658 зенитно-ракетный полк особого назначения

Глава 10. Производство и монтаж оборудования С-25

Радиотехнические и приборные заводы начала 50-х годов не могли обеспечить не только серийное производство необходимых для «Беркута» устройств, но и их изготовление для опытного образца. Для создания с нуля новых заводов и производств требовалось много времени. И по организации соответствующей производственной базы были приняты волевые решения. Функции головного завода по изготовлению аппаратуры ЦРН были возложены на Кунцевский радиолокационный завод № 304 Минвооружений. Цеха завода были расширены и реконструированы, началось строительство новых. Изготовление антенн ЦРН сначала было поручено 701-му Подольскому механическому заводу, а с 1952 года было передано на Горьковский машиностроительный завод № 92 Минвооружения, во время войны изготовлявший артиллерийские орудия. Хотя Горьковский (как и Подольский) завод до того времени никаких связей с производством радиолокационной техники не имел, поручение ему изготовления антенн было вполне естественным – оно требовало проведения, в основном, огромных механических работ.[168]

Вспоминает Людмила Васильевна Власова, жительница г. Москва:

«В начале 1950-х годов я училась в Московском энергетическом институте, и в один год, кажется 1953-й, у нас летняя практика была на Кунцевском радиозаводе. Когда пришли первый раз, нас завели в какую-то комнату на заводе и провели с нами беседу, что мы не должны никому рассказывать, что делается на заводе. Но там вся округа знала, что на заводе в том числе делается аппаратура для подмосковной системы ПВО. Но на беседе нам сказали, что слово «радиолокация» в этом районе вообще запрещено произносить. Я это запомнила, и когда нам стали по линии комсомола говорить, что мы должны просвещать местное население и проводить беседы, то вспомнила этот инструктаж. Нам дали список бесед, и там было тема «понятие о радиолокации». Я сразу же подняла руку и говорю:

– Я вот эту тему беру.

Меня записали. А потом в конце лета спрашивают:

– Ну ты делала?

Я говорю:

– А ты знаешь, я хотела, подготовилась, а нам не разрешили.

Студент всегда вывернется.

Там такие были ворота – «сим-сим, откройся», автоматически открывались и закрывались. И очень строго с пропусками было. Нас было четверо – две девчонки было и два парня. Нас посадили на входной контроль. У них была лаборатория, где всепоступившие радиодетали нужно было проверять. Вот мы проверяли там, и что интересно – попадал брак иногда. Редко, но попадал. Ну в основном вот этим занимались. И ещё смотрели, как телевизоры делали. Они делали телевизоры, «Север» что ли, я таких и не видела нигде.

Ездили мы туда так – от Киевского вокзала шло два автобуса, 43-й и 45-й. Какой куда – я не помню, но один из них ехал левее, не к заводу, а шёл по шоссе. Забыла, как остановка называется. А второй шёл правее, и он подходил почти к Москва-реке. В общем, когда мы это дело просекли, то пару раз мы садились не в тот автобус (смеётся). А потом мы разведали это место на Москве-реке, и мы уже собрали компанию хорошую, и мы целенаправленно поехали, прямо на целый день.»

Что же касается радиотехнических устройств, то достаточных мощностей заводов, близких по специализациям к требуемым для изготовления большого объема аппаратуры для ЦРН и ракет, не было. Поэтому было принято решение организовывать радиотехнические производства при заводах самого разного профиля. Использовались производственные площади этих заводов, их оборудование общего назначения и, что играло весьма важную роль, их организационные структуры. При Ленинградском заводе полиграфических машин (позже на его базе образован Ленинградский завод радиотехнического оборудования) было организовано изготовление станций передачи на ракеты команд управления наведением. На заводе № 569 в подмосковном Загорске – формирующих команды управления ракетами счетно-решающих приборов. На Московском велозаводе (в последующем – заводе «Мосприбор») – бортового радиооборудования ракет. Радиотехническое производство было создано даже при Красногорском оптическом заводе. При привлекаемых к изготовлению средств «Беркута» предприятиях создавались специализированные конструкторские бюро.[169]

Для разводки сигналов по помещениям ЦРН требовались километры коаксиального кабеля. С расширением его производства для нужд «Беркута» он, используемый также для подключения телевизоров к антеннам, перестал быть дефицитным и в быту. Для изготовления радиотехнических средств требовалось огромное количество радиодеталей и электронных ламп, разработка и постановка серийного производства новой номенклатуры, в том числе специальных высокочастотных электровакуумных приборов.[170]

