За океан. Путевые записки

XXXI. Сан-Франциско

Последняя остановка перечь Сан-Франциско была в город Оклэнде, стоящем насупротив; тут железнодорожный путь окончательно прерывается, и пассажиры с их вещами перевозятся через залив на обыкновенном ферри. Таким образом пришлось расстаться с поездом, в котором я непрерывно ехал две ночи и один день, совершив самый томительный переезд по Америке, через пустыню. Залив имеет тут около 8-ми верст ширины, и пока мы плыли на пароме, я мог любоваться городом, расположенным на противоположном берегу красивым амфитеатром.

Сан-Францискский залив представляет огромную водную поверхность, растянутую параллельно берегу Тихого океана. Уверяют, что в этом заливе могут поместиться флоты всего мира. Залив отделен от океана двумя полуостровами, выступающими с юга и с севера и оканчивающимися высокими мысами, между которыми остается свободный ход или пролив, около 1¹/₂ версты шириною, называемый Золотыми Воротами (Golden Gate). Северный полуостров очень скалист и весь покрыт еще диким лесом, южный же, вероятно, более удобен для поселений: на его-то оконечности и выстроен Сан-Франциско, причём самый город обращен к заливу; по другую же сторону, на оконечности полуострова, обращенной к Тихому океану, пока еще ничего нет, но тут предполагают распланировать огромный парк, долженствующий в будущем составить украшение города. До 1848 года на выдающемся мысе, вблизи теперешней столицы Тихого океана существовал лишь ничтожный форт с несколькими десятками солдат. Но в этом году в Калифорнии были открыты золотые россыпи, и построенный тотчас городок стал быстро расти и развиваться.

Благодаря обращению к заливу и расположению амфитеатром на уступах скал, Сан-Франциско производит издали, с парома, очень красивое впечатление, хотя особенно выдающихся зданий в нём не имеется. Когда же я вышел на берег и вступил в самый город, то тотчас же заметил, что ему еще далеко не только до многих европейских городов, но и до городов восточной части Соединенных Штатов. Улицы и площади грязны, дома по большей части деревянные и самой безвкусной, простой архитектуры. Конечно, есть несколько роскошных гостиниц-дворцов и красиво выстроенных присутственных мест, но в общем эти здания почти не заметны. Однако, в городе оживление большое — вагоны железных дорог и тротуары переполнены едущими и идущими. Здесь особенно много кабельных городских железных дорог, причём вагоны с удивительною быстротою и легкостью поднимаются по весьма крутым подъемам.

Главная улица Сан-Франциско, «Рыночная» (Market-Street), перерезывает весь город и оживлена более прочих. Здесь сосредоточены гостиницы и наилучшие дома. Прислушиваясь к разговорам на улицах и в ресторанах, я поражался смесью языков. Тут в ходу, кажется, все европейские языки, и прислуга, по-видимому, умеет их понимать; преобладает, конечно, после английского, язык немецкий. Смесью языков Сан-Франциско резко отличается от всех посещенных мною до сих пор городов Соединенных Штатов. Городское оживление особенно поразило меня после привольных прерий Канзаса и необитаемых пустынь Юты и Невады. Множество легких экипажей и тяжелых фургонов с кладью просто запружают улицы. Всего чаще попадаются громадные фургоны с надписями Ice. Лед привозится сюда на судах из Аляски и затем развозится по городу. Из стоящих фургонов лед извлекается огромными железными клещами, волочится по земле до люков в подвалы и там принимается рабочими.

Незаметно пройдя весь город, я стал подниматься на голую скалу, служащую каменоломней. Через полчаса я добрался до высшей точки и был поражен чудною панорамою, расстилавшейся теперь под моими ногами. На востоке лежал весь город, как на ладони; на западе — Тихий океан во всей красе и величии, совершенно невидимый собственно из города. Конечно, Тихий океан, на первый, по крайней мере, взгляд, ничем не отличается от океана Атлантического или от всякого другого моря, но сколько мыслей пришло мне тут в голову. Я увидал впервые в жизни величайший на Земле океан! На противоположной стороне он омывает уже берега родной России! Мне вспомнился отважный и так безвременно погибший Бальбоа, который почти 400 лет тому назад впервые увидел этот же Великий океан с дикой вершины Панамского перешейка, только увидал его не ради одного собственного удовольствия, но открыл его для славы и пользы человечества.

