Глава десятая

Моя госпожа, графиня дю Плесси, между тем была представлена при дворе. Король должен был официально назначить ее придворной дамой своей внучке.

К этому знаменательному событию из Арси-сюр-Оба прибыл ее супруг, он не мог бросить свою красивую молодую жену на съедение гиенам в Версале. Однако несмотря на свою молодость, графиня была достаточно умна и могла за себя постоять.

Вместе со многими другими служанками я стояла в коридоре перед большим залом приемов. Трудно было поверить, что всего в нескольких метрах от этой роскоши вонь и грязь грубейшим образом оскорбляют нос и глаза. Множество людей в изысканных нарядах толпилось в зале, каждый благоухал ароматными эссенциями, так что плохой запах в этот вечер был незаметен. Я энергично оттеснила других слуг и камеристок в сторону, ведь теперь настала очередь графини дю Плесси быть представленной королю.

Придворный гофмейстер месье де Дюран громко объявил графа Эдуарда Филиппа дю Плесси и его супругу Франсину. Граф гордо подвел ее к благосклонно улыбающемуся Людовику XV. Тот представил новую придворную даму Антуанетте, и дофине, как было видно, очень понравилась молодая женщина, которая всего на семь лет была старше ее самой.

Мадам Франсина в высшей степени выгодно выделялась среди остального женского окружения дофины, состоявшего в основном из угрюмых матрон. Самой отвратительной из них, без сомнения, была ее опекунша, графиня Ноайль, придирчивая дама, без чувства юмора, к тому же еще и бессердечная.


Тут же присутствовала ревнивая любовница короля.

Когда Дюбарри говорили о красоте дофины, она не удержалась и едко заметила:

— Не вижу ничего привлекательного в рыжих волосах, толстых губах, бледном цвете лица и глазах практически без ресниц. Не будь она из дома Габсбургов, никто и не подумал бы восхищаться такими качествами.

Придворные сплетницы немедленно донесли до Антуанетты этот убийственный приговор. И она отомстила за себя. Как только король устраивал частный ужин в семейном кругу, причем Дюбарри должна была сидеть с ним за столом, дофина отказывалась присутствовать на ужине. Она возмущенно писала матери в Вену:

«Мадам Дюбарри — самое бессовестное создание, какое я могла себе представить. Она дважды сидела рядом со мной, но я ее просто не замечала, не удостаивая ни словом, ни взглядом».

Несомненно, будущая королева была рангом выше, чем Дюбарри, и любовница не имела права первой заговорить с Антуанеттой. До тех пор, пока дофина не обратится к ней. Она считалась непризнанной, и именно это имела в виду девушка. Любовница нужна королю в постели, но на приемах при дворе ей делать нечего. Это противоречило религиозному воспитанию Антуанетты, и старые девы, тетки ее супруга, ее в этом поддерживали. Две престарелые принцессы не отваживались публично выступать против любовницы короля, опасаясь гнева своего венценосного родителя. Но юная девушка могла себе позволить обращаться бесцеремонно с этой вульгарной особой.

Вы наверняка спросите: а что король? Его величеству хотя и не нравилось поведение Антуанетты, но он не рискнул призвать ее к ответу. Он часто жаловался своему внуку, министрам, а также послу де Мерси. У последнего появилась хорошая мысль: он немедленно написал своей императрице в Шенбрунн об этой проблеме.

Мария-Терезия, хотя в вопросах морали и строгая, даже чопорная, была, однако, женщиной светской, да и дурная слава короля Франции была ей известна. Людовик XV, конечно, не станет долго терпеть, чтобы наивная маленькая девочка выставляла на смех самую любимую и важную для него даму при его дворе.

Императрица, не колеблясь, написала дочери письмо, в котором уговаривала ее не обижать ее «милого дедушку» и удостоить его возлюбленную дружеского слова.

Но дофина, подстрекаемая тетками ее супруга, и не подумала пойти навстречу мадам Дюбарри. Мадам Франсина опасалась, что дофина делает большую ошибку. Во время одного вечернего приема Антуанетта снова холодно обошлась с бывшей обитательницей борделя, к заметному неудовольствию короля.

Двор между тем великолепно развлекался, и уже даже заключали пари, когда же король потеряет терпение с непокорной женой своего внука.

— Ясно, что король заступается за свою возлюбленную, — считала мадам Франсина, — но, к сожалению, дофина настолько упряма, что совсем не замечает, как теряет расположение короля. Этим она только вредит себе.

