Заклинатель кисти

Глава 20. Город противостояний

Не дожидаясь, когда стихнут толчки, Рюу тотчас выбежал на улицу. Естественно, я, спихнув с себя Пьера, устремился за ним.

Выбежав из борделя, я увидел нечто… просто необыкновенное! По небу летел огромный черный дракон! Тело его по сути было таким же, как у Рюу — подобно длинной, но толстой нити, голова по форме похожа на верблюжью, но с рогами оленя, рыбьей чешуей, лапами, как у тигра, однако с острющими когтями — как у орла или сокола. Однако если мой прислужник в обличье дракона красного… или даже красновато-рыжего цвета, как огонь, то этот был чернющим, как уголь.

— Это… кто это..?! — выдавил из себя шокировано.

В голове прозвучал голос… Сначала настолько тихий, что поначалу со всем этим гулок изумленных и впавших в панику людей и не расслышал, однако затем он, леденящий душу, зазвучал громче, а слова сформировались в голове четче.

«Убить. Убить. Убить, — нашептывал он. — Уничтожу их всех. Разорву на куски. Не быть царствию людскому», — от сказанного веяло таким холодом, что невольно поежился и коснулся ушей, в слепой и не до конца осознанной надежде отогнать жуткую слуховую галлюцинацию… или же это было взаправду?..

— Инур? — вывел меня из этого состояния Рюу, коснувшись плеча. Вздрогнув, убрал ладони от ушей и непонимающе посмотрел на него. Здоровяк глядел на меня хмуро и взволновано. — Что ты?..

— Голос, — опередил его я. — Я услышал голос… Ты тоже?..

Помедлив, Рюу кивнул, однако от глаза не укрылась проявившаяся на его лице большая настороженность.

— Это Рун. Но почему ты?..

— Что?..

Рюу, помедлив, покачал головой и отстранился.

— Неважно.

Нахмурился и хотел было возразить. Это было странно… Конечно, нормальные люди обычно никогда за всю свою жизнь не видят ничего такого фантастического, как дракон, однако на гравюрах, отображающих легенды, Великий дракон земли всегда изображается коричневым. Здесь что-то не так… я чувствовал это. Однако вдруг к нам выбежал Пьер.

— Что происходит?! — в изумлении воскликнул он, оглядываясь по сторонам.

Сообразив, осмотрелся. И действительно, даже на дракона не нужно было смотреть, чтобы приметить — творилось нечто ненормальное. Кругом царила толчея из перепуганных людей, которые, в большинстве своем увидев или услышав дракона, а также приметив необычайно сильные и внезапные земные толчки, бросились кто куда — кто домой, кто к родичам, кто искал приют в забегаловках или других местах. Даааа… давненько я не видел такого пугающего оживления — наверное, со времен, когда в столице был голод во время войны, и это привело к уличным беспорядкам. Забегаловки тогда громили только в путь…

Я молча указал на кусок небо, в котором был дракон, направлявшийся, судя по всему, в самый центр города. Пьер, глянув на него, аж остолбенел от изумления.

Однако времени на любование особо не было. Неподалеку с грохотом рухнуло здание, похоже, не выдержавшее таких толчков, и часть толпы, с ужасом закричав, принялась валить в противоположную сторону, налетая на других людей и устроив сильную давку. Мы не могли оставаться стоять на улице — нас бы просто задавили!

Рюу, похоже, тоже поняв это, недовольно цокнул языком и подхватил нас с Пьером на руки, словно мы были два младенца, и спешно зашагал в сторону ближайшей узкой улочки. Кажется, по пути туда он сбил с ног парочку прохожих, но не было времени строить из себя добряка и читать ему лекции — это была ситуации где либо тебя задавят, либо ты их. Нуууу… в глубине души я все-таки надеялся, что эти невезучие смогли быстро подняться с земли и смыться. Иначе… хаааа… я им не завидую…

Вцепившийся в слугу Пьер так перепугался от происходящего, что сначала принялся по привычке балакать на своем странном и немного певучем языке, затем, немного придя в себя, воскликнул:

— Месье, месье, что вы делаете?! — его то ли сбила с толку вся ситуация в целом, то ли тот факт, что Рюу такой сильный и тащил нас с легкостью.

— Месье, месье… какой еще нафиг месье?! — раздраженно воскликнул я. — Говори понятно!

Рюу, пробиваясь через толпу (точнее, учитывая его габариты, скорее, толпа пробивалась через Рюу), со вздохом ответил переводчику что-то на таком же певучем «птичьем» языке. Пьер ошарашенно взглянул на него и воскликнул изумленно на понятном мне:

— Вы знаете мой язык?!

— Я знаю любой язык, — проворчал Рюу. — Мне достаточно услышать одну-две фразы и готово… Сам без понятия, как это выходит.

— А где твой чернявый сообщник? — спохватился я. Вроде, как только мы вышли из борделя, он тотчас пропал из виду.

— Смылся, небось, — фыркнул Рюу. — В наш уговор входило только твое вызволение.

«Уговор?» — не понял его я, однако не решился пока озвучивать вопрос.

Стоило только прислужнику попасть на пустынную узкую улочку между домами, как вдруг тряхнуло снова. Да так сильно, что даже здоровяку пришлось опереться о деревянную стену какого-то домишки, чтобы не завалиться вместе с нами. К счастью, ничего рядом не обрушилось — разве что один из домов предательски покосился. То и дело звучали пожарные колокола — и один из них, судя по всему, не так уж и далеко.

— Так, детишки, пора слезать, — слабо отшутился Рюу и опустил нас обоих на землю.

— Сам ты детишки! — проворчал недовольно. — Что вообще происходит?!

— Хрень происходит, — нахмурился Рюу. — Очень большая и опасная хрень, Инур. Долго объяснять, мне нужно, чтобы ты позволил мне принять обличье дракона. Только тогда я смогу остановить Руна… или хотя бы попытаюсь… В этом теле мои шансы преуспеть мизерны.

Точно, ведь пока между нами действует контракт, он может принимать обличье дракона только в двух случаях: если я ему позволю или если призвал на помощь, а расстояние между нами огромное. Однако по-прежнему не понимал, что, Иаду подери, происходило! Вот только не похоже было, что Рюу поспешит рассказывать, проклятье!.. Конечно, я мог бы его помучить и пошантажировать, требуя объяснить происходящее в обмен на возможность перевоплотиться, но… Это каким же идиотом и садистом надо быть, чтобы прибегнуть к такому в ситуации, когда вся столица разваливается по кускам, а в небе летает гребанный Великий дракон земли, который явно не настроен радушно! Естественно, я тут же дал Рюу устное разрешение — к счастью, этого более чем достаточно и не нужно заморачиваться какими-то сложными ритуалами и письменными заклинаниями. После этого прислужник тут же поспешил сбросить одежду: к изумлению и смущению Пьера, который вообще понятия не имел, что происходит.

— Но потом ты обязательно расскажешь мне, в чем дело, — строго заявил я. Рюу полуобернулся и слабо улыбнулся.

— Естественно… господин, — последнее прозвучало с неподдельным укором. Что он нашел в этом смешного?.. дурашка. Однако затем дракон нахмурился и посерьезнел. — Найдите укромное место и спрячьтесь там, пока все не закончится.