Я присел на обломок скалы и долго любовался видами в полном одиночестве. Как-то странно было даже сознавать себя вблизи многолюдного города. Сан-Франциско еще так молод, что непосредственно за последним городским домом начинаются пустыри; тут нет ни садов, ни огородов, одни голые скалы. Погода стояла тихая и ясная, но океан был окутан на горизонте непроницаемою мглою; на нём виднелось лишь одно парусное судно, медленно удалявшееся на запад, между тем как в заливе было много пароходов и лодок. Хотя из Сан-Франциско отправляются срочные пароходы в Японию, Китай, на Сандвичевы острова и в Австралию, но рейсы совершаются редко, по одному разу в месяц. Я любовался океаном и впервые после выезда замечтался об обратном путешествии. Более двух месяцев я непрерывно удалялся от дорогого отечества на запад. Теперь я достиг самого удаленного пункта моего пути и вскоре буду с каждым днем приближаться; как ни приятно путешествие, но всё же тянет домой!

На следующий день я отправился разыскивать Управление Съемки и тогдашнего директора его, профессора Давидсона, к которому имел рекомендательные письма из Вашингтона. Управление Съемки помещается в одном доме с целой системой других присутственных мест. Это — огромное четырехэтажное здание, построенное в виде правильного прямоугольника, занимающего целый квартал, или «блок». Внутри тянутся длинные коридоры со множеством дверей по бокам. Кроме надписей на каждой двери, на площадках главной лестницы имеются огромные таблицы, где перечислены номера комнат и объяснено, что в каждой из них помещается.

Таким образом, не имея надобности спрашивать кого бы то ни было, я прошел наверх в 4-ый этаж и в комнате под № 108 нашел почтенного профессора занимающимся в своем скромном служебном кабинете. Давидсон принял меня чрезвычайно любезно и тотчас начал показывать удивительно точные результаты своих наблюдений на горе Дьявола (Mount Diablo), одной из возвышеннейших точек триангуляции вдоль параллели 39° северной широты.

Несмотря на свои 67 лет, Давидсон еще совершенно бодр и интересуется всем с юношеским пылом. Биография его настолько поучительна, что я позволяю себе привести ее здесь. Он шотландец по происхождению, но уже семи лет от роду, именно в 1833 году, вместе с родителями переселился в Филадельфию, где и прошел полный курс тамошней высшей школы. Профессор Бач, начальник геодезической съемки Соединенных Штатов, бывший в то же время во главе управления высшей школы в Филадельфии, заметил выдающиеся способности молодого человека и пригласил его на топографические работы, которыми тот и занимался целых пять лет, с 1845 по 1850 год, в разных штатах, от Мэна до Техаса. После этого Давидсон был назначен на геодезические работы по берегам Тихого океана, где в этой, тогда еще совершенно дикой стране он определял астрономические пункты, прокладывал триангуляции, производил гидрографические описания, выбирал места для постройки маяков и т. д. Из его работ этого времени особенно замечательны гидрографические исследования в северо-западном углу территории. Командуя бригом «Fauntleroy», Давидсон производил промеры пролива Хуан де Фука (Juan de Fuca) и др.

В 1860 году, когда начались серьезные приготовления к войне с южанами, Давидсон был снова призван на восток, где руководил сперва съемками по реке Делавер с целью укрепления Филадельфии, а затем лично командовал вооруженным пароходом «Vixen», действовавшим у берегов Флориды. Но тут он схватил желтую лихорадку и на зиму вернулся в Филадельфию, где руководил фортификационными работами вокруг города.

