Заклинатель кисти

Интерлюдия. Оживший сон

Однажды, возле костра одинокого путника — молодого паломника, скитавшегося по землям Дальнего Востока, — возникла одинокая фигура, облаченная в красивые белые одежды, расшитые золотыми нитками. Такие, какие носили много столетий назад, во времена Золотого века, когда их некогда великий народ захватил королевства Ближнего Востока и обложил данью. Мужчина, насторожившись, поднялся с коряги и сверил незнакомца напряженным взглядом. Лицо и каштановые волосы его так же отличались: чистые и ухоженные, что, конечно же, настораживало — такими могут быть только те, у кого есть деньги, а они по пустыне редко гуляют и обычно не приносят своим присутствием ничего хорошего.

— Вы смотрите на меня так, словно видите привидение, — сказал с улыбкой таинственный незнакомец, прервав затянувшееся между ними молчание. Голос у него оказался мелодичным и приятным — как и личико. Может, даже слишком нежным для мужчины — словно красивый цветок принял человеческое обличье.

— Я… — паломник смущенно кашлянул, — да…

Незнакомец хихикнул.

— Могу я присесть?..

Странник в светлом дорожном костюме ничего ему не сказал, утонув в сомнениях и не найдя ответа. Незнакомец, тяжко вздохнув, опустился на холодную землю возле разведенного костра.

— Ужасное место, — тут же защебетал он. — Одинокое и безжизненное… Кстати, почему вы здесь?..

Мужчина, глядя на него все с тем же недоверием, опустился обратно на корягу.

«Брежу, — подумал он. — Точно брежу».

— Вы что, немой? — нахмурился незнакомец.

— Не хватило денег не на пешком. Пошел пешком и чуть сбился с маршрута, — лаконично и угрюмо ответил паломник.

— Потерялись, значит?

Мужчина, задетый за живое, фыркнул. Незнакомец, расценив это за утвердительный ответ, победоносно улыбнулся.

— Так и думал. Я знаю эту пустыню вдоль и поперек. Куда вы направляетесь?

— В Фаральс, — не особо доверяя незнакомцу, соврал паломник.

Тот сверил его задумчивым взглядом и произнес такое, отчего у мужчины волосы на голове зашевелились:

— Но ведь вы же идете из Фаральса.

Паломник замер, на теле его выступил холодный пот.

«Откуда он знает?» — в панике подумал мужчина и потянулся было за кинжалом, висевшим на поясе, но незнакомец, к его пущему удивлению, вдруг разразился смехом.

— Мало того, что вы чересчур подозрительны, так еще и оружием пользоваться не умеете!

Что правда, то правда: боец из паломника неважный, а кинжал он носил больше для устрашения и собственного спокойствия.

— Да не бандит я, не переживайте! — весело заверил его незнакомец. — Такой же путешественник, как и вы. Более того, я же сказал, что очень хорошо знаю эти места.

— Но откуда ты тогда знаешь, что я держу путь именно из Фаральса? Сюда можно попасть не только из этого города.

— Эти глаза ничто не обманет.

— В смысле?

— Иногда я вижу сквозь людей. Вижу их мысли.

«Чушь какая-то», — убрав руку с рукояти спрятанного в ножны кинжала, подумал мужчина, все больше склоняясь к мысли, что болтает с собственной галлюцинацией, вызванной долгими скитаниями в одиночестве и недосыпанием.

— А сейчас вы думаете, что я — ваше видение, что, кстати, очень грубо с вашей стороны, — вставил замечание незнакомец и состроил кислую физиономию.

— Кто ты?..

— Люди на Ближнем Востоке зовут меня Мори, а вы, люди Дальнего, нарекли меня Фардаан.

Паломник моргнул. Это было уже совсем не смешно.

— Думаешь, я поверю в такое?.. что ты само божество-покровитель художников, поэтов и всех таких?..

На лице незнакомца проявилась обида.

— Верить или нет — решай сам. Я снизошел в мир людей не для того, чтобы убеждать всякого встречного в своей божественности.

— Извини, — вдруг ни с того ни с сего паломник почувствовал себя виноватым.

— А вы? — вновь дружелюбно заулыбался странный незнакомец, назвавшийся именем божества.

— Я?

— Каково ваше имя?

— Раниш.

