За океан. Путевые записки

XII. Эдинбург

Из Лондона в Эдинбург можно ехать различными путями, потому что вся Великобритания покрыта весьма густою сетью железных дорог. Самый короткий и скорый путь — через Лидс, по дороге, называемой Midland Railway. Весь путь в 600 с лишком верст совершается ночным курьерским поездом в 9¹/₂ часов. Быстрота действительно, поразительная, но, благодаря роскоши вагонов и хорошему состоянию полотна дороги, эта быстрота не ощутительна, и только иногда на поворотах чувствуется поползновение перескочить со своего места на колени соседа. Остановок так мало, что некогда размышлять и расспрашивать об окрестных городах. Впрочем, в Честерфильде я обратил внимание на слишком покривившийся шпиц колокольни на церкви. Из расспросов оказалось, что в таком виде эта колокольня стоит уже несколько столетий! По преданию, она была согнута самим дьяволом. Кроме кривой колокольни, Честерфильд замечателен еще как родина и место погребения изобретателя паровоза Стефенсона.

Ночью нельзя любоваться окрестными пейзажами, и я впервые полюбопытствовал внимательно прочесть объявления на стенах вагона. В каждом купе висит карта пути и расписание поездов, что весьма удобно для справок. В правилах, которым должны подчиняться пассажиры, я прочел курьезное запрещение выходить из вагонов во время движения поезда и садиться на крыши вагонов! Вероятно, были же такие примеры, если железнодорожная администрация находить необходимым предупреждать об этом публику.

На рассвете картина местности резко изменилась. В Англии почти нет свободного куска земли; между городами и деревнями вдоль полотна железной дороги тянутся почти исключительно мрачные фабричные здания. Здесь, в Шотландии, наоборот: не только на перевале Чевиотских гор, но и дальше, в долинах — одни пустыри, оживляемые только стадами овец и одинокими пастухами и пастушками. После тесноты и шума взоры мои отдыхали на живописных и красивых окрестностях.

Рано утром поезд врезался в мрачный туннель и вскоре остановился у полутемной платформы. Эдинбургский воксал построен в яме, и чтобы выйти в город, пришлось долго подниматься по широкой, роскошной лестнице.

Эдинбург весьма своеобразный и красивый город. Он весь построен на скалах, и улицы идут в разных горизонтах, пересекаясь между собою одна выше другой. Городские здания отличаются монументальностью постройки и роскошью архитектуры. В противоположность кирпичным постройкам в Англии, здесь все здания возведены главным образом из гранита и мрамора. Нигде мне не приходилось видеть такого гармонического сочетания прелестей природы и искусства. В центре города, на отвесной неприступной скале высится замок — резиденция бывших шотландских королей. Улицы окаймлены великолепными набережными, хотя тут нет ни моря, ни реки; набережные устроены вдоль оврагов и пропастей, пересекающих город по всем направлениям. Несмотря на крутые спуски и подъемы, вдоль улиц проложены рельсы городской железной дороги, но вагоны двигаются не лошадьми, а при помощи кабеля. В середине, между рельсами для колес, устроен узкий прорез, внутри которого, скрытно от глаз, беспрерывно двигается проволочный канат или кабель. У середины каждого вагона устроен особый придаток, пропущенный в прорез мостовой и захватывающий за кабель. Кучер или, вернее, машинист, стоящий на передней площадке вагона, управляет придатком при помощи особый рукоятки: когда произведено сцепление придатка с кабелем, вагон несется вперед одинаково быстро, как по плоскому месту, так и по самому крутому подъему; когда сцепление ослаблено — движение вагона замедляется, и, помощью особого тормоза, он вовсе останавливается. Быстро и бесшумно двигающиеся вагоны не пугают лошадей; правда, что и лошади в Эдинбурге так огромны, монументальны, что бросаться в стороны им вовсе не под стать. Нигде я не видал таких лошадей: это известная порода Clydesdale. Соответственно их росту и дородности, самая сбруя в Шотландии очень неуклюжая и тяжелая. Хомуты неимоверной толщины продолжаются вверх гораздо выше головы и оканчиваются загнутым вперед рогом, через который пропущены вожжи; ремни шлеи можно было бы с успехом употребить на приводы самых тяжелых механизмов. Копыта лошадей имеют в диаметре не меньше фута. Огромные груженые фургоны везутся одною лошадью, по-видимому, без особенных усилий даже на крутых подъемах.