Граф Мерси снова написал письмо в Вену. Послание императрицы своей упрямой дочери на сей раз было очень строгим.

«Не берите, пожалуйста, на себя смелость осуждать образ жизни короля, вам это не подобает. Ни ваш возраст, ни ваше теперешнее положение не оправдывают вашей гордости и предубеждения к графине Дюбарри. Не обижайте своего дедушку, короля Франции».

Антуанетта была потрясена письмом своей всегда такой благочестивой матери, которая в конце концов приказала ей тот час же и незамедлительно найти возможность обратиться с дружеским словом к возлюбленной короля и желательно в присутствии собравшихся придворных.

Мария-Антуанетта в слезах показала письмо матери моей госпоже.

— Я думаю, что ее упрямое нежелание обращаться к Дюбарри появилось из-за едких замечаний последней, — сказала мне мадам Франсина. — Были бы это комплименты, все давно бы уже уладилось.

Дофина посоветовалась также с Аделаидой, Викторией и Софи. Матроны состроили кислые лица, но против аргументов Марии-Терезии возразить не решились, так Марии-Антуанетте наконец пришлось сдаться.

Она дала знать королю, что во время следующего ужина желает, чтобы мадам Дюбарри подошла к ней, и она сможет с ней поздороваться, и что до сих пор у нее не было такой возможности.

Через пару дней Мари-Жанна Беку, в замужестве мадам Дюбарри, разряженная, как королева, и размалеванная, как шлюха из заведения мадам Гурден, подошла к дофине, присела в реверансе, и к своему большому удивлению, услышала:

— Сегодня в Версале опять много людей, мадам.

После чего молодая женщина отвернулась и занялась другими гостями.

— Дружеским приветствием это вряд ли можно назвать. Но во всяком случае дофина хотя бы обратилась к ней, — заметила мадам дю Плесси поздно ночью, когда я расчесывала ее прекрасные волосы, освободив их от украшенного лентами и жемчугом напудренного парика.

— Король, казалось, был доволен, да и Дюбарри тоже выглядела вполне веселой, когда оправилась от удивления. Теперь она наконец признана будущей королевой Франции, и вокруг нее снова стали толпиться все придворные, которые до сих пор ее избегали.


Наша жизнь при дворе вошла в определенную колею. Как и предсказывала Элен, распорядок дня совершенно изменился. Утром мы вставали около десяти часов — я немного раньше, — потому что часто ложились лишь на заре.

К постоянным домогательствам слуг и благородных господ я уже привыкла. Я была постоянно начеку, когда приходилось одной бежать по темным коридорам и черным лестницам. Казалось, они подкарауливают за каждым поворотом, во всех углах, готовые в любой миг запустить лапу в декольте или под юбку. Я терпеть не могла, что эти бесстыжие парни смотрят на меня как на легкую добычу. Мне хотелось, чтобы за мной сначала ухаживали, делали комплименты и оказывали незначительные знаки внимания. Это ведь женщина должна решать, хочет она близких отношений с мужчиной или нет. Ведь ей приходится расхлебывать последствия.

Франсуа я время от времени разрешала себя поцеловать или погладить грудь. Я все равно ничего не теряла, а целоваться нужно было уметь на тот случай, если однажды дело дойдет до «серьезного». Кроме того, мне было приятно, когда набухали мои маленькие розовые соски. И у Франсуа тогда напрягалось его мужское достоинство и требовательно упиралось мне в низ живота, что, не скрою, меня радовало.

Ему исполнилось уже шестнадцать, и он делил постель с одной сорокалетней овдовевшей графиней, которая была первой камеристкой при мадам Софи, младшей дочери короля. Франсуа был очень доволен этим, ему ведь не приходилось перетруждаться, свободного времени имелось достаточно, и он мог помогать мне или сопровождать меня, рассказывая по дороге о придворной жизни.

Его госпожа тоже была счастлива, ведь он каждую ночь удовлетворял ее. А чем Франсуа занят целыми днями, ее не особенно заботило.

Мадам дю Плесси время от времени напоминала мне об «осторожности» в любви, чтобы избежать нежелательных последствий.

Но я всегда ее успокаивала, говоря:

— Не волнуйтесь, мадам, я пока не хочу иметь никаких интимных отношений с мужчинами. Если кто-нибудь ко мне пристанет, я знаю, как себя защитить.

Графиня смеялась и отвечала:

— Это хорошо, дорогая, но вскоре может случиться, что ты по-настоящему влюбишься и тогда, как это часто бывает, забудешь обо всем, в чем клялась раньше.

Загрузка...