Разработкой электронных ламп для аппаратуры системы «Беркут» занимался НИИ-160, расположенный в подмосковном Фрязино. В 1933 году на базе известной с XIX века небольшой шелкоткацкой фабрики братьев Капцовых в деревне Фрязино в Щелковском районе Московской области, по решению Совета Труда и Обороны СССР от 15 февраля 1933 года было начато строительство завода «Радиолампа». Уже в 1934 году завод начал выпускать продукцию – приемно-усилительные и генераторные лампы, необходимые для радиоприемников и радиовещательных станций. В октябре 1941 году завод был эвакуирован в Ташкент. Когда угроза для северо-востока Московской области миновала, на Фрязинской площадке было решено восстановить завод. Из Новосибирска начало поступать оборудование, вывезенное туда с ленинградского завода «Светлана»; оттуда же во Фрязино были направлены эвакуированные специалисты-светлановцы. В 1943 г. распоряжением Совета Народных Комиссаров CCCР № 17736/Р от 13 сентября 1943 г. на базе фрязинского завода «Радиолампа» был организован научно-исследовательский институт № 160 с опытным заводом (ныне ФГУП «НПП «Исток»). Основной целью нового предприятия была разработка и выпуск электронных приборов для радиолокационной техники. Одним из первых этапов научно-производственной биографии «Истока» была разработка и промышленный выпуск высоконадежной серии приемно-усилительных ламп (ПУЛ), преимущественно в пальчиковом оформлении, предназначенных для работы как в особо ответственной военной, так впоследствии – и в гражданской радиовещательной, приемной, телевизионной и связной радиоаппаратуре.

К концу 40-х годов в стране широко развернулись работы по созданию радиолокационных станций и аппаратуры управления ракетной техникой.

В связи с этим перед НИИ-160 была поставлена задача конструктивной переработки существующих типов радиоламп с тем, чтобы они выдерживали бы в рабочих режимах не менее 10 ударов с ускорением 500 g и длительно работали при вибрации на частоте 50 Гц с ускорением 10 g. Срок службы ПУЛ по сравнению с прототипами необходимо было повысить в 10 раз, он должен был составлять не менее 5000 часов. Первая серия надёжных пальчиковых ламп была разработана за три года, параллельно с ней была создана типовая технология производства.[171]

Работа по этому направлению началась с постановления СМ СССР от 29 мая 1949 г., которым на НИИ-160 была возложена задача «по разработке специальных радиоламп, безотказно работающих в стократных ускорениях силы тяжести и резких изменениях температуры». Такие высокие требования к радиолампам озадачили разработчиков. Немногие тогда знали, что уже проводились пробные пуски первых отечественных баллистических и зенитных ракет.[172]

Дело в том, что лампы серии «Анод» шли в бортовую аппаратуру зенитных управляемых ракет (ЗУР). Сами ракеты входили в состав зенитно-ракетного комплекса ПВО Москвы «Беркут» (С-25). Для всех подсистем «Беркута» НИИ-160 разрабатывал различные электронные вакуумные приборы (ЭВП). Для РЛС А-100 и Б-200 – приборы СВЧ, а для ракет В-300 – вибропрочные пальчиковые ПУЛ. Для аппаратуры управления всем комплексом «Беркут» ЭВП изготавливал Ташкентский радиозавод – бывший фрязинский завод «Радиолампа», эвакуированный в г. Ташкент в 1941 году. В ракете В-300 пальчиковые лампы серии «Анод» использовались в радиосхемах автопилота, который представлял собой автоматическую систему стабилизации и управления ракетой по трем координатам. Измерительные элементы автопилота определяли действительное положение ракеты и выдавали сигналы, необходимые для выработки управляющих команд, которые после усиления и преобразования через исполнительные устройства воздействовали на органы управления ракеты таким образом, чтобы ошибка в наведении сводилась к нулю. Отсюда понятно, что любой отказ радиолампы сбивал ракету с нужной для поражения цели траектории.[173]

Почти 3 года бились сотрудники НИИ-160 над созданием надежных приемно-усилительных ламп (ПУЛ) серии «Анод». В 1951 году на предприятии изготавливались 8 типов ламп серии «Анод» и 5 типов вибропрочных ламп на ускорение 15g. И хотя количество выпускавшихся ПУЛ достигало почти 5 млн. штук в год, их надежность была очень низкой. Институт и завод буквально лихорадило. Строгие приказы, кадровые перестановки, увольнения, особые привилегии работающим по теме «Анод» – ничто не помогало. И тогда стали принимать более жесткие меры. 11 ноября 1952 г. вышло постановление Совета министров СССР № 4764–1890, в котором отмечалось, что «комплексные испытания специальной аппаратуры показали неудовлетворительное качество и ненадежную работу радиоламп, поставляемых МПСС. Особенно ненадежны в работе пальчиковые лампы серии «Анод» из-за недостатков конструкции и технологии производства». Этим же постановлением Совмин СССР обязал реорганизовать отдел приемно-усилительных ламп № 200 НИИ-160 «в отдел разработок и применения электровакуумных приборов для специальной техники». Вслед за этим постановлением вышел приказ министра МПСС, по которому начальником этого отдела стал Николай Васильевич Черепнин.[174]

