Далеко убежать мне, правда, не удалось: на выходе из кладбища у сандалии порвался ремешок, и я распластался на земле. Хорошо, что хоть ничего серьезно не повредил, но падение волшебно выбило из меня весь прежний страх. Кладбищенский сторож, по-прежнему сидевший на пеньке, даже не поднялся: только кисло посмотрел на меня.
— Долго ты еще будешь целовать землю? — после паузы спросил он сипло. Вздохнув, я перевернулся на спину и посмотрел на небо. Оно было ясным, чистым и нежно-голубым. Весеннее солнце вовсю светило и согревало, однако куда ласковее, чем летом. Я больше не слышал ни смеха Унис, ни оскорблений других призраков кладбища.
— Тебе-то какая разница?
— Никакой, — пожал плечами старик и снова закурил трубку.
К тому моменту подоспел встревоженный Уджа.
— Унир! Унир, ты в порядке?! — принялся голосить он и тут же помог подняться с земли. — Ты так внезапно убежал! Что случилось?!
Естественно, я не идиот, чтобы рассказывать о том, как мне чудятся тут да там всякие призраки и чудища, и лишь тряхнул плечами.
— Ничего.
Однако данное прозвучало так же глупо, как признаться в своих галлюцинациях: Уджа недовольно сдвинул брови.
— Что-то не похоже на ничего. Видел бы ты себя… как будто привидение увидел!
— Глупость все это, — проворчал я. — Не бывает никаких привидений!
— А, может, и бывают, — вдруг вторгся в наш спор голос старика.
Мы удивленно воззрились на него, однако сторож только пожал плечами.
— Чего только не услышишь подчас в ночи: то завоет кто, то собака какая залает, то проберется кто-нибудь… со всеми этими звуками, шорохами и редкими разговорами кто угодно поверит, что не все так просто с этим местом, — однако говорил об этом старик так спокойно, словно о чем-то будничном и пустяковом. Хотя, впрочем, таковым-то данное для него и являлось. Старик вдруг тяжко вздохнул и проворчал: — Да только с этим пареньком я не удивлен, если мертвые и правда поднимаются из могил из-за его шумных визитов.
Сначала мне показалось, что сторож имел в виду кого-то из нас двоих, однако, изумленно посмотрев на Уджа и встретившись с таким же недоумевающим взглядом, все-таки решился спросить:
— Пареньком?..
— Ага, — поморщился старик так, словно съел что-то кислое, — заходит тут периодически один. Худощавый, с мордашкой смазливой и черными волосами по плечи. Такими… завивающимися. Зовет себя Инур. Уже порядком достал меня историями о том, какую бабу или мужика окрутил на этот раз. Как будто мне интересно…
— Инур?! — не сдержал изумления я.
Даже старик удивился моему возгласу — заинтриговано вскинул бровь и спросил:
— Ты его знаешь?
Сложно было не знать ученика отца, который фактически являлся частью нашей семьи… хотя чего уж являлся… остается. По-идее.
— Да, — хмуро признался.
— Тогда скажи ему, чтобы перестал меня доставать, — фыркнул сторож. — Он похуже паразита!
— Скажите, а давно он приходил?.. как часто приходит?
— Заходит раз в пару недель. Как раз сейчас, вроде, срок, когда должен придти снова, — старик снова состроил недовольную физиономию. — Как будто заняться больше нечем. Небось, кто-то важный ему тут похоронен.
Между нами воцарилась короткая пауза.
— Хорошо, спасибо, — не зная, как продолжить дальше беседу, сухо сказал я, хоть и желая задать еще вопросов и побольше разузнать об Инуре и его визитах, да только был более чем уверен, что дальнейшие расспросы только сильнее разозлили бы и так неприветливого старика.
Тот пожал плечами.
— Да не за что.
— Сегодня он приходил?
И действительно, старик сверил меня таким недовольным взглядом, словно еще вопрос, и он с радостью врежет мне.
— Неа. И лучше бы не приходил — не в настроении терпеть его россказни. Никто не в состоянии столько выпивать за один вечер, спать с таким количеством женщин за одну ночь и выигрывать столько денег от одного лишь похода в игорное заведение!
Да, после этих слов я полностью убедился, что сторож говорил о том самом Инуре: он-то в состоянии столько выпить за один вечер, переспать с огромным количеством женщин за одну ночь и выиграть огромную сумму в один лишь поход в игорное заведение. Никогда не понимал, как у него это получается, но таков уж этот мужчина — словно персонаж какого-то анекдотического рассказа, который может невозможные вещи и влипает во всякие вульгарные истории. По правде говоря, после смерти Унис он-то и был моим главным источником доходов, то и дело принося в дом мешок денег, которые обыкновенно выигрывал в какой-нибудь азартной игре или получал от очередного любовника или любовницы, примеряя при помощи заклинания кисти временное красивое личико и очаровывая (подчас при помощи чар) очередного ротозея или ротозейку. Так бы продолжалось еще долго, и я бы, скорее всего, не влез в долги и не угодил бы в бордель, не поссорься мы с ним, и не выстави я сводного родича за дверь. Причина была проста — он надоел водить в дом всех своих ухажеров и своим кутежом мешать мне работать. Мало того, что они за моей спиной могли сексом заняться, так еще и любовники и любовницы частенько лезли под руку, желая посмотреть, что я там творю на этот раз. Некоторые даже умудрялись красть инструментарий, рисунки и зарисовки! Хотя стоило признать… порой я скучал по этому очень везучему кутиле.
Невольно улыбнувшись при воспоминании о сводном родиче, я еще раз поблагодарил старика и попрощался с ним. Затем глянул на неуверенного Уджа и сказал:
— Пойдемте выпьем чаю. Я знаю тут неподалеку небольшой чайный домик.
Тот глянул на меня с сомнением и нахмурился.
— А что насчет могилы твоей матери?
Я пожал плечами, надеясь таким жестом свести этот разговор на нет, но хозяин борделя продолжал глядеть на меня с неприятной задумчивостью. Помедлив, он отошел, поднял валявшуюся на земле сандалию и вернулся ко мне, осматривая ее.
— Проклятье… я не смогу ее сейчас починить, — недовольно цокнув языком, проворчал господин. — Придется тебе надеть мои.
Я отмахнулся.
— Что вы… так пойду, без них.
Уджа недовольно нахмурился.
— И речи идти не может. Я тебе не позволю.
Я раздраженно вздохнул.
— Какая разница? — однако Уджа смотрел на меня так хмуро и обеспокоено, словно заботливый супруг или очень сердечный друг, что пришлось сдаться и надеть его сандалии. Они, конечно, были мне великоваты, но раз это немного успокоило господина, пришлось терпеть.
Старикан, все это время уныло смотревший на нас, фыркнул, поднялся с пня и зашагал в сторону кладбища. Похоже, наше общество его утомило.
— В чайную, значит? — проводив взглядом сторожа, спросил у меня неуверенно Уджа. Похоже, мужчину совсем не радовало то, как легло я решил соскочить с посещения могилы матери… либо же хозяина борделя обеспокоила моя недавняя вспышка страха. Честно говоря, меня тоже пугала вся эта жуть с призраками и галлюцинациями… вот только не мог я никому об этом рассказать: в лучшем случае покрутили бы у виска, в худшем — отправили бы в дурдом. Спасибо, мне уже борделя достаточно.
— Да.
Уджа хотел что-то сказать, но в последний момент передумал, покачал головой и натянуто улыбнулся.
— Веди.
По пути к чайному домику, располагающемуся неподалеку от храма Иаду, мои мысли вновь невольно обратились к сводному родичу. Инур — выходец из купеческой семьи Аму, которая почти вся погибла во время таинственного пожара, случившегося в их резиденции. Будущему ученику отца тогда было около тринадцати-четырнадцати лет (на шесть лет старше меня), и выжил только он один, старший сын, который, как выяснилось, являлся заклинателем кисти, но скрывался родителями от мира ввиду врожденных пятен на лице, очень похожих на сильные ожоги — одно крупное на правой стороне, охватывающее область вокруг глаза, ухо и немного щеку, и один поменьше — на левой щеке. Не самое страшное зрелище в моей жизни (гравюры бати с монстрами бывали пострашнее), но не очень приятное, и я прекрасно понимаю, почему в меру знатная супружеская пара решила скрывать чадо. Мало ли, что могли подумать люди, увидев такое… либо то, что ребенку кто-то специально нанес ожоги, либо то, что оно с рождения… проклятое. Или что-то такое. Не удивлюсь, если сами родители Инура полагали нечто подобное — люди у нас могут быть очень суеверными.
После смерти родителей и младшего брата тот остался сиротой, и мой отец, прознав об этом и его даре заклинателя, решил вдруг взять мальчишку в ученики, хотя до этого имел в ученичестве лишь парочку личностей, будучи очень требовательным, строгим и не всегда справедливым наставником, к которому мало кто хотел идти.
В наш маленький домишко мальчишка явился под своим старым именем, Иясу, но батя заявил, что отныне тот будет носить имя Инур и должен позабыть о своей прежней жизни, ибо теперь является членом нашей семьи. Унис такой поворот событий удивил, но слабо — матушка вообще редко когда была склона выказывать сильные эмоции. Лишь со временем я понял, что имя Инур было образовано путем небольших перестановок в моем — Унир. Интересно, что бы это значило?.. что отец принял его в семью как своего сына? Или данное было своего рода издевательством? Ленью?.. чем?.. Унис до самой смерти не воспринимала Инура как своего сына — лишь как ученика мужа да хорошего друга, она даже запретила ему попрощаться вместе с нами с батей, когда тот решил свалить по какому-то своему очередному дурацкому желанию. Не то чтобы я помнил причину его ухода от нас (да и не особо-то и желал узнать), но какая же он все-таки… свинья… Инур тоже не подарок, но ему еще очень далеко до отца. Эх, может, все-таки стоило переступить через свою гордость и обратиться к нему в минуту нужды — он-то о моих долгах слыхом не слыхивал, да и, небось, не знает, что я в бордель угодил.
Кто бы мог подумать, что, придя в небольшой чайник домик близ реки, протекающей рядом с городской стеной, мы натолкнемся там на моего сводного родича.
Инур.
Мне хорошо известно чувство забитости и озлобленности, свойственное животным, которых держат в заключении да еще и ненавидят при этом. Моя семья была такой. Важный на людях отец всегда смотрел на меня с отвращением, обыкновенно вежливая и улыбчивая на публике матушка одаривала сочувствующими взглядами, а младший брат считал себя выше и постоянно унижал. И все из-за этих дурацких пятен на лице, заклеймивших меня в их глазах проклятым… или вовсе демоном. Однако, вспоминая сейчас все это, на ум приходит мысль… может, я действительно демон? Демон, способный творить заклинания кисти. Демон, который сжег свой собственный дом. В тот момент у меня не было намерения убивать свою семью — я просто разозлился так сильно, что невольно, повинуясь какому-то заложенному с рождения позыву, схватил бумагу и кисть и написал на ней заклинание, которого не должен был знать на тот момент, но которое всплыло в голове само собой. Заклинание призыва огненного дракона. Сложное и обычно неосуществимое даже самыми опытными мастерами, однако я смог нарисовать его без всяких проблем — мальчишка, которого никто никогда не обучал этому мастерству. Который на тот момент даже и не знал, кем является.
Могучий мужчина с огненно-рыжими волосами, похожими на непослушную львиную гриву, явился на мой зов. Рисунок засветился, и дракон на нем исчез, а вместо него передо мной возник этот незнакомец, на тот момент показавшийся великаном.
— Я желаю знать, — сказал он строго, стоя нагишом посреди моей небольшой комнатки, которая раньше отводилась одной из служанок дома, и взирая на меня сверху-вниз мрачным взглядом, — ты ли призвал меня?
И я в изумлении, сам того почти не помня, ответил ему:
— Да.
Помню, что мужчина усмехнулся — так, что губы его почти не дрогнули. Только затем на несильно загорелом лице появилась слабая улыбка.