— А если не закончится?

Рюу помедлил.

— Тогда бегите. Так далеко, как сможете, — после этого он, немедля, обратился в большого и могучего дракона и взмыл в небо, подняв столб пыли и небольшой вихрь. Зажмурившись, я подождал, когда все это уляжется, и только затем открыл глаза. Пьер же, судя по всему, не сообразил это сделать и теперь откашливался и отплевывался, потирая слезившиеся глаза.

— Ч-что это?! Что это все, Инур?! — воскликнул, наконец, он. — Такое ненормально… точно ненормально!

Я и без его соплей это прекрасно понимал! Самое поганое ведь, что сам не имел ни малейшего понятия, что за хреновина происходила! Однако какая разница — дракон, шмакон… помимо него тут было землетрясение, которое рушило здания, и из-за него еще и пожары вспыхивали. Столица в прямом смысле слова горела… и не на шутку! Кругом царила паника, толчея, пожарные сновали туда-сюда с оборудованием, от которого, правда, толку немного.

Рюу сказал, что нам нужно спрятаться… переждать… Да, спасение своей шкурки — это важно, но меня беспокоил еще один немаловажный вопрос, из-за которого, кстати, и влип во всю эту передрягу с Роули и его армией уродцев… Что с Униром? Где он? Нужно было разыскать этого дурачка, пока его что-нибудь не убило. Вот только где его искать?.. В борделе Уджа? Или… или где вообще?! Выходит, не так уж я и много знал об Унире спустя пару-тройку месяцев нашей несовместной жизни. Думая обо всем этом теперь, понимаю, как тупо было соглашаться на условия Уджа — ведь я ж по сути-то даже особо ничего и не проверил. Идиот ты, Инур, идиот, идиотина…

— Инур! — вырвал меня из раздумий голос Пьера. Он стоял совсем рядом и держал ладони на моих плечах. Выглядел переводчик еще хуже, чем раньше, и от него пахло лекарствами. Похоже, вся эта беготня изрядно вымотала желторотика.

— Мммм? — непонимающе глянул на него.

— Ты вдруг… словно выпал из реальности.

— Я думал, балда, — недовольно проворчал в ответ, — куда мы могли бы пойти…

Мой дом слишком далеко отсюда, а тот, в котором жил Унир, был как раз по пути в район «красных фонарей». Конечно, глупо соваться туда теперь, когда сводный братец там не живет, но… вариантов было особо немного. Тем более не похоже было, что Пьер сможет без передышки пройти весь путь отсюда до борделя. Забавно, что заведения Линжа и Уджа располагаются совершенно в двух разных увеселительных кварталах — словно мужчины даже этим хотят подчеркнуть свое противостояние… Слава Даиде, что в столице только два квартала «красных фонарей»!.. да и то, на мой вкус, многовато!

Прикинув все «за» и «против» и не найдя решения лучше, схватил переводчика за руку и повлек за собой.

— Куда мы идем? — принялся недоумевать Пьер, но не стал тормозить меня или пытаться вырвать ладонь из хватки.

— Здесь опасно оставаться. Я знаю более безопасное место, — точнее, я искренне надеялся, что там неопасно, но переводчику об этом знать не следовало.

Судя по тому, какие беспорядки нынче творятся в городе, запросто могли активизироваться мародеры, которым только такое и нужно — сейчас будут тащить все, что плохо лежит, избивать слабых и отбирать у них последние крохи. Уж я-то знаю об этом не понаслышке… когда-то ведь сам такое попробовал — эх, точно не повод для гордости…

— Ах, и еще кое-что, — остановившись, обернулся, — револьвер у тебя?

Пьер, помедлив, кивнул с непониманием.

— Да… а что?

— Дай его мне, — протянул свободную руку.

Однако переводчик не спешил доставать револьвер.

— Зачем он тебе? — напрягшись, спросил он.

Я раздраженно вздохнул.

— Сейчас на улицах небезопасно, и я не думаю, что такой, как ты, умеет особо метко стрелять из этой штуки, — именно тогда меня посетила мысль, что вообще-то Пьер все это время был без очков… однако двигался достаточно четко и правильно для человека, который плохо видит… хмммм… — Просто отдай его мне, хорошо?

— Ты… умеешь стрелять из него?

— Да! — у меня заканчивалось терпение, и Пьер, приметив это, решил не испытывать его дальше и просто отдал мне оружие.

В барабане было несколько патронов. Интересно, где желторотик раздобыл его?.. Разве на Западе все щеголяют с такими без каких-либо проблем?

Как и ожидалось, город пребывал в хаосе: пожарные бригады то пытались бороться с пожарами, то дрались друг с другом за право тушения, горожане же вступали в перепалки из-за ценных вещей или просто из-за каких-то мелочей… Судя по всему, воины Линжа за нами не последовали — похоже, у них и без того было немало забот.

Продвигаясь по узким и широким улочкам, все как одна погруженным в разруху, вызванной сильными землетрясениями и пожарами, нам на пути предстала картина двух вооруженных мужчин, избивавших какую-то женщину и пытавшихся отобрать у нее какой-то небольшой ларец. Та, крича от боли и страха, сжалась на земле. Приметив нас, один из грабителей отстранился и с хитрой улыбкой спросил нагло:

— Вам чё надо? — суть по тому, как его рука смело легла на рукоять меча, висевшего на поясе, этому гадкому воину плевать было на ответ. Это, скорее, был отвлекающий маневр. Я, недолго думая, извлек припрятанный револьвер и выстрелил ему меж глаз. Выстрел был заглушен ударами недалекого пожарного колокола. Дружок его, увидев распластавшееся на земле тело с пулей во лбу, вскрикнул от ужаса и завопил:

— Ты что творишь, погань?! Откуда у тебя такое?!.. — этот кретин только и мог, что голосить, небось, обмочившись от страха.

— Пошел вон, — направив на него дуло револьвера, холодно произнес. — А не то отправишься за своим дружком.

— Т-ты псих! — воскликнул, поджав хвост, грабитель и смылся.

Женщина, сев на земле и прижимая к груди ларец, принялась рассыпаться благодарностями. У меня возникла шальная мысль пристрелить ее и забрать шкатулку, да только быстро одернул себя: во-первых, на это не было времени, во-вторых, патронов мало, а, в-третьих… не было гарантии, что там окажутся именно драгоценности, а не какая-то шелуха.

Пьер, естественно, был ошарашен таким моим поступком, но пока мы стояли рядом с побитой женщиной, не осмелился и слова вымолвить. Лишь когда пошли дальше, он взволнованно спросил:

— Зачем ты сделал это?

— Если бы ни сделал, этот уродец зарезал бы нас в два счета.

Пьер промолчал, похоже, внутренне конфликтуя между рационализмом и своей тупой сентиментальностью. Если бы я был таким же нежным, давно бы сдох.

— У тебя… не будет проблем с законом?

— Нет, тут такая разруха, что можно творить практически все, что захочешь. Уверен, большую часть сил правопорядка бросят на защиту королевской семьи и особо важных аристократов. Мы же, простые жители, никому особо не сдались.

— Это… ужасно…

— А у вас разве не так?

