Заметки вашего современника. Том 3. 1980–2000

Книжка 97 Июнь — октябрь 1983 г.

С глубокой печалью сознаю: отыгрался я в футбол. Как я любил играть в футбол! Не очень способный к спорту, может быть только в футболе приблизился я в отрочестве к совершенству. Я умел владеть мячом и телом, и мяч ложился на ногу, и нога вкладывалась в мяч. Я был ловким и быстрым в футболе, как никогда и нигде не был. Я играл вратарём, левым полузащитником и левым крайним — ведь в ногах я левша.

И вот вчера в Черноголовке мы с Генрихом Штейнбергом и какими-то мальчишками гоняли мяч, и я увидел, что ничего не могу, что мяч не слушается меня, тело не изгибается так, как я хочу, ноги не могут делать то, что я велю им делать. Я был тяжёлым и неуклюжим, неловким, задыхающимся, смешным, жалким. Где-то уже в ауте в единоборстве с маленьким мальчишкой я совсем сорвал дыхание, споткнулся, как-то нелепо согнулся и с ужасом почувствовал, что не могу разогнуться, снова споткнулся, ловя воздух ртом, и в этот момент понял, что моё сердце остановилось на несколько мгновений. Мне так показалось не потому, что было больно в груди (и сейчас ещё эта боль осталась), а потому, что в эти мгновения я почувствовал страх, почувствовал, что со мной происходит нечто ужасное. Всё окружающее я ощущал как человек, в которого попала пуля. Боль потом: он начинает спотыкаться до того, как приходит боль.

Слава Богу, никто ничего не заметил, а я никак не могу забыть этих мгновений гибели, вновь и вновь ощущаю их второй день.

Ну вот, значит, мне и в футбол играть нельзя… Что может быть печальнее поры безвозвратных запретов?

Я всегда влюблялся на верхушке зимы.

Крокодилы, как утверждает журнал «Химия и жизнь», спят без сновидений. Но как это стало известно журналистам «Химии и жизни»?

Повторю: за всю историю человечества из недр Земли было извлечено 90 тысяч тонн золота. А крови вокруг — море…

В ГДР вышел справочник, в котором указано, что люди на нашей планете говорят на 5651 языке. Около полутора тысяч из них считается либо вымирающими, либо непризнанными. Вымирающих языков больше всего в Австралии. Там 40 тысяч человек говорят на 250 языках. В США отмирает более 170 языков.

Я прожил на этом свете уже 18 680 дней. 5 марта 1987 года будет ровно 20 000. Надо отметить. Более круглой даты в жизни уже не будет.

25.7.83.

В этом году чемпионат нелепостей проводили в Австралии. В числе почётных гостей были: англичанин Джон Рой (самые длинные в мире усы: 124 см), американка Денис Мэйл (проглотила 91 м спагетти за 27,7 с). На чемпионате австриец Клаус Бауер связал шарф длиной 135 м. Каким благополучным, не тронутым никакими невзгодами человеком надо быть, чтобы всем этим заниматься…

Цицерон называл память сокровищницей наук, Монтень — шкатулкой ума. «Московский телеграф» писал в 1832 году:

«Сципион мог назвать каждого римского гражданина по имени.

Митридат выучился 22 языкам и хвалился, что никогда не имеет надобности в переводчике.

Клеопатра, по свидетельству Плутарха, знала все наречия Ближнего Востока.

Сенека без ошибки повторял 2 тысячи сказанных ему имён в том порядке, в каком произносили их перед ним, и прочитывал 200 стихов, услышанных им один раз.

Филолог Скалигер выучил в три недели наизусть «Илиаду» и «Одиссею»…»

Анна Ахматова

19 января 1936 года Анна Андреевна написала стихи Борису Пастернаку:

Записки Чуковской об Ахматовой произвели на меня неприятное впечатление. Неужели сама Лидия Корнеевна, читая собственные дневники, не видела всей неприглядности своей роли в этом предвоенном действии трагической драмы ахматовской жизни: интеллигентная, начитанная приживалка при знаменитой поэтессе. Приживалка не в том смысле, что её кормят (скорее, она кормила!), а в духовном. Её постоянно требуют, вызывают по поводу и без повода, относясь к ней при этом довольно бесцеремонно. За свою ветчину и пирожные она ежедневно получает несколько стихов в исполнении автора, которыми неизменно восхищается и в формах своего восхищения достигает предельных высот.

