За океан. Путевые записки

XX. Нью-Гевен

Следующий выезд из Нью-Йорка я совершил в Нью-Гевен — тоже университетский город, но расположенный к северо-востоку от Нью-Йорка в штате Коннектикут, что в переводе значит длинная река. Поезда туда отходят из центрального воксала (Grand Central Depot), против моей гостиницы, так что мне предстояло перейти только через улицу. Поместившись в вагоне, я разговорился с одним очень милым американцем по поводу замечательного оживления и деятельности, которые бросаются в глаза каждому приезжему. Ответы собеседника отличались поразительною краткостью и точностью; насчет любви к деятельности он сказал: «в Европе работают для того, чтобы жить, в Америке живут, чтобы работать».

В переднем вагоне отделено небольшое пространство, в котором устроено нечто вроде дорожной лавочки, где можно покупать книги, газеты, разные лакомства, бутерброды и т. п. Заведующий этою лавочкою «агент» не довольствуется однако теми покупателями, которые берут на себя труд гулять по поезду и доходить до переднего вагона, а сам обходит пассажиров с громадною корзиной и предлагает свои товары, разнося последовательно то книги и газеты, то фрукты и сласти, а то бутерброды и пр. Чтобы не останавливаться подолгу подле покупателя, пока он будет рассматривать и выбирать книги, агент, проходя быстрыми шагами по вагону, бросает по одной книге каждому пассажиру на колени; он считает себя, по-видимому, компетентным судьею в выборе материала для чтения в дороге. Каждый как-то невольно принимается рассматривать доставшуюся ему таким путем книгу. При обратном обходе поезда агент также машинально укладывает разбросанные книги себе в корзину, и только если книга пришлась по вкусу и читается, то получает за нее деньги. При следующем обходе агент бросает уже другие книги и повторяет эту операцию во всё время пути. С непривычки это довольно смешно, но неоспоримо, что при таком, забавном способе агент успевает продать больше, чем предоставляя инициативу выбора книг самим пассажирам. Замечу еще, что книги в поездах продаются дешевле, чем в магазинах, хотя, конечно, это почти исключительно дорожные романы и иллюстрированные путеводители.

Железнодорожный путь в Нью-Гевен пролегает весьма близко к берегу широкого пролива между материком и Лонг-Айландом. Повсюду много леса, но попадаются также фабрики и заводы прочной, монументальной постройки. В 10 часов утра я прибыл уже в Нью-Гевен, замечательный, как упомянуто выше, своим университетом, или, как его тут называют, Йель-Колледжем (Yale College) по фамилии купца, пожертвовавшего землю под здания. Выйдя из воксала на обширную площадь и не зная дороги дальше, я обратился к одному приличному молодому человеку с вопросом, как мне пройти с здешнему профессору математики Ньютону, к которому у меня было рекомендательное письмо от добрейшего Юнга. Молодой человек оказался однако не студентом, как я предполагал, а просто торговым приказчиком, но он очень любезно взялся проводить меня, заверяя, что хотя он не знает, где живет профессор, но доведет до зданий колледжа, где мне скажут настоящий адрес. Мы шли по прекрасным, широким улицам, роскошно обсаженным огромными и тенистыми ильмами, так что вовсе не чувствовалось жары.

Здания колледжа были недалеко и представляли замечательно красивые разнообразной архитектуры постройки из местного красноватого песчаника. В одном из этих зданий я получил все необходимые указания и тотчас разыскал небольшой собственный домик профессора. На звонок вышла молодая девушка в шляпе, готовая, по-видимому, идти на прогулку. Однако она попросила меня войти, без всяких жеманств сообщила, что теперь только что начались каникулы, и отец её уехал в Чикаго, а вернется не раньше, как через месяц. Но, выслушав мои объяснения, прочитав переданное письмо и узнав, что целью моей поездки в Нью-Гевен был осмотр здешней обсерватории, она тотчас написала пришлую записочку астроному Элькину и, развернув план, толково разъяснила, как лучше и удобнее пройти в обсерваторию, лежащую вне городе в 2-х верстах. Выразив сожаление, что не имею возможности лично познакомиться с её отцом и поблагодарив за советы и указания, я распрощался и пошел по указанному мне направлению.