— Нуууу… по-разному…

— Ха… значит, Запад в этом плане несильно отличается. И почему я не удивлен?..

— Скажи… ты… мммм… ты когда-нибудь раньше убивал?..

Я помедлил. Сказать по правде, эту тему меньше всего хотел затрагивать в разговоре с Пьером. Однако особо завираться тоже не имело смысла…

— Да.

— Скольких? — не заставил себя долго ждать еще один более неудобный вопрос.

— Достаточно, чтобы убить еще, — проворчал я. — И вообще, я не на суде, а ты не представитель городского магистрата, поэтому отстань.

Пьер снова помолчал, затем с неуверенностью спросил:

— Тот воин точно не расскажет никому, что ты?.. Да и у него в голове пуля — по пуле можно определить оружие, из которого стреляли.

Я раздраженно вздохнул:

— Нет, не расскажет. Судя по отсутствию какой-либо накидки, это были воины без хозяина, поэтому им самим невыгодно вступать в контакт с городским магистратом — проблем будет больше, чем пользы. Однако же если он настолько тупой, или если этим делом, действительно, кто-то заинтересуется, я позабочусь об этом. Не думаю, что за убийство какого-то безкланового воина-грабителя нужно давать большую взятку.

— Как ты можешь так говорить?! — остановившись, изумленно воскликнул Пьер.

Пришлось тоже притормозить и глянуть на этого болвана-идеалиста.

— Как так?..

— Это был человек. Живой человек!

— Этот живой человек избивал беззащитную женщину и хотел зарубить нас без зазрения совести, — старался говорить как можно увереннее и выдавать как можно более логичные аргументы.

— Д-да, но все же… — забавно, одного этого хватило, чтобы поколебать веру и решительность Пьера, однако я все же решил добавить немного масла в огонь… на всякий случай.

— Пьер, ты не первый раз здесь и прекрасно понимаешь, что мы — далеко не тот романтический идеал, который вы напридумывали там себе на Западе.

— Не все считают вас романтическим идеалом, — попытался вяло парировать переводчик, на его лице отразилась большая неуверенность. — Часть считает вас дикарями…

Помедлив, я произнес не без сожаления, которое закралось совершенно случайно в мои слова.

— Может, они и правы…

После этого мы направились дальше к пункту назначения, не сказав друг другу ни слова.

К счастью, улица, на которой располагается барачный дом, не пребывала в сильной разрухе, и никакого пожара там не было. Хоть в чем-то повезло. Не надеясь увидеть там Унира, я, немного помедлив, открыл раздвижную дверь… и стал свидетелем еще более странного зрелища, чем ожидал! Все в доме было перевернуто вверх дном, а на полу в крови лежал какой-то седой мужик в черном монашеском халате, в котором не сразу узнал… Ниура! Рядом с ним сидел на корточках какой-то белобрысый заморыш. Руки его и халат были в крови, и он как глянул на нас свирепо. Лицо все бледное, вены на нем вздулись, да еще и взгляд какой-то… странный, безумный, животный. Ну, я и выхватил револьвер и пристрелил его. Не знаю, что это был за полоумный, но разбираться с ним времени не было. Пьер вскрикнул от изумления, затем разозлился.

— Зачем ты выстрелил?!

— Избавил нас от лишних проблем, — спокойно ответил ему и прошел к старику. Вот ведь!.. Да у него руки одной не было! И он весь истекал кровью!

— Ты от всех проблем так избавляешься?!

— Нет, только от самых назойливых, — сказал, принявшись осматривать Ниура. Он был жив. Пока что… С таким ранением надо действовать быстро, пока весь не истек. — Проклятье… Проклятье!.. Пьер, быстро тащи все травы, бинты, бумаги, кисти, чернила — все, что найдешь в этом дурацком доме!

— Д-да! — переводчик тут же принялся рыться на кухне и в шкафах.

Что тут, Иаду подери, приключилось?! Почему Ниур здесь?! Кто этот заморыш?! Растерянно оглядываясь по сторонам, заметил то, что сначала не бросилось в глаза из-за всего этого бардака — неподалеку лежала оторванная левая рука приемного отца… точнее… то, что от нее, частично обглоданной, осталось. Мне, конечно, много всякого дерьма приходилось видать в жизни, но такого… аж замутило.

В тот самый момент, пока неверяще смотрел на это, рядом с Ниуром послышалось шевеление. Сначала подумал, что это Пьер подошел, и бросил в ту сторону недовольный взгляд… но только затем, чтобы тут же понять — никакой это не переводчик, а заморыш! Он, кряхтя, поднялся с пола, встал на четвереньки и уставился на меня! Да я чуть не обмочился, глядя на эту тварь! Обезумевший дикий зверь с клыками, горящими глазами и раной от пули на лице, из которой сочилась черная кровь! Он, рыча, уставился на меня, как дикая собака какая-то!

— Пьер… — взволнованно произнес я, пробуя отползти. — Пьееееер!

Однако эта тварь тут же с нечеловеческим визгом бросилась на меня, намереваясь укусить. Только и успел, что выставить правую руку, и эта сволочь впилась в нее острыми клыками. Боль была жуткая. Я заорал, а затем завизжал что-то вроде:

— Твою мать! Убери от меня эту тварь! Пьер! Пьеееееер! — и, кажется, истошно вопил, выкрикивая и выкрикивая имя переводчика, однако затем паника настолько захлестнула меня, что попытался свободной рукой выдавить твари глаза. Ей это явно не понравилось, и она, рыча, впилась сильнее. Казалось, прошла вечность, когда появился Пьер и попытался всадить кухонный нож твари в спину. Та, зарычав, наконец, отпустила меня и хотела уж ополчиться на перепуганного переводчика, как вдруг я, пересилив ужас, схватил здоровой рукой револьвер и выстрелил чудовищу в голову. Затем еще раз. И еще раз. И снова, снова, снова… несмотря на то, что патроны уже закончились. Я просто тупо нажимал на спусковой крючок, хотя прилично снес этой твари голову, и она мертвой лежала передо мной.

— Инур! — попытался воззвать ко мне Пьер. — Инур, хватит! — затем вдруг обнял меня со спины. — Инур, он мертв…

Я выронил револьвер, задрожал и заплакал. Не знаю… почему я заплакал?.. Не знаю! Может, потому что чуть не лишился жизнь?.. Потому что меня спас Пьер?.. Почему?..

— Твоя рука… — помедлив, чуть ли не прошептал Пьер, по-прежнему крепко обнимая меня, словно боялся потерять. Рука… да, она была сильно укушена и болела, но двигать ей мог без проблем.

— Нужно… — во рту пересохло, я сглотнул, — нужно… помочь Ниуру… — я кивнул в сторону лежавшего на полу приемного отца. Он был по-прежнему без сознания.

— Но твоя рука!.. ты сможешь?..

— Смогу, — упрямо буркнул. — Нужно не дать ему умереть…

Странная тварь была мертва с концами. Пьер окинул ее тяжелым взглядом, затем отпустил меня, поднялся и пошел на кухню за всем, что нашел.

Мори.