— Хорошо, — сказал он с насмешкой, — в таком случае, я, огненный дракон Рюу, вверяю силу и всего себя в твои руки, юный хозяин.
Таким образом, я нежданно-негаданно получил к себе в услужение легендарное создание, всего лишь забыл по незнанию нанести пару финальных мазков в рисунок, таким образом не призвав мифическую тварь единожды, а заключив с ней долгосрочный контракт. Он будет действовать вплоть до того, пока на оставшиеся в левой стороне рисунка иероглифы сутры не будут нанесены последние черты: если же данного не случится, а я умру, то Рюу перейдет во владение любому, кто найдет рисунок. Эту бумагу невозможно ни порвать, ни сжечь, а если потеряешь, она всегда вернется к тебе и никогда не обветшает.
Первым моим приказом Рюу было сжечь этот проклятый дом. Прозвучал он сгоряча, без каких-либо уточнений, и таким образом я обрек всю свою семью и прислугу на страшную гибель в огромном пожаре, охватившем резиденцию. Жаль ли мне?.. нет. Я никогда не считал себя хорошим человеком — этот мир просто не дал мне шанса им быть, с самого начала окатив волной нелюбви и презрения со стороны людей, которые должны были любить, несмотря ни на что.
Однако затем ко мне вдруг проявил доброту и заботу тот, на кого меньше всего могло подуматься — после пожара я остался сиротой, и Рюу, разузнав о том, что в столице проживает почетный мастер кисти, настоял, чтобы я пошел к нему в ученики. Многим лучше, чем разбойничать или побираться на улицах… а для того, чтобы идти учиться военному мастерству, я был слишком слабым и болезненным. Да и Рюу неоднократно отмечал, что раз мне удалось призвать его в столь юные годы, моя сила как заклинателя кисти должна быть огромной.
Мастера, к которому обратился воплощенный в человеческом обличье дракон, звали Ниур, и он, несмотря на стабильное денежное состояние, проживал с семьей в небольшом домишке, заваленном свитками, бумагой да прочим инструментарием, необходимым для рисования. Когда впервые пришел туда, мне показалось, что я попал в странную издательскую контору или типографию.
Нам открыла невысокая, но очень красивая и стройная женщина с аккуратным пучком на голове и в темно-красном халате с множеством рисунков на нем в виде золотых перьев. Это была Унис. Она задумчиво оглядела нас и без тени интереса спросила:
— Вы к кому?
— К мастеру Ниуру, — ответил Рюу, держа меня за руку, словно маленького ребенка. Однако стоило признать, что отпускать его не хотелось — была весна, до летнего тепла было еще далеко, а рука дракона приятно согревала.
Женщина непонимающе вскинула бровь, но пропустила нас без всяких расспросов. Дом их состоял из одной лишь комнатки, в которой мужчина лет, может, тридцати с растрепанными и собранными в неаккуратный маленький хвост черными волосами сидел возле расстеленного на полу большого полотна, на котором изображался дракон. Чей-то заказ. Однако, когда мы подошли к нему, я с удивлением узнал в этом существе Рюу… в его драконьей форме. Рядом с мастером сидел со скучающим видом мальчик лет шести-семи, внешне очень походивший на мать — настолько, что сначала принял его за девочку с мальчишечьей стрижкой. Унир. Даже тогда у него уже была кислая физиономия — та самая, которую до сих пор любит примерять, отстраняясь в мыслях от происходящего. Однако вид здоровенного Рюу под два метра ростом заставил мальчишку отвлечься от угрюмых мыслей и с удивлением посмотреть на гостя. Мое жуткое лицо тоже сыграло роль и привлекло внимание мальчика. Однако, что интересно, никого в доме оно не напугало — наоборот большая часть домочадцев (не считая любопытного, но молчаливого Унира) отнеслась к нему безразлично, словно… данное было совершенно нормальным явлением. Такая реакция ввела меня в сильное недоумение, ибо до этого люди обыкновенно либо приходили в ужас при виде пятен на моем лице, либо испытывали отвращение.
— Нам нужно поговорить, — легко, просто и не совсем вежливо обратился к мастеру Рюу, лишь мельком взглянув на его картину.
— О чем? — мужчина с неохотой и полуопущенными веками посмотрел на него.
Рюу склонился к нему и прошептал что-то, чего я не смог разобрать, однако от этих неизвестных слов лицо мастера кисти переменилось: глаза распахнулись, а на лице отразилась смесь изумления и любопытства. Затем, нахмурившись, мужчина попросил женщину сходить с мальчиком куда-нибудь прогуляться.
— Мне нужно поговорить о важных вещах с этим господином.
Унис задумчиво посмотрела на него, кивнула, затем подошла к мальчишке и сказала:
— Пошли, Унир.
Тот хотел заупрямиться, но передумал и с неохотой поднялся с пола. Взяв женщину за руку, он вышел с ней из дома. На прощанье мальчишка полуобернулся уже у входной двери и задумчиво посмотрел на меня. Тогда мне и в голову не могло придти, что очень скоро этот любопытный станет мне как брат.
Вопреки моим сомнениям и проявившемуся неудовольствию, Рюу рассказал Ниуру все, как было на самом деле: и о моем насильном затворничестве, и о призыве дракона, и о контракте (однако мужчина специально не стал пускаться в его подробности), и о пожаре, и о гибели моей семьи. Естественно, данное совсем не пришлось мне по душе, ибо боялся, что мастер кисти сдаст нас охранителям закона, да только ожидания, к счастью, не оправдались: художник слушал с интересом и ни разу не перебил рассказчика. Когда же Рюу закончил объяснять ситуацию, мужчина задумчиво вздохнул и сказал:
— Поверю тебе, если докажешь, что являешься драконом.
На что мой слуга усмехнулся и заявил:
— Да будет так, — затем поднялся, бесстыдно снял одежду прямо у нас на глазах… и обратился драконом: не в натуральную величину, как пояснил мне потом Рюу, ибо сломал бы жилище, однако даже его уменьшенной формы хватило, чтобы убедить мастера в истинности рассказанного. С длинным, как толстая нить, телом, с головой верблюда, рогами оленя, рыбьей красной чешуей, лапами подобными тем, что имеют тигры, однако с когтями более острыми — как у орла или сокола. При одном его появлении в таком обличье в давно остывшей жаровне загорелся слабый огонь. Мастер кисти смотрел на Рюу завороженно и во все глаза — так, словно никогда ранее не видел такого дива. Впрочем, данное было истинным, ибо никто давно не видывал этих созданий, ставших частью древних легенд.
Когда Рюу вскоре вернул себе человеческое обличье, Ниур без каких-либо споров и возмущений согласился взять меня в ученики. Любопытно, что мужчина не принялся восхищаться и расспрашивать дракона о всевозможных секретах и его происхождении. Отец Унира вообще такой человек — немногословный да себе на уме. Подчас может казаться, что ее вовсе ничего в жизни не впечатляет, однако думать о мужчине данное — глупо, потому что в корне неверно. Унир унаследовал от него такую черту: с виду, вроде, не заинтересован, но в голове может роиться такое, чему любой сверхчувствительный человек позавидует.
Официально Ниур меня не усыновлял, однако данное касается лишь вопросов наследования, а я никогда не претендовал на долю имущества, будучи и без того благодарным семье за то, что они приютили меня, кормили, поили, одевали да обучили мастерству кисти. И все это делалось так легко и бескорыстно, словно было естественно. Никто за все время ни разу не напомнил мне, что не принадлежу этому роду — да, ни Унис, ни Ниур никогда не относилась ко мне, как к родному сыну, однако и не говорили об этом, за что я был им благодарен. Даже маленький Унир относился к данному по-взрослому спокойно и с пониманием.
Рюу же отказался от предложенного места в доме, то и дело пропадая на месяц-другой, скитаясь в неизвестных мне местах. Он по-прежнему оставался моим слугой, однако возжелал попутешествовать и посмотреть мир, сильно изменившийся с его последнего далекого призыва.
— Что бы ни случилось, лишь позови меня, и я тотчас услышу тебя, обернусь драконом и прилечу в мгновение ока, — напоминал мне Рюу каждый раз в конце своего очередного визита в дом Ниура после очередного долгого путешествия, которые мужчина любил совершать пешком.
Свое прошлое имя, Иясу, я вынужден был бросить (однако сделал это без чувства сожаления), чтобы стать Инуром, кем по сей день и являюсь. Много лет назад, когда Униру было десять лет, а мне — шестнадцать, Ниур ушел в далекое странствие, сказав лишь, что намерен отыскать легендарные Врата в мир богов, располагающиеся, согласно легендам, где-то на краю человеческих земель. Учитель всегда увлекался легендами и множество всяких поведал нам с Униром, однако сам полностью поверил в них лишь тогда, когда познакомился с Рюу. После этого он все больше и больше начал грезить о том, чтобы отыскать божеств и прочих легендарных существ. Однако сколько бы ни начинал поднимать этот вопрос в беседах с Рюу, тот всегда отказывался помогать мужчине и твердил, что человеку лучше оставаться в том мире, к которому он принадлежит, а иначе легко потеряться в межмирье и не найти дорогу обратно. Вот только упрямство дракона лишь сильнее раззадоривало любопытство мастера кисти: Ниур от этих слов с большим усердием принимался за поиски предположительного местоположения Врат, основываясь на многочисленных легендах, почерпнутых из рассказов ученых мужей и библиотечных свитков, а также мемуарах тех, кому якобы удалось хоть немного соприкоснуться с божественным. Если первые пару лет Ниур еще как-то обучал меня с Униром, да и заказов принимал много от господ и победнее, и побогаче, то затем жажда познания овладела им настолько, что постепенно мастер забросил все свои прошлые дела, проводя дни и ночи за свитками в поисках давно мучивших ответов. Исполнение заказов со временем полностью легло на плечи Унис. Мы же с Униром принялись совершенствовать мастерство кисти, работая сообща и придумывая новые техники и заклинания, а также улучшая уже то, что знали. Время от времени нам помогала Унис, обучая тому, что ей известно, и давая тот или иной полезный совет. Она, в отличие от Ниура, никогда не давила на нас и не заставляла до ночи засиживаться с тренировками, однако была куда более безразличной насчет нашего обучения, чем ее муж — подчас мне вообще начинало казаться, что женщине было наплевать на всех кроме своей работы. Такое впечатление производила она молчаливостью и малоэмоциональностью. Однако, вспоминая о тех днях сейчас, я не соглашусь с прежним собой: Унис делала куда больше, чем могло показаться — она следила за домом, время от времени готовила пищу (хотя нередки бывали случаи, когда мы ели в забегаловках или то, что дарили щедрые заказчики), вела беседы с клиентами, общалась с печатниками и издателями… а Ниур тем временем либо рисовал, либо зарывался носом в свитки, либо уходил куда-нибудь перекусить. Он не курил и не злоупотреблял выпивкой, хотя, судя по картинам, в женщинах толк знал… однако я ни разу не видел, чтобы мастер посещал подобного рода заведения.
Шли годы, и, спустя несколько лет моего пребывания в доме, Ниур заявил, что уходит на поиски Врат, примерное местонахождение которых смог, наконец, вычислить. Унис, никогда обыкновенно не ругавшаяся с ним, и на этот раз не начала возмущаться: хуже того, она вообще ничего не сказала, от нее не послышалось даже прежних редких подколов в духе «Снова в своих свитках вычитал всякую чушь?» Я никогда не понимал, что творилось у той женщины в голове… и, похоже, больше уже не узнаю. Интересно, ее отец, великий заклинатель кисти Ниир, тоже был таким же странным? Рюу тогда в городе не было, да только сомневаюсь, что он бы в противном случае смог бы отговорить Ниура — если мастеру что-то взбрело в голову, тот всегда шел напролом, и ничто не могло его переубедить.
