За океан. Путевые записки

XIX. Принстон

На другой же день по прибытия в Америку я поехал в маленький городок Принстон (Princeton), находящийся в штате Нью-Джерси, в 80-ти верстах к юго-западу от Нью-Йорка. В этом городке имеется один из старейших американских университетов, и профессором астрономии состоит известный Чарльз Юнг (Charles Young), с которым я имел случай познакомиться лично у нас в России, во время пребывания его в Тверской губернии, ради наблюдения солнечного затмения 7-го августа 1887 года.

Противоположный берег реки Гудзона, против Нью-Йорка, принадлежит уже штату Нью-Джерси, но так как через Гудзон моста не существует, то сообщение поддерживается паровыми паромами, называемыми здесь «ферри» (Ferry). Это целый дом, построенный на огромной барке, закругленные части которой вплотную входят в соответствующие вырезы пристаней, так что переход и переезд в экипаже из ферри в крытую пристань в обратно совершается незаметно. Середина барки занята проездок, куда ставятся лошади и экипажи, а по краям устроены роскошные залы с электрическим освещением и зеркалами — для пешеходов. Паромы снабжены первобытными паровыми машинами с коромыслами наверху и приводятся в движение при помощи колес с лопатками.

На самом берегу, где пристают паромы, построен и воксал железной дороги, откуда расходятся поезда на юг и запад. Дабы не стеснять уличного движения в городе, воксал устроен так, что платформа и железнодорожные пути расположены на значительной высоте, и вдоль города дорога проложена на арках. Когда я брал билет, то впервые узнал, что в Америке нет подразделения вагонов на классы, и в равноправной республике все ездят одинаково, как у нас на конно-железных дорогах. При больших переездах, путешественники, желающие иметь большие́ удобства, могут пользоваться особыми спальными вагонами, но об этом после. На коротких переездах поезда состоят из ряда совершенно одинаковых, но весьма удобных вагонов с продольным проходом. Отличие их от наших русских вагонов (тоже с продольным проходом) заключается только в том, что все сидят лицом в одну сторону, в направлении движения поезда. Спинки диванов перекидываются, так что в какую бы сторону вагон ни двигался, пассажир сидит всегда лицом вперед. Американцы уверяют, что если бы им пришлось сидеть в вагоне спиною вперед, то они подвергались бы припадкам морской болезни. Вагоны громадны — по 10 саженей длины, и в каждом имеется 16 рядов скамеек по обе стороны прохода и, следовательно, 64 места. Соединение вагонов устроено весьма удобно, так что желающие могут свободно гулять вдоль всего поезда. В каждом вагоне, кроме превосходно устроенных клозетов и умывальников, имеется металлический резервуар, наполненный водою со льдом (с надписью Ice Water), и при нём — несколько стаканов; это очень удобно при стоящих тут летом нестерпимых жарах, когда во время пути приходится по несколько раз утолять жажду. Кстати замечу, что, несмотря на громадное количество выпиваемой воды и всяких прохладительных напитков, тут, в Америке, постоянно чувствуешь жажду; это объясняется чрезвычайно сухим климатом. Белье сохнет здесь в несколько минут, а булки к вечеру совершенно черствы.

Местность между Нью-Йорком и Принстоном представляет слегка волнистую равнину, изобильную растительностью. Постройки почти исключительно деревянные, весьма простой и практичной конструкции. Наружные обшивочные доски располагаются не горизонтально, как у нас, а вертикально. Но в общем можно вообразить, что находишься где-нибудь в России.

Принстон ничтожный городок, вся жизнь которого тесно связана с университетом. Середина города на высоком холме занята роскошными и монументальными каменными постройками разных колледжей, лабораторий и т. п. Всё это утопает в зелени сплошного парка. Через несколько минут я разыскал и дом проф. Юнга, примыкающий к небольшой университетской обсерватории. Профессор увидал меня еще из окна и приветливо замахал руками.

