Глава 3

Доминик

— Вам что-нибудь еще нужно, босс? — спрашивает Кори.

— Нет, я в порядке. — Я поворачиваюсь к нему лицом, надевая байкерскую куртку.

Странно, когда меня снова называют боссом. У меня и моих братьев есть свои уличные парни. Кори был моим последние десять лет. Держу пари, что я его шокировал до чертиков, когда позвонил ему вчера вечером и попросил его явиться ровно в семь утра. Я также попросил его молчать о моем возвращении. Как бы мне ни хотелось поговорить с братьями раньше всех, я не могу позволить себе тратить время. Не с тем, что я нашел.

— Свяжишь со мной, как только появится какая-либо информация, — добавляю я, и он кивает.

— Ты знаешь, я так и сделаю. Я провел проверку, и у меня есть подозрение, которое я хочу проверить.

Вот почему мне нравится работать с этим парнем. Он работает как я. Мы следуем за интуицией, пока не получим зацепку.

— Идеально.

Он кивает и дарит мне полуулыбку. Теперь он — блюститель порядка в семье, и я должен сказать, что он заслужил свои нашивки. Этот человек не ходит вокруг да около, и он не боится рисковать.

— Должен сказать, очень здорово, что ты вернулся, Доминик, — заявляет он.

— Спасибо, рад вернуться. — Звучит как ложь, хотя я с нетерпением жду встречи со всеми. — Хотелось бы, чтобы это произошло при лучших обстоятельствах.

— Я знаю, но что есть, то есть. Уверен, твои братья будут рады, что ты дома. Увидимся позже.

— Ага.

Последний кивок, и, глядя ему вслед, я надеюсь, что он прав.

Я вернулся с плохими новостями, но надеюсь, Массимо и Тристан не будут слишком злы на меня за то, что я так долго отсутствовал.

Мы тоже не расстались по-хорошему, а быть носителем плохих новостей никому не нравится. Определенно не в отношении Синдиката.

Синдикат Братства — тайное общество, изначально состоявшее из шести преступных семей. Четыре итальянских и две из Братвы. К этой группе моя семья принадлежала на протяжении многих поколений.

Когда я был ребенком, мой отец потерял все, включая свое членство в Синдикате. Затем, когда он построил империю Д'Агостино и стал титаном богатства, его восстановили, и вот тогда, я думаю, все проблемы и начались. Это определенно зарождалось с того момента. С того времени один секрет раскрывался за другим. Каждый сеял хаос в нашей жизни.

Три с половиной года назад, оригинальный Синдикат был взорван в тайном заговоре по их уничтожению. Это был день, когда умер мой отец.

Секретный заговор был спровоцирован Риккардо Балестери. Врагом нашей семьи, который убил обоих моих родителей.

Бомба ранила только Па. Он мог бы выжить после этих ранений, но именно пуля Риккардо убила его, когда он лежал среди обломков и мусора на руках у Массимо.

Я продолжаю думать, что все было бы иначе, если бы Риккардо не настроил моего старшего брата Андреаса против нас, но это был последний удар. Настроить брата против его собственного. Человека, которому мы бы доверили свои жизни.

Тристан сказал бы, что предвидел предательство Андреаса. Он, вероятно, поставил бы на это хорошие деньги, потому что знал, что Андреас ревновал, что Па сделал Массимо главой империи Д'Агостино. Я же, при всем моем интеллекте, не видел этого удара, пока удар не был нанесен, и мне не сказали, что мой отец мертв, а мой старший брат в своей жадности предал нас.

Риккардо и Андреас объединились с другими врагами, которые хотели контролировать Синдикат. Целью было обеспечить соблюдение Десятого кода: вы сохраняете то, что убиваете. Это был протокол Синдиката по сохранению накопленного богатства и удержанию его внутри группы. Он гарантировал, что когда один из членов умирает, остальные члены получают свои акции и богатство. Насколько мне известно, богатство на тот момент оценивалось в пятьсот миллиардов. Затем были все активы, предприятия и недвижимость, которыми они владели по всему миру, которые приносили постоянное богатство. Устранение девяноста процентов членов Синдиката должно было означать, что Риккардо получил бы все. Он был бы активом для наших врагов.