В тот день Унис сказала, что они с Униром остались теперь вдвоем, и меня это, сказать по правде, ранило, однако я все равно продолжал любить их обоих так, как некогда желал любить свою погибшую семью, отвергшую меня. Ничто не сможет стереть из моей памяти те счастливые дни, которые мы проводили вместе. Как Унис наносила на мои пятна травяную мазь, говоря из раза в раз, что она поможет. Как Ниур заставлял меня смотреть на свое лицо в зеркало, утверждая, что я должен принять себя таким, какой есть, а иначе творить заклинания особо не выйдет, ибо истинная сила заклинателей кисти заключается в вере в себя. Как Унир рассказывал мне, когда родителей не было дома, о монстрах, которых в ночи рождала его богатая фантазия и странные гравюры учителя с чудовищами.
Унис долго болела и умерла одной зимней ночью. Мы с Униром помогали ей с заказами и лечением как могли, но ничто неспособно было вылечить женщину — все врачи лишь качали головами да разводили руками, предлагая малоэффективные лекарства, чтобы хоть немного облегчить страдания. Более того, от Ниура уже много лет не было ни весточки, что только ухудшало ситуацию и общее настроение. Меня в ту ночь не было дома, и Унир, спавший рядом с матерью на расстеленном матрасе, нашел ее в таком состоянии уже ранним утром — женщина лежала на боку и смотрела на него неживым взглядом. Увиденное настолько потрясло юношу, что якобы призрак матери начал время от времени являться к нему по ночам. Я пытался образумить и успокоить сводного родича, говоря, что все это не более чем чувство вины да грусть потери, но не похоже, чтобы он слушал меня.
Похоронив Унис, Унир принялся дольше сидеть за рисованием, оттачивая технику, однако по эмоциональной части его работы так далеко и не продвинулись, оставаясь… по большей части безжизненными. Красивыми, но неживыми. Как мастерски сделанная кукла — одни найдут ее очаровательной, а другие наоборот зловещей. Одни заказчики были очень довольны результатами его работы, другие же приходили в ярость, и последнее вводило Унира в отчаяние, хотя он всеми силами старался не выказывать этого. Я же перестал рисовать гравюры, принявшись использовать силу кисти только для сокрытия пятен на лице и для того, чтобы очаровывать особо упертых мужчин и женщин. Кутить, играть в азартные игры да получать деньги от любовников и любовниц у меня получается куда лучше, чем рисовать, хотя Унир и утверждает обратное… однако, по сравнению со мной, он гений, который с годами, думаю, сможет сравниться или даже превзойти мастерство своего отца. А я же… ха… все, что нормально могу — только лицо себе рисовать, подстраховывать лестные речи в адрес очередной красавицы да всякие огненные заклинания творить. Неудивительно, что в один прекрасный момент Унир, сытый всем этим по горло, взял и выставил меня за дверь. Я его не виню… даже не обижен. Ну, разве что самую чуточку. Настолько чуточку, что спустя пару месяцев так ни разу и не свиделся с ним и не разузнал, как идут дела у сводного родича… Эх, ладно, все-таки я серьезно на него обижен. Нехорошо вот так просто выставлять своего старшего брата без гроша в кармане… пускай я ему, правда, не особо-то и старший брат. Повезло, что в то время Рюу вернулся в город: я даже, ночевавший то в одной гостинице, то в другой, не успел полностью растранжирить деньги, полученные от одного богатого любовника, однако со мной особо не задержавшегося — моя любовь к ним эфемерна, и не имею привычки оставаться надолго в их постелях. Вдвойне повезло еще с тем, что слуга принес с собой целый мешок с серебряными монетами! На них мы смогли купить достойный дом: конечно, не хоромы аристократов, но побольше чем то, где я жил с Униром. Рюу, узнав о смерти Унис и нашей ссоре, изъявил желание помирить меня со сводным родичем, но отказался… из вредности, наверное. Да и вообще! Почему это я должен идти к нему мириться?! Он меня выставил за дверь! Не сделал я ничего настолько плохого, чтобы оказаться в таком положении! Рюу на мои аргументы вздохнул и назвал меня и Унира детьми малыми. Я вовсе на слугу за такое не обиделся!.. совсем нет! Ни капельки!
После своего последнего возвращения Рюу решил остаться со мной, сказав, что в городе назревает нечто странное и заинтересовавшее его. Вот только оно-то все зреет да зреет, да слуга ничего мне толком не объясняет, и в столице как была тишь да гладь, так она и осталась. Не считая, конечно, преступников, снующих в ночи, и карманников с шарлатанами при свете дня, но это — обычное дело.
Сегодня — в этот безоблачный весенний день — мы решили посетить могилу Унис: я-то хожу к ней раз в две недели (даже кладбищенский сторож меня уже знает — хороший старикан, да только угрюмый слишком), но Рюу за все время не был там ни разу, сначала странствуя, а потом захваченный вихрем бытовых дел в виде покупки дома и наведения там уюта. Однако до того, как пойти на кладбище, мы остановились выпить чаю в небольшом чайном домике близ реки. Скромное заведение с миниатюрной кухонкой, парой шкафов с закусками да семью крупными столами, за которыми кроме нас в такой ранний час никого не было. Однако я все равно решил наложить на лицо чары, дабы не привлекать лишнего внимания.
Рюу сидел и прихлебывал свой чай, а я задумчиво глядел на него — красивого, мускулистого, так и не постаревшего за все эти годы… вот только была одна вещь, раздражавшая меня…
— Сбрей усы, они тебе не идут. Гадкие и тоненькие, как два угря.
Рюу глянул на меня и усмехнулся.
— Когда я дракон, у меня тоже есть усы.
— Те усы милые, а эти — нет, — демонстративно надул я губы, словно дитя малое, однако, как показал опыт, этот капризный жест отлично работает.
Рюу обреченно вздохнул.
— Подумаю над этим…
Я усмехнулся и пригубил чашку-пиалу с чаем. Бабка, хозяйка заведения, ютилась на кухонке и не обращала на наши разговоры никакого внимания. Более никого помимо нее в заведении из работников не было, хотя ранее время от времени видывал какую-то девушку (может, ее дочка?), которая помогает старушке в часы, когда клиентов много. Мы с Рюу молчали: он о чем-то думал, а я любовался им. До недавнего времени наши отношения были исключительно дружескими, однако, когда мы купили общий дом, меня отчего-то так и стало тянуть к нему. Забавно, но обыкновенно недоступный, как величавая крепость, дракон ответил на мои чувства взаимностью. Для меня наши нынешние отношения — не просто игра, как со всеми прошлыми любовниками и любовницами, а нечто куда большее… хотя признаюсь, в постели он для меня крупноват — потом утром все болит.
— Ты выглядишь мрачным. Что-то случилось?.. или это из-за того, куда мы идем?
Рюу покачал головой.
— Нет, дело не в этом. Люди умирают — это естественно… меня беспокоит кое-что другое…
— Что же?
Мужчина помедлил, словно что-то обдумывая.
— Это насчет недавнего пожара в заведении господина Уджа. Слышал о нем?
— Совсем немного. Кажется… кухня там загорелась, да?
— Да. Мне удалось потолковать с пожарником, бывшим там, и он рассказал, что тамошний огонь странный был. Не гасился.
— Не гасился? — удивился я. — Но ведь огонь в конечном счете смогли погасить.
— Судя по словам того мужчины, это сделал заклинатель кисти. Он призвал водного дракона, и тот смог погасить его.
— Водного?! — воскликнул, не веря своим ушам. Рюу нахмурился и жестом сказал мне говорить тише. Ойкнув, я извинился. — Но разве такое возможно? Я думал, в мире более не существует тех, кто может сделать такое.
— Ты смог, — помедлив, весомо заметил Рюу.
— Да… — смущенно почесал голову, — и до сих пор не понимаю, как мне это удалось.
— Но призыв дракона — не единственное, что меня беспокоит. Более того, заклинание в его случае было исполнено до конца и верно, и после того, как потушил огонь, он исчез. Следовательно, контракт с ним заключен не был.
— Тогда?..
— Кто совершил поджог?.. потому что негасимый огонь — это по моей части, но в тот вечер меня и близко там не было, — я задумчиво нахмурился, и при виде такого выражения лица Рюу немного занервничал. — Что? Клянусь, меня там не было!
— Я тебе верю, — ободряюще улыбнулся ему, но затем снова посерьезнел. — И кто тогда тот заклинатель, который потушил огонь?
Рюу помедлил.
— Судя по описаниям пожарника, похож на Унира.
— Унир?! — вновь изумился я. — Но что он там делал? Унир же не ходок по таким заведениям.
— Без понятия… Слушай, может, сейчас наилучшее время, чтобы помириться с ним?
— Это всего лишь слухи, Рюу, — нахмурившись, принялся упираться я. — Кто знает, что там произошло на самом деле! Может, это и не Унир вовсе, — нет, серьезно, что этому домоседу там было делать?.. Пожарник, небось, обознался или неправильно описал Рюу внешность. Да и пожар этот мог быть вполне себе гасимым, но просто трудным, а обстановка нервной, поэтому им всем и показалось, что это пламя было подобно тому, что упоминается в легенде о Ясу, Абуле и Великом пожаре, учиненном моим слугой и продолжавшемся три дня и три ночи. — Негасимый огонь, ха… напоминает Великий пожар… — не сдержавшись, сказал я, и Рюу тут же помрачнел и отвел взгляд. Пришлось тут же извиниться: дракон никогда не гордился тем, что совершил — тогда его волю подчинил себе Абул, заключив с ним контракт, и приказал при помощи заклинания совершить это, несмотря на полное нежелание существа слушаться. Однако мое извинение особо не улучшило настроение Рюу и пришлось прибегнуть к более крайней мере — подняться, податься к нему, притянуть к себе, чтобы он немного наклонился, и поцеловать в губы. Трюк подействовал — дракон успокоился, закрыл глаза и принялся отвечать.
И вот, в такой романтический момент произошло то, чего я ожидал меньше всего…
— Инур?.. — раздался поблизости удивленный и давно знакомый мне голос.
Нехотя прервав поцелуй и обернувшись, я заметил стоявших неподалеку Унира и рыжеволосого высокого мужчину, показавшегося мне знакомым.
— Унир?!
— О, Унир! Давно не виделись! — дружелюбно улыбнулся ему Рюу. Предатель! Мы еще даже не помирились с ним! Нечего разбрасываться любезностями!
— Рюу, ты уже вернулся в город? — обыкновенно задумчивое выражение на лице Унира сменилось искренним удивлением.
Пока сводный родич и слуга обменивались фразочками, я взглянул на стоявшего рядом рыжеволосого незнакомца… точнее, сначала он показался мне незнакомым — приглядевшись, я тут же припомнил, где мы виделись. Да это же господин Уджа! Не то чтобы мы были возлюбленными, но я пару-тройку раз бывал с ним в одной постели!.. ух, как неловко-то. Вот только… а что с ним делает Унир?
Унир.
Самое лучшее слово, которым можно описать Инура, будет авантюрист. Не уверен, когда конкретно тот перестал проявлять особый интерес к рисованию и принялся проводить аферы, общаясь с разного рода людьми — бедными и богатыми, законопослушными и теми, кто то и дело проворачивает нехорошие сделки, продавая иностранцам и местным различный товар подешевле, наплевав на торговые законы и не покупая необходимые лицензии. Подчас даже задаюсь вопросом, как Инура еще не пырнули в живот кинжалом, но, похоже, это такая же загадка, как и его удивительная способность выигрывать в азартных играх и пить за троих. Однако, несмотря на все его выкрутасы, я могу с уверенностью сказать, что парень он надежный. Точнее, рассчитывать на него могут только люди, которые ему далеко небезразличны, и мне посчастливилось попасть в этот короткий список. Теперь, вспоминая о том, как он все эти годы поддерживал меня, а затем носил мешочки с деньгами и шнурки с нанизанными на них медными монетами с крупными дырками посередине, начинаю жалеть, что поругался с ним, обозвал пройдохой и выставил за дверь без гроша… ну, совсем немного, если честно.
