Заметки вашего современника. Том 3. 1980–2000

Книжка 100 Апрель — октябрь 1984 г.

Севастополь едва ли не самый чистый и ухоженный город из всех, которые мне довелось видеть.

Очень много самодовольных, хорошо одетых и красивых женщин.

Одно из возможных объяснений заселения божествами небес.

Всё окружающее, доступное ему, человек облазил, оглядел, обнюхал и убедился: там нет ничего сверхъестественного. Другое дело — мир неба, птиц и того, что выше птиц. От заселения богами именно неба, могущество богов только возрастает: рождается понятие недоступности.

Люди должны были изобрести колесо, наблюдая Луну. В племена, не знающие, что такое колесо, я не очень верю. Или мы их плохо знаем, или колесо им (в горах, например) не очень нужно было.

Я скучаю по Жене[24]. Мне требуется с ней говорить.

В баре «Холодок» на Большой Морской очень красивая женщина так смотрела на меня, что невозможно было не подсесть к её столику. А я не подсел и теперь очень жалею.

Во мне как-то болезненно развито чувство смерти. Не в том смысле, что я её боюсь или ожидаю, а в смысле осознания границ бытия. Это очень плохо, поскольку мешает мне работать. Думая о будущих больших трудах, я непременно начинаю прикидывать: а успею ли? То же, увы, происходит и в личной моей жизни. Но так нельзя! Надо, чтобы впереди была осознанная бесконечность. Однако она так оглупляет, не говоря уже о том, что заведомо раздражает Всевышнего.

В Гурзуфе каждую ночь снятся мне занимательнейшие сны.

Ловит меня на площади Пушкина разъярённая толпа, утверждает, что я украл у чистильщика шнурки. Я оправдываюсь. А в толпе стоит Наташа под руку с Борисом Савельевичем, и Борис Савельевич так задорно смеётся, а Наташа ластится к нему…

— Как же так?! — спрашиваю я её. — Ведь он же умер!

— Ну что ты, разве не знаешь, что так бывает, — отвечает она беспечно…

То снится мне Митя, который с ватагой мальчишек моет мою машину. Машина стоит на неизвестной мне лужайке с неестественно яркой зелёной травой, которая растёт только в сырых низинах. Мальчишки поливают машину из шланга, а она медленно втягивается в землю. Вот уже погрузилась до самых дверных ручек. Я кидаюсь к машине, боясь сам провалиться в трясину, но у меня под ногами твердь! Понимаю, что вытащить машину можно только краном или вертолётом, просыпаюсь и долго соображаю, где же мне взять вертолёт…

В другую ночь снилось мне, будто я играю в самодеятельном театре в какой-то пьесе Островского, но в какой и кого — неизвестно. Однако роль большая, чуть ли не главная. На мне визитка, бабочка, новые штиблеты, но я не только роли не знаю, не знаю даже сюжета, не знаю кто из действующих лиц в каких взаимоотношениях друг с другом и со мной, кто я такой в этой пьесе, короче, — ничего не знаю. Уже сейчас поднимут занавес, я в полной панике, а вокруг все совершенно спокойны. И вдруг среди актёров я вижу маму. Мама молодая, лет тридцати, она была такая, когда я родился. Мама улыбается и смотрит на меня.

— Мама, — говорю я, — что же мне делать? Что это за пьеса и кто я?

— Да ничего, справишься, — смеясь, отвечает она.

— Мама, — взволнованно говорю я, — ну ладно, они — из самодеятельности, но ты-то актриса, ты же понимаешь, что так нельзя!..

— Не бойся! Всё будет хорошо! — весело отмахивается она от меня…

И вот такие видения каждую ночь. Просто спать ложиться интересно. А ещё я подумал о том, что когда-нибудь люди обязательно научатся записывать сны на особые видеомагнитофоны. Но как жаль, что мы никогда не узнаем, что снилось Леонардо, Лютеру, Ивану Грозному, Пушкину. Насколько больше мы могли бы узнать о них, если бы посмотрели их сны.

Чеховский пляж в Гурзуфе не изменился за последние 30 лет. Узнал отдельные камни. Один у самой воды похож на спинку кресла. Опираясь на него, любил сидеть Кирилл Николаевич[25]. Но всё как-то словно уменьшилось, сжалось. Оказывается, он совсем маленький, чеховский пляж, куда меньше, чем в моих московских снах…

22.5.84

Александр Степанович Грин.