Фардаан одобрительно кивнул.

— Красивое имя.

— Что тебе нужно? — не обратив внимания, что давно обращается к незнакомцу на «ты», спросил паломник.

— Просто посидеть в вашей компании. Понимаете, бродить по пустыне в одиночестве так утомительно.

— Понимаю…

Раниш посмотрел на тускневший огонь, который развел с таким трудом.

«Потухнет, и будет совсем туго», — подумал он и плотнее закутался в плащ. Наступавшая ночь обещала быть холодной.

— Вам холодно, — не вопрос, констатация факта.

— А я как будто не заметил, — раздраженно и, пожалуй, слишком грубо: ведь Раниш не знал — галлюцинация то была или грабитель. Для последнего, правда, слишком чистый и словоохотливый. Да и эти заверения о том, что он — сам Фардаан…

«Явно схожу с ума», — посетила паломника единственная правильная мысль.

— Я могу помочь с костром и указать путь до Уулэ.

Паломник аж вздрогнул: и снова чудо — Фардаан назвал город, в который Раниш направлялся… ну, по крайней мере, в который держал путь до того, как начал плутать.

— В чем подвох?

Улыбка на лице незнакомца стала шире.

— Соображаете!.. Не волнуйтесь, не волнуйтесь! А то, вон, какое лицо сразу сделали! Требование простое: вы выслушаете мою историю, а затем ответите на вопрос. Знаете, я так люблю рассказывать истории!.. но незадача — в пустыне слушателей редко сыщешь.

Нельзя сказать, что Ранишу оно понравилось: что-то было нечисто с этим «Фардааном» — путником в светлых одеждах, с котомкой за плечом и бурдюком на поясе. Однако выбор у паломника был невелик: либо принять сомнительную помощь, либо отвергнуть и дальше скитаться по пустыне.

— Хорошо.

Незнакомец довольно улыбнулся, возвел руку над костром, начертил пальцем в воздухе невидимый знак, и пламя подчинилось, разгоревшись сильнее. Удивительно, невозможно… Паломник ущипнул себя, стараясь отогнать сновидение, но он не спал, и хороший собой, молоденький мужчина, сидевший перед ним, действительно существовал.

— Итак, вы готовы? — отведя руку от костра, спросил Фардаан.

Раниш кивнул. Все это происходило взаправду. Ни мираж, ни сон, нет… чудо. Прекрасное, пришедшее из далекого прошлого, утонувшего в печали и страданиях.

Давным-давно существовала одна лишь пустота, в которой жила Создательница, сотворившая меня. Я плохо помню те времена, потому что был лишь частицей огромного целого создания, но точно знаю, что Создательница пробудила его, однако что-то пошло не так, и Она разделила свое творение на множество частей, породив тем самым нас, всех главных божеств, известных вам, людям.

Мы, верховные боги, спустились в ваш мир, когда он уже существовал, но был голым и безжизненным. Ни растений, ни птиц, ни зверей. Только тьма и холод. Мы, брошенные неизвестной Создательницей на произвол судьбы, использовали силу, которую Она даровала нам перед тем, как уйти в какое-то далекое и недосягаемо место, и постепенно обустроили ваш дом, сделав его цветущим садом, освещенным ласковым светом огненного светила. Все благоухало и купалось в его щедрых лучах. Однако чего-то не хватало: мы все чувствовали это, и тогда Иашу, известный вам как бог жизни и смерти и именуемый людьми Ближнего Востока Иаду, всегда бывший смелым и дерзким, предложил безумную в те дни идею. Мы создали себе слуг — низших божеств. Все они прекрасны. Все до единого. Но есть среди них тот, кого я возлюбил больше прочих. Имя ему Анур (или Унир на языке людей Ближнего Востока), и он уже тогда, на заре времен, был необычайно умелым: все схватывал налету и выполнял в наилучшем виде. Сначала это беспокоило меня, но затем принял его таким, каков он есть. Однако чем старше становился Анур, тем сильнее портился его характер. Он стал гордым, самодовольным, непослушным и готовым пойти на все ради собственной прихоти. Я пытался докричаться до него, пользуясь доверием ко мне, но Анур был глух к моим словам. В итоге мой возлюбленный слуга ополчился против нас, желая поделиться божественной силой с людьми — созданиями, которые явились мне в одном из многочисленных снов, и которых создал в неожиданном порыве после одного из многочисленных пробуждений. Мое самое прекраснейшее и масштабное полотно, которое не должно было ожить, однако Иашу забавы ради прикоснулся к нему и одарил жизнью.