Замминистра МПСС А. А. Захаров рассказывал, что однажды в одной из бесед с ним Л. П. Берия спросил: «Сколько сотрудников НИИ-160 надо расстрелять, чтобы заработали лампы серии «Анод»?» Но это Захаров рассказывал позже, а в то время Н. В. Черепнина нисколько не насторожил вызов в Кремль к самому Л. П. Берия. Об этом эпизоде он рассказывал как-то буднично и просто: «Мы вошли с Захаровым и Сергеевым в кабинет. Я увидел Т-образный стол, за которым сидел какой-то лысый человек в пенсне. Я его сначала не узнал, но это был Берия, не похожий на свои портреты. Слева от него сидели три незнакомых мне человека. К Берия постоянно приносили бумаги на подпись. Со мной разговаривали эти трое. Когда Берия кончил работу с бумагами, он спросил у меня: «Ну как, лампы пойдут?» Я ему ответил: «Попробуем», – на что он мне сказал: «Иди и работай». Аудиенция продолжалась минут 15». От Черепнина требовались регулярные еженедельные отчеты о проделанной работе – «наверх». Иногда на его докладах появлялись надписи красным карандашом – «Почему не выполняют требования Черепнина?» – и подпись – Берия.[175]

Назначить Черепнина начальником отдела в НИИ-160 предложил А. А. Захаров. «Почему он выбрал именно меня?» – думал Николай Васильевич. Правда, до этого они вместе работали на «Светлане», где Захаров был директором. Но в свое время, с 1945 по 1947 г., он руководил НИИ-160. Николаю Васильевичу пришлось нелегко в начальный период его деятельности в НИИ-160. Первое время все его меры технологического порядка по улучшению надежности радиоламп не давали ощутимых результатов. Но упорные поиски причин отказа радиоламп привели к успеху. Об этом Николай Васильевич писал в одной из своих монографий: «При внимательном осмотре под микроскопом конструкции забракованных ламп (не разбивая колбу) было обнаружено явление, определившее в дальнейшем основные направления работ по повышению их надежности. Это явление было связано с тем, что внутри лампы находились посторонние частицы. Так вот эти частицы вели себя подобно лепесткам электроскопа – при низких напряжениях на управляющей сетке частица не влияла на величину анодного тока, а при высоких – контактировала с сеткой. Возникающий при этом скачок анодного тока указывал на короткое замыкание между сеткой и катодом». Очень быстро установили, откуда эти частицы могли попасть внутрь колбы. Чтобы устранить их, потребовалась полная реорганизация производства ПУЛ. И она началась. Частицы, оказавшиеся в лампе, вытряхивались при помощи так называемой «пакетной тряски», кроме того были внесены дополнительные операции в существовавшие технологические маршруты, разработаны новые методы контроля деталей и готовых ламп и многое другое.[176]

На заводах страны широким фронтом развернулось производство аппаратуры для системы «Беркут». Всю изготовленную аппаратуру перед отправкой на объекты предварительно предполагалось проверять на стенде лаборатории "100", которая была создана при Кунцевском заводе № 304 по инициативе министра вооружения Дмитрия Федоровича Устинова. Однако уже в начале 1952 года стало очевидно, что с такими объемами работ, которые предстояло провести на стендах лаборатории "100", в установленные чрезвычайно сжатые сроки справиться невозможно. Было принято решение отдельные шкафы аппаратуры проверять на заводах-изготовителях по частным техническим условиям. Затем было решено отправить эти шкафы на объекты системы, где проводить монтаж аппаратуры, настройку, комплексную стыковку передающих, приемных, индикаторных систем, систем передачи сигналов сопровождения ракеты, системы сопровождения целей и ракет, выработки сигналов управления, а также летные испытания и сдачу в эксплуатацию войсковым частям. Вскоре эта аппаратура начала поступать на объекты будущей системы. Для ее монтажа и настройки потребовались специалисты.[177]

