За океан. Путевые записки

XXIX. У мормонов

Из Маниту в город Большого Соленого озера можно проехать двумя путями: по железным дорогам Colorado Midland и Denver and Rio Grande. Первый путь, недавно открытый для сплошного сообщения, проходит у самого подножья Пайкс-Пика и прорезывает главный хребет Скалистых гор по наиболее живописным местам и вместе с тем по самому высокому перевалу, называемому Хагермановым. Другой путь не так живописен, но зато проходить через один из замечательнейших городов Западной Америки — через Пуэбло. Это один из древнейших городов, построенный на развалинах индейского. Когда преемники Кортеса проникли из Мехики на север, в нынешние юго-западные штаты, то, кроме кочевых индейцев, они встретили и индейцев, живущих оседло, в довольно больших поселках, которые испанцы называли пуэбло, т. е. деревнями. Помимо домов, сложенных из сырцовых кирпичей, индейцы строили жилища также в горах, вырубая целые ряды комнат в отвесных склонах скал. Такие пещерные поселения получили затем по преимуществу название пуэбло, и одним из типичнейших представителей их является поныне существующий город Пуэбло; в настоящее время он приобрел особенно важное значение, благодаря открытию в его окрестностях богатых месторождений серебра.

Покидая Маниту, я колебался, какой бы путь мне избрать для переезда в город Большого Соленого озера. Однако, когда я прибыл на станцию железной дороги, судьбе угодно было сделать выбор пошило моей воли. Там было вывешено объявление, что, по случаю пожара, уничтожившего один мост, поезд на Пуэбло не пойдет вовсе впредь до последующего объявления; таким образом выбирать не приходилось: я запасся билетом и поехал по железной дороге Colorado Midland.

Стоявший уже у платформы поезд поразил меня своим составом: два паровоза и всего три вагона, из которых один багажный. Оказывается, что пускаться иначе на трудный перевал невозможно: от самого Маниту начинается непрерывный подъем, о крутизнах и поворотах которого европейские путешественники не имеют и понятия. Непосредственно от станции пошли без перерыва мосты и туннели, а окружающая местность поражала своим диким величием. Несмотря на необходимость преодолевать множество природных затруднений, полотно дороги устроено весьма скромно. Мосты везде деревянные и имеют вид временных сооружений, причём просто со страхом взираешь, как такой мост выдерживает тяжесть двух паровозов. Туннели оставлены совершенно в том виде, в каком они оказались после порохострельных работ. Стены нигде не облицованы искусственно и представляют грубые неровности с острыми камнями, за которые того и гляди заденут вагоны. Высунуть голову из окна положительно опасно.

По мере того, как мы поднимались вверх, в воздухе делалось заметно холоднее, и вскоре в боковых ущельях показались сплошные залежи снега. Сперва дорога пролегала по обширному извилистому ущелью, называемому Каскадным по изобилию живописных и величественных водопадов, стекающих по стенам в столь близком расстоянии, что вагоны обдавались тонкой водяной пылью. При ярком солнечном освещении то тут, то там являлись красивые радуги. Шум водопадов порой заглушал шум поезда. Чтобы любоваться роскошными видами, приходилось поминутно переходить с одной стороны вагона на другую. Миновав наиболее узкое место ущелья, мы въехали в живописную и довольно обширную котловину, замкнутую дикими величественными скалами. Это так называемый Парк Юта (Ute Park). Дно котловины покрыто еще почти девственным лесом, хотя последний, по-видимому, беспощадно истребляется; тут построено много плавильных печей для выжигания разных руд, которыми очень богаты окружающие горы.

Проехав котловину, поезд вступил опять в узкое Цветущее ущелье (Florissant Canon). Тут у самого въезда имеется небольшая деревушка, состоящая из нескольких бараков для рабочих, и железнодорожная станция с буфетом, где мы обедали, так как наш поезд не имел с собою вагона-столовой, как поезда на равнинах. Обед не отличался ни изысканностью, ни разнообразием; съестные припасы, очевидно, доставляются сюда издалека; на такой высоте никакие культурные растения произрастать не могут.