Старый Крым. Чистенький и бессмысленный вдалеке от моря. Домик Грина маленький, бедный. Прожил он тут всего месяц и умер от рака. Пытался писать, но ничего не получалось: очень уже был болен. Умер Александр Степанович на железной кровати, узкой, как гроб. Маленький портрет Эдгара По, о котором писал Паустовский, висит до сих пор. Две милые женщины: Ольга Дмитриевна и Нина Андреевна — полный состав сотрудников мемориала — рассказывали мне о Грине. Хотя и был болен, но много ходил, по 15–20 километров, до Коктебеля. Писал о дикости и жутковатости этой дороги. Странно, что «Дорога никуда» тогда была уже написана.

Мы с Женей сидели в садике у дома. Я заметил, что Грин чаще всего избегал счастливых концов. Девенант умер, когда всё уже улеглось, когда требовалось как раз жить. Ганувер умер, достигнув пределов любви, богатства и разоблачив своих недоброжелателей. «...И умерли в один день» — это гриновский лейтмотив.

На могиле Александра Степановича стоит «Бегущая» — плоскогрудая азиатка, ни тайны в ней, ни вдохновения. На плите указано, что Грин — писатель. Мне всё это не понравилось.

К вечеру ударил гром и началась гроза…

Я в Крыму читал Грина и увидел все его слабости и неправильности. Но, всё-таки, это — удивительный, замечательный писатель, истинный романтик и сочинитель невероятных историй, каких во всей мировой литературе немного.

Вчера я плавал в Чеховской бухте, вылез на камень обсушиться, и тут мимо меня медленно и упористо проплыл маленький теплоход «Александр Грин». А он из загробного мира глядит на море, видит этот теплоход и так ему хорошо… Но вся беда в том, что загробного мира нет.

Спасаясь от людей, музейщики закрыли доступ в комнаты домика Чехова в Ялте: «Очень много посетителей, пол затопчут, или со стола что-нибудь украдут…»

Покуда музейщики успехи свои будут измерять количеством посетителей, никакого толка от музеев не будет. Десять человек, заглянувшие в кабинет Антона Павловича через шнурок, не равны одному человеку, склонившемуся над его письменным столом.

А этот павильон с материалами о литературном наследстве — всё это превращает дом Чехова в просветительский комбинат. Просветительство всегда горячо приветствовал и сам много здесь работал, но дом Чехова должен быть домом Чехова и более ничем.

В 1945 году Борис Дубовский[26] спросил Курчатова, будем ли мы осуждать американцев за взрыв атомной бомбы.

— Курчатов посмотрел на меня, как на идиота, — вспоминает Борис Григорьевич, — скривился и ответил: «Союзнички, ё… их мать…»

Курчатов настаивал, чтобы до пуска первой атомной станции в Обнинске была испытана аварийная защита. Он знал по имени и отчеству всех монтажников, сварщиков, рабочих, доверял им. В то время Курчатову шёл 51-й год. Из многих вариантов реакторов для первой АЭС Курчатов выбрал в 1950 году реактор Николая Антоновича Доллежаля и Савелия Моисеевича Фейнберга, которые предлагали ясные пути его дальнейшего совершенствования в будущем.

Малышев[27] опоздал на пуск станции в Обнинске. Курчатов велел начинать без него.

Станция была так глухо засекречена, что жена Юрия Анатольевича Сергеева (он работал тогда в расчётном отделе, ныне — зав. лабораторией), которая жила в Обнинске, прочитав о пуске АЭС в газете, сказала задумчиво:

— Интересно, где же она находится…

«Когда станция строилась, мы приходили на стройку и выгребали всё изкарманов, привязывали карандаши верёвочками, чтобы в кладку реактора не попал посторонний предмет».

Первая в мире атомная электростанция в Обнинске.

И. В. Курчатов в пультовой первой атомной.

Физическим пуском реактора руководил Борис Григорьевич Дубовский. 26 июня в 16 часов старший инженер В. И. Вьюнников вывел реактор на мощность 1500 кВт, и на ТЭЦ пошёл пар рабочих параметров. Затем старший инженер С. А. Болоткин передал распоряжение начальника смены Б. Б. Батурова о переводе пара в турбину. В 17.45 генератор турбины выдал первые 1,5 МВт. 25 октября 1954 года была достигнута расчётная мощность в 5 МВт. Американцы пустили АЭС на 20 кВт раньше нас, но это была не электростанция, а, скорее, игрушка.