Разве не видно, как Ахматова нарочита в демонстрации своей житейской беспомощности? Большой поэт не может быть беспомощным ни в чём! Я верю, что Ахматову мало волновал быт, но зачем это так упорно, с таким самолюбованием подчёркивать?

Ахматова — большой поэт, действительно продолжатель традиций русской классики. Но её трагическая жизнь и та стойкость, с которой она эту жизнь прожила, её рыцарская верность литературе и восхищение всем её человеческим образом — всё это часто проецируется на её стихи, мешая объективной оценке собственно её поэзии. Читая приведённые в книге стихи (Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой. «YMCA press», Paris, 1971. Т. 1), я вновь убедился, как многое них «дамского», как они неровны.

Надо научиться отделять личность от свершений. Да, Мусоргский был запойный, ну и что?! У нас не критикуют ту дрянь, которую пишет Эдуард Асадов только потому, что ему на фронте глаза вышибло. Один талантлив, потому что несчастлив, другой неприкасаем, потому что горбун, чепуха какая-то… Чаще наоборот бывает: несчастлив, потому что талантлив.

3.8.83

Марк Твен ещё в давние годы отметил, что в США живёт «несокрушимая вера в Адама и в библейскую историю сотворения мира, не пострадавшая от натиска учёных» («Жизнь на Миссисипи», глава 22). Сколько лет прошло, а нападки на дарвинизм в США приобретают всё более агрессивный характер.

В Вашингтонском зоопарке есть участок, где рядами установлено более 200 белокаменных плит «тем, кто никогда не вернётся» — животным, исчезнувшим с лица Земли по вине человека. Андрей Битов пишет, что каждый день на Земле исчезает один вид животных и каждую неделю — один вид растений.

Пабло Пикассо за 91 год жизни создал 1185 картин, 7089 рисунков, 1128 скульптур, более 3200 художественных изделий из керамики, 18 000 гравюр, 7000 литографий, 11 гобеленов, 8 ковров. Короче — 38 000 произведений искусства!

Мне позвонил Пётр Васильевич Крылов — актёр, который работал с мамой в Центральном театре транспорта (его потом переименовали в Театр им. Гоголя) и, смущаясь, сбивчиво и бестолково попросил написать о нём, поскольку ему исполняется скоро 70 лет. Я не мог ему отказать. Я был школьником, когда он приходил к нам в Лихов, молодой, очень красивый, я помню его столько, сколько помню себя. Актёр он средний, хотя стал народным РСФСР. И вот ему уже 70. Надо сделать старику приятное[1].

Свиньи едят половину всего времени от восхода до заката.

Дарвин признаётся: «В течение всей своей жизни я не мог одолеть ни одного языка».

Да, положительно многое роднит меня с великими людьми!

В воскресенье 21 августа я закончил, наконец, оборудование моего переделкинского кабинета, постелил старый палас, развесил фотографии, оставалось только книги расставить, — и объявил о торжественном открытии Дома-музея Голованова.

Дед Ласкин с внуком Митей.

Ласкин Дом не видел. У него с утра заболел живот, он голодал и отлёживался наверху, читал книжки и смотрел с Митей телевизор. Потом живот его поутих, он успокоился, и предложение ко мне АВ[2] отвезти БС[3]в Москву, в поликлинику для анализов, я хотя и принял, но про себя посчитал лишним. В Москву не поехали, вспомнили, что сегодня воскресенье, какие анализы?

Вечером, когда мы пили чай, Борис Савельевич спустился, посидел с нами, снова стал жаловаться на боли в животе и был отправлен АВ полежать наверх. Вскоре я услышал, как он громко позвал её. Вызвали неотложку из Солнцево, потом ещё одну бригаду, потом реанимационную машину из Москвы. Давление у БС упало, пульс прощупывался совсем плохо, врачи сомневались: довезут ли до Москвы. БС состоянием своим был озабочен, но вёл себя спокойно. Я старался развеселить его. Когда БС уже снесли вниз и укладывали в реанимационную машину, я увидел, что над головой БС светится маленький телеэкран и сказал БС:

— Ну надо же! Евреям даже в «скорой» телевизоры ставят! Вот за это вас народ и не любит!