Миновав затем новое ущелье, мы остановились у небольшого горного городка Лидвиль (Leadville), обязанного своим существованием золотым, серебряным и свинцовым рудникам. Отсюда поезд пошел еще тише, тут начинается знаменитый и наиболее длинный подъем к перевалу Хагермана, составляющему водораздел (Continental Divide). Проехав станцию Боск (Busk), состоящую из небольшого сарайчика и железнодорожной мастерской, мы затем почти целый час уже не теряли этой станции из вида. Железнодорожное полотно составляет здесь ряд петель с постепенным подъемом, так что после каждого завитка поезд опять близко подходил к станции, с той разницею, что мы поднимались всё выше и выше, а станция как бы проваливалась всё ниже и ниже. На этом пути построено несколько огромных виадуков в два и три этажа. Эти виадуки построены просто из дерева, из толстых брусьев, но так жидко, что издали они казались прозрачными, кружевными, а когда наш тяжелый поезд следовал по ним, право, делалось жутко. Кажется, американцы не очень хлопочут о прочности и довольствуются наименьшею. В некоторых местах, где полотно подходит к диким откосам, оно защищено от снеговых и каменных обвалов искусственными сооружениями, выстроенными из толстых бревен, поставленных стоймя и покрытых бревенчатою же крышею. Такие бревенчатые коридоры устроены в иных местах саженей на сто и более. В них постоянная и нестерпимая пыль от движения поезда, так что приходится закрывать окна вагонов. Зато в остальных участках пути можно наслаждаться чудным, легким для дыхания горным воздухом. Несмотря на медленность движения по подъему, нет времени любоваться каждым видом в отдельности, и невольно позавидуешь первым пионерам Скалистых гор, которые употребляли целые месяцы на то, чтобы пройти путь, пробегаемый теперь поездом в одни сутки.

Ущелье Хагермана (Hagerman’s pass).

На высочайшей точке подъема железнодорожного пути стоить столб с красноречивою и лаконическою надписью «11 528 футов над уровнем океана». Однако, это еще не вершина перевала, но здесь поезд входит в мрачный туннель длиною почти 4 версты (2¹/₂ мили). Перед въездом в этот туннель кондуктор обошел вагоны, тщательно затворил все окна и зажег лампы. Здесь я покинул восточную часть материка Северной Америки. За туннелем начинается уже западная часть, представляющая вплоть до гор Сиерра-Невада дикое пустынное плоскогорье, лишь у Тихого океана окаймленное плодородною береговою полосою.

По выходе из туннеля прежде всего бросается в глаза высокая одинокая гора, называемая горою Святого Креста. На ней имеется три глубоких ущелья — одно продольное и два боковых, пересекающих продольное в одной точке; эти ущелья постоянно наполнены вечными снегами. Зимою, когда вся гора покрыта снегом, она представляется одной снеговой шапкою, но летом, когда вершины и склоны обнажаются, три упомянутые ущелья ясно вырисовываются — на мрачном фоне темных скал в виде огромного белого креста. Издали можно подумать, что крест просто нарисован на склоне горы. Местность, по которой мы теперь ехали, пожалуй, еще красивее, чем раньше, до туннеля, но она не так разнообразна в беднее водою. Поезд шел всё скорее и скорее, так как непрерывно спускался под гору; однако, из предосторожности его везли всё еще два паровоза, и только на станции Аспен один паровоз был отцеплен, и мы двинулись дальше обыкновенным порядком.

Истинные туристы по большей части останавливаются на упомянутой станции и ночуют здесь, чтобы любоваться последующими видами при дневном свете, но я торопился дальше, зная, что завтра воскресенье, единственный день в неделе, когда обыкновенные смертные допускаются в знаменитый храм мормонов. Таким образом чудеса местности вплоть до станции Гранд джанкшен (Grand Junction) остались мне неизвестными. Всю ночь я спокойно спал в роскошном пульмановском вагоне. Когда я проснулся и выглянул в окно, характер окружающей местности был совершенно иной: вместо диких ущелий и величественно нагроможденных скал, тут была горная равнина, только на горизонте окаймленная холмами, похожими издали на какие-то гигантские многоэтажные здания. По-видимому, эти холмы составлены из чередующихся горизонтальных напластований твердых и более мягких горных пород, так что профиля их представлялись частями вертикальных и наклонных прямых, расположенных весьма правильно.

Гора Св. Креста.