Из воспоминаний Михаила Егоровича Минашина — руководителя расчётных работ по первой АЭС, заведующего лабораторией, а ныне — начальника отдела Физикоэнергетического института (ФЭИ) — о Курчатове:

— Я помню его одиноко гуляющим по аллейкам Института атомной энергии. Завидев группку студентов, кричал:

— Здорово, добры молодцы!

А иногда смотрел на нас и не замечал. Взгляд был такой, словно он готовился схватить змею!

Очень опекал АЭС. Со всеми нерешёнными проблемами мы обращались к нему. Мне он казался волевым купцом, но не самодуром, а человеком, который много месяцев обдумывает свои решения. В то же время мог сказать сразу: «Да, это надо делать…» В 1954 году он жил в Обнинске неделями.

Любил всем давать прозвища. Фейнберг — «Савка». Меня звал «Маяковский». Если я ему что-то докладывал, я не мандражировал. Но при всей своей весёлости Курчатов был исключительно требовательным. Самое злое у Курчатова:

— Вы что, идиот?!!

У нас были «секретные» фамилии: Курчатов — «Бородин», Ванников — «Львов», Зверев — «Добролюбов». Обнинск назывался «Объект В».

Во время моего последнего доклада, помню, Курчатов сказал:

— Вы мне физику в математику не превращайте!

Не терпел людей, которые сразу делали какие-либо выводы. Его интересовали факты, «а выводы мы сами сделаем!» Учил нас: разделите листок бумаги пополам сверху вниз. Слева напишите: «Что думал», а справа: «Что вышло».

Перед физическим пуском реактора спросил меня:

— Какой самый слабый элемент на станции?

— Парогенераторы…

Обескураженно захмыкал и ушёл. Потом я узнал, что он всю ночь просидел с Григорянцем около парогенератора. На следующий день утром говорит:

— Знаешь, нечего заботиться, как воду в чайнике кипятить! Это до тебя за 200 лет знали. Ты какой пар будешь подавать на турбину?..

— Изоляция плохая, но большого снижения температуры не будет…

— Физик, а понимает! — сказал Ефим Павлович Славский, который стоял рядом.

— А вы думаете, вы одни только соображаете?! — встрепенулся Курчатов.

Стиль речи, построение фраз: «Пока Николаев бездельничал…», «Вот мы пошли за Доллежалем и вот куда мы пришли…», «Давай попробуем! Денег всего 50 тысяч, а если не получится, «Дуб» (Б. Г. Дубовский) поймёт, что он — мудак…»

Андрей Вознесенский озабочен девальвацией поэзии, отходе читателей от поэтов. Он прав. Уже поколение моего Васи не знает и не читает ни его, ни Евтушенко, ни Рождественского, которые в 1960-х годах собирали толпы во Дворцах спорта. А как же иначе?! Или поэзия и власть над душами, или торговля и просто власть. Трудно примирить властителя дум с хозяином роскошного дома, уникальных картин, бесконечных зарубежных вояжей за чужой счёт. За все эти удобства мира и заплачено читательским интересом. Обвинять тут некого, тем более призывать в союзники Заболоцкого и Пастернака. О Боге думать надо, а не о Государственных премиях!

Впрочем, о чём я… В 1982 году я ведь тоже хотел получить Государственную премию…

Конечно я очень завидую Гиляровскому, завидую лёгкости, с которой он работал, широте его натуры, тому постоянному празднику, в который он сумел превратить свою жизнь. И, конечно, его знанию Москвы и москвичей. Но ведь, если совсем откровенно, писал-то он довольно примитивно, по-детски. Как беспомощны его воспоминания о Чехове, с которым он так часто встречался! А о Блоке! Это вообще записки гимназиста, случайно увидавшего великого поэта.

Мы сегодня дядю Гиляя немного «качаем». Он так напористо пропагандировал на старости лет свою приверженность Советской власти, будто боялся, что большевики ему не поверят.

Японцы померили очень точно: максимальная глубина океана к юго-востоку от Марианских островов 10 924 м.

В реках и озёрах всего мира содержится 125 000 куб. км пресной воды. А в леднике, накрывающем Гренландию, её в 20 раз больше.

Сегодня за 40 минут в мире добывают столько информации, сколько вбито в «Британскую энциклопедию».