БС засмеялся. Мы с АВ поехали следом за реанимацией и приехали в 1-ю Градскую одновременно с ней. Из больницы я позвонил девчонкам на дачу и успокоил их. Через полчаса Борис Савельевич умер в операционной на третьем этаже 1-й Градской больницы: аневризма аорты, в животе разорвался большой сосуд. Очевидно, если бы хватились раньше, его можно было бы спасти.

Есть и гораздо более стремительные смерти, но чтобы смертельная катастрофа столь долго и коварно прикидывалась невинными коликами — не припомню.

Борис Савельевич был писатель весьма средний. Человек избалованный, капризный, изнеженный женским окружением, в котором он прожил всю жизнь: мама, жена, дочки, няня. Вместе с тем в нём была какая-то врождённая деликатность, истинная скромность и подлинный артистизм. Он был великолепным рассказчиком, по своему желанию способен был генерировать вокруг себя некое доброе, беззаботное поле веселья, уютное, искреннее. Он был человеком необразованным, читал мало и читать не любил. Сведения о жизни нахватывал извне и был в этом смысле идеальным современником нашего пеночного радиотелевизионного века. При этом был по-своему умён, обладал вкусом, его литературные советы очень часто были точны, правильны, и остаётся только удивляться, как он не видел изъянов в своих собственных работах. А, может быть, он и видел их, но не хотел утруждать себя, потому что одним из главных качеств Бориса Савельевича всегда было страстное желание освободить себя от каких-либо усилий, угрожающих его физическому и душевному комфорту. Он не любил дурных вестей, оберегал себя от них и поставил дело так, что и все другие его оберегали. Если от каких-то неудобств можно было сразу, например, откупиться, он делал это стремительно и охотно. Характерно, что, умирая, он говорил с врачами не о болезни, не о причинах боли, а о болеутоляющих средствах.

Он не терпел домашнего беспорядка. Будучи сам совершенно безруким, сразу вызывал электриков, водопроводчиков и готов был заплатить им сколько запросят (истинных цен никогда не знал), только бы они освободили его от пустякового неудобства.

Удивительный эгоизм сочетался у него с добротой и даже щедростью. Обожал делать подарки, из-за границы никогда не привозил что-то себе, всегда — жене и дочкам. В семье женой был он, а АВ — мужем, решающим все главные вопросы семейной политики. С этим положением он не только смирялся, но приветствовал его, поскольку оно освобождало его от необходимости брать на себя ответственность за принятия каких-либо решений. Он очень не любил решать.

Сейчас, когда уже нет его, я всё яснее начинаю понимать, что секрет его творческого и человеческого успеха (его действительно любили многие люди, и я его любил) заключается в его редкостном обаянии — великом, Богом данном таинственном качестве человеческой натуры.

Из писем, подобранных для статьи «Порядок»[4]:

«В 1982 году нам поручили строительство птицефабрики «Искра» в Готвальдовском р-не. Стройка стоимостью 12 миллионов рублей. Для строительства сюда завезены очень ценные механизмы, растворобетонный узел стоимостью 50 тысяч и т. д. Начали: административный корпус, пожарное депо, два помётохранилища. Следом письмо республиканской конторы Госбанка: стройку закрыть. А уже привезли стройматериалов и оборудования на 550 тысяч из разных стран СЭВ! Мы призывали рабочих хорошо потрудиться, и строители хорошо потрудились: сняли грунт на 40 гектарах, прорыли траншеи для канализации, построили водопровод…»

Ступан В. С., участковый механик ПМК-35. Письмо направлено в Минсельхоз УССР и Харьковский обком КПСС.

Учительница Уварова Р. И. пишет, что школьные акварельные краски подорожали на 430 %.

Предприятиям выделяют в Москве автомобили «Москвич», в Москву командируют шофёров, они сидят и ждут 3–4 дня. «Заезд водителей никто не регулирует, неизвестно, сколько машин выгонят за ворота сегодня, а сколько завтра… Руководительница фондовой группы внутреннего рынка управления сбыта сказала: «14 марта приехало 50 водителей, а завод выдал всего 15 автомобилей».

