За океан. Путевые записки

XXXIV. Пало-Альто

Пало-Альто (Palo Alto — буквально большая палка или высокое дерево), имение покойного теперь сенатора Станфорда, находится в Калифорнии, близ южной Тихоокеанской железной дороги (Southern Pacific), в 20-ти верстах к северу от Сан-Хосе́. В ближайшем пункте полотна железной дороги устроена уже платформа, но станции при мне еще не было, и билеты приходилось брать до следующей станции Менло-Парк (Menlo-Park). Когда я вышел из вагона на платформу, то тут никого не было, и только из почтового вагона выбросили сюда же большой холщовый мешок. Через несколько секунд поезд ушел, и я остался один близ почтового мешка. Крутом довольно редкий лес, в котором я усмотрел домик; прежде чем решиться идти к домику, я заметил приближающийся с противоположной стороны экипаж. В экипаже сидел один только кучер. Остановив лошадей у платформы, он слез с козел, взял мешок с почтою и хотел ехать обратно. Тут я обратился к кучеру с вопросом, где находится новый университет и как к нему добраться. Кучер отвечал, что приехал именно из университета принять почту и, если есть желающие — доставить их туда. Я тотчас сел в экипаж, и мы тронулись.

Драйвер оказался неразговорчивым, и мы почти молча ехали всю дорогу, которая пролегает по девственному еще лесу; мы не встретили ни одного живого существа. Тем поразительнее показалось мне зрелище, когда, проехав около двух верст, мы выехали на обширное, ровное и открытое пространство, лишь на горизонте замыкающееся возвышенностями прибрежных гор. По средине этой пустой и дикой равнины раскинута целая система грандиозных, зданий, обнимающих обширный четырехугольник. Шоссе, по которому мы ехали, ведет прямо к огромным воротам, вроде какой-то триумфальной арки, занимающей среднюю часть переднего фасада. Хотя постройки, очевидно, совершенно новые, но возведен они в стиле старинных испанских монастырей, развалины которых еще сохранились во многих местах побережья Тихого океана: Здания, составляющие периметр четырехугольника, исключительно одноэтажные с крытыми сводчатыми галереями, обращенными внутри и с высокими черепичными крышами. Внутри четырехугольника разбиты красивые цветники и построено несколько отдельных зданий в два и три этажа. Все постройки имеют весьма монументальный вид и возведены из красивого красноватого местного песчаника с грубою отескою снаружи. Это и есть университет, юнейший в мире.

Въехав внутрь через упомянутые ворота, мы остановила подле подъезда с надписью «Контора» (Office). Привратник взять мою карточку и немедленно повел меня по крытой галерее к президенту университета, профессору Иордану. Последний встретить меня чрезвычайно радушно и вызвался немедленно лично показать наиболее замечательные части этой системы волшебных зданий в дикой пустыне.

В кратких словах история университета такова… Станфорд — калифорнийский миллионер и владетель многих имений, жил поблизости в поместье, носящем исстари название Пало-Альто; семья его состояла из жены и единственного сына Леланда. Несмотря на свой юный возраст, мальчик отличался замечательными душевными качествами. Зная, какие богатства он наследует от отца, он часто высказывал мысль, что употребит их когда-нибудь на устройство большой общедоступной школы, в которой могли бы открываться будущие таланты. Но вот в 1884 году, во время поезда с родителями в Европу, 16-тилетний Леланд заболевает в Константинополе оспою и, несмотря на все принятые меры и переезд в Италию, умирает. Убитые горем родители решились осуществить на самом деле ребяческие мечты своего сына.

В 1885 году Станфорд составил формальный акт, по которому пожертвовал на основание и дальнейшее существование нового университета три огромных имения: Palo Alto в 8400, Vina в 55 000 и Gridley в 22 000 акров, общая ценность которых в настоящее время простирается до 20-ти миллионов долларов. Все эти имения отлично устроены и, кроме лесов, прекрасных пашен и призаняты обширными виноградниками. В своем дарственном акте Станфорд указал, чтобы эта земельная собственность отнюдь никогда не продавалась, а своими доходами обеспечивала бы существование университета на вечные времена. Такое распоряжение имеет весьма важное значение потому, что ценность земель и доходы с них здесь непрерывно увеличиваются. Для управления имениями образован особый комитет попечителей из выдающихся граждан Калифорнии. В 1887 году совершилась закладка зданий, а в 1891-м — открытие университета; в настоящее время не все еще здания вполне окончены, и в будущем университет должен постепенно увеличиваться.