По окончании войны Давидсон занимался проведением телеграфных линий и проложением кабеля на остров Ньюфаундлэнд, при помощи которого он же впервые определил телеграфным способом долготу между Вашингтоном и Гринвичем. В начале 1867 года он был уже назначен главным инженером на работы по проведению канала на перешейке Дариен, но тут он заболел панамскою лихорадкой и был послан в Аляску для её географического исследования, в виду предстоявшей покупки этой обширной страны у России. Его замечательный доклад послужить главным основанием для оценки почти неизвестной тогда Аляски и приобретения её Соединенными Штатами.

Наконец в 1868 году Давидсон был назначен начальником геодезической съемки побережьев Тихого океана, в каковой должности состоял еще при мне. Но он не прекратил своего личного участия в полевых работах, напротив того, своим примером старался воодушевлять молодых помощников. Стоит упомянуть о таких работах, как определение долготы Сан-Франциско относительно Кембриджа (близ Бостона), когда телеграфные сигналы передавались на расстояние более 7200 миль, или как проведение на месте восточной границы штата Калифорния вдоль меридиана 120° от Гринвича. Во время своих многочисленных поездок Давидсон первый увидал возможность проложения обширной, производимой в настоящее время триангуляции вдоль параллели 39° северной широты, о чём и донес в Главное Управление Съемки обширным рапортом, послужившим, так сказать, первым камнем этого замечательного геодезического предприятия. В 1873 году он ездил в Нижнюю Калифорнию для определения истинного положения пункта наблюдения прохождения Венеры через диск Солнца в 1769 году французским астрономом Шапом (Chappe de l’Auteroche). В следующем, 1874 году, он участвовал в наблюдениях прохождения Венеры в Японии, в Нагасаки. Тогда же им определены, при помощи телеграфа, долготы Нагасаки и Токио относительно Владивостока. По окончании этих наблюдений Давидсон, согласно данной ему раньше инструкция, продолжал свое путешествие дальше кругом света и изучил ирригационные сооружения в Китае, Индии, Египте и Италии.

По возвращении в Сан-Франциско Давидсон продолжал работы на триангуляциях, причём довел размеры проложенных им треугольников до неслыханных до тех пор размеров (есть стороны более 300 верст). Из числа его геодезических пунктов одиннадцать расположены на абсолютной высоте, превышающей 10 000 футов. Особенно замечательны его геодезические четырехугольники с двумя диагоналями, представляющие, в сущности, двойную систему треугольников с надежною поверкою как для наблюдений, так и для вычислений; они вошли теперь во всеобщее употребление на первоклассных триангуляциях в Америке под на званием «Давидсоновских четырехугольников».

В 1878 году Давидсон был командирован в Париж на всемирную выставку, для исследования точных инструментов. Там он был выбран президентом международной комиссия по раз смотрению и оценке различных двигательных механизмов. Жюри исследовало 3800 механизмов и присудило 830 наград. За свои труды в Париже Давидсон получил большую медаль выставки и особый диплом от французского правительства. После выставки Давидсон посетил все главнейшие европейские обсерватории и практически изучал геодезические работы в Англии, Франции, Германии и Швейцарии.

В 1882 году, при следующем прохождении Венеры через диск Солнца, Давидсон наблюдал это явление в Новой Мехике на пункте с абсолютною высотою в 5500 футов. Ему удалось получить времена всех четырех прикосновений, сделать множество микрометрических измерений и 216 фотографических снимков. При этом ему посчастливилось даже заметить и зарисовать атмосферу Венеры до и после её соприкасания с диском Солнца. Во время наблюдений над прохождениями Венеры в 1874 и 1882 гг и прохождением Меркурия в 1881 году Давидсон показал, что явление, известное под названием «черной капли», происходит только от колебаний земной атмосферы и, следовательно, зависит от времени и места наблюдения.

Из последующих геодезических работ Давидсона в Калифорнии заслуживает особого внимания измерение двух, беспримерных по длине и по точности измерений, базисов (более 17 верст длины каждый). Интересны также его исследования земной рефракции на разных высоких горах и в долинах. До сих пор никто не производил еще таких обстоятельных и точных исследований, приведших к весьма любопытным результатам.

