчиво… Это не был прежний доброжелательный или смущенный взгляд — в него словно… демон из легенд и страшилок вселился. Или какой иной злой дух. Хотя о чем это я?.. все плохие духи и есть демоны, и Энки становился все больше и больше похожим на них.

Я храбрая… порой даже безрассудно храбрая!.. но эта его ненормальная привязанность ко мне начинала жутко пугать. В конце концов, не выдержав, я подошла к нему и спросила, в чем дело.

— Ты меня пугаешь! Можешь, пожалуйста, перестать вечно ходить по пятам! Если тебе есть, что сказать — говори, — старалась выглядеть и звучать я более храбро, однако на деле жутко перетрусила. Немигающий и пристальный взгляд Энки только усугублял ситуацию — казалось, он смотрел мне прямо в душу.

— Я просто слежу, — помедлив, ответил он. Негромко и как-то… холодно-спокойно.

— Следишь?..

— Чтобы тебя не похитил демон, — невероятные слова сорвались с губ Энки так легко, словно тот ответил мне что-то абсолютно нормальное, будничное. Естественно, я не на шутку перепугалась и хотела уж уйти, как он сказал мне в след: — Не разговаривай больше с тем заклинателем кисти. Иначе мне придется принять меры.

От услышанного у меня аж все на мгновение обмерло внутри. Остановившись, я обернулась и с испугом воскликнула:

— Оставьте вы все Унира в покое!

В тот же день я рассказала об этом Саки и попросила ее помочь выяснить, что творилось с Энки. Подруга охотно согласилась — она почему-то всегда питала дружескую симпатию к нему. Скорее всего, из-за хворой сестры и того, как Энки, не покладая рук, работал ради нее.

Утром следующего дня я попыталась расспросить Саки о том, удалось ли ей что-то выяснить, но женщина на это лишь отмахнулась:

— Предоставь все мне. Сама справлюсь.

Естественно, начала на такое недоумевать, но куртизанка отказала что-либо толком объяснять. Саки всегда была такой — либо расскажет по собственной воле, либо сиди себе и думай-гадай…

Вечером того же дня, после того, как Унир ушел по делу с таинственным Рюу, Энки подошел ко мне, когда сидела и скучала за стойкой в приемной борделя. Вид у него был все такой же… жуткий и болезненный. Естественно, его появление заставило меня пуще напрячься.

— Что тебе нужно? — ненамеренно грубовато спросила Энки, на что тот, в неуверенности пожевав нижнюю губу, произнес:

— Ты мне нравишься… Нет, даже не так — я тебя люблю, — от этих слов я замерла. Его признание не стало неожиданностью: меня, скорее, удивила ситуация, при которой оно было сделано. Столько дней таскался за мной, пугал, вел себя, мягко говоря, странно, а тут, вот, такое… На что Энки рассчитывал, признаваясь мне в своих чувствах в тот день?.. Что соглашусь? После всего этого?.. Смущенный моим затяжным молчанием он добавил: — Давно. Еще с первых дней своей работы здесь. Я долго скрывал, но больше не могу молчать и терпеть. Особенно сейчас, когда здесь этот дурацкий заклинатель кисти, — его рука коснулась моей, лежавшей на стойке. Она была неприятно прохладной и липкой от пота, однако я вовремя сдержалась и не одернула ее: это бы только усугубило и без того странную ситуацию. — А ты?.. — Энки посмотрел на меня с надеждой. В тот момент прежние холод и серьезность отступили, обнажив знакомое лицо доброго и скромного молодого человека. — Что ты ко мне чувствуешь?

Я молчала. Не только потому, что не хотела его ранить, но и по той причине… что и сама толком не была уверена. Он мне нравится? Противен? Просто друг?.. или вообще ничего к нему не чувствую?.. То же самое можно сказать и о моем отношении к Униру. Действительно ли он мне нравится? Или меня просто восхищают его загадочность и стойкость? Я не знаю… Да и узнаю ли когда-нибудь?.. Именно поэтому лучше всего просто оставаться прислужницей господина Уджа — чтобы и дальше подчиняться приказам, не обременяя себя лишними раздумьями и не терзаясь глупыми чувствами.