Водя меня по длинным анфиладам аудиторий и учебных кабинетов, уже совершенно готовых и действующих, но теперь, в каникулярное время, пустых, проф. Иордан между прочим сказал, что когда весть о неслыханном даре Станфорда облетела Америку, то в газетах начали открыто подсмеиваться. Одни вовсе отказывались верить и писали, что это одна из калифорнийских уток, другие находили, что новый и огромный университет в дикой Калифорнии так же нужен, как роскошные гостиницы в центральной Африке или как спасательная морская станция на вершинах Альпы Многие говорили, что построить здания еще не значит основать университет, потому что в такую трущобу не поедут ни профессора, ни студенты. Однако, несмотря на все эти инсинуации, университет открыт и теперь насчитывает уже около 600 студентов и 40 профессоров, а в будущем предположено расширить помещения так, чтобы здесь могло быть до 10 000 студентов. Что касается до профессоров, то вначале действительно трудно было их сюда заманить, но благодаря щедрости окладов, чрезвычайно здоровому климату и исключительно благоприятному местоположению среди девственных дубовых лесов, вдали от больших городов, теперь уже нет недостатка и в профессорах. Ведутся переговоры со многими знаменитостями в Европе и Америке, и Иордан твердо убежден, что в будущем этот университет сделается средоточием лучших ученых сил всего мира. Он, согласно мысли основателя, полагает, что хорошим профессором может быть лишь лицо, проявляющее себя самостоятельными исследованиями. Для университетского профессора недостаточно знать и следить за тем, что делают другие. Такие люди, как бы ни были обширны их познания, всегда остаются людьми низших идей. Человек высших идей должен быть исследователем, он должен знать и мыслить самостоятельно. Золотой век Калифорнии открылся лишь с того момента, когда её золото начало употребляться на цели, подобные учреждению университета, носящего скромное наименование:

В основу деятельности нового университета положены слова молодого Станфорда: «А generous Education should be the birthright of every man and woman in America» (хорошее образование должно быть прирожденным правом каждого мужчины и каждой женщины в Америке). В отличие от прочих частных американских университетов, пропитанных духом сектаторства, тут запрещены всякие секты или, по крайней мере, в университете не производится никакого давления на мысль. От каждого поступающего требуется лишь вера в существование Всемогущего Бога, в бессмертие души и в то, что повиновение Богу есть высший долг человека.

Университетские аудитории одинаково доступны как мужчинам, так и женщинам, достигшим 16-тилетнего возраста. В самое преподавание положена полная свобода, и за исключением обязательных трех недельных часов английского языка, выбор всех прочих предметов вполне предоставляется усмотрению студентов и студенток. По воле жертвователя, университет обязан приглашать в профессора самых талантливых ученых, не стесняясь вознаграждением. Наоборот, плата учащихся за лекции, практические занятия, помещение и пищу должна быть по возможности малою. Кроме того, тут имеется много бесплатных вакансий.

Говоря о равноправии женщин в отношении научного образования, Иордан справедливо заметил, что женщины не должны оставаться в невежестве уже потому, что на их попечении находятся дети в самом раннем возрасте, а известно, что воспитание детей до пятилетнего возраста имеет более важное значение, чем всё последующее. Один философ высказал мысль, что в первые 7 лет ребенок познает идей больше, чем во всю остальную жизнь. Понятно, как важно подготовить матерей, умеющих разумно руководить развивающимися детскими способностями.

Станфордский университет (первоначальный проект).

Большое внимание обращено здесь на теоретическое и практическое изучение земледелия, составляющего основу благосостояния человечества. Вокруг университетских зданий устроены опытные поля, а обыкновенное земледелие может изучаться и на всём остальном пространстве самого имения Пало-Альто. Не лишне заметить, что в дарственном акте существует пункт, по которому в этом имении запрещается поселение лиц сомнительной нравственности и устройство кабаков и иных питейных заведений. Как и в других американских университетах, здесь обращено большое внимание и на физическое воспитание. Не говоря уже об опытных полях и садоводстве, здесь устроено несколько площадок для национальной американской игры в мяч (base-ball) и разных др. Кроме того, в число преподаваемых предметов входят военные науки и практические военные упражнения, даже с ружьями. Для обучения приглашен какой-то старый кавалерист из Вест-Пойнтской Академии.

