Атаку начинали танкисты

* * *

Иные сражения завершались победой, а потом она вдруг сводилась на нет — потому что не закреплялась последующими действиями войск, одержавших верх. Нашим командованием принимались меры, чтобы не случилось нечто подобное. Когда утихло Прохоровское сражение, в штабе фронта отнюдь не стали отмечать победу, а заработали еще более напряженно.

Работники разведуправления фронта висели на аппарате линии прямой связи, требовали поскорее установить, имеются ли в ближайшем тылу противника тактические резервы.

— Особенно внимательно смотрите танки, — напоминали они. — Есть ли танковые резервы?

Сплошного фронта под Прохоровкой, вообще-то, не было — танковому сражению характерна динамичность. Воспользовавшись этим, мы снарядили мелкие группы разведчиков, они «лазали» промеж обгорелых, разбитых танков, вели поиск. Уходили и возвращались, но не могли доложить о чем-либо существенном — ну документы убитого принесут, ну проследят передвижение потрепанной немецкой колонны... В бесплодных поисках прошла короткая июльская ночь.

Из штаба фронта настойчиво повторяли:

— Установите намерения противника. Есть ли какие-то данные, что он отводит войска или хотя бы готовится к отводу. Это очень важно, Ивановский.

Отрядил я в поиск группу опытных, инициативных разведчиков. Пошел и сам с ними.

Выдвинулся с двумя хлопцами в окопы боевого охранения стрелкового батальона. Разведчики поползли вперед с телефонным аппаратом, волоча за собой катушку.

Время от времени докладывали:

— Сил противника не обнаружено.

— Танковых подразделений не наблюдаем. Кончилась катушка. Вперед поползли еще двое с новой катушкой. Предыдущая пара оставалась на месте для ретрансляции разведданных. Лейтенант В. Логинов, участвовавший в поиске, проник в глубину вражеского расположения и вскоре доложил:

— Немцы отходят. Тихо отходят.

В этих словах Логинова был ключ к дальнейшим оперативным решениям.

Мысленно я обнял храброго офицера. А сам побыстрее отполз в безопасное место, потом побежал... Скорее на НП стрелкового батальона! Воспользоваться связью, доложить!

Сообщение было немедленно передано вверх, и сейчас же оттуда поступил приказ: передовым частям пехоты без стрельбы и без шума — вперед!

Атаковали боевое охранение противника. Боевыми действиями и дальнейшей разведкой было установлено, что противник стремится отойти на прежние позиции — те самые, откуда несколько дней назад двинулись на Прохоровку соединения фашистских танков.

Наши войска начали преследование противника, не дали после Прохоровского сражения гитлеровцам опомниться, ее позволили им планомерно отойти и закрепиться на новых позициях — их вынудили откатываться с боями и потерями.

В танковом сражении под Прохоровкой советские воины, в том числе личный состав частей нашего корпуса, проявили железную стойкость, массовый героизм. В июльских боях танкисты корпуса, воины других боевых профессий уничтожили и подбили 227 вражеских танков, 40 бронемашин, 120 орудий, истребили около тысячи солдат и офицеров противника. Командиры и старшие начальники блеснули искусством управления в сложнейшей, остродинамичной обстановке.

Возрос уровень управления войсками во всех звеньях.

Нам, войсковым разведчикам, приходилось подчас знакомиться с некоторыми информационными материалами, беседовать с работниками разведуправления фронта, и мы, естественно, узнавали раньше других о некоторых замыслах, планах, событиях.

Через определенные каналы дошли недавние заявления Гитлера, который, подбадривая перед Курской битвой свои войска, выразил полную уверенность в успехе и заявил, что «победа под Курском должна явиться факелом для всего мира». А генерал-фельдмаршал Манштейн хвастливо утверждал: «...победа под Курском возместит нам все временные поражения в прошлом». Разгром под Сталинградом он, видимо, тоже относил к разряду «временных поражений». Заявления подобного рода были подкреплены практическими мерами врага. В районе Курского выступа, где он решил нанести главный удар, было сосредоточено 50 дивизий, в том числе 16 танковых и моторизованных, около миллиона солдат и офицеров противника.

И Гитлер, и Манштейн, и другие «энтузиасты» летнего наступления 1943 года жестоко просчитались. Они не учли должным образом, что в районе Курской дуги нами была создана широко разветвленная, глубоко эшелонированная оборона — восемь рубежей глубиной 250–300 километров, — способная при высокой активности наших войск выдержать любой натиск врага, что советским командованием еще до начала битвы было предусмотрено проведение решительного контрнаступления.

Войска Западного фронта 12 июля перешли в наступление на орловском направлении, 15 июля к ним подключился Центральный фронт. Здесь было разгромлено 14 фашистских дивизий, остальные отброшены на полтораста километров. Несколько позже, когда северная часть Курской дуги уже выпрямилась, предприняли мощное контрнаступление войска Воронежского, Степного и Юго-Западного фронтов. А 5 августа состоялся первый салют. Столица Родины Москва отметила этой высокой почестью победы доблестных войск, освободивших Орел и Белгород. В частях нашего корпуса, как и во всех войсках действующей армии, это событие было встречено с величайшим воодушевлением. Танкисты заявляли о своей решимости идти вперед, бить, гнать ненавистного врага.

Уже тогда по горячим следам событий чувствовалось, что блистательная победа наших Вооруженных Сил в Курской битве — это еще один этап в коренном переломе в ходе войны в пользу Советского Союза.

Москва, Сталинград и Курск — три важнейших этапа, три исторических рубежа на нашем пути к победе над фашистской Германией. В битве под Курском был сломлен хребет немецко-фашистской армии, а гитлеровская Германия была поставлена перед грядущей катастрофой.

В период самых тяжких испытаний, самых кровопролитных боев, когда очень часто требовалось самопожертвование ради победы, росли и крепли парторганизации наших частей. Солдаты и командиры заявляли о своем желании идти в бой коммунистами. В те же дни июльских боев на Курской дуге партийные организации корпуса приняли в свои ряды около тысячи воинов. Свою способность высоко нести звание коммуниста вступившие в партию доказали боевыми делами. Две трети из них за ратные подвиги были награждены орденами и медалями СССР.