В. Лапко, начальник комсомольского штаба строительства Чернобыльской АЭС

Анива Сахалинской обл. Река Мотога. «Взрывают лёд, губят ценную молодь краснопёрки, корюшки, лососёвых, чтобы лёд не сломал мост. Мост ветхий, деревянный, его надо ежегодно ремонтировать. Не проще ли построить крепкий мост?»

А. П. Козловский

«Нельзя продать картошку. Раньше приезжали к нам спекулянты и заготовители. И те, и другие брали прямо из подвала. Теперь же к нам не пропускают никого, и картошку некуда девать. Если спекулянтам запрещено, почему же государство не закупает?..»

З. И. Сидорчукова, ст. Преградная Ставропольского края

«На опустившихся людей выговор начальника цеха, разбирательство в бригаде, товарищеский суд, лишение премии, сатирический листок и т. д. никакого воздействия не оказывают… Мы должны навести в стране порядок, ведь разговор в данном случае касается не всех рабочих, а только тех, кто правильно понимает великие завоевания социализма. (Описался: хотел, наверное, написать: «кто неправильно» понимает.) Это ненормально, когда мастер планирует человеку работу, иногда очень срочную, а он не вышел и всю ночь пропьянствовал. Это ненормально, когда человек получил задание, а через час его находят в сильной степени опьянения. Это ненормально, когда начцеха разыскивает рабочих в общежитии, в медвытрезвителе, а он, оказывается, «на пару недель уехал к матери»… И что самое странное, уволить такого запрещают, говорят, что «нужно воспитывать». А как его, проехавшего весь Союз, ничего не боящегося, никаких угрызений совести не испытывающего, ссылающегося на свободы, дарованные ему нашей Конституцией, воспитывать? Значит в законодательстве о труде у нас не всё до конца продумано… Законодательство должно сказать своё веское слово, ибо это требует время, сама жизнь».

В. Игнатенко, начальник докомалярного цеха Находкинского судоремонтного завода.

Ветеран войны и труда В. Мастицкий из Николаева предлагает завести наряду с «Досками почёта» «Доски позора».

П. Пастухов из Рязани предлагает за прогулы вычитать день, а лучше — два из отпуска.

В Хорезмской обл. школьники 8–10-х классов работают на уборке хлопка с 10 сентября по 1 декабря.

«Если у материально ответственного лица обнаружена недостача денег, дело идёт к прокурору. Прогульщик же порой срывает выполнение плана, выбивает предприятие из режима, чем наносит колоссальный экономический ущерб, но его только пожурят. Совершенно неоправданно сохранение за рабочим классной или разрядной специальности при переходе на другое предприятие. Сменивший место работы «летун» должен начинать с низшего разряда… Такая мера будет способствовать закреплению кадров, уменьшению их текучести. Необходимо такое положение, которое бы позволяло снимать разряды независимо от желания того, с кого разряд снимается».

А. Демидов. Начальник автопредприятия. Львов

«Рядом у нас научно-исследовательский институт. Во время работы водку носят туда ящиками, а с работы выходят чуть тёпленькими…»

Иванова. Новокузнецк Кемеровской обл.

Антидемократическими могут быть даже разметочные линии на шоссе.

Что такое ДНК? «Это яд!» — уверенно ответили 2 % американцев, «не знаю» — 66 %, 33 % начали говорить что-то о генах, «веществе жизни» и т. п. И лишь 2 % дали правильный ответ. Такие результаты побудили американских учёных составить эталон ответа:

«ДНК — дезоксирибонуклеиновая кислота. Это большие молекулы, представляющие собой двойную спираль связанных между собой атомов, находящиеся внутри клеток практически всех живых существ, способные к самовоспроизведению, а также созданию, хранению и передаче биологических свойств последующим поколениям».

Из рассказа Александра Сергеевича Попова об истории создания знаменитой «катюши»:

— Когда я вместе с Косятовым и Архангельским 13 июля 1933 года пришёл в РНИИ, там уже существовали:

1-й отдел Шварца, набранный, главным образом, из бывших сотрудников ленинградской Газодинамической лаборатории, которые занимались пороховыми снарядами для армии и флота;

2-й отдел, где занимались авиационными ускорителями для бомбардировщиков ТБ-1 и ТБ-3 с базами в Чкаловской и Монино. Также там занимались ракетными катапультами.