Однако Рюу я вовсе не ожидал увидеть: мужчина большую часть времени проводит в странствиях по нашей стране и соседним королевствам. Последний раз мы виделись еще до смерти матушки, осенью, когда здоровяк ввалился к нам с двумя корзинками вкусной и крупной репы, которую неизвестно где достал. Рюу утверждал, что нигде не украл их, а получил в качестве подарка за помощь. Унис было, как обычно, все равно — матушка неукоснительно следовала жизненному кредо «Только дурак говорит „нет“ бесплатной еде», Инур же всецело доверял мужчине. Лишь я один сомневался и задавал вопросы, вводя Рюу в большее недоумение своим скептицизмом. В конечном счете мама вздохнула и велела мне захлопнуться:
— Если бы твоя набедренная повязка была живой, ты бы подозревал ее в том, что она давным-давно съела часть твоего мужского достоинства.
— Эй! — зарделся я под заливистый смех Инура, чуть не уронившего кастрюлю с холодной водой, которую надо было вскипятить на жаровне.
— А ты чего смеешься? Будешь спать с таким количеством женщин и мужчин, и у тебя отвалится. Будешь похуже Унира с его маленьким достоинством! — проворчала женщина, стоявшая с распущенными волосами у стола и резавшая овощи, и шлепнула проходившего мимо сводного родича по заднице, словно расшалившееся дитя. Инур ойкнул и поспешил тут же водрузить кастрюлю на разожженную жаровню.
— И вовсе ничего не отвалится!
— Отвалится, отвалится! — в тот день матушка, несмотря на уже проявлявшуюся болезнь и слабость, была в хорошем настроении. — Сгниет от болячки какой-нибудь да отвалится.
Инур, воспользовавшись моментом, когда матушка отвернется, показал ей язык. Однако женщина повернулась обратно так быстро, что тот не успел перестать корчить физиономию, и Унис со смешком приказала ему самому резать овощи. Насупившись, Инур принялся исполнять приказание. Пришлось извиниться перед Рюу за поведение домочадцев: в последние годы гадкие шуточки сводного брата начали сильно влиять на Унис, и матушка сама принялась время от времени отшучиваться таким неподобающим образом. Когда же я указывал на это, парочка лишь пожимала плечами и говорила, что я слишком строг и зануден. Друг Инура с улыбкой покачал головой и ответил:
— Все в порядке. Я рад, что вы все в добром здравии и настроении.
Я лишь закатил глаза и раздраженно вздохнул. Никто из нас тогда еще не знал, что зимой Унис не станет.
Усевшись за столик в чайном домике, мы принялись беседовать обо всем подряд… точнее преимущественно говорили я и Рюу о странствиях последнего. На этот раз здоровяк побывал в соседнем королевстве Мандарии, где полным ходом шла гражданская война. И почему Рюу вечно выбирает для визита опасные места?..
— Разруха жуткая, — мрачно заметил он, время от времени прихлебывая чай. — В отдаленных районах нищета и запустение. Часть деревень сожгли повстанцы, а другую — армия короля. Беженцы бегут кто куда — одни спешат в столицу, где их не ждет ничего кроме наглухо закрытых ворот да наступающего бича двух армий, злых и беспощадных, как бешеные псы; другие же стремятся в соседние королевства. Кому везет — тот умудряется тихо и незаметно засесть в какой-нибудь глуши, другие же… — он грустно помедлил, — в общем, в лучшем случае их вышлют обратно…
— У нас и без соседних голодранцев проблемы имеются, — скрестив руки на груди, вдруг вмешался в разговор Уджа, до этого сохранявший молчание. Прошло уже почти пять лет после окончания войны, а экономика так до сих пор и не оправится. Некоторые провинции как лежали в руинах, так и лежат — мало кто желает туда возвращаться. Еще и, учитывая неспокойную обстановку наших соседей, люди не особо-то и хотят жить рядом с границами. Мало ли, что случится после того, что произошло пять лет назад…
И правда, почти пять лет назад одно из соседних королевств, Тин, напало на нас без предупреждения — их армии просто перешли границу и ударили по первым поселениям, попавшимся им на пути. Не щадили никого — ни женщин, ни детей. Однако сказанное Уджа всколыхнуло кое-что в Рюу — то, чего я боялся больше всего…
— Ты ведь господин Уджа? — нахмурившись, глянул тот на хозяина борделя.
— Да.
Помедлив, мужчина сказал честно:
— Мне кажется, ты будешь в порядке в любом случае. До поры, пока страна не развалится.
Уджа недовольно нахмурился.
— На что это ты намекаешь? — спросил он с явной агрессией.
Я посмотрел на Инура, а тот на меня. В наших глазах читались напряжение и осознание того, что грядет. Рюу всегда был слишком прямолинеен, и это не делало ему чести в разговорах, где затрагивались деликатные темы, и необходимо было тщательно подбирать слова. Плюс дракону не очень приятны власть имущие и богатые — бывало, попадались исключения, но раз мужчина сказал такое, то Уджа, скорее всего, в их число не входит.
— Я не намекаю, а говорю прямо, — пожал плечами Рюу, словно не сказал ничего такого. — Таким, как ты, Уджа, война что-то сделает только в особо крайних случаях. Да и всегда можешь уехать на Запад или совсем на далекий Восток со своими денежками. Уверен, такому богачу, как ты, не составит труда завести там все необходимые знакомства. Если они у тебя уже не… — и тут произошло такое, чего совсем не ожидал: ноздри хозяина борделя раздулись от гнева; он поднялся, взяв свою чашку-пиалу с чаем, и выплеснул жидкость прямо в лицо Рюу. Здоровяк опешил, удивленно моргнул и коснулся чайного потека на своем лице. Мы с Инуром только успели обменяться обеспокоенными взглядами, как его дружок задорно усмехнулся и с рыком набросился на Уджа, опрокинув стол, за которым мы сидели. К счастью, я и сводный родич умудрились отскочить в сторону до того, как предмет мебели повалился на пол, а Рюу, пригвоздив хозяина к земле, принялся бить его. Уджа в долгу не остался и начал, то и дело закрываясь от ударов, бить в ответ. Старушка-хозяйка вскрикнула от изумления и уронила на земляной пол чайник. Мы с Инуром быстро кинулись разнимать дерущихся, однако сделать это было не так просто, учитывая габариты и силу обоих соперников. В конце концов Рюу, вздрогнув, внезапно отстранился от Уджа и осел на пол, болезненно поморщившись и коснувшись бока. Приглядевшись, я с ужасом заметил, что оттуда торчала рукоять кинжала, а по халату расплывалось пятно крови. Конечно, фактически мы находились за городскими стенами, и здесь ношение и использование оружия позволялись, но… я понятия не имел, что Уджа носил такое с собой!.. что он вообще применит!.. и не на кого-то незнакомого, а на Рюу!
— Инур! — в ужасе воскликнул я.
Сводный родич, стоявший за Рюу, непонимающе и настороженно посмотрел на меня. Он пока даже и не понял, что произошло. Рюу сдавленно усмехнулся.
— Сученыш… — напрягшись и сильнее поморщившись, он вытащил из себя кинжал и бросил его на землю.
Инур, наконец, понявший, что произошло, сильнее занервничал.
— Унир, уведи его отсюда! — сказал он мне; без злости, но взволнованно. Сначала я подумал, что тот говорил об Уджа и хотел уж помочь господину, сидевшему на земляном полу, встать, но хозяин борделя ударил ладонью по моей руке и посмотрел на меня так недовольно, словно я провинился в чем-то необычайно серьезном. — Да не его, Рюу!
Я, в тот момент толком не понимая, что творю, помог здоровяку подняться, а Инур тем временем бросился успокаивать не на шутку перепугавшуюся хозяйку чайной, утверждая, что все в порядке, и не нужно звать стражей закона.
— Уведи подальше от этого нервного, — поморщился Рюу, держась за бок. Ткань халата в том месте алела, — а то продырявит куда-нибудь еще.
Я мельком взглянул на господина Уджа: он на тот момент уже встал с земли, поднял кинжал и неряшливо вытер о свою одежду, оставив на ней кровавое пятно. Жест этот был таким мерзким, диким, а лицо хозяина борделя при этом таким озлобленным… и демоническим, что показалось, будто неподалеку от меня стоял кто-то совершенно другой и незнакомый. Сделалось жутко и невольно вспомнились слова Йой, что, возможно, слухи о темной стороне личности господина имеют под собой реальное основание.
Инур бесстрашно настоял на том, что останется с господином Уджа, а нас двоих тем временем выставил из чайного домика… «прогуляться». Серьезно! Так и сказал! Рюу вообще-то кровью истекал! Ему нужен был врач, и Уджа пырнул его кинжалом! Я, конечно, понимаю, что живу в стране, где, если ты, жалкий простолюдин, случайно окажешься на пути процессии короля, тебя, скорее всего, задавят и даже глазом не моргнут, но… но!..
— Унир, давай где-нибудь присядем… подальше отсюда… — Рюу по-прежнему опирался на меня (хотя, учитывая нашу огромную разницу в росте и комплекции, он, скорее, просто аккуратно приобнимал за плечи).
— Но тебе нужен врач! — взволновано настаивал я.
— Нет…
— Нужен!
— Унир! — прикрикнул он, и от его громогласного возгласа аж сердце екнуло. Крики Уджа ни в какое сравнение не шли с таким… у меня аж слегка в ушах зазвенело. Пришлось присмиреть и подчиниться. — Мне, бывало, приходилось куда хуже… — понизив голос, мрачно добавил загадочный Рюу, о котором почти ничего не знаю. — Сам виноват. Сейчас все пройдет…
— Что значит «Сейчас все пройдет»?! Тебя пырнули в бок! Кинжалом!..
Мужчина на это сдавленно усмехнулся.
— И ведь хорошо так всадил! Не потерял хватку. Спустя столько лет… — сказал он с явной смешинкой.
В тот момент я окончательно перестал понимать логику происходившего. Почему Уджа так поступил? Почему Рюу говорил такое? Почему Инур велел нам не идти к врачу, а прогуляться?!..
Рюу — высокий и крепкий, как бык, смуглый и с узким разрезом глаз, делающим его похожим на выходца с Дальнего Востока, откуда века назад пришли захватчики с тонкими маслянистыми усиками. Его бы можно было принять за человека из того народа, если бы не огненно-рыжие волосы, собранные в два небольших хвоста по бокам: те кочевники таких не имеют, все как один рождаясь с черными, как смоль, локонами. Я почти ничего о нем не знаю, за исключение того, что он неплохой мужчина, который любит попутешествовать, с давних пор дружит с Инуром, старается помогать всем нуждающимся, а также всегда вызывал необъяснимое уважение и интерес со стороны моего отца. Нет, не романтический (батя в этом плане вообще из мужчин никогда ни к кому не приглядывался), а, скорее, полный восхищения. Вот только понятия не имею, что такого Ниур увидал в Рюу… может, это как-то связано с одним из разговоров, состоявшихся между ними, свидетелями которых мне с Унис никогда не позволялось быть?.. они даже Инура порой выставляли с нами за дверь, говоря прогуляться куда-нибудь. До лапшичной… или просто полюбоваться видами города. Сначала мне было любопытно, о чем же отец всегда толковал с Рюу, но в конечном счете потерял к этому всякий интерес, вернувшийся только сейчас, спустя столько лет. Дело обстояло даже не в неожиданной стычке с Уджа, а в том, что произошло уже после — когда я, сам толком не понимая зачем, привел огненно-рыжеволосого мужчину к воротам кладбища. Нет, это была не бессердечная шутка, что, мол, «Раз не попадаем с такой раной к врачу, то давай тогда сразу на кладбище», нет! Я не настолько гнусная сволочь!.. просто… просто так растерялся, что ноги сами привели в первое вспомнившееся место!
Старика-сторожа нигде не было видно, и Рюу грузно уселся на освободившийся одинокий пенек неподалеку от входа. Я побоялся, что тот подумает дурно обо мне из-за того, куда его привел, но мужчина ничего такого не сказал, лишь с тяжелым вздохом оглядев испачканный халат.
