Злой лжец

Глава 23

Доминик

Я веду Кэндис в свою квартиру, благодарный, что она не пытается спорить. Она вообще ничего не говорит. Одно это должно мне все сказать.

Она в одном из своих настроений. Это значит, что сегодня я ничего от нее не добьюсь. Я ожидал, что она хотя бы спросит, почему я не отвез ее обратно в ее квартиру, но она все время молчала.

Я выхожу из машины первым и помогаю ей, проклиная себя, когда смотрю на ее стройные ноги, выставленные напоказ, и на ее задницу в этих кружевных трусиках. Мне следовало заставить ее надеть платье. Послушала бы она? Наверное, потому что сейчас она выполняет приказы. Не мои. Массимо.

Я почти ревную, но я скажу свое слово очень скоро, и ей придется меня выслушать, нравится ей это или нет. Я не думаю, что она пока что осознает, что те пятнадцать миллионов, которые я только что заплатил, говорят о том, что я фактически владею ее прекрасной задницей. Так что она может дуться сколько угодно.

Я хочу выяснить, что здесь происходит, но я не собираюсь приниматься за хорошего человека и просто отпускать ее. Я планирую использовать этот наш небольшой провал в своих интересах.

Массимо и Тристан должны быть на пять или десять минут позади нас. Я хочу затащить ее внутрь и допросить ее, прежде чем они придут сюда и начнут допрашивать меня. Я знаю, что они не ожидали, что я выброшу столько денег.

Я тоже не ожидал, что сделаю что-то подобное, но я бы сделал это снова, чтобы увидеть выражение лица этого долбаного ублюдка. Жак Бельмон не понял, что его, черт возьми, ударило, когда он посмотрел на меня. Этот тупой ублюдок действительно думал, что я позволю ему перебить мою ставку. И на чертовой яхте моей семьи тоже. Но у него есть яйца. Я должен отдать ему должное. Этот придурок выглядел так, будто он будет играть всю ночь, но тайная угроза не получить посвящение в Синдикат — вот что его подкосило.

Если бы я не знал планов Массимо на его счет, я бы позволил ему сделать следующую ставку, а затем прикончил бы его.

Что касается присутствия Массимо и Тристана. Я взял их с собой, потому что знал, что Кэндис отбила бы меня. Я также сделал это в знак того, что прояснил ситуацию и не имею никаких секретных дерьмовых вещей между нами. Я пошел на аукцион, чтобы выиграть, так что было лучше, чтобы они пришли и увидели, что происходит, чем услышали это и сходили с ума по моей заднице.

Кэндис держит голову прямо, пока я провожаю ее в лифт, и прислоняется к стене, пока мы поднимаемся.

Ее щеки краснеют, когда я приковываю взгляд к ее телу, и она натягивает мою куртку на себя плотнее, прикрывая грудь. Как будто это единственная часть ее тела, которой я хочу восхищаться.

Я намеренно опускаю взгляд на ее задницу. Как бы она ни была совершенна, я не думаю о ее заднице. Я думаю о ее киске. Она была тугой той ночью. Девственно тугой.

Она бросает на меня взгляд, граничащий с холодным, жестким, как будто это должно заставить меня перестать смотреть на нее.

Не заставит. Здесь я буду напоминать себе, кто я, что я и чего я хочу.

Я продолжаю смотреть, пока лифт не останавливается и двери не открываются прямо в мою гостиную.

Я отдаю ей должное за мужество, которое она демонстрирует сейчас в этом противостоянии.

— Иди внутрь, Кэндис, — говорю я ей.

Стиснув зубы, она поворачивается и следует моим приказам. Хорошо. Это начало.

— Мы идем наверх, — говорю я ей.

Мы поднимаемся наверх, и когда она входит в открытую дверь моей спальни, я вижу, что она изо всех сил старается не выглядеть впечатленной, но у нее это не получается.

Комната большая и просторная, с большой деревянной кроватью в центре и полированными половицами. Стена полок вмещает все мои книги, которые я собирал годами, начиная с начальной школы и заканчивая MIT. Затем идет арка, ведущая на балкон.

Она уже бывала в моей квартире, но никогда в моей спальне. Я всегда думал, как она будет выглядеть, запутавшись в моих простынях, а ее голое тело будет лежать в моей кровати. Скоро я это узнаю.

Я подхожу к комоду и роюсь в нем, пока не нахожу одну из своих старых студенческих футболок.

— Надень это. — Я передаю ей футболку, и она берет.

Я почти смеюсь, когда она поворачивается ко мне спиной и снимает мою куртку. Платье она бросает на землю, и я удивляюсь, какого черта она сделала это дерьмо сегодня вечером.