В самом Сан-Франциско Давидсон неоднократно производил весьма замечательные работы, напр., по анализам горных руд и слитков золота и серебра, по канализации города, по наблюдениям над земным магнетизмом, над приливами и отливами и др. Исследуя течения у берегов Калифорнии, он открыл существование встречного берегового течения, направляющегося к северу и названного теперь его именем, причём показал влияние этого течения на образование баров у входов во многие гавани тихоокеанского побережья.

Собственная частная астрономическая обсерватория Давидсона есть первая по времени обсерватория в Калифорнии; он же весьма много способствовал устройству знаменитой Ликовской обсерватории. Он изобрел новой формы меридианный инструмент для определения широты и времени, хронометр с прерывателем гальванического тока, новый зажим для оси пассажного инструмента, приспособил уровень к секстану и пр.

Вообще за время своей неутомимой деятельности в течение 45 лет Давидсон проехал более 382 000 английских миль, что составляет путь, почти в 15 раз больший окружности земного экватора; в этот счет входят только научные путешествия с инструментами и записными книжками в руках. В настоящее время он состоит или председателем, или членом почти всех американских и многих европейских ученых обществ.

Из научных сочинений Давидсона, кроме многочисленных отчетов о работах и собственных частных исследований, пользуется особою известностью его лоция северо-американских берегов Тихого океана: Coast Pilot of California, Oregon and Washington. В 1889 году она была напечатана уже четвертым изданием; это огромный том в 721 страницу in 4° с 464 чертежами и картами всех прибрежных маяков и якорных стоянок. Он напечатал также: «Список звезд для наблюдения прохождений» и большой «Рабочий каталог 1278-ми звезд для определения времени и широты по соответствующим высотам».

Понятно, как поучительна и занимательна была беседа со столь многосторонне образованным человеком. Свои работы в Калифорнии Давидсон объяснял мне по великолепной рельефной карте, висящей в его кабинете. На этой карте отлично видна вся Калифорнская долина, занимающая огромную продолговатую котловину между Береговым хребтом и горами Сиерра-Невада. В середине этой долины, ближе к западному краю, находится обширный залив Сан-Франциско, единственным выходом которого в океан служат Золотые Ворота. Дно океана на этой карте сделано не в виде горизонтальной плоскости, а тоже рельефным, с показаниями различных глубин дна. Тут, между прочим, видно, что на запад от Сан-Франциско в океане существует огромная гора, к счастью, совершенно безопасная для плавания, так как вершина её далеко не достигает до уровня воды.

Около 3-х часов дня Давидсон повез меня к себе обедать и дома показывал тоже не мало интересных вещей, а после обеда угощал превосходным чаем, выписываемым им прямо из Китая. Замечу кстати, что хотя этот напиток весьма распространен в Америке, но до сих пор мне приходилось пить, вообще говоря, очень плохой чай; американцы не умеют его приготовлять, потому что безбожно кипятят на плите и подают столь крепким, что на вид его не отличить от кофе; словом, я мог пить его не иначе, как со сливками. Тут же впервые пил чистый, так сказать, русский чай.

Затем вечером Давидсон со мною и своею дочерью поехал в окрестности Сан-Франциско, чтобы показать мне наиболее достойные обозрения пункты. Прежде всего мы поехали в знаменитый сад местного богача Адольфа Сутро (Sutro). Он раскинут на берегу Тихого океана, в крайнем северо-западном углу полуострова и занимает площадь около 1000 акров. Сад разбит вокруг собственной виллы Сутро, но предоставляется в общее пользование гуляющих. Мы вышли из коляски и пошли гулять пешком. На каждом шагу я поражался чудесными видами природы и всевозможными затейливыми постройками, вроде беседок, искусственных гротов и т. п. Особенно красива большая ротонда с колоннами, построенная на высокой скале, у самого обрыва к океану. От неё спускается к берегу, где устроена купальня, длинная роскошная лестница из белого мрамора. Вид из ротонды на необозримый простор Великого океана восхитителен и не поддается описанию! В саду поставлено множество довольно изящных, совершенно белых статуй, которые я принял с первого раза за мраморные. Однако, они были гипсовые, и Давидсон, заметив мое удивление, сказал, что только в Сан-Франциско можно держать гипсовые статуи на открытом воздухе, потому что тут в течение всего лета вовсе не бывает дождей. На зиму же эти статуи, конечно, убираются. Я обратил еще внимание на высокую ограду вокруг сада: она составлена из трехсаженных узеньких планок, поставленных вертикально с промежутками, так что ограда не мешает видеть и всё окружающее. Планки деревянные и окрашены белою масляною краской. Давидсон объяснил, что здесь бывают иногда столь сильные ветры, что не только гулянье в саду было бы невозможно, но и все деревья, искусственно тут посаженные, были бы снесены в океан. Ограда же, несмотря на свою легкость и прозрачность, вполне предохраняет сад от разрушения, потону что ветер будто бы разбивается решеткою, и буйный снаружи ураган превращается, внутри ограды, в обыкновенный и совершенно безопасный ветер.