В 1937 году 2-й отдел был расформирован, так как ускорители посчитали бесперспективными. Я работал у Шварца по ракетному вооружению самолётов. База у нас была в Ногинске. Главная проблема: большое лобовое сопротивление направляющих, с которых разгонялись ракеты. Мы с Гваем предложили сделать Т-образный паз, Победоносцев и Павленко — планку другой конфигурации. Наше изобретение прошло испытания и было принято.

В 1939 году проходили большие военные учения округов, на которых применялись самолёты с ракетами. Из всех округов тогда отобрали 5 лётчиков на И-16 во главе со Звонарёвым и отправили их на Халхин-Гол. Самолёты с PC имели на фюзеляжах белые кольца. После того как японцы начали охоту за ними, издали приказ нарисовать такие кольца на всех самолётах.

Евгений Степанович Петров разработал ракетную установку с 132-мм снарядами, но технические условия не были соблюдены: вес снарядов был больше 50 кг, а скорострельность установки — меньше 10 выстр./мин. Институт работал по договорам, и директор института Слонимер считал, что РУ надо быстро довести до ума, выполнить договор, чтобы не платить пени. Петров настаивал на том, что всё сделано. Слонимер пригрозил его уволить. Петров психонул и уехал в Ленинград. Шёл уже июнь 1938 г. У техсовета предложений было много, наиболее реалистичным виделся такой вариант.

На ЗИС-5 поставить треугольную раму на опорных подшипниках, с направляющими на двух уровнях: 12 сверху, 12 снизу с 132-мм снарядами поперёк оси автомобиля. Заряжали, как и в авиации, с «дула», хотя артиллеристы просили заряжать с казённой части.

Испытательный залп 24 снарядами под Саратовом прошёл очень успешно, потребовал доработок незначительных: заряжать стали с казённой части, улучшили прицел, изменили управление огнём и переставили установку на ЗИС-6. В это время в отделе Шварца особенно активен был Гвай, хорошо работали Александрова, Галковский, Смирнов, Степанов.

К маю 1939 года РУ доработали: установили термосвечи и контакты на направляющих, поставили прицел от 136-мм пушки, сделали два пульта: один в кабине, другой — выносной с кабелем. 3 июня 1939 года РУ показывали Ворошилову. Разброс вдоль оси стрельбы был по эллипсу, а нужен круг, или эллипс поперёк оси стрельбы. По расчётам Тихонравова, это требовало длины направляющих до 5 м, но тогда их на автомашине можно было разместить только 16 штук, 8 «спарок», как мы их тогда называли.

В июне 1940 года состоялся показ РУ Артиллерийскому управлению Генерального штаба. Кучность на этот раз была много хуже. Мы лепетали что-то о стрельбе по скоплениям войск неприятеля, упирали на подвижность РУ, но артиллеристов это не убеждало. Решение приняли такое: провести в июле 1941 года большие войсковые испытания с участием артиллерии. К этому времени РНИИ должно было изготовить 7 установок, а завод им. Ильича на Серпуховке — снаряды к ним. Параллельно Воронежскому заводу поручалось дополнительно изготовить ещё малую партию снарядов — 40 штук.

17 июня 1941 года состоялся показ РУ Генштабу во главе с Тимошенко. Был и Будённый. Рядом с ним на трибуне стояли Василий Васильевич Аборенков и Александр Григорьевич Мрыкин — большие начальники из ГАУ. Мы просили отойти подальше от установок, чтобы не засыпало песком и пылью. Начальники отходить не стали. Три машины выпустили по 8 снарядов. Вся пятая рубка была засыпана пылью, Будённый смахивал пыль с фуражки, а потом с усов. Потом выпустили ещё по 8 снарядов, т. е. полный комплект: 3x16.

22 июня началась война. К 24 июню мы получили приказ подготовить три установки для отправки на фронт. В то время у нас было 7 РУ и примерно 4,5 тысячи PC к ним. 28 июня меня вызвали в НИИ.

— Вы и Дмитрий Александрович Шитов поедете с батареей на фронт, учить новой технике…

Так я очутился в распоряжении капитана Ивана Андреевича Флёрова. Он сумел окончить только первый курс Академии им. Дзержинского, но был уже обстрелянным командиром: участвовал в финской кампании. Замполит батареи Журавлёв отбирал по военкоматам надёжных людей. У нас служили москвичи, горьковчане, чуваши. Секретность во многом нам мешала. Мы, например, не могли пользоваться общевойсковыми службами, у нас была своя медчасть, своя техчасть. Всё это делало нас неповоротливыми: на 7 ракетных установок приходилось 150 машин с обслугой.