— Похоже, придется покупать новый… или пытаться отстирать… э-эх! Вот ведь незадача! Наверное, проще выбросить и сжечь, — принялся досадливо причитать он так, словно ничего в чайном домике не произошло, как будто Уджа просто облил его сливовым вином или чем-нибудь таким…
— Ты… точно в порядке? — с неуверенностью спросил я, хотя данное прозвучало совсем глупо. Конечно же, не в порядке! Рюу только что ткнули кинжалом в бок! Однако, вопреки моим ожиданиям и здравому смыслу, мужчина беззаботно улыбнулся.
— В полном. Все почти прошло, — увидев мое явное недоумение, отразившееся на лице, Рюу с усмешкой поднялся, снял халат и продемонстрировал пораненное место на теле. Кожа там действительно была испачкана в крови… но рана не зияла, а вместо нее был крупный, но легкий порез, словно от бумаги или чего-нибудь такого же незначительного. Сначала мне показалось, что брежу, но, потерев глаза и шлепнув себя ладонями по щекам, снова посмотрел на бок Рюу и в смятении осознал, что там и вправду ничего ужасного не было… Но как?! Я точно видел, как Уджа всадил в то место кинжал! Как оттуда обильно сочилась кровь!.. Страх непонимания охватил меня и заставил отшатнуться.
— Кто ты? — по-прежнему неверяще глядя на место, где должно быть серьезное ранение, спросил испуганно. Не то чтобы я желал ему такого зла, нет!.. но просто… такое невозможно. Раны — а тем более такие! — ни на ком так быстро не заживают!.. ни на каком человеке!..
Рюу вдруг тяжко вздохнул и уселся обратно на пень, так и не удосужившись надеть обратно халат. На его лице отразилось сомнение.
— Уж не знаю, похвалит или обидится ли на меня Инур, если расскажу тебе. Сказать по правде, я никогда не понимал, почему должен скрывать такое от столь опытных и необычных заклинателей, как ты и Унис… хотя, мне кажется, твоя мать давно догадывалась об этом… — начал длинное предисловие Рюу. Он всегда заводил их, когда впадал в неуверенность: в противном же случае мужчина излагал суть четко, сразу и без стеснения.
— Говори уже! — нахмурился и воскликнул более от смятения, чем раздражения.
Рюу помедлил и в неуверенности почесал затылок.
— Не думаю, что ты мне поверишь, если честно…
— Твоя рана ни в коем разе не могла зажить так быстро! Это просто… невозможно! Я сам видел, как Уджа воткнул туда кинжал!.. глубоко! — Рюу снова вздохнул. Слова давались ему трудно, но я не намерен был отступать. — Рюу!
— Помнишь, ты как-то раз спросил, почему меня зовут, как огненного дракона? — жестом остановив меня, спросил спокойно мужчина. Я, непонимающе вскинув бровь, кивнул. Было это, кажется, года два-три назад, и спросил это просто так, от скуки. Довольно необычно называть таким именем ребенка: практически равносильно тому, как назвать девочку Даидой или Иаду — никто так не делает. — Так вот… потому что я и есть этот самый огненный дракон.
Воцарилась пауза: мне нужно было время, чтобы переварить услышанное, ибо оно было еще более нереальным, чем так быстро затянувшаяся рана… хотя что говорить — такое было попросту невозможно!.. как и негасимый пожар, и призвание водного дракона, и русало-Даумо-Унир, и… и буквально все, что произошло со мной за последние пару-тройку дней!
Вдруг Рюу усмехнулся и с горькой улыбкой произнес:
— Знал ведь, что не поверишь… возможно, я слишком радужно полагал. Забудь тогда, что сейчас услышал, — он поднялся с пня, — и никому не говори о ране, хорошо?
Вот только было еще одно обстоятельство, заставившее меня усомниться в правдивости слов Рюу — и нет, это не элементарный здравый смысл, а кое-что более серьезное и вещественное…
— Но это невозможно…
— Говорю же, забудь, — мягко улыбнулся мне Рюу.
— Потому что если ты огненный дракон… зачем тебе поджигать кухню заведения Уджа?.. — проронил я вслух, но затем, вспомнив сцену в чайном домике, тут же пожалел о сказанном. Я почти ничего не знал об этом существе… а тем более о его отношениях с хозяином борделя. Да, он много раз навещал наш дом, да, Инур с ним в крепкой дружбе, да, Рюу выглядит надежным и хорошим мужчиной… но что, если ошибаюсь?..
— Что? — тут же искренне удивился собеседник и оживился. — Ты что-то знаешь об этом пожаре?!
Его вопрос застал меня врасплох, заставив от растерянности разболтать еще немного:
— Д-да… й-я и потушил его. Вроде как.
Рюу, сделавшись еще более изумленным и взбудораженным, лихо опустился до моего уровня, сев на корточки, и вопросил громко:
— Ты там был?! Серьезно?! Что ты знаешь?! Что ты видел?! Я тоже слышал об этом пожаре, и он тоже показался мне странным! Это был не я! Честно не я! Но тогда кто?!.. — затараторил мужчина, как он обычно это делает, когда чем-то сильно встревожен. Однако стоило признать, что голосил Рюу слишком громко, и этим мог привлечь внимание сторонних и нежелательных слушателей, поэтому мне пришлось тут же успокоить его, попросив говорить тише. — Ах, извини, — опомнившись, заморгал мужчина и приложил указательный палец к своим губам, показывая, что таким образом замолкает и слушает во все уши.
Я нервно огляделся по сторонам и, не заметив никого постороннего, помедлил и неуверенно поведал ему обо всем том, чему стал свидетелем: о пожаре, о том, какой он был негасимый, как потушил, сам особо не веря в то, что затея сработает, и в заключение — о найденном рисунке огненного дракона с сутрой, который был… словно приклеен магически к одной из кухонных стен, менее прочих пострадавшей от пламени. Странно все это было… вот так внезапно и с охотой делиться этой тайной с Рюу. Хотя, если подумать, вряд ли это было таким уж секретом: пламя видели и Йой, и пожарники, а дракона — и они, и все, кто находился в тот момент рядом с борделем, да только многие не поверили увиденному, либо же им самим никто не верит. Однако почему-то я все равно чувствовал себя неуютно, рассказывая о случившемся Рюу — как будто действительно раскрывал такое, о чем говорить не стоило… а, может, и правда не надо было?.. не только рассказывать, но и вообще лезть в происходившее: сгорел бы дотла и ну его. Наверное. Не знаю. Тогда бы я оказался в другом публичном доме, да?.. Понятия не имел — и так голова от всего кругом шла. Да и от одной мысли, что мог бы оказаться не в заведении Уджа, а Линжа гадко сделалось — последний бы точно не стал со мной церемониться, как нынешний господин.
— Странно это… — задумчиво заметил Рюу, выслушав мой рассказ, — очень странно. Пока я в нынешнем состоянии, заклинание моего призыва не может работать, кто бы его ни нарисовал. Невозможно призвать то, что уже призвано, а, значит, такие попытки должны обращаться в ничто. Даже если все хоть сто раз нарисовать, написать и сделать правильно. Это просто так не работает.
Однако я по-прежнему не понимал, что происходило. Если Рюу действительно огненный дракон, то каким образом ему удавалось и удается оставаться в нашем мире на столь долгий срок? Ведь заклинания призыва рассчитаны на короткий промежуток времени. Инур знает о секрете Рюу? Если да… то почему мне ничего не рассказал?! Да, подчас между нами бывают разногласия, но я всегда считал, что сводный родич относится ко мне с большим доверием! Вот только не время было гадать да обижаться на Инура: я тут же пожелал расспросить Рюу об интересовавшем меня, как вдруг мужчина напряженно посмотрел в сторону кладбища. Словно увидел или услышал что-то. Я проследил траекторию его взгляда. К воротам приближался тот самый старикан-сторож. Ну и бесшумно же он передвигался — если бы ни Рюу, не заметил бы его, пока совсем рядом не оказался. Аж не по себе стало. Выйдя из ворот, старик мрачно посмотрел на нас.
— Опять ты? — хмуро спросил он, затем глянул на поднявшегося с корточек Рюу. Ни испачканный халат в его руке, ни окровавленный бок ни чуточку не смутили сторожа. — Мне кажется, или в прошлый раз господин с тобой был пониже?.. и без усов? — старик прошел обратно к пеньку и уселся на него. В руках у того по-прежнему была зажженная трубка, с которой, похоже, сторож редко когда расставался.
— Это другой мой друг, — помедлив, сказал нерешительно.
Старик только задумчиво хмыкнул. Похоже, он не был настроен на разговор.
Рюу, надев халат, осторожно дотронулся до моего плеча и жестом предложил зайти на кладбище. По его серьезному и сосредоточенному виду сразу стало ясно, что мужчина не хотел продолжать разговор рядом со стариканом.
Пускай я и не особо-то желал возвращаться к могиле Унис, но присутствие Рюу, да и маячившая рядом возможная разгадка пожара, произошедшего пару дней назад, придали мне сил и уверенности.
— Этот старикан, кстати, выходец из Мандарии, — помедлив, вдруг сказал мой спутник, когда мы достаточно отдалились от ворот. — Он то ли прислуживал какому-то знатному господину, то ли сам им был, но сбежал незадолго до начала гражданской войны. Очень умный. За несколько лет до начала войны сопоставил все факты насчет тогдашних дел экономики, политики и отношений с внешними соседями и достаточно точно определил, когда начнется гражданская война.
— Если он такой умный, то чего тогда работает сторожем на кладбище? — не то чтобы я так уж не любил иностранцев… ладно, я их не особо любил. И чего им дома всем не сидится? Или поехали бы в другое королевство — у нас и так жителей хватает.
Рюу пожал плечами.
— Не знаю. Может, скрывается от кого… или нравится ему. Но лопатой владеет не хуже меча.
— Мы не закончили тот наш разговор…
Рюу помедлил.
— Знаешь, давай лучше встретимся сегодня вечером, и все обсудим по-нормальному. Без лишних свидетелей и пар ушей.
Я недовольно нахмурился.
— Здесь и так никого нет.
— И это настораживает меня еще сильнее, чем если бы здесь было многолюдно и шумно, — сказал Рюу нелогичные слова. Разве нам наоборот не нужно место, где тихо и никого нет? Почему-то показалось, что мужчина наоборот захотел соскочить с разговора или отсрочить его на неопределенный срок. — Более того, мне нужно посмотреть на рисунок, который ты нашел. При себе у тебя же его сейчас нет?
— Нет, — покачал головой. И правда, мне тоже очень хотелось, чтобы Рюу оценивающе рассмотрел найденный на кухне рисунок. Не то чтобы я верил его словам о том, что он дракон и все такое… нет. Пока нет. Однако он много где побывал и всякое повидал. — Хорошо, я постараюсь уговорить господина Уджа, чтобы он позволил мне прогуляться с тобой вечером.
— Уговоришь? — непонимающе вскинул бровь Рюу. — С каких это пор он тебе указ?.. и, кстати говоря, почему вы были вместе? Ты с недавних пор водишь дружбу с Уджа?
Вожу дружбу?.. нет, я бы не назвал нас с господином друзьями. Однако на отношения «Хозяин-слуга» происходящее между нами тоже не похоже. Возлюбленные?.. неминуемый брак по расчету?.. сказать по правде, я и сам не знал. Все произошло слишком внезапно и быстро, чтобы толком разобраться.
— После того, как мы с Инуром поругались… — нехотя начал я, однако Рюу должен был это узнать. Рано или поздно. — Ты ведь знаешь, что мы поругались, и я выставил его за дверь?
Мужчина усмехнулся.
— Как же такое не знать? Когда вернулся, Инур мне все уши про это прожужжал, да еще и с таким обиженным видом, какой давно на его мордашке не видел. Даже приходить к тебе запретил.
Почему-то его слова заставили меня невольно улыбнуться. Да, так и представляю, какая недовольная могла быть у сводного родича физиономия.