Эдинбургские улицы поражают обилием памятников; на главной весьма широкой и роскошной улице Джордж-стрит (George-Street) памятники воздвигнуты буквально на всех перекрестках. Более всех поражает величественный монумент Вальтер Скотту (1771–1832), как известно, родившемуся и умершему в Эдинбурге. Он поставлен в 1840 году и представляет нечто вроде готической часовни с высокою башней (200 футов); внутри, под стрельчатым сводом, помещена великолепная мраморная статуя поэта. Хотя Эдинбург город не очень большой и имеет всего 250 000 жителей, но тут на каждом шагу встречаются школы и другие учебные и ученые учреждения, так что туземцы называют свой город современными Афинами (Modern Athens).

Проходя разными улицами и любуясь красивыми зданиями и памятниками, я незаметно дошел и до цели — до дома, где помещается управление всеми шотландскими метеорологическими станциями. Управление, или, как тут называется, «бюро метеорологии», занимает всего две небольшие комнаты, сплошь заставленные шкафами с книгами. Кроме директора г. Бокана (Mr. Buchan), тут занимается только одна пожилая женщина; этот скромный персонал обрабатывает метеорологические наблюдения всех многочисленных станций в Шотландии! Директор принял меня, как родного или старого знакомого, и тотчас удовлетворил мою просьбу, написав рекомендательное письмо на обсерваторию в Бен-Невисе (Ben Nevis), устроенную на горе, представляющей высший пункт над уровнем океана на всём пространстве Соединенного королевства.

Общий вид Эдинбурга.

Из окрестностей Эдинбурга я счел своею обязанностью посетить лежащую близ города огромную скалу Arthur’s Seat (Седалище Артура), составляющую одну из точек первоклассной триангуляции Великобритании. Высота её около 120 сажен. Название горы дано в память принца Артура, который некогда успешно оборонялся тут от нападения саксонцев. Гора господствует над всею окружающей местностью и, вследствие близости к городу, представляет весьма своеобразный контраст между роскошным цивилизованным городом и угрюмою северною природной дикостью. Дорога, ведущая к горе от города, называется Radical Road, так как она была проложена в 1820 году радикалами, оставшимися без дела и занятыми правительством принудительными работами. Конечно, этой дорогой можно подъехать лишь к подошве скалы, далее надо карабкаться по узкой извилистой тропинке. Трудность восхождения увеличивается мелким колючим кустарником, который, вместо помощи, только раздражает при каждом падении. Весьма часто приходилось срываться с выступов скалы и сползать на животе несколько сажен вниз. Только после значительных усилий мне удалось добраться до вершины, где я был вознагражден чудным видом на окружающее море и на лежащий под ногами город. Вскоре я нашел и те три дыры в скале, которые составляют центр тригонометрического пункта.

Благодаря относительной правильности и значительным размерам, гора Arthur’s Seat, как известно, послужила Кларку в 1855 году очень назидательным примером для вычисления местных притяжений и вывода средней плотности Земли. В хронологическом порядке здесь было произведено четвертое определение средней плотности Земли по притяжению горы. Первое сделано Буге у горы Чимборассо, во время знаменитой Перуанской экспедиции французских академиков, второе у горы Шихаллион знаменитым астроном Маскилайном в 1772 году, а третье бароном Цахом в 1814 году, у горы Mimet, к северу от Марселя.

Шотландские гвардейцы.