«Идеи нашего общества не нуждаются в приукрашивании. Высочайший смысл социалистического гуманизма состоит в том, чтобы человек не эксплуатировал человека, а сам бы добывал свой хлеб, без чего он превращается в скотину, чтобы человек тратил силы не на войну, а на улучшение жизни, чтобы при помощи самых последних достижений техники не убивать женщин и детей, потому что это подло и бессмысленно. И приукрашивать этот гуманизм — это всё равно, что повязывать бантиком Эверест, который и без того вечно сияет в вышине».

Леонид Леонов, 1956

Мне бы работоспособность Петра Асташенкова! Он успел написать книги о Королёве, Курчатове, Щёлкине, о каких-то авиаконструкторах. Но, правда, все плохие. Да как же они могут быть хорошими, если на каждую такую книжку нужны многие годы, если не целая жизнь.

Это же чушь: «национальная по форме, социалистическая по содержанию»! Выходит, «Дон Кихот» испанский по форме и феодальный по содержанию?

Нынче ночью был у меня Пушкин. Узок, невелик, в тёмном, в белой рубашке. Я всё ему рассказал. О Лермонтове, о том, что Гоголь всё сделал, о Толстом, Достоевском, Некрасове, Блоке. Он держался холодно, никаких вопросов не задавал, ушёл как-то быстро. Обещал ещё зайти. 25.7.84

Как у бедного Васисуалия Лоханкина: «От меня жена ушла…» Но не смешно… 30.7.84

Иосиф Шкловский пишет (и это радует его материалистическо-астрономический ум), что всё во Вселенной пронизано духом эволюции, что нет ничего незыблемого и вечного. Так и есть. Но мне бы хотелось, чтобы всё-таки было что-то вечное, какая-нибудь маленькая каменная планетка, и чтобы она существовала всегда, не подчиняясь эволюции.

Птицы социальны. Чайки переселились с морских просторов на городские портовые помойки. Вася Песков рассказывал мне, что нынче главная власть в птичьем царстве у ворон. Очень хорошо приспособились к людям, умны, решительны, убивают и третируют других птиц. Бедным воробьям, которых и так обделили старым добрым навозом, от ворон совсем жизни нет.

Вольфганг. Это звучит как рельс, упавший с третьего этажа.

Белозёрск. Вода в канале и в озере цветёт. В городе этом всё происходит в полусне. В полусне плывут баржи, в полусне катятся мальчишки на велосипедах. В магазинах неведомая москвичу заторможенность.

Дом Василия Афанасьевича Корсакова. Дочь Галя, сын Гена с золотозубой женой Людой, зять Слава с зелёным «Запорожцем». Уезжать мне отсюда не хочется: ясно предчувствую какую-то беду, которая ожидает меня в Москве…

Облака крутые, тёмно-синие, висят совсем низко. Тишина. Даже петухи не поют. Я спал на чердаке и во сне услышал, как забарабанил по крыше дождь. И так стало радостно, что я живу на этом свете! Несколько секунд я чувствовал полное, глубокое счастье.

11.8.84

Письмо Василия[28] всколыхнуло всю мою душу. Как же я плохо знал собственного сына! Я сделал радостное открытие: я ему нужен, он любит меня! Последнее плохо укладывается в моей голове. Но, с другой стороны, я же сам говорил: за что-то — не любят, любят потому, что любят.

«…работать только над тем, чего ваша душа просит, а не над тем, что могут похвалить…»

Иван Бунин

Английская фирма «Империал кемикал индастриз» начала промышленное производство нового биологически разлагаемого полимера, который получают из особого вида бактерий. Эти бактерии питаются крахмалом, сахарами и некоторыми газами, а полимер образуется у них как запасаемый продукт, подобно жиру в теле человека. Полимер очень удобен в медицине, поскольку он не токсичен и совместим с живыми тканями.

Осину надо резать свежей. Когда она высыхает, становится тягучей и режется плохо.

Различают 6 сортов досок. Бессортные — самые лучшие, самые дорогие.

Отец Ломоносова денег ему не посылал не от жадности: надеялся, что Михайло не выдержит и вернётся хозяйствовать.

Сто раз цитировал, но всегда по памяти. Подлинно так: «Все встречающиеся в природе изменения происходят так, что если к чему-либо нечто прибавилось, то это отнимется у чего-то другого».