Вздохнув и помедлив, я решила сказать то, что думала на самом деле:

— Прости, Энки… — и выдавила из себя жалкую улыбку, — но я просто прислужница господина Уджа. Была, есть и буду ею.

Молодой человек посмотрел на меня ошарашенно, затем растерянно заморгал и зло нахмурился. Прежний добрый и скромный Энки снова пропал, уступив место… этому. Может, эта его сторона всегда была, и я просто ее не замечала? Или он не желал мне показывать такого себя?.. Неважно. Это не имело никакого значения: мы все равно не могли быть вместе, как бы сильно он этого ни хотел — как бы сильно ни пытался переделать себя и свое поведение.

— Все дело в этом Унире, да?! — разозлившись, воскликнул Энки. В его глазах заплескалась ненависть. — Это из-за него ты не хочешь принять мои чувства?!

— Нет, Энки, — нахмурившись, ответил я. Странно, но, несмотря на необычное поведение Энки, не чувствовала страха — только твердую уверенность. — Дело не в Унире. И не в тебе. Дело во мне и только во мне.

Работник, ослепленный своими эгоистичными чувствами, не поверил, начав доказывать мне (а точнее — себе), что дело обстояло именно в Унире, и заклинатель обязательно поплатится за это. Устав от его глупых умозаключений, я раздраженно нахмурилась, аккуратно вырвала руку из его слабой хватки и воскликнула:

— Хватит! — и Энки, действительно, замолчал, выжидающе и недовольно глядя на меня. Его этот вид так разозлил меня, что не сдержалась и сказала резко: — Достаточно. Я тебя не люблю. Не ищи причин и будь мужчиной — прими отказ таким, каков он есть.

На лице молодого человека отразилась боль, которая тут же уступила место гневу.

— Ты все равно полюбишь меня, — отойдя немного от стойки, сказал он хмуро.

Я ничего не ответила на это. Однако этот разговор помог мне приоткрыть одну из множества тайн собственного сердца… Может быть… может быть, я не люблю ни Унира, ни Энки… может быть, я просто отчаянно ищу в них черты схожести с ним. С человеком, который подарил мне возможность такого будущего. И такого настоящего.

Не могу сказать, что у меня были какие-то ожидания или надежды насчет внутреннего убранства дома Унира. Я просто не задумывалась над этим. Наверное, поэтому, придя туда, не испытала ничего: ни разочарования, ни любопытства, ни восхищения. Жилище как жилище: утварь, инструменты для рисования, бумага, гравюры, сложенный в стороне матрас… Небольшое пространство было забито вещами, которые, однако, смотрелись весьма к месту и не давили на голову своим присутствием.

Со мной был Энки, мучимый неизвестной болезнью: у него был жар, его знобило, и на лице вылезли вены. Несмотря на все те ужасы, которые он совершил, несмотря на смерть Саки… я все равно протянула ему руку помощи и помогла бежать из борделя. В противном случае, мне даже страшно было представить, что сделал бы с ним господин Уджа. Уж точно не решил бы все более цивилизованным способом, обратившись в суд…

— Зачем ты помогаешь мне? — когда нам удалось покинуть увеселительный квартал (то, что мы простые работники, а не проститут с проституткой, сыграли свою роль, потому что нам не нужно специальное разрешение на выход и вход), спросил Энки.

На этот вопрос я ему так и не ответила. Действительно, зачем помогать убийце?.. Однако в глубине души я знала, что виновата во всем сама. Может быть, поведи себя с Энки иначе… или прояви больший интерес к Саки… или… или… в общем, если бы я сделала хоть что-нибудь, все сложилось бы иначе. Я была уверена в этом. Может, никто бы не умер, никто бы не пострадал… и мне не пришлось бы прятаться с Энки в доме Унира.