Анур, заручившись помощью части божеств-слуг, спустился в людской мир и принялся раздаривать людям божественную силу, обучая их запретному мастерству заклинания кисти, с помощью которого я и создал некогда вас, людей. Против взбунтовавшихся прислужников и прислужниц выпустила сама верховная богиня Даиша (Даида на языке людей Ближнего Востока), которая не смогла смириться с таким поступком. К ней присоединились почти все верховные божества и та прислуга, которая не переметнулась на сторону врага — исключением послужил лишь Иашу, вознамерившийся наблюдать за происходившим со стороны. На сторону же Унира встала большая часть людей и мятежные низшие божки.

Те времена были темны и полны горечи, но после долгих и изнурительных лет войн, осад и разорения армия моего возлюбленного слуги пала. Я умолял Даишу пощадить Анура и всю восставшую прислугу, однако верховная богиня стояла на своем, говоря, что это — необходимая мера, которая поможет нам избежать новых войн, и обрекла восставших на тысячелетия перерождений в человеческом теле.

Однако не все оказалось так просто. После подавления мятежа первое время действительно были мир да покой, но именно тогда Иашу начал меняться — ожесточился, а пламенное сердце его познало зависть и желание обладать. Я не знаю, почему так произошло: возможно, все дело в существе, которым мы все были изначально — наверное, оно изначально было отравлено этими мерзкими чувствами, и поэтому Создательница решила «расколоть» его.

Сначала Иашу стал слишком подозрительным. Нет, не таким, как вы, Раниш: он начал подозревать в злых умыслах всех нас и даже меня, с которым ранее водил крепкую дружбу. Дальше — хуже. Подозрение переросло в гнев и неприязнь, а любовь к нам всем исказилась, став грязной и собственнической. Люди и божества стали для него врагами. Именно тогда Даиша, боясь, как бы он ни начал приносить губительный вред вам и нам, распорядилась запереть его в магической темнице божественного мира, откуда не существует никакого иного выхода кроме как помилования. Однако Иашу все равно то и дело находит способы осквернять людей и их мысли, даже будучи в заточении: именно тогда вы даете выход своим самым страшным страстям и пускаетесь в массовые бесчинства — брат начинает идти на брата, а отец на сына. В такие моменты мир словно сходит с ума, и некогда могучие, богатые и величественные людские королевства, достигшие своего наивысшего рассвета, уничтожаются одно за другим.

Вы считаете нас богами. Обожаете и ищете нашей помощи, но что в итоге делаем мы? Даем вам надежду, знания и богатства, а затем стравливаем друг с другом… Это не может больше продолжаться: ваш народ, разрываемый распрями, посеянными Иашу, уничтожает сам себя, а он наблюдает за всем этим из темницы с довольной улыбкой. Я должен найти способ искоренить посеянное им зло и вернуть миру спокойствие, которое царило в видении, увиденном мною во сне — как раз до того, как проснулся и нарисовал это сновидение.

— Но что же случилось с Ануром и всеми мятежными божествами? — впервые за весь рассказ, не сдержавшись, спросил Раниш. Он по-прежнему относился к услышанному со скептицизмом, однако сказка оказалась такой отменной, что очень заинтересовала его.

Губы Фардаана тронула грустная улыбка.

— Они стали людьми, оказавшись запертыми в нескончаемом колесе перерождений. Кто уж знает, где они все сейчас… я, вот, давно уж ищу Анура, — мужчина усмехнулся. — И ведь не только из-за нужды в нем как в талантливом ученике. Полагаю… дело обстоит еще и в чувстве. В любви. Ведь он — единственное, что у меня осталось. После того далекого восстания Даиша уничтожила всех моих слуг до единого, не считая Анура. Ведь именно они были зачинщиками всего. С тех самых пор мне запрещено создавать себе прислугу, и я живу в своем доме в божественном мире один. Уже как тысячелетия, — Фардаан в который раз раздул пламя костра жестом руки и улыбнулся. — Ну, как история? Понравилась?

Раниш кивнул.