«Обучаясь в Спасских школах, имел я со всех сторон отвращающие от наук пресильные стремления… Имея один алтын в день жалования, нельзя было иметь на пропитание в день больше, как на денежку хлеба и на денежку кваса, прочее на бумагу, на обувь и другие нужды. Таким образом жил я пять лет и наук не оставил».

М. В. Ломоносов

В селе Новые Карелы, пожалуй, самый замечательный из известных мне музеев русского деревянного зодчества.

Харитонов в гробу…

Это так же дико, как если бы Харитонов лежал в консервной банке или на тарелке с гарниром. Последнее было бы куда естественнее, так как предупреждало бы о начале какой-то новой, им придуманной клоунады…

Перед поездкой в Архангельск я журил его по телефону, упрекал в том, что он не отвечает на мои письма. Он был раздражён, говорил, что совсем запутался-затыркался, что вот, наконец, уезжает на Казантип и оттуда непременно напишет.

Накануне гибели на Казантипе Женька с сыном рыбака Семёна Михайловича Запорожца, у которого он всегда останавливался, наловил рыбы и положил её в холодильник в гараже. Утром сын с матерью уехали, а Женя пошёл купаться. Потом сосед увидел, что дверь в гараж открыта, и в гараже горит свет. Харитонов, мокрый после купания, зачем-то полез в холодильник. Ему свело током пальцы на ручке холодильника, он дёрнулся, холодильник, стоящий на каких-то чурбачках, упал на Харитонова. Рассол (электролит!) потёк на ноги Женьки. Бедро было сильно обожжено, плавки приплавились к холодильнику. Когда его нашли, кулаки были прижаты к груди, а на лице была гримаса невыразимой муки. Случилось это 6 сентября утром… Я был в Архангельске…

Так не стало моего Женьки… Дома он на письменном столе оставил брошюрку «Техника безопасности в бытовых элекроприборах». Кошмар какой-то!

Евгений Васильевич Харитонов.

На похоронах было много народа из его института. Из друзей: Чуда с Михой, Сергей Черпаков, Женя, Францев с Леной, Лифшиц, Дворцов с Леной, Лёва Малкин, Нина Страшнова с Юрой, Баранов с Иреной. Из одноклассников: Сташевский, Шварц, Реутов, Эрик Зибольд. Похоронили Женю в четверг 13 сентября на кладбище в Планерном…

Первая смерть, в которую я как-то никак не могу поверить. Я понимаю, я видел, что он умер, что его засыпали, как понимал я это, когда хоронил отца, маму, Лёвушку[29]. Но тогда я сразу поверил, что их нет и не будет. Тут я вроде бы тоже понимаю, что его нет, но поверить, что его уже никогда не будет, не могу. Никак не могу!!

Мы втроём, когда выпивали — Харитонов, Чудецкий и я — часто спорили полушутя, кто кого «понесёт». Я не говорил вслух, но про себя считал, что отнесёт нас всех Женька…

В «Вечёрке» прочёл, что умер Юра Визбор.

18.9.84

Только бы ветра сильного не было, только бы не сдуло разом всё это золото, которое единственно греет мою душу. Наташа[30] предельно резка, мне даже в голову не может прийти мысль о какой-то духовной поддержке. Радостная Женька[31] укатила в Сибирь. Чуда[32] уехал в Саратов на юбилей к старушке-тётке. Женя умер. Лёва умер. Родители мои умерли. Даже по телефону никто мне не звонит, хотя не знаю, чьему бы звонку я сейчас обрадовался.

Господи, прими мою осень с миром…

Сегодня день равен ночи. С завтрашнего дня год перестанет бриться и Дед Мороз начнёт отращивать бороду. 23.9.84

Журнал «Нью Сайнтист» опубликовал список, во что верят англичане и американцы. Бермудский треугольник, эмоции растений, психическая хирургия, толкование снов, современные динозавры, телепатия и телекинез, астрология, «снежный человек», пришельцы и НЛО, хиромантия, Атлантида, тайны великих пирамид, путешествия во времени.

Журнал «Bild der Wissenschaft» (1984. № 2 С. 4): «Аппаратура, установленная на спутниках, ещё не позволяет различать погоны на мундирах».

Кстати, о моём рассказе «Мона Лиза»[33]. Швейцарские газеты сообщили, что в сейфе одного Лозаннского банка лежит вторая «Мона Лиза», якобы нелегально вывезенная из Англии. Это согласуется с мнением специалистов Лувра, которые считают, что Леонардо копировал свою работу.