Злой лжец

Глава 24

Кэндис

Я смотрю в окно на чернильно-черное небо.

Я сижу на полу, прислонившись головой и спиной к стене, руки на коленях.

Я жду и думаю, что теперь делать.

Теперь я являюсь собственностью Доминика Д'Агостино на тридцать дней и тридцать ночей, и мой план не мог пойти еще хуже.

Я сделала все, чего никогда бы не сделала, придумала глупый план поучаствовать в аукционе людей, чтобы соблазнить мужчину, с которым никогда не буду встречаться, и вот я здесь.

Что теперь?

О Жаке не может быть и речи, так что это возвращает меня к исходной точке, за исключением того, что теперь я выгляжу как какая-то шлюха, и мне придется придумать хороший повод, чтобы рассказать об этом Доминику.

Что-то, что сработает, пока я пытаюсь разобраться во всем и найти выход из этой запутанной ситуации.

Шаги по ту сторону двери заставляют меня подпрыгнуть. Прошел почти час с тех пор, как Доминик привел меня сюда.

Ранее, когда он спускался вниз, я слышала голоса Массимо и Тристана. Они, несомненно, придут и поговорят с ним. Не знаю, видели ли они меня на сцене или ждали сзади. Думаю, это неважно. Я уже выставила себя в плохом свете.

Хотя я не знаю, о чем именно они говорили, могу предположить, что они говорили о том, что происходило тогда и что происходит сейчас.

Я никогда не думала, что Массимо или Тристан позволят Доминику держать меня здесь и обращаться со мной как с собственностью. Однако тот факт, что я все еще заперта в спальне Доминика, опровергает это.

Очевидно, что с моей стороны глупо думать, что они вмешаются. Это также глупо, потому что я знаю, на что я подписалась.

Я помню, как Эмелию и Изабеллу держали под замком. Я была той, кто открывал двери с другой стороны. Я была той, кто делал все возможное, чтобы убедить их, что все будет хорошо, хотя я знала, что все, что придумают братья Д'Агостино, будет неправильным на всех уровнях. А теперь посмотрите на меня.

Глупо полагать, что братья посчитают, что я заслуживаю иного обращения, если они потворствуют такому дерьму.

Ключ гремит в замке, ручка двери поворачивается. Дверь открывается, и входит Доминик.

Он закрывает дверь, снова запирает ее, затем смотрит на меня и кладет ключ в задний карман.

— Готова поговорить? — спрашивает он.

— Ты запер меня здесь. Мне нечего тебе сказать.

Он усмехается. — Ангел, ты же знаешь, что это не совсем то, как ты должна со мной обращаться, верно? По моим записям, мои пятнадцать миллионов говорят, что мы должны быть голыми в постели прямо сейчас, блядь.

Я до сих пор не могу поверить, что он заплатил за меня пятнадцать миллионов. Пятнадцать миллионов долларов и сделал это так, словно это была мелочь.

— Или нам не обязательно быть в постели, — добавляет он, пристальнее глядя.

— Я не лягу с тобой в постель. Я хочу домой.

Он поднимает брови и достает из кармана сложенный листок бумаги. Когда он его разворачивает, узнавание заставляет мой желудок провалиться в бездну ада.

Я не думаю, что я могла бы быть более смущенной прямо сейчас, если бы я попыталась. Это контракт аукциона. Это один лист бумаги с моим именем и подписью в конце.

Он шагает ко мне своими длинными, мощными ногами и останавливается в нескольких шагах. Протягивая контракт, Доминик преувеличенно прочищает горло и начинает читать.

— Я, Кэндис Элизабет Риччи, искренне и без предубеждений соглашаюсь с ожиданиями Декадентского аукциона, которые предусматривают, что мой покупатель будет иметь прямое право собственности на меня в течение следующих тридцати дней и тридцати ночей. Поскольку оплата будет произведена немедленно после объявления победившей ставки, я соглашаюсь со всеми условиями, в частности: что мое тело принадлежит моему покупателю. Таким образом, я соглашусь на все, что потребует мой покупатель, и признаю, что ничто из того, что он запросит, не будет запрещено. Это включает в себя и не ограничивается такими действиями, как половой акт, БДСМ, анальный секс, фистинг, секс с несколькими партнерами… — Его голос затихает, и он смотрит на меня сверху вниз. Вместо дикого желания, которое он демонстрировал ранее, и юмора в его глазах мерцает гнев. — Мне нужно продолжать?

— Пожалуйста, не надо.

— Хорошо, потому что я ни с кем тебя не делю. Твоя красивая киска принадлежит только мне, — ухмыляется он.

Я только и делаю, что смотрю на него.