После первых приветствий, хозяин повел меня к себе в кабинет и спросил, не пожелаю ли я вымыть руки. Признаться сказать, я был озадачен этим вопросом, тем более, что, взглянув на свои руки, убедился, что они были чисты. Но впоследствии я узнал из рассказов и личных наблюдений, что американцы, без различия состояния, отличаются поразительною чистоплотностью, унаследованною, как говорят, от индейцев. Во всех железно дорожных воксалах, во всех самых жалких ресторанах и пр., везде перед столовою имеется особое помещение для умывания, и ни один американец не сядет за стол, не вымыв предварительно рук. Потом меня уже не удивляло, что после первых приветствий, вместо того, чтобы предложив сигару или папиросу, как делают у нас, мне предлагали вымыть руки. Не только в комнатах частных домов, но и в официальных кабинетах высокопоставленных лиц, в присутственных местах, непременно имеется умывальник с кранами для теплой и холодной воды и с целой коллекцией красивых мохнатых полотенец. У американцев есть даже особая поговорка, что у них заключен союз между мылом и честью.

Однако, я уклонился от рассказа. К добрейшему профессору я попал перед самым обедом; здесь обедают по провинциальному, ровно в 12 часов. После обеда меня угощали американским домашним прохладительным напитком — чаем со льдом и лимоном (ice tea). Затем мы отправились осматривать обсерваторию при доме. Она устроена только в 1878 году, но снабжена уже несколькими весьма хорошими и ценными инструментами: рефрактором с 9¹/₂ дюймовым объективом Кларка, 4-х дюймовым меридианным кругом, 9-ти дюймовым рефлектором, переносными пассажными инструментами и пр. Главный же инструмент — огромный 23-х дюймовый рефрактор, построенный на средства Гальстеда (Halsted), помещается в особой башне на самом высоком месте города, в университетском саду. Этим рефрактором профессор Юнг производит главным образом свои замечательные спектроскопические наблюдения. Для этой цели к окулярному концу привинчивается особый спектроскоп, в котором вместо призм имеется так называемая диффракционная решетка (Uniting Spectroscope), состоящая из металлической пластинки, на которой при помощи делительной машины нарезаны параллельные черточки, числом около 24 000 на дюйм! Как известно, этим путем получается самый совершенный, так называемый нормальный спектр, не ослабляемый притом поглощениями лучей, как в спектре призматическом.

Юнг предложил воспользоваться совершенно ясною погодой и посмотреть, нет ли на Солнце резкого выступа, протуберанца. Еще сравнительно недавно эти выступы были доступны наблюдениям только в редкие моменты полных солнечных затмений; теперь же, благодаря почти единовременному открытию Жансена и Локьера, их можно наблюдать на Солнце во всякий ясный день, при помощи спектроскопа. Свет выступов так слаб, по сравнению с яркостью самого диска и окружающей землю атмосферы, что видеть их в обыкновенную зрительную трубу нет никакой возможности. Если же навести щель спектроскопа на край Солнца, так, чтобы щель едва касалась края изображения солнечного диска в трубе, то в эту щель попадут одновременно слабые лучи выступа (если он тут имеется) и яркие лучи, отражаемые частицами нашей атмосферы, но так как лучи выступа однородные, одного цвета, то и через спектроскоп они сохраняют полную яркость, тогда как атмосферные лучи разлагаются в длинный спектр и настолько ослабевают, что делаются почти невидимыми. Таким образом, при известной ширине щели, выступы делаются доступными наблюдению. Мы тотчас полезли на лестницу, навели рефрактор на Солнце, пустили в ход часовой механизм и приспособили щель спектроскопа. Обходя последовательно край солнечного диска, для чего спектроскоп вращается около оси, и закрывшись черною тафтою от постороннего света, мы вскоре нашли весьма замечательный и редкий двойной выступ, вершины которого сходились наверху в виде арки. Выступ был весьма красивого пунцового цвета и на глазах заметно изменялся в своих очертаниях. Юнг был так восхищен этим выступом, что решился немедленно снять его фотографию. Для этой цели в окулярное колено спектроскопа стоило лишь вставить небольшую кассетку с приготовленною фотографическою пластинкой. В этих трудах нам пособляли молодой ассистент Юнга г. Рид и университетский механик г. Фишер, знакомый мне еще с 1887 г., так как он тоже был в России, в экспедиции для наблюдения затмения Солнца.