С древнейших времен люди превозносят нас. Однако… достойны ли мы этого? Как много добра на самом деле дали людям? Они делят нас на хороших и плохих, зачисляя в последние ряды Иаду, вот только… ведь и он творил подчас благие вещи. Конечно, одурманивание Руна и попытка уничтожить мир в таковые не входят, однако бывают моменты, когда божок позволяет себе протянуть неэфемерную руку помощи нуждающемуся. Что это?.. Отголоски прошлого, или Иаду и вправду нельзя определить как исключительно темное существо? Я много размышлял об этом и пришел к выводу, что, пожалуй, никто из нас не светел полностью: Даида подчас похожа на тирана, требующего от верховных богов и их прислужников неукоснительно послушания, да и я… никогда не считал себя святым. Ведь по сути и был тем, кому пришла идея победить разбушевавшегося сына Иаду, уничтожив его тело и заточив душу в специальный сосуд, где она пребывала множество столетий. Бедное, бедное дитя… Обыкновенно боги не могут иметь детей с людьми, но Иаду при помощи части своей силы сотворил чудо и зачал со смертной женщиной этот ходячий комок разрушений и грубой силы. Перед тем, как навсегда покинуть избранницу, он отдал ей драгоценный камень на цепочке, который позднее станет известен Камнем правителя… или Камнем безумия — он может превращаться в меч, предназначенный только для Ясу. Смертоносный, могучий, содержащий в себе часть магической силы Иаду. Мальчишка и сам был носителем ее — силы, с которой подчас не мог совладать и впадал в слепую ярость, убивая все и всех на своем пути.

Даида сочла его опасным и была права — не останови мы Ясу, неизвестно, что еще он бы натворил… скольких бы убил… К тому моменту уж давно минуло восстание Унира, и мне запрещено было иметь прислужников. Однако в тайне от Даиды и остальных я осмелился создать еще одного — последнего на данный момент, — которого нарек Ун. Взрастив и воспитав его в тайне, решил ужасно распорядиться судьбой несчастного — вложить ему в руки зачарованный клинок и приказать убить Ясу. Сам я не мог этого сделать, потому что иначе попал бы под суд Даиды за вмешательство в грандиозные события человеческой истории без ее согласия.

Юный прислужник все понимал, но не держал на меня зла — он оказался… слишком чистым и прекрасным для этого ужасного, ужасного мира козней богов и людей. Однако было в нем и мягкое своенравие — Ун не стал перечить мне открыто, но первым делом попытался поговорить с Ясу, образумить его. Что странно, мечник не стал нападать на него, как делал со всеми прочими божествами, а выслушал… но не принял его мольбы и идеи о мире. Ун не сдавался, а время утекало, и в конечном счете, скорбя под моим настойчивым давлением, вынужден был сделать это. Однако стоило только ему пронзить, казалось, Ясу, обезоруженного и утыканного стрелами по велению Ису, которого мне пришлось соблазнить слаженными речами о том, как опасен и неуправляем воин, как вдруг у сына Иаду хватило сил без особых трудностей вырвать сердце прислужника и раздавить его. После этого оба они погибли, и я, терзаемый неописуемо сильным горем, заточил души в два магических сосуда, ожидая удачного момента, когда смогу вновь вызволить их и позволить встретиться. Всегда гадал… какой же выйдет их встреча?.. спустя столько столетий… Они набросятся друг на друга? Обнимут? Пройдут мимо? Не узнают?.. Каждый раз разум рисовал одну картину краше другой, однако истинный ответ на вопрос я получил совсем недавно. Они, действительно, чувствуют друг к другу что-то. Я не могу с уверенностью сказать, что это любовь. Может… привязанность? Уважение? Интерес?..

Почти двадцать лет назад, когда я гостевал в столице у моего хорошего друга, Иро, он сообщил мне о его знакомой заклинательнице кисти по имени Унис — о том, как ее новорожденный мальчик слаб и, возможно, не доживет и до конца недели.

— Можешь ли ты помочь ему? — спросил он, когда мы сидели в одной из комнат дворца, распивали чай и курили трубки.

— Почему вдруг такая забота о простолюдинке? — немного подразнил и улыбнулся.

— Ее картина в свое время очень выручила моего старшего сына. Он сильно болел, ему каждую ночь мерещились кошмары и всякая погань, а стоило этой женщине нарисовать ему чудеснейшую гравюру с богиней Онмё, как зараза отступила, и мой мальчик поправился. Сейчас он — один из генералов, а не помоги тогда нам Унис, то… — мужчина мрачно замолчал.

Я усмехнулся. Не могу сказать, что такие картины и вправду обладают целительными свойствами — скорее, оказывают эффект самовнушения. Но да будет так — пускай считают, что гравюра и впрямь исцелила юнца.

— Не мог бы ты показать ее мне, дорогой Иро?

Брат короля, помнится, удивился, но приказал прислуге принести полотно… И ведь оно впрямь оказалось пропитано магической силой и… чувством обволакивающей заботы. Давненько не видывал, чтобы люди создавали что-то настолько сложное и прекрасное! Да и сама богиня изображена была на нем необычайно красиво — того гляди сойдет с гравюры и предстанет во плоти! Заметив мое изумление, Иро недоуменно вскинул бровь, затем усмехнулся.

— Ну и ну, ну и ну! Удивить самого Мори — должно быть, у этой женщины неописуемый талант.

— Воистину так, — кивнул, с интересом разглядывая гравюру.

Да, заклинателю кисти с таким талантом я мог бы позволить задуманное… Согласился помочь, и Иро организовал нам тайную встречу, на которой поприветствовал женщину, объяснил, кем являюсь, и предложить свой план. Сначала она была настроена недоверчиво, но стоило лишь показать ей сосуд с душой, как на лице заклинательницы отразился больший интерес. Она понимала, что если отринет мою просьбу, то ее новорожденному сыну не прожить долго, и дала согласие, невзирая на суровую суть нашего соглашения.

А состояло оно в том, чтобы вселить в тело умирающего младенца душу моего прислужника Уни. Чуть позднее я проделал то же самое с бастардом короля по имени Уджа. Конечно, Унис не знала о последнем — ей лишь сказал, что отныне она будет воспитывать одно из божество, и чтобы она хорошенько за ним приглядывала и многому научила. Уже тогда понимал, что, возможно, Уни не проживет долгую жизнь в этом теле, и теперь, когда затряслась под ногами земля, и явился Унир и сообщил мне о том, что телом младшего прислужника завладел Иаду, я с горечью понял… вот он — конец его существования в качестве сына Унис.

Сколько бы ни твердил себе не расстраиваться насчет неминуемого, все равно ощутил сильную тяжесть в груди, ком в горле, и в глазах появились слезы. Гостил я тогда вновь у Иро, однако более не во дворце, а его усадьбе в аристократическом районе. Из комнаты, где сидел, открывался вид на чудесный сад, вот только на этот раз вид рукотворной прелести нисколечко не обрадовал и не подарил прежнего облегчения. Спешно смахнув рукавом халата слезы, поднялся с пола и попросил прислугу принести мой посох.

— Значит, нам пора.

Унир, сидевший неподалеку на коленях в почтительном поклоне, выпрямился и непонимающе посмотрел на меня.

— Что вы намереваетесь делать, мастер?

— Не допустить гибели этих земель.

— Но что насчет мальчишки? — нахмурился Унир.