Чем дальше мы подвигались на запад, тем окружающие холмы делались ниже; среди обнаженной пустыни кое-где виднелись как бы оазисы с хорошей растительностью. В одном из таких оазисов, носящем поэтическое название «Приятная Долина» (Pleasant Valley), мы завтракали в небольшом домике, близ железнодорожной станции. Через два часа езды опять показались горы; мы перерезали поперек довольно значительный хребет и увидали светлую поверхность обширного озера. Сперва я предположил, не это ли Большое Соленое озеро, но, судя по расписанию, мы должны были находиться еще далеко от него. Оказалось, что это озеро Юта (Utah Lake), из которого вытекает река Иордан, впадающая затем в Большое Соленое озеро. Мормоны сравнивают свои водные бассейны с Галилейским озером и Мертвым морем. Река Иордан не широка и течет между почти плоскими и унылыми берегами.

Наконец вдали показались дома и сады обширного города: мы подъезжали к здешнему Иерусалиму, городу Большого Соленого озера (Salt Lake City). Оставив вещи на воксале, я тотчас сед в великолепный вагон электрической железной дороги и поехал по широким красивым улицам прямо в знаменитый Тебернекл (Tabernacle), т. е. скинию мормонов, где вскоре должно было начаться богослужение.

Известно, что еще в 30-тых годах нынешнего века некто Джое Смит основал в Соединенных Штатах секту мормонов. Он уверял своих последователей, что однажды во сне ангел передал ему истинное евангелие, написанное Мормоном в IV веке по Р.X. Главная основная мысль этого евангелия заключалась в том, что Иисус Христос не ограничит своего пришествия на землю единым явлением в Иудее, а будет являться несколько раз и для следующего ближайшего пришествия изберет место поселения мормонов, среди которых и явится в образе Человека. Верующие этому откровению тотчас после смерти обращаются в святых. Для большего успеха своей пропаганды Смит разрешил мормонам многоженство.

Преследуемые соотечественниками и особенно последователями других довольно многочисленных в Америке христианских сект, мормоны порешили покинуть насиженные места, удалиться в пустыню и образовать там независимую общину. Среди гонений сам Смит был убит, и предводителем мормонов сделался Брайгам Юнг. С этим смелым и предприимчивым вождем мормоны совершили небывалое в Новом Свете переселение, по лишениям в пути и тяжким страданиям напоминающее разве лишь переход евреев из Египта в Обетованную Землю. Двигаясь непрерывно на запад и встречая постоянное сопротивление сперва со стороны белых колонистов, а затем со стороны шаек воинственных индейцев, мормоны в 1847 году перешли хребты Скалистых гор и достигли берегов Соленого озера. Несмотря на то, что место было пустынно, дико и совершенно необитаемо, мормоны решились тут остановиться и основать свое поселение. После ряда лишений, благодаря беспримерному трудолюбию, мормонам удалось устроить цветущую колонию, причём земля сделалась плодородною только путем искусственного орошения при помощи целой системы каналов, отводящих воды многочисленных и бесполезных до тех пор горных потоков в возделанные и ныне цветущие поля. В настоящее время всех мормонов насчитывается до 100 000 человек, причём почти половина их живот в самом городе Соленого озера.

Солт-Лэк-Сити не похож на другие американские города. Он раскинут на огромном пространстве и представляет почти сплошной сад, по которому тянутся великолепные широкие улицы, обсаженные тенистыми деревьями. По бокам каждой улицы проложены узенькие канавки, облицованные белоснежным мрамором, и по ним непрерывно струится чистая свежая вода. Весь город построен на легком скате горы, и потому вода в канавках никогда не застаивается. Дома по большей части небольшие, одноэтажные, отлично построенные и окруженные садами, так что напоминают не тесные городские постройки, а какие-то роскошные загородные виллы. Извозчиков и вообще экипажей почти не видно; жители довольствуются сетью электрических железных дорог. Большинство обитателей занимается не промышленностью и торговлей, а исключительно земледелием в окружающих город обширных и превосходно возделанных полях.

Один из центральных кварталов города занят храмом мормонов и принадлежащими к нему постройками. Этот квартал обнесен высокою каменною оградой, за которую с улицы взор непосвященного проникнуть не может. Только в одном месте этой ограды я увидал большие ворота, которые были, однако, еще заперты; подле сидели у канавок и стояли целые толпы мормонов, ожидавших начала богослужения. Мне пришлось просидеть тут с полчаса, и я успел разговориться с одним стариком, который жаловался на притеснения, испытываемые мормонами с 1869 года, когда проведена была сюда первая железная дорога, с севера, из Огдена. В последнее время, именно с 1887 года, запрещено даже многоженство, так что каждый мормон имеет теперь только как бы одну законную жену, прочие считаются незаконными. Однако, общий характер быта сохранился прежний, и все продолжают жить среди своих многочисленных семей, а незаконные жены и не думают пользоваться предоставленным им правом покидать своих прежних верных мужей. Трудолюбие и святость семейного очага остаются краеугольным камнем существования. По словам моего собеседника, присутствие нескольких жен нисколько не ослабляет семейных уз, напротив того, постоянное благородное соревнование и желание угодить общему мужу способствуют улучшению и совершенствованию прекрасного пола, как всякая конкуренция… Женщины отличаются примерным трудолюбием, и их усилиями поддерживается тут образцовое сельское хозяйство, тогда как в прочих местах Америки, как я, действительно, и видел, женщины никогда не занимаются полевыми работами.