Не обнаружив хозяина дома, я, однако, не постеснялась воспользоваться его матрасом, чтобы уложить на него работника, начавшего бредить, и кухонной утварью — чтобы сделать из имевшихся трав лекарство. От Аума тоже никаких весточек не поступало… впрочем, рано было паниковать. Вот только, пожалуй, глупо было надеяться на человека, который появился в борделе при таких загадочных обстоятельствах, и мотивы которого не до конца были ясны. Однако ситуация не располагала к широкому выбору: Аум был в заведении единственным, к кому смогла обратиться. Всем остальным глупо было бы доверять: они либо не заинтересованы в Унире, либо ненадежны, либо наоборот считают заклинателя злодеем во всей этой истории, которого необходимо сдать Ловцам. Мне оставалось лишь молить богов, чтобы Аум нашел его и помог, и чтобы Ловцы не обратили на них свои взоры. Потому что если в дело вступят эти цепные псы, ситуация из плохой тут же превратится в ужасную: они-то церемониться не станут и сразу арестуют и Унира, и Аума. Минуты тянулись необычайно долго, и чем дольше я пребывала в жилище заклинателя, тем тягостнее становилось ожидание. Однако, в конце концов, до ушей донесся знакомый возглас:

— Йой, это я! — и сердце забилось чаще. Не то от страха, не то от предвкушения.

Вот только, открыв раздвижную дверь, не обнаружила на пороге Унира — только Аума и какого-то незнакомого мне человека в черном монашеском халате. В голове тут же заплясало множество мыслей: начиная от того, что тот просто не нашел заклинателя, и заканчивая совсем мрачными и кровавыми, от которых веяло смертью…

Из разговора с самим Аумом и седым мужчиной, который представился отцом Унира, я поняла, что с молодым человеком, действительно, случилось что-то дурное. А также то, что внезапная хворь Энки и его странное поведение вызваны магическими странностями, а, отнюдь, не теми, с которыми обычно борются лекари. Возможно, раньше я бы ни за что на свете не поверила в такое, однако череда последних фантастических событий заставила меня пересмотреть свои взгляды на магию и заклинателей в целом: ранее они все как один казались мне злыми колдунами, головы которых переполнены лишь мерзкими и извращенными мыслями, и которым доверяют только полные дураки. Знакомство с Униром показало, какой я была глупой. Ничем не лучше людей, которые видели, как меня оскорблял и избивал отец, но которые ничего не делали, лишь затем предлагая свои жалкие симпатию и сожаления. Однако… я не могла бросить Энки. Неважно, было ли его ужасное желание навредить Униру искренним или же следствием проклятья или какого другого дурного заклинания… я просто не могла допустить гибели еще одного человека.

Как раз тогда, когда старик хотел уж сообщить мне о том, как можно вылечить Энки, в дом буквально ввалился рыжеволосый и усатый увалень, в котором узнала человека, появившегося при осаде крепости Джун, а затем — в борделе. Тот самый странный проходимец, с которым Унир совсем недавно отлучался куда-то. Тот самый, которого зовут…

— Рюу?! — изумленно воскликнул Аум. На лице его отразилось искреннее изумление, однако быстро сменившееся радостью.

— Унир?! — с таким же недоумением заголосил рыжий.

Унир?.. Возглас этого человека изумил меня — ведь молодого заклинателя нигде здесь не было… Лишь затем припомнила о хвастливой сказочке Аума — о том, что он божество Унир, которое прислуживало Мори.

Обменявшись фразочками с бывшим русалом, Рюу нахмурился, задумчиво оглядел нас, затем спросил неуверенно:

— У вас здесь… все в порядке?.. И где Унир? Я ищу его.

Аум скривил физиономию и произнес:

— Ну, как тебе сказать… — затем сообщил такую фантастическую весть, что сначала и не знала, как реагировать на нее.