В ночь с 1 на 2 июля мы ушли из Москвы. На Бородинском поле поклялись: ни при каких обстоятельствах не отдавать установку врагу. Когда находились особенно любопытные, которые старались дознаться, что мы везём, мы говорили, что под чехлами — секции понтонных мостов. Нас пытались разбомбить, после чего мы получили приказ: двигаться только ночью. 9 июля мы прибыли в р-н Борисова, развернули позицию: 4 установки слева от трассы, 3 РУ и 1 прицельная пушка — справа. Там простояли до 13 июля. Нам было запрещено вести огонь из любого вида личного оружия: пистолетов, 10-зарядных полуавтоматических винтовок, дегтярёвского пулемёта. У каждого ещё было по две гранаты. Сидели без дела. Время тратили на учёбу. Пометки делать было запрещено. Мы с Шитовым проводили бесконечные «практические занятия». Однажды «Мессершмидт-109» прошёл низко над нашей батареей, бойцы не выдержали и обстреляли его из винтовок. Он развернулся и в свою очередь обстрелял нас из пулемёта. После чего мы немного передвинулись.

К началу 40-х годов у нас уже было реактивное оружие. И наземное…

В ночь с 12 на 13 июля нас подняли по тревоге. Наши пушкари выдвинули вперёд пушку. Подъезжает бронемашина: «Что за часть?!» Оказалось, что нас так засекретили, что заградотряды, которые должны были держать оборону, ушли. «Через 20 минут будет взорван мост, уезжайте немедленно!»

Мы уехали под Оршу. 14 июля вышли в р-н железнодорожного узла, где было сосредоточено много эшелонов: боеприпасы, топливо, живая сила и техника. Мы остановились в 5–6 км от узла: 7 машин с РУ и 3 машины со снарядами для повторного залпа. Пушку не взяли: прямая видимость. В 15 часов 15 минут Флёров дал приказ открыть огонь. Залп (7 машин по 16 снарядов, итого 112 снарядов) длился 7–8 секунд. Железнодорожный узел был уничтожен. В самой Орше немцев не было 7 дней.

Мы сразу удрали. Командир сидел уже в кабине, подняли домкраты и ходу! Ушли в лес и там отсиживались. Место, откуда мы стреляли, немцы потом бомбили. Мы вошли во вкус и ещё через полтора часа уничтожили немецкую переправу. После второго залпа ушли по Минскому шоссе в сторону Смоленска. Мы уже знали, что нас будут искать…

…и авиационное.

В октябре 1941 года батарея Флёрова попала в окружение под Вязьмой. 7 октября, после того как кончились снаряды, решили вырываться из окружения. Немцы устроили засаду. До большака нужно было пройти полем. Немцы нашу разведку пропустили, а когда пошла первая РУ с Флёровым, её обстреляли. Видя такое дело, Флёров приказал взорвать две установки. Потом взорвали остальные. Из 170 бойцов батареи в живых осталось около 45 человек. Флёров сначала был ранен, потом убит…

Уже 26 июля с завода «Компрессор», который с 1 июля стал в это время главным производителем РУ, вышла вторая батарея. В эти же дни налаживалось производство РУ на Воронежском заводе. Со 2-й батареей я выехал в р-н Ярцево. При первом залпе присутствовал Рокоссовский, благодарил, передавал привет коллективу.

За время войны было произведено более 10 тысяч РУ и 13 миллионов снарядов к ним. Откуда название «катюша»? Трудно сказать… Рассказывали, что где-то, когда стреляли, заводили эту пластинку. А PC — ракетный снаряд — называли «Раиса Семёновна»…

Из рассказов Нины Ивановны Королёвой:

— Конная милиция при входе на Красную площадь давила людей, и мы с Сергеем Павловичем туда не попали, поехали домой. Встречу Гагарина на Красной площади Сергей Павлович смотрел дома по телевизору.

После полёта Комарова, Феоктистова и Егорова Королёв принимал космонавтов в санатории «Барвиха», где после операции лечилась Нина Ивановна.