— Что насчет него?..

— Вы не собираетесь ему помочь?

— Я прослежу за тем, чтобы Иаду в его теле не натворил лишних дел.

— Мастер! — возмутился порывистый Унир. — Если все оставлять, как есть, он умрет!

Я помедлил, сверяя прислужника задумчивым взглядом. Да, он был прав… однако именно это…

— Мальчишка должен умереть, — слетело с моих губ. Возможно, более жестко, чем хотел.

На лице Унира отразилась смесь непонимания и ужаса.

— Но… но почему?!.. Мы… мы и так втянули его по самые уши! Из-за нас с ним произошла большая часть всего этого!

— Не из-за нас. Все это произошло бы с ним и так… в той или иной степени. Мы просто проконтролировали весь процесс.

— Мы должны спасти мальчишку!

— Не смей осуждать мои решения! — не выдержал и прикрикнул на него. Унир, не ожидая такого, затих в растерянности. Мною впервые за долгое время обуяла злость. Обуяла… от осознания собственной беспомощности. Я создал Уни давным-давно лишь для одной цели — чтобы он погиб и своей гибелью научил Уджа… чтобы тот в итоге стал нашим союзником, а не врагом в борьбе с Иаду. Инструмент, созданный мною. Инструмент, который будет исполнять свое предназначение снова… и снова… и снова… В разные века, в разных телах. С разными воспоминаниями и разной личностью. Создав такое и подарив такому существу разум, я стал чудовищем, и чувство вины терзает меня и по сей день. Интересно… простит ли меня когда-нибудь Уни?..

— Значит… мальчишка изначально был заготовлен на убой? — мрачно произнес Унир, и его вопрос ранил меня, словно нож.

Помрачнев, я молча взял принесенный слугой посох и вышел из комнаты. Унир, помедлив, поднялся и последовал за мной. Скорее всего, после такого он сбежит на какое-то время — прислужник всегда так делал, когда обижался на меня. Унир не был рожден инструментом, и поэтому ему позволена такая роскошь — такое… своенравие. Может, его давнишний бунт, подаривший людям магию, — исключительно моя ошибка. Не нужно было давать ему столько воли и самопознания.

Однако… какой толк окружать себя куклами, когда можно создать друга? Мне всегда было интересно… с какой мыслью Иаду создал Ясу? Кто он для него? Инструмент? Или же?..

Унир.

Давным-давно существовал воин. Без совести, чести и меры. Который убивал людей одного за другим, словно нарезал мясо в мясной лавке. Ему было плевать на жизни других, да и на свою собственную: все, что его беспокоило — чтобы всегда находилась жертва, которая падет от удара волшебного меча. С виду это было обычное оружие, однако тверже стали, да и могло превращаться в драгоценный камень, который владелец носил на шее и снимал лишь тогда, когда нуждался в нем в бою. Это… существо звали Ясу. И много лет назад оно было грозою Востока, угрожавшей спокойствию всего мира.

Иаду показал мне сон… нет, скорее, глубоко запрятанные воспоминания, и я вспомнил, кем являюсь и зачем был создан. Я Уни — последний созданный прислужник божества Мори, которого явили на этот свет только затем, чтобы склонить Ясу на нашу сторону и предотвратить его использование в качестве палача Иаду. Много лет назад мне удалось не без помощи мастера остановить зверства полубога. Сначала я пытался воззвать к его здравомыслию и отговорить от злых деяний без помощи грубой силы, однако Ясу отказался вести со мной переговоры, и мне пришлось прибегнуть к использованию зачарованного клинка, который погубил тело бессмертного, но не его душу. Однако не обошлось и без непредвиденных последствий — перед самой смертью воин нашел в себе силы вырвать мое сердце и уничтожить телесный сосуд. Какая жалость… а ведь Мори потратил на него силы…

Далее лишь следуют мои воспоминания как Унира, сына Унис, когда я еще не знал, кем являюсь на самом деле. Странно… вроде, я должен что-то чувствовать, просматривая их, однако как будто являюсь лишь зрителем. Может… оно и к лучшему?.. Ведь я — всего лишь инструмент, созданный для подавления Ясу. Нужны ли мне для этого чувства? Привязанность?.. Сожаление?.. Одно то, что много лет назад я частично ослушался приказа Мори и вознамерился сначала уладить дела с Ясу миром, говорит о том, что во мне… есть изъяны. Что я неидеальный инструмент, который должен неукоснительно подчиняться воле хозяина. Это неправильно. И я должен отказаться от всех своих чувств, привязанности и воспоминаний Унира, чтобы и дальше правильно исполнять свою роль, которую господин Мори уготовил мне.

— И я вернул тебе воспоминания ради этого? — послышался в моей голове голос Иаду с горькой усмешкой. — Ты глупец. Тебе дан величайший шанс, наконец, выскользнуть из-под крыла своего неблагодарного создателя и распоряжаться собой самому, как тебе захочется. И что же ты делаешь? Первым же делом стремишься защищать эгоизм своего создателя? Ха… ты меня разочаровал.

— Ваше мнение, господин Иаду, не является для меня решающим.

Божество рассмеялось.

— Каков наглец. Ну что ж, хорошо, посмотрим, куда дальше заведет нас этот безумный спектакль! Погибнешь ты или нет — неважно. Сила Унис все равно перейдет ко мне, глупец, — после этого голос Иаду стих, и я вновь получил контроль над своим телом. Голоса матери Унира и ее присутствия я более не ощущал — похоже, дух ее, наконец, покинул этот мир. Однако почему она сделала это сейчас?.. чтобы уберечь сына от Иаду?.. В этом не было смысла — похоже, он изначально не собирался уничтожать меня. Тогда?..

Я стоял посреди какой-то улицы. Часть домов на ней горела, и пожарные, похоже, поняв, что тушить это бесполезно, направили свои силы на другие строения в надежде спасти их. Воспоминания и чувства Унира все еще теплились где-то на краю моего сознания, но я готов был тотчас отринуть их — они мне не нужны и будут только мешать.

В отдалении послышался раскатистый рев одного из драконов, и земля под ногами несильно затряслась. Должно быть, битва между Руном и Рюу в самом разгаре, однако все их старания бесполезны — только Иаду может прекратить действия своих проклятий, и даже если разрезать мое нынешнее тело на куски, он просто ускользнет.

— Ну вот, хотя бы один разумный в этом бардаке, — послышалось в голове приглушенное хихиканье божества.

— Почему вы вмешались? — обратился к нему.

— Потому что не мог пропустить такой лакомый кусок в виде заклинателя с силами трех подобных ему. Заточение в магической темнице Даиды, знаешь ли, порядком ослабило меня.

— Значит, вам нужна моя сила, чтобы воссоздать себе тело? А потом что?

— Так я тебе и сказал, — усмехнулся Иаду.

Мне нужно было заставить божество разрушить проклятья, насланные им на этот несчастный город, Руна и царствие людское в целом. Однако как?..

— Не строй из себя спасителя. Ты ничего этим не добьешься.

— Я должен попытаться.

— И что же ты намерен делать?

— Я найду Ясу, — с этими словами последовал вдоль улочки. Теперь, когда вспомнил кем являюсь и снял со лба печать, мне стало проще осознавать и использовать свои силы. Я четко чувствовал Ясу и знал, где он находится.