Из парка Сутро мы поехали на батарею, построенную у пролива Золотые Ворота; здесь Давидсон хотел показать мне американских солдат, которых я, действительно, не видал еще, несмотря на то, что проехал уже всю страну от океана до океана. Батарея занимает довольно обширное пространство, внутри которого имеется правильная широкая улица: по одну сторону этой улицы стоит ряд одноэтажных деревянных казарм да солдат, а по другую — несколько красивеньких, тоже деревянных домиков для офицеров. Тут же разбит довольно приличный садик. Солдаты-артиллеристы одеты весьма чисто в синенькие курточки и синенькие же брюки навыпуск. На головах — синие кепи французского покроя. Большинство солдат еще совсем молодые люди. По словам Давидсона, в американскую вольнонаемную армию — в солдаты — поступают многие недоучившиеся недоросли, не имеющие притом ни денег, ни талантов. Накопив в течение службы несколько сот долларов, они открывают затем где-нибудь лавочку или поступают на места, где требуется денежный залог.

На обратном пути в город Давидсон нарочно повез меня через так называемый «Китайский квартал». Внутрь зданий и лавок мы не заходили; там, по-видимому, должно быть очень грязно, да и на улицах не очень чисто. Но в общем этот квартал поражает своею оригинальностью. Перед каждой лавкой висят огромные стеклянные или просто бумажные фонари, расписанные причудливыми фигурами и орнаментами. Все вывески — исключительно китайские; это тем более странно, что вообще в Америке я не видал до сих пор других вывесок, кроме английских; даже во французских и немецких магазинах вывески пишутся только по-английски, а здесь на китайских вывесках нет даже английского перевода. По улицам снуют взад и вперед малорослые и грязно одетые китайцы. По словам Давидсона, прогулки по китайскому кварталу не совсем безопасны, особенно для приезжих; лучше ограничиться только проездом по кварталу в экипаже.

На следующий день Давидсон показал мне свою собственную маленькую обсерваторию, расположенную невдалеке от его дома и на участке, занятом геодезическою обсерваторией Управления Съемки. Тут у него имеется небольшой, но замечательных оптических качеств рефрактор с объективом Кларка в 6,4 дюйма в отверстии. Монтировка трубы, вышедшая из мастерской Фаутса (Fauth), была изготовлена ко всемирной выставке в Филадельфии в 1876 году и получила там золотую медаль. В обсерватории, принадлежащей собственно Управлению Съемки, тоже имеется несколько хороших астрономических, геодезических и магнитных приборов. Метеорологические наблюдения производятся здесь с большою точностью сторожем обсерватории, весьма бодрым старичком, буквально благоговевшим перед Давидсоном.

Вообще время, проведенное мною в Сан-Франциско в обществе почтенного Давидсона, я могу смело назвать одним из приятнейших и поучительнейших в течение моего путешествия. Таких людей, как Давидсон, не много на земле, и тем прискорбнее, что ныне он, против своего желания, уволен от службы на съемке, но зато приглашен уже профессором географии в Коммерческую академию.

Быть может, описание города вышло у меня слишком кратким, но, во-первых, Сан-Франциско не представляет ничего особенного, и полное устройство его еще впереди, а во-вторых, у меня не было и времени для более подробного осмотра.