Для организации и проведения работ по монтажу и настройке на объектах, а также проведения испытаний и ввода в эксплуатацию системы противовоздушной обороны Москвы «Беркут» совместным Постановлением ЦК ВКП(б) и Совета Министров СССР № 992–319 от 21 февраля 1952 года при заводе № 304 было создано Специальное монтажное управление (СМУ-304). Позже завод получил название Кунцевский механический завод (КМЗ), а ныне это – Московский радиотехнический завод (МРТЗ). В 1953 году Министерством вооружения для СМУ-304 были выделены площади в 1-ом Спасоналивковском переулке Москвы, которые ранее занимало Конструкторское бюро Б. Г. Шпитального… В течение первых восьми лет СМУ-304 функционировало в качестве отдельного подразделения Завода № 304. СМУ-304 впоследствии было переименовано в СМУ Московского областного Совета народного хозяйства, а затем – в Головное производственно-техническое предприятие "Гранит".[178]

В 1952–1953 годах приказами министра вооружения в СМУ-304 было направлено свыше тридцати выпускников академии отрасли, имеющих богатый опыт инженерно-технической и руководящей работы. Этими же приказами в СМУ с различных заводов отрасли направлены опытные, высококвалифицированные организаторы производства. Большинство из них не были знакомы не только с уникальной техникой, которую им предстояло создавать, но и с радиотехникой вообще. Поэтому при академии отрасли, которая располагалась в здании нынешнего КБ МРТЗ, были организованы трехмесячные теоретические курсы по основам радиотехники. По распределению в СМУ-304 было направлено более ста молодых специалистов, окончивших радиотехнические факультеты высших учебных заведений Москвы, Ленинграда и Горького. На некоторое время кадровый вопрос был снят с повестки дня. Эти люди стали ядром будущего Головного производственно-технического предприятия "Гранит".[179]

Из истории Головного производственно-технического предприятия "Гранит"[180]:

«Вспоминает бывший главный инженер-настройщик Л. А. Переслегин:

– В апреле 1952 года, сразу по окончании радиотехнического факультета МЭИ, я с товарищами по институту Г. Ереминым, Е. Фомченко, Э. Лозинской был направлен на Кунцевский механический завод. В здании заводоуправления царило оживление. В приемной начальника отдела кадров В. М. Русакова толпилось много народа, в пустые комнаты вносили столы и стулья. Рождалось СМУ, формировались отделы и первые настроечные бригады. В суете и неразберихе первых дней становления нового предприятия, нам, молодым специалистам, многое было неясно. Больше всего волновал вопрос – когда же, наконец, дадут настоящую инженерную работу? Начальник СМУ А. Н. Кушеверский объяснил: волноваться не надо, ибо очень скоро работы будет – не дай бог. Он оказался прав. Вскоре навалилось столько, что мы забыли об отдыхе. На первых объектах все было ново, необычно, поражало размахом, оригинальностью и смелостью технических решений. Сроки настройки оказались сжатыми, опыт обращения с новейшей аппаратурой и технической документацией отсутствовал. Трудились много и настойчиво. Горячо радовались первым успехам и остро переживали неудачи. Незаметно летело время. Формировались крепкие, дружные, работоспособные коллективы. С первым коллективом мне довелось поработать в 1952–1953 годах на объекте И. Козырева. Запомнились настройка и сдача объектов в 1953–1955 годах под руководством В. Борисова. Василий Иванович был для нас, молодых специалистов, примером удивительного сочетания требовательности, трудолюбия, настойчивости в работе, внимательности, простоты и отзывчивости. Довелось принимать участие в настройке и сдаче объектов К. Васильева и И. Миронова.

При создании Специального монтажного управления его структура была предельно проста. Начальник СМУ и главный инженер подчинялись директору МРТЗ. Особо следует отметить вклад первого начальника СМУ – Алексея Николаевича Кушеверского. Он был душой и любимцем коллектива. Обладая широкой эрудицией, несгибаемым, твердым характером, чуткий, отзывчивый, находчивый и умеющий постоять за своих работников, он внес неоценимый вклад в становление коллектива СМУ.

Вспоминает бывший начальник объекта Н. С. Козырев:

– После окончания Томского политехнического института имени С. М. Кирова, я работал на одном из оборонных заводов Новосибирска, затем был переведен на Кунцевский механический завод. В марте 1952 года окончил Академию промышленности вооружения и вместе с другими выпускниками был направлен в Специальное монтажное управление (СМУ) начальником ОТК. Запомнилась первая встреча с начальником СМУ А. Н. Кушеверским. Она произвела на нас, выпускников Академии, глубокое впечатление. Это был большой души, высокой культуры, обаятельный, отзывчивый и в то же время требовательный человек. На его долю выпал самый трудный период становления монтажного управления. Оперативно решая вопросы производства, он всегда предварительно советовался с другими руководителями, с подчиненными, прислушивался к ним. А. И. Кушеверский пользовался большим авторитетом. Основным его орудием было убеждение. Условия были тяжелые: негде жить, не хватало транспорта, до объектов, зачастую, приходилось добираться, как говорят, "своим ходом" или на попутных грузовиках. Работали столько, сколько было необходимо, питались в столовых при строительных организациях. К концу 1952 года число работающих на объекте вместе с подрядчиками выросло до 200 человек. Возникли трудности с кооперацией, со смежниками… Но мы, кадровые работники, наверное, никогда не забудем этот период времени. Для нас он навсегда останется самым лучшим из прожитых лет.