Иаду не сдержал смешок.

— И что же ты сделаешь? Попросишь его подумать вместе с тобой?

— Нет, его меч может мне помочь. В нем содержится значительная часть ваших сил, а, значит, если пронзить им заклинания, он может нейтрализовать их действие.

Божество не стало спешить с ответом. После недолгой паузы оно невесело усмехнулось.

— А ты неплохо соображаешь для куклы.

— Господин Мори заложил в меня личность и аналитическое мышление, чтобы я лучше исполнял свои обязанности.

— Да, Мори умеет и всегда умел создавать сложные и красивые вещи, — задумчиво и вдруг с оттенком грусти сказал Иаду. — Особенно хорошо у него получаются куклы-прислужники. Можно сказать, что Унир… не ты, другой Унир… стал венцом его творения. Полностью самостоятельный, всегда имеющий свое мнение, не боящийся озвучить его. Ха… Даида невзлюбила его сразу, поняв, как опасны могут быть такие слуги. И она не прогадала: стоило только дать Униру маленький толчок, кое-что рассказать и показать, как в нем тут же загорелась идея, как неидеальны высшие божества, как их правление излишне, а люди должны обладать не меньшей силой и творить свою судьбу исключительно сами.

— Так, значит, это все-таки вы устроили тот бунт низших божеств?

— Не устроил, а только подтолкнул Унира к этому.

— Вы поделились с ним знанием, значит, виновны вы. Что это было за знание?

— Так я тебе и сказал.

— Как Униру удалось перенять на свою сторону остальных слуг?

— А ты слишком уж любопытный.

— Любопытство — часть моей сущности. Она была добавлена Мори с целью улучшения познания окружающего мира и ситуаций.

Иаду вздохнул.

— Знаешь, Униром ты мне больше нравился. Ты звучал более… живо. Интереснее. Сейчас же твоя речь стала суха, как речь любой другой куклы-прислужника.

— Потому что я и есть кукла-прислужник… Единственное, чего не понимаю — почему вы по большей части бездействуете и смотрите со стороны? Даже в таком состоянии вы могли бы сравнять здесь все с землей.

— Потому что это никогда не было моим намерением.

Его слова удивили меня, потому что они были нелогичны. Если Иаду нет никакого дела до города, то зачем насылать на него такое? Только тогда припомнил, что в таком состоянии он может с легкостью читать мои мысли. Иаду хихикнул.

— Для меня все эти люди и их недолговечные государства — всего лишь забавные игрушки. Хочу ломают, хочу не ломаю. Это не особо важно.

— Однако верховные боги утверждают, что вы стремитесь захватить царствие людей…

— А еще они порой говорят, что я хочу его уничтожить, да. И в том и в другом есть зерно истины. Но реальное желание известно только мне.

— И что же вы желаете?

— Почему я должен рассказывать это такому, как ты?.. Хехе… хотя, наверное, мне нужно быть благодарным за силу, которую ты мне, считай, подарил. Я не какая-то безумная и неблагодарная тварь, какой меня любят рисовать высшие боги, поэтому так уж и быть. Тебе ведь знакомо их изречение, что я стремлюсь прибрать к рукам царствие людское, потому что считаю его своим по праву?

— Да.

— Эта фраза неполная. На самом деле она звучит: «Потому что считаю, что оно мое по праву, ибо я единственный, у кого хватит здравого смысла судить его справедливо».

— Не вижу разницы между ними двумя.

— Ха!.. Судя по всему, остальные тоже не видят. Однако она есть. Задумайся на минуту — что, если боги и правда неидеальны? Что, если мы слишком высоко возносим себя?

— Тогда вы тоже неидеальны.

— Именно.

— В таком случае, не имеет значения, какой из богов главный.

— Правильно. Тогда какая разница, кто приглядывает за царствием людей? Даида или я? Быть может, мое правление и судейство будет более справедливым, чем ее.

— Вы точно не знаете…

— Да, но пока не попробуешь — не проверишь.

— Ваши мысли ужасны. Вы просто пытаетесь переманить меня на свою сторону. Я верен господину Мори — таково мое последнее слово в нашем разговоре.

Иаду хмыкнул и не без досады произнес:

— Глупый дурак. Именно глупый и именно дурак. Как и твой господин.

— Что вы сделали с Унис?

— Какая тебе разница? — подразнил меня Иаду.

— Мне любопытно, — сказал я с долей лжи. Пускай теперь я более не Унир, но чувство легкой привязанности и тепла по отношению к ней осталось.

— Я уничтожил ее. Больше эта глупая женщина нам не помешает.

Отчего-то мне сделалось грустно… Однако более не было времени на разговоры — да, наша беседа с Иаду тянулась куда быстрее, чем могло показаться, и за время нее я прошел всего лишь пару-тройку кварталов, но стоило только заметить одинокую фигуру Ясу на безлюдной улице, частично охваченной огнем, как стало понятно, что мои скитания по пылающей столице окончены. Вот он, финальный аккорд — теперь необходимо достучаться до Удж… до Ясу, чтобы он разрушил проклятье своим мечом. Выживу я при этом или нет — не имеет значения.

— Я готов умереть, — сказал зачем-то вслух и только тогда обратил внимание, что до этого отвечал все Иаду так, словно он был в телесной оболочке и шел рядом, хотя на деле достаточно было только ответов через мысли.

— Какая жертвенность, — с сарказмом заметило божество.

Уджа.

Стоило только Великому дракону земли пронестись над королевством, и Йой отдать Уджа Камень безумия, как в голове господина зазвучал знакомый, но леденящий душу голос из далекого прошлого. Отец Иаду снова взывал к нему, требовал повиноваться и явиться на зов. Уджа хотел тотчас отшвырнуть проклятую драгоценность, но не нашел в себе сил — в груди вновь запылало прежнее и, казалось, давно уж позабытое чувство особого голода и необузданной ярости. Мужчина понимал, что если не подчинится, то снова впадет в… то состояние, как много, много столетий назад — когда он вырезал целиком деревни в попытках утолить неиссякаемую жажду крови.

— Господин? — заметив, как замер и побледнел Уджа, обратилась к нему с опаской Йой. Она и Линж и без того были изумлены происходившим, так еще и странное поведение мужчины ввело их в большее недоумение. Уджа понимал: если он хочет сохранить жизни тех немногих, кто ему дорог… то придется подчиниться и пойти на зов. Господин понятия не имел, что пожелает от него Иаду на этот раз, но знал, что даже смена тела не оборвала ниточки, за которые без проблем дергает его отец.

— Мне… нужно срочно идти, — выдавил из себя как можно тверже Уджа, да только, небось, вышло не очень хорошо. Линж задумчиво вскинул бровь, но ничего не сказал. Да… потому что он был с Уджа в затерянном горном королевстве, когда пробудился Рун. Линж помнит, что тварь сказала ему — что сколько бы он, полубог и сын Иаду, ни пытался скрываться, отец все равно найдет его и дернет за ниточку, сделав своей послушной марионеткой. Да, дракон обезумел под действием проклятья, но он оказался прав. Конечно, тогда воины, кроме Уджа, не предали словам Руна значения из-за сильного испуга, да и полного непонимания того, что происходило… да, именно… вряд ли Линж хорошо запомнит те слова. Однако в тот момент, замечая, как задумчиво и внимательно глядел на него друг, в голове рыжеволосого закралась мысль, что, может, и здесь он просчитался?.. Может, Линж догадался?..