Вскоре на открытом холме показался красивый купол башня знаменитого гелиометра, а через несколько минут, я был уже в рабочем кабинете самого директора, астронома Элькина (Elkin), и застал его за вычислениями: он обрабатывал многочисленные измерения, произведенные здешним гелиометром над 24-мя близполюсными звездами. Нечто подобное произвел гораздо раньше знаменитый Бессель над звездами группы Плеяд. Элькин принял меня в высшей степени любезно и тотчас повел показывать обсерваторию.

Прежде всего я осмотрел, конечно, самый гелиометр, который в настоящее время представляет наиболее деятельный в свете инструмент этого рода. Здешний гелиометр (6 дюймов в отверстии) сделан у Репсольда и снабжен всеми новейшими усовершенствованиями. Отсчеты положений половинок объектива производятся при помощи длинных микроскопов от окуляра, что чрезвычайно облегчает и ускоряет самые отсчеты. Чтобы нити в окуляре казались наблюдателю горизонтальными при всяком положении трубы (для устранения так называемых личных ошибок положения), окуляр снабжен призмочкою, при поворачивании которой меняется видимое положение сетки нитей. Угол положения не отсчитывается и не записывается наблюдателем, как в прежних гелиометрах, а механически выдавливается на особой движущейся бумажной полосе. Обе половинки объектива двигаются одновременно в противоположные стороны, при помощи системы зубчатых колес; они снабжены особыми, остроумно устроенными ширмами, так что, смотря по роду наблюдаемых светил, весьма легко увеличивать или уменьшать свободное отверстие трубы вращением рукоятки у окуляра. К сожалению, только башня или, вернее, её вращающийся купол устроен не совсем практично. Вместо сквозного прореза, как это делается обыкновенно, тут имеется лишь один люк, который притон же не доведен до вершины свода, так что наблюдения зенитных звезд невозможны.

От гелиометра мы перешли в другую отдельно стоящую башню с 8-ми дюймовым рефрактором Грубба, в помещение аудитории и т. д. В особой зале, где производятся исследования метеорологических инструментов, я познакомился с новым и весьма остроумным приспособлением для опускания ртути к шарику термометра, в котором часть ртути отделилась от случайных причин или от переворачивания в термометрах для наибольших и наименьших температур. Всем известно, что для опускания отделившегося столбика ртути необходимо только встряхнуть термометр, но при неосторожности от такого встряхивания термометр может разбиться, и, кроме того, если приходится привести в порядок не один-два, а множество термометров, подобное встряхивание довольно утомительно. Заведующий здесь метеорологическою частью Г. Вальдо (Waldo) устроил большой вращающийся круглый деревянный диск с радиальными желобками. Если положить в эти желобки термометры, шариками к окружности диска, и закрыть их другим гладким диском, то стоит только повернуть ручку прибора несколько раз, и развившаяся центробежная сила вгонит ртуть во всех положенных термометрах на место. В этом приборе, вмещающем за раз 50 термометров, не было еще ни одного случая разбития термометрических трубок.

По окончании осмотра всех помещений, любезнейший Элькин оставил меня у себя обедать и рассказал интересные исторические подробности об обсерватории в Нью-Гевене. Иель-Колледж давно имел уже небольшую обсерваторию на одном из зданий колледжа в самом городе; но там находилась только одна небольшая труба Доллонда 5-ти дюймов в отверстии, прославившаяся тем, что в 1835 году Ольмстед и Лумис (Olmsted and Loomis) открыли в нее комету Галлея раньше, чем эта комета была усмотрена европейскими астрономами в более могущественные инструменты. Несмотря однако на эту заслугу, обсерватория колледжа оставалась в самом жалком виде и нисколько не обогащалась новыми приборами. Но вот один из богатейших местных землевладельцев, известный изобретатель магазинного ружья, Винчестер, пожертвовал для целей астрономии обширное пустопорожнее место близ города. Только небольшая часть этого места занята недавно построенною (в 1881 году) обсерваторией, прочие разделены на участки и постепенно распродаются по прогрессивно возрастающим ценам. На выручаемые деньги воздвигались одно за другим существующие теперь здания и предполагается ил расширять в будущем. Тот же Винчестер подарил обсерватории отличный 27-ми дюймовый объектив Кларка, но до сих пор этот объектив покоится тут в ящике, и к нему не заказано еще ни монтировки, ни башни.