— Так вот… после этого работа совсем не задалась, и мне пришлось взять несколько займов, которые так в итоге и не удалось отдать. Разозлившиеся ростовщики и один особо гадкий клиент, который отдал часть суммы в качестве предварительной платы, но затем начал заявлять, что гравюра ему совсем не понравилась, и принялся требовать вернуть ему деньги… в общем, у меня не было возможности заплатить ни тем ни другому, и они все вместе подали на меня в суд и добились того, чтобы меня отправили в бордель отрабатывать долги.
Рюу присвистнул.
— Ну и ну! — он выглядел изумленным и растерянным. Похоже, даже заядлый приключенец не ожидал от меня такого. — Вот это в историю ты угодил… но почему не обратился за помощью к Инуру? Он ведь даже не знает, что с тобой такое приключилось! Уверен, если бы Инур знал, он бы обязательно…
— Не надо приплетать сюда Инура, — поморщившись, перебил я Рюу. — Я уже взрослый и сам могу отвечать за свои поступки. Не нужно, чтобы кто-то вечно подставлял свое плечо.
Мужчина сделал паузу.
— Но ведь протягивание руки помощи не зависит от того, взрослый ты или нет.
— Рюу, пожалуйста… — раздраженно вздохнул я, однако тот не стал молчать.
— Нет, серьезно, Унир. У тебя есть семья. Да, понимаю, что вам нелегко пришлось за последние годы, но ты все равно не должен…
— Рюу! — я раздраженно посмотрел на него. — Я сам разберусь с этим, ясно? — хотел при этом добавить что-нибудь еще в духе «Не нужны мне твои советы», но сдержался: друг Инура не заслуживает такого жестокого обращения.
Мужчина вздохнул.
— В такие моменты ты просто вылитый Ниур.
Волна гнева резко накатила на меня, но сдержался, плотно сжав губы и руки в кулаки. Он неправ. Рюу неправ. Я совсем… совсем не похож на отца! Ни за что на свете! Однако Рюу, казалось, было мало, и он спросил:
— Я был у тебя дома. Месяц назад. Когда ты куда-то отходил… Зачем ты изрезал ножом гравюры отца?
— Не твоего ума дело… да и некрасиво копаться в чужих вещах, пока хозяев нет дома, — за грубостью к нему я хотел скрыть проступавшие из глубины моего существа яд и страх… и, может, ненависть. Да, наверное. Я ненавижу Ниура.
— Я и не копался. Ты их даже не снял со стен. Жуткое зрелище… Унис эти гравюры очень нравились.
— Чушь…
— Знаешь… может, и хорошо, что тебе пришлось сделать перерыв из-за долгов. Как по мне, от всей этой работы у тебя начинает ехать крыша.
— Рюу, — в тот момент гнев почти полностью наполнил меня и вот-вот готов был выплеснуться наружу, — заткнись.
И мужчина замолчал, тем самым отвратив маячившую на горизонте ссору.
Мы вернулись к могиле матушки, но никаких призраков там больше не было. Потому что все это глупость… привидений не существует, а эта Унис — не более чем плод моего уставшего воображения.
Может, Рюу прав. Может, мне и правда пора передохнуть. Давно пора. А иначе, как отец, свихнусь и начну искать оживших персонажей легенд. Ах, постойте… кажется, уже начал. Ха… Было еще столько всего, что я хотел спросить у Рюу: о рисунке, о происхождении мужчины, о том, знаком ли он с Уджей, но почему-то все слова утонули в волне печали, сменившей гнев, страх и ненависть. Мне сделалось так стыдно, что после смерти матери, в порыве злости на плохо получавшуюся работу, изрезал все отцовские гравюры, с давних пор висевшие в доме. Так стыдно, что за полгода ни разу не пришел на могилу Унис, хотя мог сделать это множество раз. Так стыдно за… за все. За свою невнимательность к ней, за бессердечие, за все. Конечно, глупо горевать по упущенному, но в тот момент мне сделалось так горько и гадко, что не смог сдержать слез — они полились из глаз ливнем, а в груди сделалось так тесно и одиноко, что обхватил себя за плечи, опустился на колени и зарыдал. Ибо только тогда в конечном счете, ненадолго отпустив свою эгоистичную ненависть к отцу и себе и обиду на ни в чем невиноватого Инура, осознал, что Унис уже ничто не вернет, а я… я так и не сказал ей… так и не сказал, что люблю.
Стоявший рядом со мной Рюу сложил ладони в молитве и закрыл глаза, мысленно прощаясь с матушкой. Никаких подношений мы не сделали — даже благовонную свечку не соизволили купить в одной из лавчонок, специализирующихся именно на таких вещах да амулетах с оберегами и располагающихся неподалеку от кладбища.
Инур.
Об Уджа ходит множество разнообразнейших слухов: для одних он беспечный выходец из аристократической семьи Тоё, приближенной к королю, для вторых — странный и щедрый богач, периодически оплачивающий долги девушек и юнош, для третьих же — демон, с которым лучше никогда в жизни не скрещивать мечи, если не хочешь тотчас лишиться головы. И дело даже не в том, что мужчина хороший мечник — согласно рассказам очевидцев, побывавших на войне, на поле битвы он может впадать в неистовство и рубить противников так быстро, легко и безжалостно, словно те лишь соломенные чучела для тренировок. Помнится, как-то раз мне удалось разговорить в питейном заведении бывшего солдата, решившего завязать со службой в армии и нещадно пропивавшего оставшиеся сбережения. Как только я начал расспрашивать об Уджа, тот сразу же напрягся и заморгал, словно вспомнил нечто страшное.
— Демон он. Демон и никак иначе, — заявил воин. — Видел я его во время битвы возле реки Ба-Син. Носился по полю и махал мечом, как сумасшедший. Виртуозный сумасшедший. Да еще и с таким диким видом, словно больное бешенством животное. Демон он, а никто ничего не предпринимал — не знаю, то ли потому, что из семьи Тоё, то ли потому, что верхи были довольны тем, как Уджа рубил всех, словно овощи нарезал… кто их там разберет, — пьянчуга пригубил рисовую водку, поморщился, затем, загадочно улыбнувшись, склонился ко мне и рассказал еще одну сплетню: — Я слышал, это он сам прошлого командующего крепости Джун прирезал ночью, чтобы занять его место. Да еще и чинил там жуткий самосуд. Да только кто ж станет наговаривать на сыночка такого высокопоставленного человека? Война — удачное обстоятельство прикрыть многие преступления, — бывший солдат пьяно улыбнулся мне и подмигнул. — Я и сам, бывало, подворовывал немного в деревнях, мимо которых мы проходили. Многие так делали — только покажешь испуганным крестьянам меч, как они тут же бегут приносить тебе все, что угодно.
Я слышал, люди Запада любят называть нас… как там было это иностранное слово?.. ах, да. Варварами. Говорят, чиним подчас страшные жестокости и в войнах не знаем жалости, да только насколько ли это правда?.. подчас, слушая вот такие пьяные разговоры солдатни, я начинаю соглашаться с мнением иноземцев. Вот только… а так ли чисты сами иностранцы, какими желают казаться? В последние годы их становится все больше и больше — в основном приезжают тамошние аристократы, разодетые в странные темные, серые или коричневые костюмы со штуками вокруг шеи, которые называют то шейными платками, то бабочками. Пальцы их обычно увенчаны красивыми и дорогими кольцами, а выражение лиц такое, словно оказались в свинарнике — брезгливое, недовольное… Часто этих людей сопровождают переводчик и личный слуга. Конечно, с господами поговорить мне ни разу не удавалось — дело обстояло не только в различии языков, но и в том… что я по сути им никто. Гадкий простолюдин. А, вот, с переводчиками порой удавалось перекинуться парой-тройкой слов — особенно если те живо интересовались нашей культурой. С одним из них, которого, кажется, звали забавно, Пьер, мне даже удалось переспать. Сначала он, как и все иностранцы, упирался, заявляя, мол, не принято в его родной стране спать с мужчинами, да и где-то там ждет жена, на что я ему заявил с хитрой улыбкой:
— А ваша жена узнает? Она далеко-далеко.
На кого-то такое срабатывало, но большая же часть хмурила брови и переставала после этого со мной общаться. Пьер, молодой милый мужчина с волосами цвета немного поблекшего золота и слабым зрением (настолько, что почти всегда носил очки), оказался из небольшого числа тех, кому захотелось попробовать «восточной экзотики». В постели же выяснилось, что нет на самом деле никакой жены, да и для него вообще все это в первый раз. Также молодой человек разболтал, что был нанят неким господином Роули, который владеет большими текстильными фабриками и желает сотрудничать с местными крупными поставщиками. В общем, ничего особо увлекательного — бизнес, бизнес, бизнес… Ну, факты, слухи и сплетни никогда не бывают лишними — ведь очень часто ради них я влезаю в чужую постель: чем больше знаешь о жизни города, тем больше возможностей открываются перед тобой. Пьер после этой жаркой ночи подарил мне простенькое колечко и сердечно обещал приехать на следующий год, чтобы затем увести к себе на Запад. Мне, правда, не особо-то и хотелось уезжать, однако, мило улыбнувшись, согласился — люди в большинстве своем любят, когда ты с ними соглашаешься. Прошел почти год, но от Пьера ни весточки. Впрочем… невелика потеря.
Однако что это я все о Пьере и о Пьере?.. Тот, кто мне действительно на данный момент интересен — никто иной как господин Уджа. Помимо того пьяницы, я поговорил еще с несколькими воинами, которые принимали участие в войне с королевством Тин, да только все говорили, примерно, одно и то же: слухи и догадки о его милосердии и справедливости либо наоборот о жестокости и тирании. К сожалению, сколько бы ни искал, так и не удалось разыскать ни одного солдата, служившего с ним в одном полку, а уж тем более тех, кто присутствовал во время осады крепости Джун: отчасти потому, что многих из них повысили, и они теперь стали слишком важными людьми, чтобы разговаривать с таким, как я. Почему Уджа заинтересовал?.. Скажет так, я — некто вроде любопытного насекомого, летящего на свет. Может, это — просто свеча или лампа, а, может, смертоносная ловушка. Пока не проверю — не узнаю. Собирать слухи и теории об интересных городских личностях, а затем сравнивать их с действительностью — нечто вроде моего хобби. Подчас очень легкое, а порой — необычайно опасное. И Уджа, ставший известным в годы войны, окруженный ореолом таинственности, получивший от короля большую сумму денег за заслуги и спустивший большую часть на свой чудо-бордель с купальней и гостиницей, не мог не заслужить моего внимания. Однако перед тем, как залезть к жертве в постель, я обычно много всякого узнаю о ней из чужих уст. Дурашка Унир думает, что справляюсь одними только чарами, скрывающими пятна на лице, да иногда теми, что подслащают речи… эх, сама наивность! Да если бы все обстояло лишь так, то меня бы давно убил какой-нибудь разгневанный бывший. Не-е-е-ет, здесь дело куда тоньше: ты сначала приглядываешься к жертве, смотришь, по зубам ли она, затем узнаешь о ней всяко-разное и только потом сокращаешь дистанцию.
Поначалу ничего интересного об Уджа разузнать не удалось: лишь неподтвержденные слухи о жестокости на поле боя и во время осады крепости Джун, однако терпение и труд принесли свои плоды — спустя месяц-другой удалось раскопать парочку любопытных сведений. Например, то, что господин каким-то образом связан с тем самым Роули, владеющим текстильными фабриками на Западе. Кажется, что-то завязанное на нелегальной торговле без приобретенной у гильдии лицензии. Казалось бы, ничего особо необычного в данном не было: многие обладатели крупных борделей, курильных и питейных заведений и домов азартных игр становятся игроками на теневом рынке, предлагающем множество различных товаров и услуг (в том числе и противозаконных) по сниженной цене… но с куда большим риском, как для торговца, так и для покупателя. Если о таком прознает власть, и никакая из сторон не сможет откупиться — убивают всех. Либо сажают в тюрьму — в такие условия, что и там ты, считай, мертвец. Заинтересовало меня в данном, во-первых, то обстоятельство, что сам богач Роули — на публике такой высокомерный и чистенький — решил воспользоваться услугами нелегальных торгашей, а, во-вторых, разнюхивая об этом, я наткнулся на еще более любопытный слушок. На этот раз речь шла о родстве Уджа. Никому не секрет, что принадлежит он к роду Тоё и рожден был одной из наложниц нынешнего главы дома — прелестненькой, рыжеволосой и погибшей давным-давно при загадочных обстоятельствах, когда хозяин борделя был еще ребенком: одни говорят, что от болячки, а другие подумывают на яд. Так вот, согласно слушку, у матери Уджа была интрижка с королем, и мужчина является плодом этой связи. Большая часть интриг королевского двора, а также особо знатных домов редко когда становится достоянием общественности, поэтому данное можно было проверить лишь одним способом — расположить к себе хозяина борделя и узнать об этом непосредственно от него самого. Тем более в пользу этой теории говорило то, что Уджа, будучи старшим сыном, лишен наследия. Охотник во мне не на шутку раззадорился.