Вечером того же дня, когда я сидел на балконе прелестного домика Юнга и наслаждался его поучительною беседой, небо сделалось пасмурным, и вскоре разразилась гроза, но такая, какой я еще от роду не видывал. Помимо страшного дождя, особенно поразительны были почти непрерывные молния. Тотчас были принесены два спектроскопа, и мы могли любоваться спектром молнии, состоящим из двух и иногда даже трех ярких зеленых линий, сопровождаемых еще несколькими цветными, но туманными и расплывающимися полосами. В этих наблюдениях деятельное участие принимала и почтеннейшая жена профессора. Таким образом весь день в Принстоне я провел самым поучительным образом, но зато пропустил время отхода последнего поезда, с которым предполагал вернуться в Нью-Йорк. Волей-неволей довелось воспользоваться американским гостеприимством. Но ночевать мне пришлось не у Юнга, а у другого здешнего же профессора Либби (W. Libbey), который почти силою потащил меня к себе и устроил в той самой комнате, где жил у него одно время О. Струве. Либби, профессор геологии и физической география, принадлежит к числу выдающихся ученых путешественников настоящего времени. Его собственный дом представляет целый музей, в котором собраны достопримечательности, привезенные из разных мест Соединенных Штатов, Аляски, Кубы и многих стран Старого Света. У него обширнейшая библиотека и огромное собрание фотографий собственноручной работы. Перед сном мы внимательно рассматривали карту Соединенных Штатов, и тут я выработал приблизительный маршрут моего путешествия по республике так, чтобы с наименьшею потерей времени по возможности побывать во всех замечательнейших местах.

На другое утро, пока хозяин занимался в кабинете корреспонденцией, я беседовал с его женою и дочерью. Разговаривая о воспитании детей, M-rs Libbey, между прочим, показала мне множество детских книг американского издания и в том числе историю Соединенных Штатов, напечатанную крупными буквами на великолепной бумаге и со множеством прекрасных гравюр. Всего замечательнее однако то, что вся книга напечатана только односложными словами, что, конечно, весьма практично для начинающих, но, кажется, возможно только на английском языке, отличающемся поразительным множеством односложных слов. В исключительных случаях, а именно только имена собственные напечатаны по слогам, с промежуточными черточками.

Затем вместе с любезнейшим хозяином я пошел в город осмотреть наиболее замечательные университетские здания. Но прежде всего мы зашли в почтовую контору, где я увидал остроумное приспособление для удобства как публики, так и служащих в конторе. Принстон — городок маленький, и каждый ходить сам за своей корреспонденцией. В сенях конторы целая стена, отделяющая сени от помещения почтовых чиновников, представляет маленькие квадратики со скважинами для ключей. Каждый квадратик — это стенка ящика, куда складывается корреспонденция изнутри, так как задняя стенка открывается прямо в контору. Всех ящиков тут более тысячи, но все ключи разные; Либби достал ключ, открыл свой ящик и вынул оттуда письма, газеты и брошюры, не теряя времени и никого не тревожа.

Обходя здания университета, Либби ознакомил меня вкратце с его историей и порядками, которые могут считаться типичными для американских университетов, почему приведу здесь то, что я успел запомнить и записать.