Кроме астрономии, г. Элькин весьма много занимается фотографией; он показал мне множество новинок по этой части. Особенно интересно новое приспособление для определения времени экспозиции и размера свободного отверстия объектива при снимании видов в различную погоду и при различном освещении. Это приспособление состоит из приборчика, который надевается на объектив фотографической камеры и который заключает в себе части, регулирующие как время экспозиции, так и величину свободного отверстия. Такое регулирование делается совершенно автоматически, именно, сняв прибор с объектива и рассматривая в него тот предмет или ландшафт, с которого желательно сделать фотографическое изображение, должно лишь вращать особый винтик до тех пор, пока через прибор ничего нельзя будет видеть; тогда он установлен, и снимок должен выйти удачным.

Вообще г. Элькин показал и объяснил мне весьма много занимательного и, между прочим, посоветовал осмотреть достопримечательность самого Нью-Гевена — дикую скалу, где воздвигнут памятник убитым солдатам. Выйдя из обсерватории, я воспользовался вагоном конно-железной дороги и поехал к этой скале. Она составляла прежде частную собственность и только в 1882 году куплена городом и обращена в роскошный городской парк, куда проведена великолепная шоссированная дорога со множеством весьма живописных извилин. По вечерам сюда стекаются массы гуляющих. Характерную особенность парка и дороги к нему составляет то, что за оградою парка и по бокам дороги местность оставлена в своей первоначальной дикости, и потому, поднимаясь на вершину по дороге, а особенно пользуясь кратчайшими пешеходными тропинками, можно любоваться дикими и величественными обрывами, горными потоками и непроходимым густым лесом. Об этой скале, называемой East Rock, у местных жителей сохранилось множество баснословных преданий: тут жили в старину какие-то отшельники вроде Диогена, влюбленные парочки, происходили нападения индейцев и пр.

Памятник солдатам в Нью-Гевене.

На самой вершине скалы, среди парка, в 1887 году воздвигнут величественный памятник солдатам сухопутных войск и матросам, уроженцам Коннектикута, погибшим в четырех главных войнах Соединенных Штатов, а именно: 1775–1783 гг. за независимость, 1812–1815 с Англией, 1847–48 с Мехикою и 1861–1865 за отмену рабства. Памятник представляет красивую колонну в 110 футов высоты; по бокам основания на рельефных досках изображены главные сражения, а по углам находятся четыре сидящие женские фигуры из бронзы, долженствующие изображать Историю, Победу, Патриотизм и Преуспеяние. Внутри колонны сделана винтовая лестница до верхней внутренней площадки, откуда открывается обширный горизонт с чудными видами на лежащий под скалою город и живописные его окрестности. Вокруг памятника разбит красивый цветничок и невдалеке имеется домик, где можно получать прохладительные напитки и мороженое.

Совершенно довольный сделанною прогулкой, я спустился вниз, и пока ехал в город, наступила уже ночь. Темнота наступает здесь чрезвычайно быстро, что, конечно, вполне объясняется географическим положением места: я был на широте Закавказья и Туркестана. Кстати, интересное сопоставление: широта Ташкентской обсерватории (41°19′31″.3) почти равна широте обсерватории Нью-Гевена (41°18′36″.5), и этим обстоятельством было бы весьма поучительно воспользоваться для исследования перемен астрономических широт, перемен, которые весьма волнуют в настоящее время астрономический мир. Такая малая разность в широтах двух постоянных обсерваторий позволила бы наблюдать в обеих те же звезды и следовательно совершенно исключить влияние неверностей в склонениях звезд, а значительная разность долгот (9 ч. 28 м. 53 с.) позволила бы ближе изучить самое явление. По этому поводу я беседовал и с г. Элькином; он сам уже переписывался насчет таких наблюдений с бывшим директором Пулковской обсерватории Ф. А. Бредихиным, но, к сожалению, здесь некому производить подобных наблюдений, да при том же не имеется и соответствующего инструмента, хорошего зенит-телескопа. Г. Элькин совершенно согласен, что такие соответственные наблюдения, если бы вести их правильно в течение многих лет, по тщательно разработанной программе, могли бы принести для науки больше пользы, чем наблюдения на временных обсерваториях, производимые для этой цели лишь в течение короткого промежутка времени.