Начал я сближение с малого — посещая бордель, заводил там знакомства и наблюдал. Пускай на первый взгляд и незаметно было, но, приглядевшись, быстро сообразил, что в заведении найдется достаточно выходцев из личной свиты Уджа: замаскировавшись под простых работников, они тщательно следили за происходящим в публичном доме. Многие знатные люди имеют таких — это нечто вроде маленькой шпионской сети. Мне пришлось быть весьма аккуратным — особенно с девчушкой по имени Йой: она-то чуть ли не сразу начала подозревать меня во всяком и то и дело маячила на горизонте, словно бы невзначай.
В таких местах главное разжиться союзниками, и я нашел его в лице куртизанки Саки, бывшей в борделе на особом положении: вроде бы, свободу ей подарили, да только женщина пожелала остаться, обслуживая строго конкретный список клиентов и платя владельцу заведения определенный процент. Завоевав ее доверие (и, естественно, не рассказывая об истинной цели своих визитов), мне удалось подобраться к Уджа, поговорить, привлечь к себе внимание… затем встретиться еще раз и еще. Наши беседы не были чем-то особенным — господин понимал, что я с ним заигрывал, и догадывался о моей конечном цели, однако не стал отвергать, а с упорством продолжал поддерживать разговоры. Честно говоря, и сам не понимал, почему Уджа так себя вел — из вежливости? Из любопытства? Из коварного расчета? Все начинало проясняться, когда мои заигрывания стали заходить слишком далеко — в откровенные приставания, поцелуи и ласки. Тогда-то фасад, который так рьяно мужчина пытается поддерживать в глазах других, начал покрываться трещинами и разваливаться. На ласки и поцелуи Уджа реагировал… странно — поддавался и отвечал, но без каких-либо чувств, словно заведенный механизм. Сначала мне показалось, что, может, он стеснялся или просто был скромен в проявлении подобного, однако когда мы принялись раздеваться в кабинете господина, сидя на ковре близ камина, он вдруг повалил меня на пол, навис и посмотрел так, что кровь начала стыть в жилах. Лицо Уджа не отражало ни одной эмоции, словно у куклы, но во взгляде — дикий восторг, присущий хищному зверю, готовому вот-вот расправиться с жертвой.
И тогда я с восхищением и страхом понял, что, сам того не заметив, в один прекрасный момент из хищника превратился в жертву. Что мы похожи. Что мы оба демоны, которые охотятся за неизведанным нам чувством, называемым любовью. Я — рукотворный демон, которого сделали таким злоба, страх и немилость родителей, родных и слуг. Но каков же Уджа?.. этот прекрасный рыжеволосый мужчина, окруженный ореолом слухов, которые я поначалу считал глупыми и приукрашенными, но, видя как он безразлично и жестоко овладевал мной, распластавшимся перед ним на дорогом ковре, мало-помалому крепчала вера в слова подвыпивших воинов, куртизанок других публичных заведений да информаторов и других знающих людей, обитающих в трущобах. Затем руки господина сомкнулись на моей шее, и наш акт фальшивой любви перерос в жестокий танец: мы продолжали заниматься сексом, но теперь я всеми силами пытался вырваться из его хватки, цепляясь ногтями и царапая до крови любой участок кожи Уджа, до какого мог дотянуться.
Насытившись мной и чуть не придушив, он отпустил меня и отстранился. Пока я, с трудом сев, откашливался и приходил в себя, Уджа со злой насмешкой сказал:
— Думаешь, я не знаю, зачем ты явился ко мне?.. думаешь, мне никто ничего не докладывает? Убирайся, пока я не зарезал тебя.
— Ты… ты не Тоё… — хрипло выдавил из себя, смотря на него злобно: из-за того, что проиграл ему — как демон демону.
— Действительно, — ответил Уджа и улыбнулся так зловеще, что понял: еще одно неаккуратно брошенное слово, и живым отсюда не выйду. Молча поднявшись, я оделся и поспешил к выходу, ничего не сказав хозяину борделя. — Еще раз увижу в своем заведении, прикажу личной прислуге отвести тебя в кладовую и там заколоть, — сказал он мне на прощанье.
Не удержавшись, резко обернулся и спросил, не желая быть окончательно поверженным и уйти без единого слова, как пес побитый:
— А они что, не в первый раз делают такое?
Голый Уджа, расслабленно сидевший на ковре при свете масляных ламп, ничего не ответил, но улыбки хозяина хватило, чтобы получить четкий ответ. Синяки от его рук некоторое время не пропадали с шеи, напоминая о том позднем вечере. Унир, с которым я на тот момент еще жил, уже после смерти Унис, спросил, где умудрился так пораниться.
— Да так… — пожав плечами, лишь ответил ему. Сводный родич, прекрасно понимавший, что такие слова стоит расценивать, как нежелание рассказывать, не стал более расспрашивать.
Однако, несмотря на нашу общую схожесть, есть и отличие: Уджа подобен кукле, мимикрирующей эмоции, а я понимаю чувства… но не все. Например, любовь. Я много раз могу клясться кому-либо в ней или говорить, как сильно люблю свою приемную семью, но до конца не в состоянии понять, что значит любить. В моей голове — лишь словесная формулировка да теплые воспоминания о днях, проведенных с Унис, Униром, Ниуром и Рюу. Этого достаточно?.. это и есть любовь? Почему-то мне кажется, что нет.
Однако я уверен, что если подберусь еще ближе к тайнам Уджа и смогу раскрыть их, то пролью свет и на свою природу. Кто я? Человек? Демон из легенд — злой дух в человеческом теле, созданный не то братом, не то сестрой Даиды, двуполым божеством, который известен по именам Иаду и Иада? Ни то ни другое? Или что-то между?.. И, узнав все об Уджа, раскрыв каждую грязную тайну его жизни, я желаю не только найти ответы на свои вопросы, но и раздавить эту прелестную куклу. Сделать так, что перед смертью она почувствуют всевозможную палитру эмоций и завоет, забьется в агонии.
Никто не должен об этом знать — ни Рюу, ни Унир; это наше личное с Уджа дело.
Однако кто мог знать, что боги так захотят посмеяться надо мной, втянув в нашу с ним борьбу Рюу и Унира?..
После того, как Унир и Рюу ушли, Уджа спрятал кинжал, подошел к перепуганной старушке, извлекая по пути мешочек с деньгами из внутреннего кармана халата, отсыпал оттуда пару-тройку серебряных монет, вложил их в ладонь хозяйке заведения и попросил ту отойти ненадолго. Старуха посмотрела на него напряженно, но не решилась спорить с господином, приняв деньги и молча выйдя из чайной.
— Я позову вас, когда мы закончим, — сказал ей вслед Уджа.
Подонок. Сорит монетами так, словно спит на королевской казне. Вернувшись, Уджа поднял стол с земляного пола и уселся за него. Я, помедлив и нахмурив брови, молча сел напротив.
— Ну, и зачем нужно было это делать? — оборвал своим вопросом наступившую гнетущую тишину.
— Что именно? — сделал вид, что не понимал меня, Уджа.
— Ты прекрасно знаешь, о чем я, — сверил господина недовольным взглядом. — Не смей протыкать Рюу.
Мужчина на это усмехнулся.
— Как будто ему что-то от этого сделается, — я искренне удивился. Конечно, Рюу упоминал при мне, что как-то раз встречался во время войны с Уджа, но сколько бы я ни пытался выпытать у него детали этой встречи, дракон наотрез отказывался рассказывать… Неужели хозяину борделя известен его секрет? Мне даже и рта не понадобилось раскрывать, чтобы Уджа сам ответил на мой вопрос: — Да, я знаю, кто такой Рюу на самом деле… и не делай такое удивленное лицо. С ним ты становишься просто невыносимо милым, — господин улыбнулся с издевкой. Он что… флиртовал со мной? Или напоминал о том жутком вечере?.. В любом случае, мне не понравилось, как он заговорил со мной, и я нахмурился. Уджа хохотнул. — Ох, а когда ты хмуришься, то становишься таким соблазнительно-опасным. Как котенок, выпустивший когти.
— Вижу, ты сегодня в хорошем настроении… и откуда тебе известно о Рюу?
Мужчина снова довольно усмехнулся.
— Отчего же мечу, насытившемуся кровью, не быть довольным? — загадочно ответил Уджа. Это был не первый раз, когда он в разговоре со мной обращался к себе не как к человеку, а как к вещи. К мечу. Однако до сих пор значение данного остается для меня загадкой. — А насчет Рюу… это наш с ним маленький секрет. Тебе данное знать не полагается.
Мне показалось, что Уджа игрался со мной, как ребенок с котенком при помощи длинной и толстой нитки, однако не я первым начал этот разговор: когда мы еще сидели вчетвером, и Унир с Рюу оживленно беседовали, господин подал мне знак, жестом дав понять, что желает переговорить наедине. Я ничего не предпринял, и Уджа, похоже, решил взять инициативу в свои руки, демонстративно вылив чай в лицо дракону, хотя тот не сказал ничего настолько оскорбительного, затев с ним драку, а затем ранив, прекрасно понимая, что ничего страшного от такой раны не будет, тем самым дав мне возможность обыграть все так, чтобы мы остались одни. Хитрый лис: если ему что-то надо — ни перед чем не остановится.
— О чем ты хотел поговорить?
— Хмммм… дай-ка подумать… — начал издеваться надо мной Уджа, с улыбкой в якобы задумчивости почесав пальцем щеку.
— Хватит, — хмуро прервал я его насмешки. — Говори уже.
— Известен ли тебе господин Рональд Роули?.. ах, точнее на западный манер — мистер Рональд Роули.
— Владелец текстильных фабрик?.. — почему-то, услышав об этом человеке, я тут же сообразил, что ничем хорошим этот разговор не мог обернуться.
Уджа кивнул.
— Тот самый. В последнее время он зачастил сюда по деловым вопросам, но на этот раз приехал не лично, а послал вместо себя своего сына-наследника, Дэвида Роули. Молодой, имеет деловую хватку, но слишком снобистский. Мне нужно, чтобы ты разузнал о нем все. Наплевать, как это сделаешь — хоть в постель к нему залезай, но мне нужно разузнать истинное положение дел семьи Роули, их фабрик и то, почему на этот раз вместо Рональда приехал его сынишка, — хозяин борделя помедлил и загадочно улыбнулся. — Личные тайны и грязное белье тоже приветствуются — чем больше раздобудешь, тем щедрее заплачу.
— Зачем обращаться ко мне? Разве у тебя нет своих шпионов?
— Ты куда лучше. Профессиональнее. Ты — как сорока. Спокойно влезаешь в чужую жизнь и незаметно тащишь оттуда все. Факты, секреты, догадки, мелкие нюансы, о которых подчас не задумывается даже сам обладатель, но которые могут быть необычайно ценны… особенно тогда, когда нужно надавить на человека.
Работать на Уджа?.. вот уж нет. Я еще не растерял остатки чести. Да и он — мой соперник, и прекрасно знает об этом. Это что, какая-то ловушка?..
— Я работаю только на себя и делаю это все исключительно для себя. Я никогда ни на кого не работал и не собираюсь начинать. Ищи себе другого шпиона.