Нью-Джерсейский колледж — один из старейших в Соединенных Штатах. Он основан еще в 1746 году священником Гамильтоном (John Hamilton) и представлял вначале нечто вроде духовного училища, назначенного исключительно для подготовки пресвитерианских священников. Впоследствии к богословским наукам присоединились последовательно другие, и ныне это настоящий университет и даже высшая техническая школа, потому что тут имеется отделение или факультет для инженеров-электриков (Department of Electrical Engineering). Впрочем, колледж сохраняет религиозный оттенок, с разными средневековыми формальностями, которые, как известно, не чужды всем вообще английским университетам.

В колледж принимают по экзамену, производящемуся в конце курса, в июне, и пред началом курса, в сентябре. Кроме знания английского, латинского и греческого языков, истории, географии и элементарной математики, необходимо представить свидетельство о хорошей нравственности и безукоризненном поведении. Каждый вновь поступающий дает письменное обязательство о непринадлежности к какому-нибудь тайному обществу. Курс учения продолжается четыре года, и студент последовательных курсов называется: Freshman, Sophomore, Junior и Senior. Студент, по желанию, выбирает одну из следующих специальностей: философия, языки и литература, математика и естествознание. Лекции разделяются на обязательные и выбираемые самими студентами. В первых двух курсах существуют только обязательные лекции; затем хотя в следующих двух курсах имеются и необязательные, но раз избранные лекции студент должен посещать, как и обязательные. Число лекций вообще не велико, от 15 до 16 в неделю; они распределены по утрам от 8 до 11-ти и после обеда от 3 до 5-ти часов. По воскресеньям все студенты обязаны посещать утреннюю церковную службу. Кроме лекций, имеются особые часы для практических занятий. В конце каждого годового курса студенты подвергаются переходным экзаменам. Студент, пропустивший без уважительных причин более одной шестой части часов лекций или практических занятий, не допускается к переходным экзаменам и остается на следующий год на том же курсе. Оценка познаний производится по десятичной системе: высший балл 100, а низший для перевода — 50. Сообразно успехам студенты делятся на группы, причём, кроме познаний, принимается в расчет и поведение. При выпуске берутся в расчет баллы трех последних курсов; но сюда включаются и баллы курса Freshman, если они не понижают выпускного. Первые две группы награждаются при выпуске званиями magna cum laude (с большой похвалой) и cum laude (с похвалой).

Студенты живут, смотря по собственному желанию, или в особо устроенных общежитиях, или на вольнонаемных квартирах; и те, и другие обязаны платить за лекции по 100 долларов в год. Собственно жизнь в общежитиях обходится, смотря по различию в удобствах, от 200 до 500 долл, в год. Плата взимается вперед по четвертям года. При колледже имеется небольшое число стипендий, и, кроме того, некоторые студенты освобождаются от платы за лекции.

Из осмотренных мною отдельных зданий колледжа упомяну лишь о некоторых. Библиотека имеет 160 000 томов и представляет одно из обширнейших книгохранилищ в Америке. Физический кабинет и химическая лаборатория представляют новое, весьма обширное и изящное здание, нижний этаж которого занят целою коллекцией динамомашин, для изучающих электротехнику. В так называемой инженерной лаборатории множество моделей паровых машин, паровозов, вагонов, целый участок полотна железной дороги, мосты и образцы строительных материалов с приборами, служащими для их исследования. Тут же помещается довольно полное собрание топографических и геодезических инструментов. Другое отдельное здание занято гистологическою лабораторией со множеством микроскопов для практических занятий студентов; при ней особая фотографическая комната для приготовления микрофотографий. В этом же здании имеется особая витрина, в которой хранится несколько исторически-ценных предметов, а именно барометр и металлический термометр, принадлежавшие А. Гумбольдту и употреблявшиеся им в путешествии по центральной Америке; приборы для измерения температуры на разных глубинах океана и пр.