— Да, очень интересная, однако… не уверен, что верю твоим словам, неизвестный господин.

Фардаан хихикнул.

— А я, помнится, и не просил тебя мне верить. Для меня радость только одна — когда людям нравятся мои истории… Что ж, ответь мне теперь на вопрос: видел ли ты в странствиях своих мужчину, заклинателя кисти, который зовет себя множеством имен — Ниур, Жэнь или Цжэнь. Непревзойденный мастер. Ростом с тебя, волосы черные и с сединой. Ему под шестьдесят. На левой руке у него нет мизинца.

— Нет, — немного подумав, покачал головой Раниш. Он много каких типов повидал, но точно не этого. Уж такую редкость, как заклинателя кисти, забыть невозможно: паломнику попадались несколько в его странствиях, да только ни один не подходил под описание.

— А мизинцы у всех тобою увиденных были? — не отставал незнакомец. Похоже, дело было серьезным, раз он так отчаянно желал узнать об этом типе. Не то чтобы Ранишу хотелось знать причину…

— Да, вроде, у всех, — почесав нос, неуверенно сказал паломник.

Фардаан расстроенно вздохнул.

— А чего вдруг он тебе понадобился? — помедлив, все-таки поинтересовался Раниш.

— Да так, дело к нему есть, — загадочно улыбнулся незнакомец.

— Хочешь тоже рассказать ему сказку? — неуместно пошутил Раниш, однако Фардаан не обиделся, продолжая искренне улыбаться.

— Теперь моя часть уговора, — вдруг ласково произнес незнакомец и детально поведал Ранишу, как дойти с помощью ориентиров до Уулэ — крупного поселения, расположенного в пышном оазисе, где находится храм Даише, божеству плодородия и охоты.

— А если я собьюсь с пути? — нахмурившись, спросил паломник.

— Не собьешься.

После этого Фардаан — чудо, появившееся из неоткуда и поведавшее ему фантастическую историю о далеком прошлом, — решил переночевать у костра Раниша. Паломник не знал: верить этой сказке или нет… Все было слишком странно и необычно. Конечно, Раниш не был экспертом в этой области, да и вообще религиозным не особо-то и мог себя назвать, совершая паломничество только потому, что таковым является древний обычай в его селении: наследник племенного вождя должен, достигнув совершеннолетия, совершить в одиночку паломничество в пять святых мест Дальнего Востока. Если он вернется целым и невредимым, то будет по праву считаться достойным места своего отца. Раниш всегда считал это чушью, да только против обычая не попрешь. Особенно на Дальнем Востоке, где все это настолько превозносится, что аж с души воротит: что кочевники, что оседлое население…

Ночью, проснувшись из-за позыва природы, Раниша посетила наглая идея пристать к незнакомцу, спавшему неподалеку, и соблазнить его на один раз. Вот только паломник, несильно ударив себя ладонью по щеке, тут же отогнал гнусную мысль: во-первых, стыдно признать, но в жизни он никогда еще не пробовал… такое, а, во-вторых, это было бы слишком неблагодарно по отношению к «Фардаану».

Проснувшись ранним утром, Раниш не обнаружил рядом путника, вероятно, ушедшего, пока тот спал. Паломник не знал, что ему делать: последовать ли совету незнакомца, то ли приснившегося ему, то ли действительно сидевшего с ним прошлой ночью у костра.

«Что ж, ладно, доверюсь его словам, — в итоге мысленно сказал себе Раниш, — все равно плутаю».

И, следуя ориентирам Фардаана, набрел на нужный ему оазис.

Кто ж знал, что почти год спустя они снова встретятся — когда Раниш будет уже не паломником, а переводчиком, нанятым господином с Запада, Дэвидом Роули. Молодой человек, прибывший на Ближний Восток в поисках лучшего заработка для себя и своего племени, и сам не верил, что получит такую работенку: его наняли чуть ли не в последний момент — после того, как предшественник, прибывший с господином из западной страны, вдруг слег с лихорадкой. Вот и пригодилось то, что в детстве матушка, бывшая родом из этих мест, принуждала сына учить родной язык, а также насильно водила обучаться к странному дядьке с Запада, на добрые десять лет поселившегося в их доме с целью, как он выразился, изучения и документирования местных обычаев и особенностей культуры.