Уджа недовольно цокнул языком.
— Ну вот, опять начинается… ты будешь работать не на меня, а для меня. И я тебе щедро заплачу.
— А что, если скажу «Нет»?
Мужчина расплылся в такой довольной улыбке, что мурашки по спине поползли.
— А ты что, не знаешь, что случилось с Униром? — спросил он сладко и с насмешкой, заранее зная ответ. Я напрягся, сердце чаще забилось.
— А… что с ним случилось?..
— Я давно хотел обратиться к тебе по поводу мистера Роули, но все никак не находил подходящего повода — понимал ведь, что иначе ты откажешь, а убивать тебя слишком накладно. Мне нужен был другой рычаг давления. И словно сами боги узнали!.. буквально через пару дней человек судьи передал, что Унир должен был попасть в публичный дом за крупные долги. Твой родич! — после этих слов я почувствовал, как медленно начала уходить земля из-под ног. Почему… почему этот дуралей, Унир, ничего мне не рассказал?! Почему не попросил помощи?! — Как знаешь, мы, хозяева публичных домов, обычно делаем ставки: чья больше, тот и получает осужденного. Конечно, об этом не разглашается, даже сами осужденные не знают об этом… Так вот, Унир оказался так хорош, что желающих было немало, но в конце концов остались только я да Линж — всем остальным стало просто не по карману перебить наши ставки. И мы решили с ним разыграть Унира в игре в кости. Я победил, и он достался мне. Эх, за большую сумму, но оно того стоило — прибрав к рукам Унира, я фактически прибрал и тебя. Такого профессионала… знаешь, о тебе в последнее время много разговоров в узких кругах ходят. Влиятельные господа желают заполучить тебя в свою свиту, да только ты все продолжаешь всем назло быть свободолюбивым котом, который гуляет сам по себе.
— Сколько? — Уджа непонимающе приподнял бровь. Я судорожно вздохнул, понимая, что угодил в капкан. Конечно, рано или поздно это бы произошло, но… проклятье, почему Унир оказался втянут?.. — Сколько я должен заплатить за Унира? Я его выкуплю. Он здесь совсем ни при чем.
— В нашем с тобой случае это так просто не сработает. Если выполнишь для меня эту работенку, я отпущу его. Если нет… то и Унира тебе никогда не видать. Я могу сделать с ним все, что угодно, и никто ничего мне не скажет, — Уджа зловеще улыбнулся. Я сглотнул. Мне оставалось только догадываться, какие мысли роились в его больной голове насчет Унира.
— Ты подонок… — ядовито выплюнул, ощущая полную беспомощность перед этим… этим зверем.
Уджа усмехнулся.
— Что ты… я то, что на Западе называют «Бизнесмен».
— Бизнесмен? — я невесело усмехнулся. — Продающий шлюх и нелегальное бухло с сигарами? Хорош бизнес.
— И я планирую расширить его. Без твоей помощи, увы, это не сможет пройти так гладко, как я этого хочу.
— Что, денег мало? — зло посмотрел на него, но Уджа даже бровью не повел. Все продолжал гадко улыбаться.
— Понимаешь ли, Инур, завоевывать можно по-разному. Можно срубить дерево, а можно просто выкорчевать его, и оно само упадет. Раз отец не признал меня и лишил трона, то я, в свою очередь, лишу его денег, — я изумленно посмотрел на Уджа. Он что… только что признался и, таким образом, подтвердил мою теорию, ответ на которую так давно искал?!.. Мужчина при виде моего изумления сделался еще довольнее. — И тогда посмотрим, кто победит: якобы священная избранность его и этой жалкой семейки или мое влияние и богатство.
В тот момент и свершилось то, чего так давно ожидал: Уджа, сам того понимая или нет, раскрылся мне. Не полностью, но даже той части, что увидел, оказалось достаточно, чтобы понять, как я ошибался. Очень сильно ошибался. Уджа известно одно чувство, и это — жажда мести. Сильная, всепоглощающая, превращающая его в умелого кукловода, талантливого стратега и мастера притворства. Уродливое и ужасное чувство. Этот человек действительно не остановится ни перед чем. Этот меч разрубит любого, кто окажется на его пути.
Помедлив, я нехотя произнес то, чего Уджа так долго от меня ждал:
— Хорошо… какова будет плата за мои услуги?
— Унир и… — он озвучил такую денежную сумму, которая позволит мне безбедно жить в течение многих лет. Предложение звучало соблазнительно… даже слишком, а когда такое случается, то знай — жди беды. Не может быть все так просто с таким вознаграждением.
— Какой срок?
— Даю тебе четыре дня. Весьма щедро — мог бы дать и три.
— Какие условия?
— Никакого лишнего привлечения внимания. Никаких убийств. Никаких краж. Если тебя разоблачат, то ты сам по себе — я сделаю вид, что не имею к этому никакого отношения.
Условия прозвучали весьма стандартно — Уджа даже не было нужды озвучивать их.
— Мог бы и не говорить об убийствах. Я не убиваю. Это не в моем стиле, — хотелось еще добавить «В отличие от тебя», но промолчал. Не время было разбрасываться колкостями. Уджа довольно улыбнулся и протянул мне руку.
— По рукам? — решил заключить сделку на западный манер.
Помедлив, я пожал ее.
— По рукам.
Уджа, не отпуская ее, подался ко мне и прошептал на ухо.
— Если провалишь задание, я распоряжусь, чтобы ты никогда больше не увидел Унира… и еще прикажу, чтобы тебе отрубили эту самую руку.
Я поморщился и отстранился, вырвав ладонь из его хватки и тряхнув ею так, словно стряхивал с нее что-то грязное и липкое.
— Что произошло при осаде крепости Джун? — не дав Уджа расслабиться, задал ему в лоб вопрос. Мужчина задумчиво нахмурился, улыбка на его лице сделалась деревянной. — Я желаю, чтобы это тоже вошло в качестве платы.
— Сделка заключена. Я не намерен менять ее условия, — жестко ответил хозяин борделя.
— Я желаю знать!
— Спроси у Йой, — вдруг неожиданно отшутился он. Однако не слишком-то весело. — Может, она тебе расскажет.
Йой?.. та самая девчонка из свиты Уджа? Ей-то откуда знать? Однако раскрыл только рот, чтобы спросить, как заметил приближавшихся Унира и Рюу — время для разговоров вышло. Пришлось вздохнуть и мрачно согласиться с условиями.
Когда вновь увидел сводного родича… ох, какие смешанные чувства меня захлестнули: хотелось накричать на него, отвесить пощечину, орать дурниной, мол, «Ты почему не обратился ко мне за помощью?! Почему довел все до такого состояния?! Почему не сообщил мне об этом хотя бы сейчас, при встрече?!» Однако не мог проронить ни слова. Руки дрожали — я понимал, что задание Уджа не могло быть простым. Соперник просто-напросто не мог нанять меня на работенку, которая не сулила бы… полного поражения. Он загнал меня в ловушку и одел на шею цепь.
Унир.
Рюу отложил наш с ним разговор до вечера, сказав, что не хочет оставлять надолго Инура наедине с Уджа.
— От него можно ожидать чего угодно, — мрачно заметил мужчина.
— Ты знаком с господином? — поинтересовался я, заинтригованный мыслью, что Рюу может что-то знать об Уджа.
Друг Инура повел плечами.
— Немного. Скользкий тип. Ищет любую возможность упрочить свое влияние и богатство. Ты с ним аккуратнее. По сути многие хозяева борделей подмяты под него и ходят к нему на поклон, словно к главному. Хотя главным он и является. Единственная конкуренция — Линж. Знаешь ведь такого?
Я кивнул.
— Да, его бордель был самым крупным и богатым, пока не появился Уджа.
Рюу усмехнулся.
— И Уджа очень мозолит ему глаза. Не удивлюсь, если в конце концов их противостояние перейдет к кровавую бойню. Поэтому держи ухо востро, хорошо? И не встревай во все эти разборки — себе дороже.
— Хорошо, — соврал я и подкрепил свою ложь благодарной улыбкой. Начав расследование пожара, уже влез во все эти темные делишки. Отступать было поздно, да и не хотел.
Рюу удовлетворил мой ответ: он кивнул и улыбнулся слабо. Затем, помедлив, глянул на меня с задумчивым прищуром.
— Что-то тебе сандалии великоваты.
— Ах, это… — смутился я. — Они господина Уджа. На моих ремешок порвался, и он одолжил на время, — Рюу задумчиво выпятил нижнюю губу и помрачнел. — Что?..
Мужчина усмехнулся и покачал головой.
— Да нет, ничего… просто редкое зрелище — когда Уджа с кем-то чем-то делится.
Вернувшись в чайный домик, мы не застали там старушку, но Инур и хозяин борделя сидели за столиком. У сводного родича был такой бледный и мрачный вид, словно случилось что-то серьезное, однако стоило нам только подойти к этим двоим, как Уджа поднялся и сказал мне, что мы уходим. А я ведь даже особо и не поговорил с Инуром!.. вот только, что было делать?.. Перечить господину смысла не имело по крайней мере по той причине, что сегодня нужно было упросить его отпустить меня на встречу с Рюу. Не скрыв раздосадованного вздоха, я попрощался со сводным родичем и его другом. Рюу с улыбкой сказал мне «До встречи», а Инур просто молча посмотрел на меня. По выражению лица сложно было понять, что испытывал в тот момент родич: злился на меня и обижался? Был чем-то напуган?.. задумчив? Почему он не сказал мне ни слова? Хотелось обратиться к нему и разговорить, но подошедший Уджа положил ладонь мне на плечо и несильно надавил на него, тем самым давая понять, что пора уходить. Помрачнев, я еще раз попрощался с Инуром и Рюу и пошел прочь из чайного домика.
— Почему вы сделали это? — когда мы отошли на достаточно большое расстояние, спросил господина.
— Это? — он даже не посмотрел на меня.
Я недовольно нахмурился.
— Рюу. Зачем вы ранили Рюу? Столь неблагодарный поступок не должен быть свойственен такому знатному господину, как вы.
Уджа усмехнулся и взглянул на меня насмешливо.
— Знатному?.. ты бы еще сказал благородному, — искренне не понимая, что такого смешного он нашел в моих словах, я хотел возразить, что, мол, да, еще и благородный, но господин опередил меня, сказав: — Да и какая разница? С этой горой все в порядке. Ее хоть три раза проткни — с ней будет все в полном порядке. Гора на то и гора, чтобы стоять вечность.
Слова хозяина изумили меня. Ему что… известно о природе Рюу? Я не осмелился напрямую спросить его, наверное, боясь получить подтверждение своей догадке, а вместе с ней и признание существования такого необычайного чуда. Хотя после истории с водным драконом и Аумом уж давно должен был с этим смириться… однако все равно никак не мог заставить себя принять все это… Наверное, я стараюсь быть слишком рациональным — особенно для заклинателя кисти.
— Горы могут осыпаться со временем.
Уджа довольно хмыкнул.
— Тогда, может, мне испытать ее на прочность? Вдруг возьмет и осыпется, — сказать по правде, не до конца понял значения его слов, однако они совсем мне не понравились. Неужто задумал что-то дурное в адрес Рюу?.. — Кстати, что это там нашло на тебя на кладбище? Ты здорово напугал меня.
— Я… просто переутомился.
— Переутомился… — задумчиво повторил за мной Уджа. Похоже, он не особо поверил. Однако не виню его — я бы и сам на месте хозяина не поверил. — Больше так не переутомляйся. А то начну думать, что ты немного не в себе.
— Постараюсь… Господин…
— Ммм?
— О чем вы говорили с Инуром, пока нас не было?
Уджа не ответил. Он не обязан был: все-таки данное — его личное дело. С таким не самым лучшим течением разговора я решил не поднимать вопрос вечерней встречи с Рюу, решив пока обойтись разрешением взять список гостей прошедшего ужина. Времени пока хватало — было еще только утро. Друг Инура сказал, что зайдет за мной в Час крысы: то есть, в шесть или семь часов вечера, если переводить на лад людей Запада.