— Деньги на твоем счете, и ты можешь делать то, что пожелаешь, — кивает он.

С моими пятьюдесятью процентами это будет семь миллионов долларов. Я никогда не думала, что доживу до того дня, когда на мое имя будут записаны такие деньги. Любой другой запрыгал бы от радости, но я хочу вернуть их.

У меня на кончике языка вертится сказать ему именно это, но гамма эмоций, сталкивающихся во мне, заставляет меня держать язык за зубами. Отчаяние из-за денег — единственное, во что я могу позволить ему поверить прямо сейчас, пока мне не придется сказать правду.

— Нам нужно обсудить планы на следующие тридцать дней. — Он приседает передо мной.

— Доминик, ты серьезно собираешься это сделать? Со мной? — Я пытаюсь его урезонить. Вот и все. Я знаю, это как говорить со стеной, но я пытаюсь.

— Почему нет? После той ночи ты не видишь привлекательности в том, что я владею тобой тридцать дней?

— Доминик. Мы с тобой не можем этого сделать.

— Но ты с Жаком можешь? Я в это не верю. Мы оба знаем, что если бы ты могла, то той ночи бы не произошло. — Его глаза мерцают желанием. — Мы делаем это.

Доминик встает и снимает футболку, обнажая свое шедевральное тело. Когда он начинает расстегивать пряжку ремня, мои нервы напрягаются, и я вспоминаю, как он брал меня снова и снова той ночью. Дикая ухмылка на его лице говорит мне, что он тоже об этом думает.

— Иди в кровать, детка, — приказывает он, и гневный румянец заливает мое тело.

— Нет. — Я не готова снова прыгнуть к нему в постель, что бы там ни было сказано в контракте.

— Ладно, тогда давай пойдем трудным путем.

Я успеваю сделать один вдох, прежде чем он наклоняется и поднимает меня с пола. Как будто я невесома, он бросает меня через плечо, хотя я и мечусь по нему.

— Отпусти меня, — кричу я.

— Ну и хрень.

Он подходит к кровати и усаживает меня в центр. Прежде чем я успеваю сформулировать следующие слова, он налетает и зависает надо мной. Движение настолько хищное и почти животное, что у меня перехватывает дыхание.

Я собираюсь возразить, когда он хватает меня за обе руки и прижимает их над моей головой, надавливая на меня всем своим весом, чтобы удержать меня внизу. Я вспоминаю кошку, которая ловит мышь.

Кот? Нет… он не кот. Он больше похож на свирепого льва, а я — на бедное невинное животное, которое совершило ошибку, встав у него на пути.

Он наклоняется так близко, что я думаю, он собирается поцеловать меня, но он этого не делает. Он останавливается на мгновение и впивается взглядом в меня. Горячий и сексуальный. Его глаза наполняются необузданным желанием, безмолвно говорящим обо всем, что он хочет сделать со мной.

Я принимаю его и едва успеваю сглотнуть комок в горле.

— Кэндис Риччи. Я устал, и у меня двухдневная эрекция. — Он прижимает свой член к моему животу, и я содрогаюсь при воспоминании о его гигантских размерах. Моя очевидная реакция заставляет его лицо расплыться в улыбке. — Или мы трахаемся, или мы спим. Сегодня вечером ты выбираешь.

Я задыхаюсь, мои чертовы щеки горят от его слов, а ощущение его твердого члена на мне снова ослабляет мою защиту. Образы того, как мы занимаемся сексом, и все способы, которыми мы это делали, снова всплывают в моем сознании, заставляя мои соски каменеть до твердых точек. Моя киска сжимается от той отчаянной потребности, которую только он раздражающе, кажется, вызывает во мне. Я никогда не думала о мужчине так, как об этом. Никогда.

И все же я не могу этого сделать. Не сегодня.

Вчера мне потребовалось все, чтобы покончить с ним. Даже если я признаю, что хочу его. Я не могу так просто сдаться.

— Я хочу спать, — отвечаю я.

— Уверена в этом, Ангел? Твои глаза говорят другое, и твое тело тебя выдает.

— Я хочу спать, — повторяю я, и в его груди раздается смешок.

Он отпускает меня, затем откидывает простыню, чтобы накрыть меня, и тоже проскальзывает под нее, переминаясь, чтобы оказаться ближе.

Доминик наклоняется к тумбочке и выключает свет.

Я лежу на спине и смотрю на него краем глаза.

Он лежит на боку и смотрит прямо на меня.

Я закрываю глаза и позволяю своим мыслям блуждать.

Сон — мое единственное спасение от суматохи этой ночи.

Я пыталась спать в постели зверя, но в итоге оказалась с дьяволом, которого я знаю.