Между тем толпы богомольцев всё увеличивались; ровно в 1 час дня ворота отворились, и все ринулись внутрь через садик к знаменитому Тебернеклю. Это — большое, но невысокое каменное здание, в виде шатра, с выпуклою крышей. Длина здания 250, ширина 150, а высота 80 футов. Оно имеет несколько дверей с красивыми, но небольшими мраморными лестницами. Внутри Тебернекль представляет одну огромную овальную залу, в одной стороне которой находится высокий большой стол, сплошь заставленный массивными серебряными сосудами с водою, предназначенною для освящения. За этим столом или алтарем устроены амфитеатром места для хора, а у самой стены стоит гигантских размеров орган, считающийся первым по величине на материке Америки; он имеет 2648 труб. Всё остальное пространство храма предназначено собственно для молящихся и заставлено бесчисленным множеством постепенно возвышающихся скамеек с удобными спинками прекрасной столярной работы. Кругом всего храма устроена обширная внутренняя галерея, куда ведет несколько широких деревянных лестниц и где тоже установлены скамейки. Вообще это одно из обширнейших в свете помещений, прикрытых одним сводом. Всех мест считается тут 13 500. Говорят, что это здание замечательно также и в акустическом отношении: когда оно пусто, стук упавшей где-нибудь иглы слышен с любого места.

Горные террасы в Скалистых горах.

Вскоре после нашего прихода, в храм вошла целая процессия духовных лиц, состоящая из главного пастора и его 12-ти апостолов. Все они были одеты в роскошные красные бархатные мантии. Усевшись около стола с сосудами, они приступили к богослужению. Судя по числу занятых мест, в храме, я полагаю, было не менее 12 000 человек; тут были люди всех возрастов, начиная от столетних старцев до малых детей; все сидели и вели себя весьма скромно, отнюдь не нарушая торжественности церковной службы. Мормоны славятся своим долголетием, и нигде не насчитывают такого большого относительного числа старцев в преклонном возрасте. Несмотря на жаркий день, внутри храма было довольно прохладно; открытые окна доставляли много света и свежего воздуха.

Органисты и певчие в числе 100 девушек налево и 100 мужчин направо исполняли молитвы и псалмы с поразительною отчетливостью, под управлением регента, стоявшего на большом возвышенном месте за апостолами. Некоторые молитвы пелись не только хором, но и всеми присутствующими; при этом все вставали со своих мест и, по-видимому, не жалели своих голосов, но так как, очевидно, все учились когда-нибудь пению, то и исполнение выходило величественным. В некоторых местах, требующих силы, впечатление было по истине потрясающее. С самого вступления на американскую почву я не слышал ничего подобного, да, вероятно, никогда и не услышу. Даже в наиболее тихих местах «pianissimo» густота звука поражала непривычного слушателя. Особенно замечательно исполнены были молитвы во время освящения св. Даров.

Перед окончанием богослужения церковные служители, одетые в самые прозаические пиджаки, сняли со стола серебряные сосуды и начали разносить их по проходам между скамейками. Молящиеся принимали их от служителей и передавали затем друг другу. В сосудах была святая вода и мелко нарезанные куски белого хлеба. Такое причащение совершается мормонами каждое воскресенье, без всякого подготовительного поста, в котором эти святые люди, впрочем, и не нуждаются.

Выйдя из Тебернекля, я обошел весь квартал, огороженный стеною, и осмотрел снаружи новый, еще строящийся храм, на который уже теперь затрачено более 10-ти миллионов долларов. Внутрь ни теперь, ни после не будут пускать непосвященных. Мормоны уверяют, что как только храм этот будет готов, сюда явится Иисус Христос.

Солт-Лэк-Сити.