К их большому разочарованию, все пошло не так, как планировалось: Риккардо и Андреас погибли, а Массимо оказался последним человеком, в распоряжении которого остались силы Синдиката.

Спустя несколько месяцев мы с братьями отправились на поиски мести, когда я нашел анонимное письмо, в котором сообщалось, что ответственность за взрыв несут еще больше людей, и у нас появилось больше врагов, которые принесут войну к нашему порогу.

Это подводит меня к причине моего возвращения.

Я вернулся, потому что они вернулись.

Проблема в том, что владение Массимо Синдикатом означает, что у него слишком много богатства, контроля и власти.

Эта проблема не из тех, что скоро исчезнут. Пока существует Синдикат и он не под контролем врага, у нас всегда будут проблемы. Нам всегда придется быть начеку, потому что они будут поджидать следующего шанса взять контроль.

Я очень защищаю видение моего отца, и я знаю, что он хотел, чтобы мы были частью Синдиката, продолжая наследие наших предков. Я не уверен, однако, знал ли он, в какой опасности мы все будем из-за этого.

Я беру ключи от мотоцикла и отправляюсь в путь.

Настало время шоу.

* * *

Люди удивляются, когда видят, как я захожу в D'Agostinos Inc. Они смотрят так, словно только что увидели привидение.

Я старался приехать сюда как можно раньше, чтобы избежать суеты. Я приветствую тех, кто со мной говорит, как будто мы виделись только вчера, и стараюсь свести любые обсуждения к минимуму.

К счастью, я пришел достаточно рано, чтобы избежать основной массы людей, и смог добраться до офиса Массимо, не привлекая слишком много внимания.

У каждого, с кем я разговариваю, взгляд, полный благоговения и любопытства, заставляющий меня задуматься, как много они знали о моем отсутствии. Сомневаюсь, что кто-то рассказал бы все подробности о том, почему я уехал. Однако в такой семье, как моя, никогда не бывает скучных моментов, а в моем мире всегда есть какой-то скандал. Честно говоря, приветствия, которые я получал, казались искренними, что, вероятно, является результатом того, что я являюсь частью семейного бизнеса с приземленными людьми.

D'Agostinos Inc — многомиллиардная нефтяная компания, которую мой отец построил с нуля. У папы возникла идея заняться нефтяным бизнесом за несколько лет до того, как мне исполнилось восемнадцать. Летом после этого все действительно пошло в гору. Идея была чем-то вполне законным и выходящим за рамки всего, что можно было бы ожидать от преступной семьи с корнями в сицилийской мафии. Эта компания — наследие моего отца.

Я выхожу из лифта и иду по коридору. Кабинет Кэндис в конце. За год до моего отъезда она начала работать здесь. Я не ожидаю, что она будет здесь, но спешу в кабинет Массимо на всякий случай. Я не хочу, чтобы она меня пока видела.

Дверь Массимо никогда не запирается, поэтому, когда я прихожу в его кабинет, я просто открываю ее и захожу. Все ценные вещи у него хранятся в сейфе или заперты в большом столе из красного дерева, который стоит в дальнем углу комнаты, возле окон.

Запах старого дерева и полированной кожи напоминает мне моего отца. Раньше это был его офис. Массимо потребовался год, чтобы переехать сюда после смерти моего отца. Мы просто держали его со всеми его вещами, пока он не понял, что так будет проще иметь доступ ко всему, что ему нужно, чтобы управлять компанией.

Я подхожу к стеклянным окнам от пола до потолка и осматриваю окрестности, пока жду.

В понедельник утром мы обычно встречаемся здесь, прежде чем что-то делать, но теперь, когда мои братья стали мужьями и отцами, это может измениться. Для меня это два главных отличия. Мне только что исполнился тридцать один, и я все еще чувствую себя ребенком.

Я многое упустил с моим отъездом. Массимо уже был женат, когда я уезжал, и был женат почти два года. Тристан даже не говорил о свадьбе, но я знал, что это было у него на уме.

Я отвлекаюсь от своих мыслей, когда слышу голоса Массимо и Тристана по ту сторону двери.