— Срочно идти? Куда?! — изумилась Йой, однако Уджа уж спешным шагом направился к выходу из кабинета. — Господин?!

— Йой, пригляди за борделем и следи, чтобы здесь все не рухнуло. Я на тебя рассчитываю! Линж!.. — он помедлил. — Сделай так, чтобы твоя конторка тоже не развалилась.

Друг усмехнулся саркастично.

— Будет сделано, командир.

На губах Уджа застыла на короткое мгновение озорная улыбка, но затем он посерьезнел и вышел. Когда закрывал дверь, из комнаты донесся полный восторга голос Линжа:

— Ты слышала его, Йой! Пошевеливайся!

— Вам бы тоже не помешало! — проворчала в ответ прислужница.

«Похоже, некоторые вещи в этом мире все же не изменились», — с грустью подумал Уджа и спешно направился на первый этаж.

Впервые за много лет… нет, даже столетий… Уджа вспомнил один главный факт, из-за которого чуть не попал впросак. Камень безумия — это по сути сосредоточение части его силы, которую Мори поместил туда после гибели первого тела полубога, а также магический меч, подаренный ему отцом. Отдавать его Униру было высшей степенью глупости… и, пожалуй, доверия. Однако как на это ни посмотри, это был дурацкий и непредусмотрительный жест, и по этому поводу Уджа ощущал смесь досады на самого себя и грусти по неразделенной любви. Да… похоже, он все-таки чувствует именно это по отношению к Униру. Новое, ранее неизведанное чувство, которое подчас приносит боли больше, чем отчаяние.

Столица полыхала, люди были в панике, а кое-где уже лежали свежие трупы. Обугленные или изрезанные, или избитые, или без единой царапины — которые, скорее всего, надышались ядовитыми испарениями огня. Когда Уджа проходил мимо одной из пожарных бригад, рушивших очередное городское строение, чтобы пожар не распространился от этого здания на следующие, один из работников нервно поприветствовал его и вежливо посоветовал укрыться в каком-нибудь безопасном месте. Рыжеволосый просто грубовато махнул рукой и пошел дальше — естественно, пожарник не стал напирать: ведь это был его начальник, а перечить начальству в этой стране обыкновенно не принято.

«Надо будет выкупить еще одну частную пожарную бригаду», — попытался отвлечь себя сторонними мыслями Уджа от распиравших его ядовитых чувств и жажды, а также от давившего на голову зова отца. Господин попытался мысленно воззвать к Иаду и спросить, что ему от него нужно, но голос божества только звал и звал и ничего более. Чем ближе Уджа был от источника зова, тем сильнее болела голова и обострялись нежеланные чувства. Именно тогда к ним примешался страх: что, если он не сможет удержать себя в руках и впадет в слепую ярость, как тогда, давным-давно?.. Что, если причинит вред дорогим ему людям?.. Перед глазами предстала безумная фантазия зарубленных Йой, Линжа, Хэйрэ, ее дочери и… Унира. Уджа замутило.

Именно тогда ноги сами привели его на безлюдную и достаточно широкую улочку. Несколько домов на ней горело, но почему-то никого не было поблизости — ни пожарных, ни перепуганных горожан… словно кто-то спланировал… Однако настороженность воина быстро притупилась при виде одинокой фигуры, стоявшей на отдалении. Невысокой, худощавой, знакомой…

— Унир… — в изумлении прошептал Уджа. С одной стороны, он был очень рад увидеть заклинателя и узнать, что все с ним в порядке, но, с другой… а было ли с ним все в порядке? Что он делал здесь, на этой странной улице? Почему Йой вернула ему Камень безумия, сказав, что он пригодится ему при встрече с заклинателем?.. Множество вопросов вихрем кружилось в голове, однако одно воин понимал четко: здесь жажда крови, буйство и ярость в нем закипали как нельзя сильнее, и рыжеволосый понятия не имел, как долго сможет все это сдерживать. Вот только Уджа не мог просто так бросить дорогого ему человека — даже… нет, тем более при таких обстоятельствах.

— Унир, уходи отсюда! — прикрикнул он, направляясь к нему. Камень, который Уджа повесил себе на шею, и до этого сделался слишком теплым, а теперь и вовсе жег кожу. Нужно было торопиться. — Унир! — однако слишком поздно догадался рыжеволосый, куда именно вел его зов. Это была ловушка. Потому что источником его оказался никто иной, как сам Унир. Однако понял это Уджа только тогда, когда в раздражении и страхе коснулся его плеча и встретился с пылавшим озорством и предвкушением взглядом… нет, не заклинателя, а самого Иаду.

— Попался, — с насмешкой произнес он, и голова мужчины тотчас сильно загудела, и на нее словно стало что-то сильнее давить, а в носу что-то полопалось, и из него потекла кровь. В глазах начало постепенно темнеть, а здравый смысл застилаться упрощенным мышлением, которое вело его существование задолго до того, как он стал Уджа.

— Прекрати… — опустившись от бессилия на колени, выдавил из себя рыжеволосый, корчась от боли и борясь с животными чувствами. Камень на цепочке сильно жег и, казалось, дергался, словно испуганный или яростный зверек. — Прекрати!

— Почему я должен прекращать? — злорадная улыбка исказила лицо Унира, придав ему безумный вид. Ладони заклинателя коснулись его щек, и это только усилило головную боль. Вскрикнув, Уджа хотел было отстраниться, но у него не хватило сил. Унир… нет, Иаду, принявший обличье заклинателя, приблизил к нему лицо. — Ведь именно для этого ты и был создан. Быть безумным и кровожадным чудовищем, которое не знает ни любви, ни привязанности. Все, что ты можешь, это только рубить и кромсать. Ха… ну, может, изредка имитируя подчинение какому-нибудь жалкому господину, который пообещает предоставить тебе еще больше жертв.

— Нет! — дернулся Уджа, но Иаду держал его крепко.

— Да, сын мой.

Это не был Унир. Это не было его тело. Это был Иаду, который решил поиздеваться над ним, который принял обличье одного из самых дорогих ему людей! А был ли Унир вообще? Что, если все это оказалось лишь театром одного актера, и этим актером все это время был Иаду? Мысли заплясали в безумном танце, рождая одно умозаключение уродливее другого. Уджа начал сомневаться в реальности многого, заподозрив обман в бесчисленных количествах вещей, которые ранее считал неотъемлемой частью своей жизни. Как мог он с уверенностью утверждать, что тот или иной человек, тот или иной предмет и то или иное событие было истиной, а не насланной иллюзией, наваждением?.. Человеческая суть начинала потихоньку ускользать от него, как песок сквозь пальцы, уступая место животной сущности. Чудовищу, которым он когда-то был. Который является такой же неотъемлемой частью его самого, но было давным-давно загнано в самый дальний угол сознания.