Согласно его словам, Унир стал жертвой божества Иаду, которое овладело его телом и теперь намеревалось причинить большие проблемы. Какие именно — он не уточнил, однако Рюу такого краткого объяснения оказалось достаточно: рыжий смачно выругался, хлопнул себя ладонью по лбу и обреченно вздохнул.

— Вот ведь!.. — а после растерянно посмотрел на Аума: — И что теперь?

— Подождите-ка! — не выдержав, воскликнула я. Страх и непонимание захлестнули меня, придав сил и храбрости. — Что значит, им овладел Иаду?! Унир жив?!

Я так боялась услышать отрицательный ответ, однако не могла более молчать и стоять в стороне, в недоумении наблюдая за происходящим.

Между Рюу и Аумом воцарилось гнетущее молчание. В тот самый момент отец Унира, сидевший возле стены, подал голос. Спокойный и сухой.

— Жив.

Будет ложью сказать, что не испытала в тот момент облегчение, вот только на смену ему очень скоро пришла озадаченность, которая, однако, так же отразилась и на лицах Рюу и Аума. Три пары глаз воззрились на старика. Тот, приметив данное, хмыкнул и пожал плечами.

— До этого сосудом Иаду был я. И остался жив, как видите.

— В таком случае, ты должен знать, зачем Иаду замыслил все это, — сощурился Аум. Рюу же оставался молчалив и задумчив.

— И как спасти Унира, — не смолчала я.

— Вы сами прекрасно знаете ответ, — обведя взглядом присутствовавших, сказал хмуро старик. Может, остальным ясны были эти его слова, однако мне ничего понятнее не стало. Растерянно огляделась, но никто даже не попытался объяснить слова отца Унира. Пришлось добиваться ответа самой.

— Что это значит? — нахмурилась и требовательно спросила.

— Это значит, что сейчас Унир — наш враг, — помедлив, сказал Рюу. Пускай выражение его лица было расстроенным, но большего доверия этот человек у меня не вызвал. Все-таки еще во время осады крепости Джун начала испытывать к нему недоверие — осознание, что от этого странного рыжего можно ожидать все, что угодно.

— И чтобы освободить Унира, нам нужно изгнать из него Иаду, — заметив пышно расцветшее на моем лице негодование, поспешил вставить слово Аум.

— И как же мы это сделаем? — вскинул бровь Рюу и скорчил неуверенную гримасу.

— Поразив мечом Ясу, — вдруг раздался голос отца Унира. Повисла напряженная пауза. Мне же оставалось вновь непонимающе глядеть по сторонам. Что они имели в виду?.. Ясу… я слышала это имя в легендах о первом из королевской династии, но этим мои скудные знания и ограничивались.

Аум нахмурился и покачал головой.

— Невозможно. Меч Ясу давно был потерян.

— Думаешь? — с насмешкой спросил отец Унира, затем, завидев замешательство Аума, постучал кулаком по полу.

К тому моменту я окончательно перестала понимать, что происходит, и тут же потребовала объяснений, однако Рюу остановил меня жестом и напрягся.

— Погоди, я, действительно, что-то ощущаю…

— Я ничего не чувствую, — хмуро сказал Аум. — Правда, мое божественное чутье притуплено в этом теле.

Рыжий здоровяк прошел к отдаленному участку пола, затем, обнаружив спрятанный люк, открыл небольшой погреб и извлек оттуда нечто, завернутое в ткань. Это оказался Камень безумия! Однако Рюу при виде опасной вещицы аж расцвел.

— Ну конечно! — воскликнул он с неподдельной радостью. — Меч Ясу!.. Как он здесь оказался?!

— Меч Ясу?! — воскликнул Аум и тут же подошел к Рюу, в изумлении разглядывая камень. — Я и подумать не мог, что…

Отец Унира усмехнулся. Возникало чувство, будто происходящее лишь веселило его. Что за ужасный человек!