Погуляв затем по городу, я решился съездить на самое Соленое озеро, которое отстоит отсюда на целых 27 верст. Туда устроена ветка паровой железной дороги, и на озеро ежедневно ездят тысячи жителей купаться. Сегодня по случаю воскресного дня публики было особенно много, и я с трудом добился места на поезде. Впрочем, поезда отходят каждую четверть часа, и потому если бы я не сел в отходящий, то поехал бы в следующем. Особенность этой местной, так сказать, купальной железной дороги заключается в том, что все вагоны открытые, т. е. снабжены лишь крышами и холщовыми занавесками. Должен сознаться, что сидеть в таких вагонах при быстрой езде не особенно приятно, да, пожалуй, и не безопасно: весь путь (27 верст) совершается ведь в полчаса! Мне кажется, что закрытые вагоны были бы лучше.

Мы неслись между прекрасно возделанных полей, с которых мормоны ухитряются снимать ежегодно две жатвы. Только не доезжая несколько верст до самого озера, цветущие поля сменились голыми солончаками.

Когда поезд остановился, и я вышел на платформу, то моим взорам представилось обширное водное пространство — настоящее море; по направлению к северо-западу противоположных берегов вовсе не видно. Это, конечно, и немудрено, так как длина озера около 150, ширина более 70 верст, а поверхность целых 6000 квадратных верст. Берег со стороны города низкий и, как я выше заметил, покрыт солончаками, далее же видны дикие негостеприимные скалы, совершенно лишенные растительности. Глубина озера вообще не велика и не превосходит 36 футов, но во всяком случае это наиболее обширный водоем соленой воды, лежащий на такой значительной высоте (более 4000 футов, 1276 метров) над уровнем океана. Плотность и соленость воды поразительные, удельный вес её равен 1.11, тогда как удельный вес воды океана только около 1.02. Я вскоре убедился, что в этой воде человек не может погрузиться всем своим телом. В озере вовсе нет рыб и живут лишь раки и личинки насекомых, но уверяют, что здешняя вода полезна для здоровья: она укрепляет кожу, и купанье предписывается иногда врачами.

Купальня на Большом Соленом озере.

Место берега, где оканчивается полотно железной дороги из города, называется прибрежьем Гарфильда (Garfield’s Beach), в память безвременно погибшего президента Республики. На берегу устроено купальное заведение, где толпилось уже множество народа. Как и везде в Америке, тут имеется офис, в котором выдают билетики для купанья и принимают на сохранение деньги и ценные предметы. Предъявив купленный билетик, я подучил у сторожа ключ от свободного номера, где нашел полотенца и купальный костюм из шерсти. Без костюма купаться здесь не допускают. В озере, у самых лестниц барахталось множество купающихся мужчин, женщин и детей; все вместе и все одинаково одеты в разноцветные фуфайки. Я сказал — барахтались, а не копались, потому что близ берега очень мелко, и плавать невозможно. Оставив толпу и пройдя далеко вперед, я нашел вскоре глубокое место, где можно было стоять в воде почти по горло. Окунувши голову, я заметил весьма неприятное действие здешней воды: густой соляной раствор жжет глаза, слепляет волосы и во рту производит впечатление отвратительного вкуса. При таких условиях я не мог тут долго плавать и поспешил вернуться в каморку, где было сложено мое платье и где устроен душ с пресною водою. Действительно, после купанья в Соленом озере необходимо окатиться обыкновенною водою. Если бы мне пришлось купаться здесь в другой раз, то я поступил бы иначе: сперва окатился бы водою под душем, а потом спустился бы в озеро, где не окунал бы головы.

После купанья я пошел в устроенный тут же обширный ресторан. Помещения ресторана, особой платформы над озером и пр. построены весьма изящно и с разными претензиями, но удивительно, что тут не было какого-нибудь оркестра для развлечения публики. Он непременно был бы тут, если бы это было в Европе, но американцы не особенные ценители художественных наслаждений, и все слышанные мною до сих пор оркестры были составлены из негров, бывших рабов, а сюда, очевидно, не проникали еще негры.

Погуляв по берегу Соленого озера и полюбовавшись окрестными видами, я вернулся на железнодорожную платформу и поехал обратно в город. Дорогою я узнал от соседа, что близ города есть еще несколько мест, достойных обозрения, особенно серные целебные ключи и натуральные газовые источники; однако, я не стал изменять первоначального предположения и в этот же вечер покинул город Большого Соленого озера.