Нет надобности перечислять все виденные мною помещения. По окончании обхода Иордан привел меня в обширный актовый зал и показал висящий там прекрасно написанный портрет молодого Леланда Станфорда, имя которого носить университет. Тут Иордан рассказал мне о торжестве закладки и открытия этого образцового учреждения и, между прочим, сообщил слова, сказанные в это время Станфордом-отцом о том, кого должно ныне считать образованным человеком: «В древности философом был лишь тот, кто знал всё и обо всём; ныне науки так расширились, что обнять их одному уму совершенно немыслимо; образованным человеком ныне можно назвать того, кто знает всё о чём-нибудь и что-нибудь обо всём».

В заключение г. Иордан высказал сожаление, что не имеет возможности познакомить меня со всеми профессорами университета, которые в настоящее время в разъезде, но предложил познакомиться с находящимся тут теперь профессором геологии Браннером.

Мы застали Браннера занимающимся в обширной библиотеке. Собственно университетская библиотека пока еще очень бедна, но Браннер, бывший геологом штата Арканзас, привез сюда всю собственную большую библиотеку, в которой имеется много весьма ценных и редких книг. Например, здесь я впервые увидал многотомное сочинение Exploration expedition 1838–45, представляющее отчеты геологических партий, посланных правительством для разыскания по всей территории Соединенных Штатов полезных ископаемых. Показывая роскошно изданные геологические карты, Браннер обратил мое внимание на то обстоятельство, что на многих картах, составленных в равные времена, замечаются значительные разногласия, именно в выражении рельефа местности; эти разногласия Браннер объясняет единственно малым знакомством топографов, производивших съемки, с геологией. Тут же я рассматривал великолепную рельефную карту Соединенных Штатов, сделанную в довольно крупном масштабе (около 40 верст в дюйме), причём основание карты представляет не плоскость, а как бы часть огромного глобуса. Эта карта — плод многолетних трудов — весьма наглядно представляет не только рельеф суши, но и кривизну земной поверхности.

Вообще часы, проведенные в университете Пало-Альто, пролетели незаметно; я вынес самое отрадное воспоминание и не знал, как и благодарить любезных профессоров за подробное и обстоятельное ознакомление со всем достойным внимания в этом храме науки, так недавно выросшем среди пустынь Калифорнии. После сытного обеда у президента университета я наконец распростился с здешними отшельниками науки и, отказавшись от предложенного мне экипажа, вернулся пешком на железнодорожную платформу.

Идя не по дороге, а просто по лесу, я чуть не заблудился и попал на место уже после прохода намеченного вперед поезда, и потому волей-неволей мне пришлось ожидать около 1¹/₂ часа следующего. Я уже упомянул раньше, что в лесу была только платформа, а невдалеке виднелся какой-то домик. Томимый жаждою, я пошел к домику, желая попросить хоть стакан воды. Двери были заперты, и только после продолжительного стучания показался молодой человек, весьма плохо говоривший по-английски. Оказалось, что это француз, недавно переселившийся сюда из южной Франции. Когда я заговорил с ним по-французски, он пришел в восторг и вместо воды принес мне огромную кружку красного вина, уверяя, что это первое вино из его собственного, недавно разведенного вблизи виноградинка. Из разговора я убедился, что этот француз — весьма предприимчивый человек. Переезжая с места на место, скопив малую толику денег и узнав, что тут только-что основан университет, он купил подле платформы участок земли и рассчитывает в ближайшем будущем устроить маленькую гостиницу для приезжих и содержать экипажи и лошадей для перевозки студентов до университета и обратно. Мы проболтали самым дружеским образом всё время до прихода поезда и несколько раз наполняли наши кружки из принесенного потом из подвала целого бочонка с вином. Но всего замечательнее, что при расставании он ни за что не хотел брать (и не взял) с меня денег, уверяя, что я доставил ему огромное удовольствие вспомнить и услышать родной язык, которого не слыхал он уже целых три года. Он провел меня потом на платформу и, когда поезд тронулся, долго еще стоял и махал мне шляпою.