Посидев на знаменитой вершине, я стал искать другой дороги, потому что тропинка, служившая мне при подъеме, была крайне опасна для спуска. Я, действительно, разыскал другую тропинку, но она оказалась лишь немного положе прежней. Будучи поглощен процессом спуска и рискуя ежеминутно полететь в пропасть, я вдруг услыхал свист и затем звук пули, ударившейся в скалу весьма близко. Осмотревшись кругом, я заметил ряд кольев с красными флагами, а на противоположной возвышенности цепь стрелков, очевидно, занимающихся практическою стрельбою. Таким образом, не заметив раньше красных флагов, я случайно очутился в сфере выстрелов, которые продолжались безостановочно. Взбираться обратно было не легко, и я предпочитал спускаться вниз, причём опасность быть подстреленным шотландскою пулей придала мне бодрости. Вскоре я миновал другой ряд кольев, а затем приблизился и к самим стрелкам, наряженным в фантастическую форму шотландских гвардейцев. Прежде всего бросается в глаза отсутствие той части, которая считается первою принадлежностью цивилизованного одеяния; она заменена коротенькою клетчатою юбочкою, называемою килт (kilt). На ногах одеты короткие шерстяные чулки и башмаки. Помимо неприличия такого костюма, он должен быть и негигиеничен при сравнительной суровости шотландского климата. Зато на головах стрелки имело огромные и вычурные меховые шапки. Только красные мундиры, английского покроя, выдают, что это солдаты. Для носки патронов у каждого стрелка на животе висит потешная меховая сумочка (sporran) с двумя хвостиками из конского волоса. Некоторые солдаты вместо огромных меховых шапок были в маленьких шотландских «гленгарри» (glengarry) из клетчатой материи с двумя ленточками сзади. Солдаты между прочим объяснили, что эта glengarry — национальная шапка нагорных жителей Шотландии (Highland). Жители же долин (Lowlands) носят головной убор иного рода, бескозырку с шариком наверху, которая называется «таммишантер» (tammyshanter). Сколько я мог заметить, шотландские солдаты любезнее английских и гораздо выше их ростом.

Из Эдинбурга ежедневно отправляется почтовый экипаж к недавно открытому (в 1890 г.) знаменитому мосту через морской залив Firth of Forth. Не имея возможности терять на это целый день, я предпочел принять такой маршрут, чтобы, выезжая из Эдинбурга, я мог проехать этот мост в вагоне. Упомянутый широкий морской залив издавна составлял серьезное препятствие для сообщения Эдинбурга со всею северною Шотландией, но затруднительность и ценность работ принуждала откладывать осуществление смелых проектов из года в год. Наконец целых четыре железнодорожных общества соединились вместе и на общий счет соорудили мост, который, как по высоте над уровнем воды, так и по ширине двух средних пролетов, есть ныне величайший в мире. Достаточно сказать, что арки двух средних пролетов имеют размеры двух соединенных вершинами Эйфелевых башен.

Фортский мост.

Фортский мост построен в самом узком месте залива, где притом существует маленький островок «Inch Garvie» и где глубина моря около 200 футов. Вследствие огромной высоты моста над уровнем воды, на обоих берегах устроены длинные виадуки, так что полная длина моста с виадуками равна 2¹/₄ верстам. Мост имеет 26 пролетов, из которых два по 1710 футов, два по 680, пятнадцать по 160, четыре по 57 и три по 25 футов Береговые устои, отделяющие собственно мост от виадуков, представляют великолепные гранитные башни в 30 сажен высоты. Скрепления в главных устоях состоят из целой системы огромных стальных, пустых внутри, цилиндров по 2 сажени в диаметре; к основным цилиндрам примыкает множество боковых разветвлений меньшего диаметра. Полная высота устоев 52 сажени, а высота полотна дороги над уровнем воды 21 сажень. На мост истрачено более 54 000 тонн стали. Постройку проектировали и исполнили инженеры John Fowler и Benjamin Baker. Стоимость её 3 000 000 фунтов, т. е. около 30 миллионов рублей. Остается удивляться скромности английских инженеров; тогда как об Эйфелевой башне французы кричали на весь свет, и изображение её в миллионах видов можно встретить в каждом магазине в виде подсвечников, бутылок и т. п. даже в России, о Фортском мосте многие, пожалуй, и вовсе не слыхали.