Я попал на аукцион, когда он начался. Я стоял сзади, прямо в тени, наблюдая за всем происходящим. Я никогда не действую слишком быстро. Это для того, чтобы я мог оценить людей и понять, каковы их мотивы.

Поскольку Кэндис выглядела отчаянной и раздетой, я предполагаю, что это связано с деньгами. Вот почему большинство женщин участвуют в таких аукционах. Я просто зол как черт, что она думала, что должна это сделать.

Она натягивает мою футболку, и она поглощает ее, останавливаясь чуть выше колен. Когда она вылезает из шестидюймовых каблуков, она снова становится собой, и мне приходится смотреть сверху вниз на маленькую женщину передо мной.

Я вытаскиваю деревянный стул из-за стола и ставлю его рядом с ней.

— Садись.

Она садится, и в ней чувствуется юное, детское присутствие, когда она инстинктивно тянется к своим волосам и начинает заплетать шелковистые кончики.

— Почему тебе понадобились деньги? — спрашиваю я. Она замирает, а ее глубокие, осенние глаза встречаются с моими.

— Ничего особенного, — отвечает она, что, конечно, не удивляет.

— Тогда зачем ты участвовала в аукционе?

— Без причины.

Господи…

— Без причины? Ты принимаешь меня за полного идиота? Если тебе не нужны были деньги, зачем идти на этот аукцион? Ты сняла с себя одежду. Черт, я до сих пор не понимаю, как остался жив, когда это произошло.

Она отворачивается к окну с выражением усталости и поражения.

— Кэндис, поговори со мной. Скажи, что происходит. У тебя какие-то проблемы?

— Никаких проблем.

— Тогда почему?

— Просто так. — Ее взгляд становится холодным и непреклонным. — Я хочу домой.

— Нет.

Она сверкает на меня глазами, полными огня. — Ты не можешь меня удерживать!

— Пятнадцать миллионов говорят иначе.

— Ты придурок!

— Куколка, если только ты не хочешь, чтобы я трахнул твою идеальную задницу, я бы избегал этого слова. — Это искушение сводит меня с ума. Она сексуальнее, когда злится, и еще сексуальнее, когда я ее шокирую. Сейчас она и то, и другое, и чертовски возбуждает меня на что-то порочное.

— Ты такой ублюдок, — усмехается она.

— Да, мы оба это знаем. Расскажи мне, что происходит, Кэндис. Тебе ни за что не удастся убедить меня, что ты устроила этот аукцион ради развлечения.

Я встречаю тишину, которая теперь заставляет меня беспокоиться. Это совсем не похоже на нее — быть такой скрытной. Я понятия не имею, о чем идет речь. А это значит, что это еще одна вещь, которая добавится к постоянно растущему списку дерьма.

— Я имею право делать то, что хочу и когда хочу. Это мое тело.

— Ну, на следующие тридцать дней и тридцать ночей ты будешь принадлежать мне, так что, похоже, я просто забрал эти права.

— Это смешно. Ты думаешь, это способ вернуть меня?

— Можешь поспорить, что это так. — Я одариваю ее сводящей с ума улыбкой, и она кипит.

Внизу я слышу шаги и знаю, что пришли Массимо и Тристан. Я поворачиваюсь и ухожу от нее, и когда я закрываю дверь, а затем запираю ее, ее торопливые шаги эхом отдаются от половиц.

— Доминик! Ты что, только что запер меня здесь? — вопит она с другой стороны, лихорадочно пробуя ручку. Она крутит ее слева направо, когда она не поддается.

Я не отвечаю. Она может оставаться там, пока я не разберусь, что мне с ней делать.

Когда она начинает стучать в дверь, я спускаюсь вниз.

Массимо и Тристан ждут меня в гостиной. Когда я вхожу, на лицах обоих появляется осторожное выражение.

Я не совсем уверен, что им сказать, но я знаю, что они здесь, и они знают, что я привел Кэндис с собой, как будто мой выигрышный приз вызовет разногласия. Единственное, что есть на моей стороне, это то, что эти двое взбесились, когда я рассказал им, что происходит.

— Что она сказала? — спрашивает Массимо.

— Ни черта.

Они обмениваются обеспокоенными взглядами.

— Совсем ничего? — подталкивает Тристан.

— Она сказала, что у нее нет проблем. Я не уверен, верю ли я этому.

— Должно быть, ей нужны были деньги, — нараспев говорит Тристан.

— Так почему же она нас не спросила? — резко говорит Массимо.

— Может быть, ей нужна была куча денег, но она не хотела просить.