В своём доме в Останкино Сергей Павлович жил с 11 ноября 1959 года до 14 января 1966 года.

Генерал Соколов (начальник НИИ-4) подарил Королёву приёмник «Телефункен». Охотничья винтовка «Зауэр — три кольца» не подарена, а привезена СП из Германии. После того как хирург Вишневский сделал Нине Ивановне операцию, Сергей Павлович подарил эту винтовку ему в день рождения. Потом приглашал «на кабана»: жареная нога и маринованные губы.

Из документов Королёва:

Военный билет № 18141. Род войск: технический. ВУС: 194. Воинское звание: инженер-капитан. Запас 3-го разряда. Жена: Ермолаева Н. И. 1920 г.р.

Август 1933 г. — август 1935 г. — зам. нач. РНИИ.

Август 1935 г. — февраль 1936 г. — инженер, нач. отдела № 5.

Королёв умер 14 января 1966 г. в 16.30.

Римский император Тиберий, Леонардо да Винчи, английский король Георг II и Чарли Чаплин были левшами.

В музее города Касселя (Германия) хранится механический жук длиной полтора сантиметра, сделанный 360 лет назад (в XVII в.) неизвестным мастером. Часовой механизм приводит в движение ножки, усики и крылья. Но летать не может.

«Невольно удивляемся странной участи грибов: их, по обыкновению, или чересчур хвалят, или чересчур поносят. Нерон величал их мясом богов, зато какой-то сварливый миссионер дал им название убийц. В самом деле, Тиберий, Клавдий, жена и дети Еврипида, Климент VII и многие другие лишились жизни от грибов».

Журнал «Молва», 1831

Умру я на даче в своём кабинете тихо и одиноко.

Клёны облетают. Неясные, размытые шорохи, будто кто-то крадётся под окном.

Жёлтый кленовый лист зацепился за крыло моего автомобиля и бьётся на ветру, как посольский флажок. Я — посол осени.

Юбилей того самого РНИИ, в котором до «посадки» работал Королёв, того самого НИИ-1, которым руководил Келдыш до избрания его президентом АН, и в который после МВТУ нас с Чудой[5] распределили на работу. Я заехал за Георгием Ивановичем[6]. У Петрова — рак. Жалуется, что спина болит, сильно похудел. Поехали в Концертный зал гостиницы «Россия», где праздновали 50-летие РНИИ. Накануне я напечатал большую статью об институте и теперь оказался едва ли не самым желанным гостем[7]. Я раздарил десятка два газет и был многократно обласкан. Очень тепло встретили меня ребята, с которыми я проработал два года в лаборатории № 4. Я окунулся в своё прошлое и сразу подумал: «Какой же я молодец, что хватило ума уйти из инженерии!»

Семь часов утра, Киевский вокзал. Все кидаются занимать места, и в жадной, скотской давке вносят меня в калужскую электричку. Напротив сидит средних лет невзрачный мужичишка, в несвежей нейлоновой куртке, положил рядом с собой какую-то сумку, и на вопрос, свободно ли место, ответил с явной агрессией в голосе, что занято. Потом появляется какая-то растрёпанная девчонка и место это занимает. Они кивают друг другу, но не общаются, не разговаривают. Наконец, появляется ещё одна дама, которую уже и девчонкой не назовёшь, но вместе с тем, и не баба ещё… Трудно сказать, сколько ей лет. Круглое лицо, глазки живые, носик вздёрнутый. Ей может быть и 20, и 30, не поймёшь.

Мужчина как-то затормошился, вскочил, помог ей сумки установить, плащ повесить и усадил на своё место. Лицо его постоянно светилось какой-то беспомощной, смущённой улыбкой, да и женщина эта явно была смущена, даже слегка покраснела, пальчиками оттягивала воротник тоненького свитера, выпятив нижнюю губу, смешно отдувалась, дула себе в нос, как дуют женщины, отгоняя с лица прядь волос.