— Тристан, этот ублюдок не знает, как ему повезло. Если бы он не был другом семьи, я бы ему зубы в глотку вбил за то, что он хочет такую скидку, — негодует Массимо.

По крайней мере, он все такой же вспыльчивый, как и прежде.

— Я все время говорю тебе, чтобы ты избавился от его задницы. Он нам не нужен. Пригрози ему пинком под зад, и увидишь, как быстро он вернется к реальности, — отвечает Тристан.

Когда ручка двери поворачивается, я напрягаюсь, надеясь, что подождать здесь было хорошей идеей.

Дверь распахивается, и Массимо резко останавливается, слова и движения исчезают, когда он видит меня. У Тристана такое же выражение лица, когда его взгляд останавливается на мне.

Эти двое не могли бы выглядеть более похожими. Люди думали, что они близнецы, когда были детьми. Теперь они оба приковывают свои взгляды ко мне, шок заливает их лица. Шок и эмоции от глубокого беспокойства, которое они, должно быть, испытывали за меня.

Мне сразу же стало стыдно. Они не из тех мужчин, которые будут беспокоиться, но я дал им повод. Мы пришли как единое целое. Команда. Даже до того, как умер Андреас, нас всегда было трое. Не думаю, что кто-то из них думал, что им придется беспокоиться обо мне, потому что я всегда был рядом, всегда рядом, всегда надежен. Пока я не ушел.

— Привет, — говорю я первым, тяжело сглатывая. — Я… вернулся вчера вечером.

Оба продолжают смотреть на меня, и я почти думаю, что приходить сюда в таком виде было плохой идеей. Но тут Массимо делает шаг вперед.

Он оглядывает меня, словно пытаясь понять, действительно ли я здесь, затем подходит ко мне. Тристан отстает.

Я не знаю, чего я ожидаю, наблюдая за Массимо. Он мой старший брат и крепче гвоздей. Он скорее надрал бы мне задницу отсюда до самого царства мертвых за то, что я уехал, чем подумал бы о чем-то другом. Так что я не ожидаю объятий, которые он мне дарит.

— Боже мой, — выдыхает он, и мне становится хуже. — Доминик… ты вернулся.

Он отстраняется, но не сводит с меня взгляда.

— Да, — отвечаю я.

— Прошлой ночью? — Он смотрит мне в глаза.

— Вчера вечером.

— Мы… могли бы встретить тебя в аэропорту или что-то в этом роде.

— Нет, все нормально. Я вернулся очень поздно.

Я оглядываюсь на Тристана, который ничего не сказал, и я знаю, что из них двоих я, вероятно, причинил ему наибольшую боль. В дни, предшествовавшие моему отъезду, я сказал ему непростительные вещи. Я был под кайфом и не знал, о чем, черт возьми, я говорю. Никто не мог меня переубедить, и в итоге я застрелил единственного человека, который попытался. Кэндис.

Прежде чем уйти, я написал каждому из них письмо, в котором объяснил, что мне нужен перерыв. Я сделал это, потому что мне действительно нужен был перерыв, но я знал, что это не будет таким перерывом, к которому я вернусь в ближайшее время.

Я также знал, что у меня такой перерыв, когда меня никто не сможет найти. Вот почему я попросил их не искать.

После того, что я сделал с Кэндис, я знал, что Массимо сразу поймет, хотя он будет искать и делать все возможное, чтобы найти меня. Тристан же немного другой. Он более настойчив, поэтому я знал, что он не перестанет искать меня, пока не найдет, даже если это займет у него вечность. Я написал ему самое длинное письмо и послал ему самые значимые записки, пока меня не было. Иногда я вообще ничего не говорил. Я отправлял в основном оригами, которые имели значение для нас обоих, потому что мы делали их, когда были детьми.

Он смотрит на меня сейчас, и его глаза выдают его. Он не уверен, как себя вести. Я понимаю. Мы — грубые гангстеры, которые не обнимаются и не плачут.

Я подхожу к нему, и он не сводит с меня глаз с каждым моим шагом. Когда мы стоим лицом к лицу, я вижу, как сильно его задело мое исчезновение, когда одинокая слеза скатывается из уголка его глаза.

— Малыш, — хрипло говорит он.