— Иаду ищет его… и скоро будет здесь. Теперь, когда у него есть воспоминания Унира, и он знает, что сможет найти его тут. Вам лучше поспешить, если не хотите столкнуться с ним и потерять драгоценное время. Рун скоро будет здесь, и его появление не только содрогнет землю…

— Рун?.. Великий дракон земли?.. — недоумевающе спросила я, которая вновь не понимала происходящего. Словно была бедной дурнушкой, попавшей в дом ученого аристократа.

Однако никто мне ничего толком не объяснил! Лишь мельком сказали, что Энки и Унира поможет спасти господин Уджа, который почему-то является Ясу, и которому нужно отдать этот ужасный камень. Меня тут же уверили, что стоит ему только объяснить эти непонятные крохи сведений, которые в спешке скормили мне, и он тут же поймет, что нужно делать.

Из всей их дальнейшей болтовни лишь поняла, что отец Унира зачем-то долгие годы искал путь к землям богов, однако не нашел их и вместо этого, заплутав на дальнем и пустынном юго-востоке и умирая от голода и жажды, встретил божество Иаду — темный дух, — который помог ему выжить и выбраться из пустыни в обмен на то, что Цжэнь станет его сосудом. Дальше еще шло что-то о страшном проклятье, которое создал Иаду, будучи в теле отца Унира, и которое грозило в скором времени погубить всех и вся, призвав Великого дракона земли. Страшное заклинание это оказалось у Рюу, который передал его некоему господину, остановившемуся у брата короля, а теперь ему требовалась помощь в вызволении заклинателя кисти по имени Инур. Несмотря на то, что имечко показалось мне знакомым, не смогла припомнить его владельца в такой суматохе. Однако, судя по сбивчивым словам Рюу, угодил он в какую-то серьезную передрягу, и ему срочно нужна была помощь.

Мне же они решили дать злополучный камень и велели бежать к господину Уджа и объяснять ему всю эту нелепицу, а также просить о помощи. Сначала, естественно, заколебалась, потому что совсем недавно совершила непростительный поступок, сбежав с Энки, которого следовало передать на суд хозяину заведения… и возвращаться после такого было не только нагло, но и безрассудно… Однако все они — и Аум, и Рюу, и отец Унира — так серьезно говорили о всех этих жутких вещах, что не помочь им было… еще глупее. Поколебавшись, пришлось согласиться. Раз это могло помочь Энки и Униру…

Цжэнь сказал, что останется здесь с Энки, чтобы присмотреть за ним, а также задержать Иаду.

— Может, у него теперь и есть воспоминания Унира, но наше преимущество в том, что ему все равно неизвестно о нашем плане.

Однако я помедлила и, когда Аум и Рюу отправились вызволять из беды некоего Инура, спросила Цжэня:

— Вы сказали, что единственный способ помочь Униру — это пронзить его мечом Ясу… Но что тогда? Разве это не убьет Унира?

Старик тем временем начал раскуривать трубку и лениво посмотрел на меня.

— Если Ясу пронзит его правильно, то нет. Это не нанесет ему никакого физического вреда, но сильно ранит самого Иаду, спрятавшегося в его теле. Ослабленный, он тут же покинет сосуд и сбежит.

— «Правильно»?

— Я бы на твоем месте поспешил… — однако, помедлив, мужчина добавил с усмешкой: — А какое тебе до него дело?.. неужто ты?.. — мне даже отвечать на его вопрос не понадобилось, старик тут же сделал задумчивую паузу, затем коротко и негромко рассмеялся. — Ну и ну! Неужто и мой непутевый сынок смог найти себе кого-то?

Его слова одновременно смутили и возмутили меня. Своей правдивостью… и своей желчью. Все-таки какой же этот старик циничный и мерзкий! Похоже, не зря Унир с ним в таких нехороших отношениях!

Ничего не ответив ему, я подошла к Энки, склонилась к нему и негромко сказала, что скоро вернусь. Молодой человек, однако, крепко спал.