Самое обширное здание занято геологическим и археологическим музеем, которым заведует сам Либби. Отдельные коллекции расположены здесь в образцовом порядке. Всех минералов и окаменелостей насчитывается тут до 5000; отдельная комната занята исключительно типичными горными породами и окаменелостями штата Нью-Джерси. Множество образцов из Европы привезено самим Либби; показывая некоторые из них, он рассказал комический случай, происшедший с ним на германской таможне. На вопрос чиновника, нет ли у него сигар или других запрещенных предметов, Либби категорически отвечал, что нет. Открыв же его сундук, чиновник почти тотчас наткнулся на большой сигарный ящик и, указывая на него, приложил указательный палец к носу и многозначительно произнес «ага!» Либби стоял спокойно, равнодушно смотрел на чиновника и ничего не отвечал; но когда последний, открыв ящик и увидя в нём только обломки каких-то камней, сам вопросительно посмотрел на хозяина, то Либби опять совершенно молча приложил тоже палец к носу и произнес «ага!» Чиновник покраснел и приказал служителям укладывать всё обратно, отказавшись от дальнейшего досмотра вещей странного путешественника.

Горные породы я окаменелости расположены тут в том порядке, в каком изложены разные геологические периоды в известном курсе геологии знаменитого Дана. Кроме действительных образцов, имеется много моделей из гипса и папки, изготовленных очень изящно большею частью по образцам, имеющимся в Британском музее (в Лондоне). Я обратил особое внимание на несколько фульгуритов, из которых один имел замечательные размеры, около 4-х футов длины. Он найден самим Либби у нас в России близ одной польской деревни и привезен сюда с большими предосторожностями, так как этот фульгурит представляет неправильный стержень со многими утолщениями и утонениями, которые могли легко поломаться при перевозке.

В отделении археологии имеется роскошное и обширное собрание древностей из Мехики и западных штатов. Кроме множества сосудов, оружия, масок, оправленных в золото, и разных украшений почти неизвестного употребления, тут имеется несколько моделей древних индейских городов, так называемых пуебло, т. е. городов, высеченных в скалах. Многие подобные города открывают даже и в настоящее время в мало еще исследованных пространствах Скалистых гор; в иных и теперь еще существуют обитатели.

В посещенных мною аудиториях я обратил внимание на простоту убранства и практично устроенную классную мебель. Она состоит только из отдельных деревянных кресел, на правых ручках которых укреплены небольшие дощечки для писания, столов же вовсе не имеется.

По окончании осмотра главнейших зданий колледжа, Либби привел меня в свой особый кабинет при геологическом музее и, между прочим, подарил полную коллекцию издания «Princeton College Bulletin», выходящего изящными тетрадями по 4 раза в год. Здесь печатаются труды местных профессоров и украшаются прекрасными фототипическими рисунками.

Вечер этого же дня я провел в поучительной беседе с Юнгом и Либби, которые дали мне множество полезных указаний к предстоящему путешествию и снабдили рекомендательными письмами к астрономам и профессорам других американских университетов. Трудно выразить, как отрадно, далеко от родины, встретить столь радушный прием. Зная о моем намерении ехать в Вашингтон, добрейший Либби вызвался даже сам сопровождать меня туда и просил лишь уведомить телеграммою о дне выезда из Нью-Йорка.

Возвращаясь из Принстона в Нью-Йорк, я попал на скорый поезд и несся с такою поразительною быстротой, что боялся за целость вагонов и собственной особы. Но всё обошлось благополучно. Надо заметить, что, благодаря оживленному сообщению между Нью-Йорком и Вашингтоном, железнодорожный путь устроен здесь в четыре колеи, из которых две внешних служат для пассажирских, а две внутренних — для товарных поездов, две правых — для движения в одну сторону, а две левых — для движения в противоположную. При таком распорядке путешественники избавлены от неприятного ощущения, испытываемого при встрече поездов на полном ходу. Здесь встреча двух поездов почти не ощутительна, потому что между ними остается свободный промежуток шириною в два пути; на рядом же лежащем пути можно только обгонять товарный поезд.