— Прости, Тристан, — говорю я. — Прости за все.

— Я знаю, что ты сожалеешь. — Он кивает и обнимает меня.

Когда мы отстраняемся, Массимо подходит ближе.

— Где ты был? — спрашивает он.

— Повсюду, но недавно я оказался в Тибете. Именно там я укрепил свой разум после того, как очистился.

— Тибет?

Я киваю, и они обмениваются взглядами. Когда они смотрят на меня, я почти могу прочитать вопрос, который у них на уме. Я чувствую, что должен снять с себя бремя неловкой задачи спросить.

— Я отправился на реабилитацию в Голландию. Мне пришлось провести там шесть месяцев, потом еще три, когда я оступился. Это было после годовщины смерти Па. Я снова осознал, что его больше нет, и у меня была одна плохая ночь. — Это было тяжело, и еще труднее быть таким открытым с ними, но у меня была одна проблема: я не разговаривал с людьми так, как следовало бы. Это последнее пребывание было всем. Я больше не хочу быть таким парнем. Тибет был для меня исцелением и возвращением на ноги.

Я прошел альтернативную терапию, которая, как мне показалось, укрепила мою душевную силу, необходимую для того, чтобы навсегда избавиться от этой зависимости.

— Я горжусь тобой, — говорит Тристан. — Хотел бы я, чтобы мы были там.

— Я знаю, но я хотел убраться сам. — Думаю, это была такая ситуация, когда мне нужно было уехать. Я также не хотел, чтобы они не видели меня таким.

Отвыкание от наркотиков было одним из худших опытов в моей жизни. Первая неделя детоксикации была адом, и это мягко сказано. Этого было достаточно, чтобы я больше не хотел прикасаться к этому дерьму. Но то, что случилось потом, было гребаным синдромом отмены и депрессией. Как будто все, что я подавлял, вернулось с удвоенной силой, чтобы меня поиметь.

— Это помогло? — спрашивает Массимо.

— Да. — Я киваю без колебаний. — Это помогло Массимо. Мне правда жаль, что я вас бросил, ребята, но мне нужно было уйти. Я просто надеюсь, вы понимаете, что я не убегал от своих обязанностей.

Я хочу это прояснить. Несмотря на то, что стыд был движущей силой, которая заставила меня уйти, я не хочу, чтобы кто-то считал меня трусом.

У меня была ответственность перед Кэндис, и я был консильери Массимо, так что у меня была ответственность и перед семьей. Традиционно глава семьи ничего не делает, пока не посоветуется со своим консильери. В моем наркотическом, горестном, стыдливом состоянии я был совсем не таким парнем, каким меня хотел видеть Массимо.

— Мы так не думали, — уверяет меня Массимо. — Мы больше беспокоились о тебе.

— Спасибо. — Я почтительно наклоняю голову и одариваю их обоих улыбкой признательности. — Как ваши жены и дети? — Я смотрю на них обоих, но не отрываю взгляда от Тристана.

Я пропустил его свадьбу, и я пропустил рождение обоих их детей. Я был далеко не готов вернуться в тот момент.

Тристан кивает, и гордость наполняет его глаза. — Хорошо, иногда я не могу поверить, что они у меня есть. — Пока он говорит, гордость и любовь переполняют его глаза к Изабелле и его сыну Джакомо, названному в честь нашего отца.

Я знаю, что у обоих моих братьев есть сыновья, но они не знают, что я знаю.

— У нас тоже все хорошо, — добавляет Массимо с таким же взглядом на свою Эмелию и своего сына Лоренцо, названного в честь нашего дедушки. — Тебе придется прийти к нам на ужин в четверг, чтобы увидеть их. Там будут все.

— Конечно. Ни за что на свете не пропустил бы это.

Мне бы хотелось продолжить эту душевную встречу — видит Бог, она мне, вероятно, нужна — но пора переходить к делу.

В тот момент, когда я об этом думаю, на лице Массимо появляется серьезное выражение.

— Ты… что-то нашел, да? — спрашивает он, и Тристан смотрит на него.

Оба напрягаются, когда я киваю. — Извините, но, похоже, снова беда. На этот раз большая.

Загрузка...