— У нее теперь есть деньги, — вмешиваюсь я, прежде чем они успевают продолжить спор. — Больше денег, чем она может вынести.

Массимо стискивает зубы и втягивает воздух, принимая выражение лица босса, когда он смотрит на меня. — Доминик, что ты собираешься с ней делать?

Вот так. — А ты как думаешь? — с ухмылкой спрашиваю я.

— Доминик, не играй со мной. Это Кэндис. Это грязно, когда дело касается вас двоих.

— Я не играю с тобой, и я прекрасно понимаю, в какой запутанной ситуации мы с ней находимся.

— Я отвезу ее обратно к себе. — Он смотрит на лестницу.

— Ты никуда ее не отвезешь, — отвечаю я, шокируя его.

— Помни, с кем ты, черт возьми, разговариваешь, Доминик, — рычит он. — Не думай, что я какой-то идиот, который не знает, что ты используешь это в своих интересах, чтобы вернуть ее.

— Конечно, я, блядь, собираюсь использовать это в своих интересах, и ни черта вы оба не сделаете. Какого хрена вы смеете на меня нападать? Особенно ты, — бросаю я в ответ.

— Почему именно я?

— Массимо, помнишь, как ты добился Эмелии? Господи Иисусе, ты заставил ее отца отдать ее тебе в качестве уплаты долга и пытался отобрать ее наследство. Черт возьми. — Я не стал ничего говорить Тристану. Я пропустил его, потому что, по крайней мере, он не бросил мне вызов.

Если бы он это сделал, я бы с радостью напомнил ему, как он похитил Изабеллу и увез ее на свой остров, пытаясь выманить ее отца из укрытия.

Ни один из них, не могут мне ничего сказать.

Массимо отступает, понимая, что я прав. — Не смей причинить ей боль, Доминик.

— Я не буду.

— Доминик. — Тревога затуманивает его глаза.

— Что?

— Ты ведь не собираешься снова употреблять наркотики?

Нет смысла обижаться. Это не его вина, что он задает мне этот вопрос. Это моя вина.

Конечно, он бы спросил меня об этом. Я отсутствовал два года, и почти два года до этого я вел тайную жизнь, в которой они не участвовали. Тристан бросает на него взгляд, хотя я ценю это, потому что он доверяет мне, когда я обещаю больше никогда не трогать это дерьмо.

— Я не использую Массимо. Тебе больше не придется об этом беспокоиться, и я уверяю тебя, что я не причиню вреда Кэндис. Я говорю это чертовски серьезно.

Его лицо смягчается. — Что ты собираешься делать?

— То же самое, что ты бы сделал, если бы купил женщину за пятнадцать миллионов долларов, Босс, — отвечаю я, и его глаза расширяются. — Но я по-своему. Вы оба знаете, что она все еще любит меня, так что вы не имеете права говорить мне, что у меня нет шанса наладить отношения с ней. Если что-то происходит, я выясню, что именно. Кроме того, со всем дерьмом, что происходит в нашей жизни, нам не нужно, чтобы она бегала вокруг, наживая себе неприятности, и продавая свое тело. Не думай, что наши враги не знают, что она важна для нас. Она важна для меня. Она в безопасности, если она со мной. Все, что я делаю помимо этого — личное.

Это все, что им нужно знать. Если бы какой-то другой ублюдок выложил пятнадцать миллионов долларов, они бы его не допрашивали, поэтому я прекращаю любые дальнейшие вопросы.

— Хорошо? — спрашиваю я, приподняв брови.

Они оба смотрят друг на друга, а затем снова на меня. Когда они оба кивают, напряжение покидает мои плечи.

— Я доверяю тебе, Доминик, — предупреждает Массимо.

Я отвечаю коротким кивком.

— Позвони нам, если что-то случится, — говорит Тристан.

— Хорошо.

Они уходят, а я опускаюсь и сажусь на диван.

Когда я думаю о том, что сделала Кэндис, мне хочется дышать огнем. Я в ярости от того, что еще вчера она сказала мне, что не хочет быть со мной, а сегодня она здесь с этим… Я не знаю, что это за хрень. Это просто наводит меня на мысль, что с ней определенно что-то происходит.

Но… что бы это ни было, оно дало мне дорогу. Этот чертов аукцион был моим спасителем и открыл дверь с ответом на то, как я получу свой шанс с ней. Мы в дерьме с нашими врагами, но я не могу придумать для себя лучшего лекарства, чем тридцать дней и тридцать ночей с Кэндис Риччи.

Я хочу ее вернуть, и на этот раз я не собираюсь потерпеть неудачу.

На этот раз она будет моей.

Сердце, разум, тело и душа.

Все.

Я хочу все.