— Ну, я пойду, — с той же смущённой улыбкой сказал мужичонка, быстро дотронулся до её руки и стал протискиваться к выходу. В ответ на недоумённый взгляд своей более молодой подруги, женщина эта ответила, всё так же смущаясь и отдуваясь:

— А он не едет, он нам места занимал…

На улице — стылая предрассветная темень, а мужичонка этот торопится на вокзал, бьётся в этой жестокой толпе, только затем, чтобы занять ей место, чтобы смотреть на неё несколько минут, дотронуться до руки…

Мужичонка подошёл к окну вагона и тихо побарабанил пальцами по стеклу. Она ответила ему слабым взмахом руки. Потом я видел, что он отошёл, остановился, постоял некоторое время, снова вернулся к окну, но уже не барабанил, а только пронзительно смотрел на неё, беспомощно улыбаясь, страдая от непроницаемости толстого стекла…

Господи, что за чудо — жизнь!

Вот говорят, молодёжь приврать любит. По моим наблюдениям, старики врут нисколько не меньше, а порой даже больше.

Я беседовал с Владимиром Ивановичем Яздовским. Ему 70 лет. Авиационный медик и космический биолог. Вспоминая встречи с Королёвым, он рассказывал:

— Я говорю: «Слушай, Сергей…»

Лопни мои глаза, если Королёв позволял Яздовскому называть себя на «ты»! Позднее я говорил об этом с Наташей Козаковой, которая работала с Яздовским и демонстрировала журналистам разных собак на пресс-конференциях.

— Да что вы! Когда к нам должен был приехать Сергей Павлович, Яздовский устраивал накануне аврал, всё чистили-прибирали, он ходил за Главным конструктором на цыпочках шаг в шаг, и даже помыслить нельзя, чтобы он обращался к Королёву на «ты»…

Беда даже идеального режима состоит в том, что он в лучшем случае печётся о том, чтобы сделать своих подданных богатыми. А надо стремиться сделать их счастливыми. Тут, как говорят в Одессе, «две большие разницы».

Катаев написал в «Советской культуре» о Леониде Когане. А ведь это, пожалуй, закономерно. Очень многие хорошие русские писатели, включая Льва Толстого, Горького, Пастернака, тяготели к музыке и стремились что-то сказать о ней, воспринимая музыку (кроме, пожалуй, Тургенева) на уровне примитивном, мало что в ней понимая. Точнее, я хочу сказать, что литературный их дар не выделял их из массы обычных любителей музыки. И даже если они хорошо описывают музыку, то это не значит, что они столь же глубоко чувствуют её. Связи между этими двумя мирами нет.

Труднее всего фотографировать зверей, мастерства надо больше: их нельзя расставить, попросить улыбнуться…

Великая нация потому ещё великая, что может позволить себе иметь недостатки, в соизмерении с её достоинствами — ничтожные. Неужели так трудно понять, что постоянно себя приукрашивая, замазывая морщины, выдавая желаемое за действительное и просто скрывая (от кого? От себя самих?) какие-то свои доморощенные недостатки, мы не возвышаем, а принижаем свою страну, свой народ. В таком сокрытии внутри всегда находится страх неких разоблачений, а как можно уважать трусость?

Зачем же вытирать после мытья ложки и вилки, если уж затрачено столько усилий на создание нержавеющей стали!

Стоит мне приехать в Переделкино и прожить там хотя бы один день, как появляется и ширится во мне страх перед Москвой, укрепляется желание долгой неподвижности. Тишина Переделкино засасывает меня, как болотная топь, но как же приятно не сопротивляться!

Корни духовного мира человека — в природе. Больше им просто не из чего расти! Чем разнообразнее её формы, щедрее её краски, тем и душа человеческая совершеннее. Нельзя винить кочевников пустынь или тундры за то, например, что их песни заунывны, а в музыкальных инструментах три, а подчас и одна струна. Или может ли вечная, всегда одинаковая фантазия тропиков породить в человеке духовное разнообразие?

Всё это спорно и, вероятно, отыщутся обратные примеры, но, оглядывая историю, мы не видим ни одного мирового шедевра ни в какой области духовной жизни, которые созданы были бы в пустыне, тундре или тропической чащобе. Связь духа и природы ещё надо изучать.

Возраст Вселенной — 22,5 миллиарда лет (данные 1978 года). Кто больше?!

Самка спрута откладывает яйца всего раз в жизни и через три дня после этого умирает. Надо очень жалеть спрутов: ведь ни один из них не знал материнской ласки.

«…Да нет, я не раздваиваюсь… Я разтраиваюсь и от этого расстраиваюсь…»