— Глупец! — рассмеялся Иаду. — Ты и правда думаешь, что ты и чудовище — две разные сущности? Не будь столь наивен! Это ты и есть! Как думаешь, отчего же бывают твои припадки?!

— Что?.. — промелькнула во взгляде Уджа кроха осознанности. Вопрос Иаду вывел его ненадолго из пучины надвигавшегося безумия. — Откуда ты?..

Иаду расхохотался.

— Думаешь, я не вижу тебя, как открытую книгу?! Ты думаешь, что это из-за яда, которым некогда было отравлено это тело, но, глупец, все куда проще! Пока ты будешь пытаться подавлять истинного себя, это будет продолжаться!

— Замолчи!

— Что, правда колет глаза?

— Я не буду… подчиняться… тебе!..

Иаду усмехнулся и убрал руки с лица сына, затем, помедлив, с легкостью и смешливостью приказал:

— Убей мальчишку.

Уджа старался всеми силами мысленно не повиноваться, однако руки его сами собой схватили Унира за шею… или то была лишь иллюзия Иаду?.. Что, если он просто создал себе идентичное тело и издевался над ним? Уджа не знал — он начинал окончательно терять связь между реальным и играми разума. Одна его часть твердила ему остановиться и отпустить Унира, но другая настаивала на том, чтобы он сильнее сжал хватку, что это Иаду… что, может, даже и неважно, Иаду это или Унир…

— Прекрати… — в отчаянии произнес Уджа то ли отцу, то ли самому себе, но хватка на горле заклинателя только усилилась. Унир вцепился в его руки, но не мог никак воспротивиться такой силе, лишь со страхом и сожалением глядя на господина и прерывисто говоря что-то.

— Меч… Я… су… меч… ме… ч… про… клять… е…

Уджа пытался заставить свои руки разжаться, но ничего не получалось. В голове зазвучал насмешливый голос отца.

— Что такое? Почему ты колеблешься? Ты проделывал такое и после того, как стал Уджа. Неужели не помнишь?

— Нет…

— Битва при реке Ба Син, крепость Джун, другие битвы, случайные люди, подвернувшиеся под горячую руку. Что, неужели ты предпочел забыть?..

— Я выполнял приказы!

— Брось, — хихикнул Иаду. — Признай, что тебе просто нравится убивать.

— Нет!

— Да ты, помнится, недавно сам чуть не заколол ножом для писем этого самого заклинателя, — хихикнул отец.

— Это…

— Только не говори мне, что это была случайность, Уджа. Ты можешь обмануть других и себя, но не меня. Ты хотел этого.

— Про… сти… — хрипло и тихо произнес Унир. Из его рта вытекала слюна, глаза увлажнились от слез, а на лице застыла печаль. — Про… — бормотания заклинателя прервал хруст шеи, и тело его обмякло, а взгляд сделался пустым. Руки Уджа разжались сами собой, а голос отца в голове заливисто рассмеялся. Тело Унира безжизненно распласталось на земле, а пустой, невидящий взгляд устремился куда-то в сторону. Он был мертв. Мертв… Уджа убил его.

Когда господин осознал это, прежняя ярость и жажда словно оборвались внутри него. Исчезли. Он вновь вернул контроль над собой, над своими желаниями… однако было уже слишком поздно.

— Унир… — неверяще прошептал он, более не сомневаясь, что это не иллюзия, а реальность. Что этот Унир настоящий. Помедлив, господин робко коснулся его руки. Она все еще была теплая, но Унир со сломанной шеей никак не отреагировал. Естественно… ведь он был мертв. Мертв. Мертв…

— Жаль, мне начинал нравиться этот заклинатель, — прозвучал голос отца совсем рядом.

Подняв голову, Уджа увидел себя самого, но только с черными волосами, стоявшего неподалеку. Иаду снова издевался над ним, принимая обличья, которые мужчина менее всего хотел видеть. Отец улыбнулся и пожал плечами.

— Но он не пожелал со мной сотрудничать и пришлось избавиться от него. Ну что ж, будет и тебе, и Мори хорошим уроком. Этот дурак пытается научить тебя эмоциям и чувствам, а ты клюешь на это. Глупый мой сын, тебе не нужно ничего из этого — ты мой меч и не более того.

— Я не буду подчиняться тебе! — пересиливая навалившуюся на тело слабость, от отчаяния и злости на родителя зарычал на него Уджа.

Иаду усмехнулся.

— Тогда ты тоже умрешь. Однако до этого, мой дорогой сын, я заставлю тебя убить всех дорогих тебе людей. Всех до единого, — божество улыбалось садистски и торжествующе. — Это послужит тебе хорошим уроком, — если раньше Уджа посещал вопрос, любил ли его когда-нибудь отец, то теперь, глядя на него во плоти, мужчина понял: нет, никогда. В сердце этого божества нет любви, лишь холодный и садистский расчет.

— Приятно было повидаться, сын мой, — с наигранным дружелюбием заулыбался затем Иаду. — Однако, боюсь, теперь мне нужно идти — осталось еще несколько незаконченных дел. Например, мне стоит отыскать проклятье и снять его, пока этот глупый дракон не разнес тут все в пух и прах.

— Какое тебе дело до этого места? — пребывая в глубокой печали, спросил с нотками гнева Уджа.

— Ровно никакого. Мне просто наскучил этот унылый спектакль. Однако лучше оставить эту сцену, а не ломать ее — вдруг здесь потом и без моего вмешательства произойдет что-нибудь интересное. Будет любопытно посмотреть.

Да, Уджа припомнил… отец всегда был таким. Для него всегда все было и, похоже, остается нескончаемым театром с множеством постановок, которые он начинает и прерывает по одному лишь своему капризному желанию.

Когда Иаду ушел, Уджа подполз ближе к бездыханному телу, сел и, приподняв, обнял его. Оно все еще хранило тепло. Шея, согнутая под неестественным углом, лежала на плече Уджа, а неживой взгляд немигающе смотрел как будто сквозь него.

Если бы только можно было повернуть время вспять… повернуть вспять, и никогда, никогда им не встречаться, не знать друг друга… Если бы только Унир не попал к нему в бордель, если бы только держался в стороне от всяких долгов… Может быть… если бы Уджа отпустил его раньше… намного, намного раньше… ничего бы этого не произошло…

Как в тот момент сын Иаду желал, чтобы весь мир и вправду оказался театром. Чтобы это было концом постановки. Чтобы тотчас упал занавес, чтобы все актеры ожили, переоделись и разошлись по домам. Чтобы вся эта история не была настоящей. Чтобы она закончилась навсегда после опущения занавеса. Но нет… это не спектакль. Даже если Уджа попытается убить себя, его тело сгинет, а душа продолжит жить, перерождаться и страдать. Вновь и вновь становиться мечом Иаду, который тонет в крови безразличных ему и любимых им людей. Он будет тонуть, он будет захлебываться снова и снова, а отец будет лишь смеяться над ним. Снова и снова. Однако правда всегда останется одна…

— Прости… — всхлипнув, прошептал мертвецу Ясу. — Я не великий воин, а всего лишь трус, который не может воспротивиться воле отца.

Камень на цепочке более не жег кожу, став таким же холодным, каким и был ранее.

Вскоре звуки боя драконов стихли, и пошел ливень, потушивший все пожары.