Первым главным инженером СМУ был Петр Петрович Елинский, прибывший на МРТЗ из Ленинграда. До прихода в СМУ он уже прошел на заводе школу настройки аппаратуры. В состав СМУ входили производственные объекты, возглавляемые начальниками и функциональные подразделения: технический, плановый, транспортный отделы, бюро заработной платы, бухгалтерия и, естественно, первый отдел.

Первыми начальниками объектов были Н. Щукин, В. Напалков, А. Федотчев, С. Долгов. Перед ними стояла ответственная задача приемки всех строительных сооружений под монтаж технологического оборудования. Акт приемки подписывался начальником объекта, командиром войсковой части и строителями. Сложность заключалась в том, что, по режимным требованиям, перед началом монтажа аппаратуры все строительные работы завершались, и на объекте не должно было находиться ни одного строителя. Поначалу это вызывало немало трудностей, лишь позже был приобретен опыт приемки под монтаж, и каждый начальник объекта уже знал, на что следует обратить особое внимание и как вести себя с командиром части.

Случалось, доходило до курьезов. По чертежам все кабельные каналы должны были подвергаться так называемому железнению – затирке сухим цементом сырого бетона. И вот, на одном из объектов, где начальником был В. Борисов, командир части отказался подписывать акт приемки строительных работ из-за того, что в кабельных каналах не уложены… корыта из железа.

Молодым работникам начальник объекта казался довольно туманной фигурой. За бригадиром были ежедневное задание, контроль, спрос за упущения, премии. А начальник объекта вечно занимался непонятными делами: что-то согласовывал, выбивал, обеспечивал, утрясал, добывал, привозил… Казалось, работа – сама собой, а начальник, в общем-то, не очень и нужен. Но как только возникали сбои в поставках, смежники заваливали работу, а приемка "резала без ножа", тут все бежали к начальнику, уповая на его возможности и способности. И он все брал на себя.

По мере продвижения работника по иерархической лестнице покрывало таинственности над делами начальника объекта становилось прозрачнее. Становились ясны механизмы "утрясания", выбивания, согласования… Времени на непосредственное общение с людьми, знакомство с техникой и литературой становилось все меньше. Наконец, ставший начальником объекта, сам попадал в беличье колесо постоянных забот, больших и малых вопросов, в жесткие рамки ответственности за план и качество, за пьянки сотрудников на работе и дома, за обеспечение деталями и питанием, за путевки в детские сады и пионерлагерь, за общение с заказчиками и подрядчиками…

Вспоминает Почетный ветеран предприятия Г. Н. Карасев:

– Начальник объекта – величина. С него спрос за ход строительства, за поставки, монтаж, организацию работ. Он гордо восседает в кабине грузового автомобиля, под брезентовым чехлом или в КУНГе. Он единственный, кто имеет кабинет на объекте, где еле-еле помещаются канцелярский стол, стул, и "заветный" сейф со вспомогательными материалами типа С2Н5ОН. Начальник объекта подписывает табели, требования, наряды, отмечает командировочные удостоверения, в том числе, и смежникам.

Приезжаю на объект:

– Где начальник, и как его фамилия?

– Губа.

– Да нет, как фамилия?

– Губа.

– А зовут?

– Евгений Митрофанович.

Посылают на следующий объект:

– Поедешь к Бороде…

Приезжаю, вхожу в кабинет. В кабинете сидит начальник объекта и что-то пишет…

– Товарищ Борода, здравствуйте!

Поднимает голову:

– Между прочим, моя фамилия Степанов.

Вглядываюсь: лицо Степанова украшает небольшая бородка. И с Губой неловко вышло, и с "Бородой".

Принцип единоначалия отождествлялся с принципом единоответственности, но никак не с принципом единоправия: дурака выгнать невозможно, умного поощрить очень трудно. Какое тут единоправие? Одну кляузницу и бездельницу увольняли с предприятия три года. Всем участником этого "процесса" пришлось трижды пройти через… Верховный Суд СССР! Таковыми были зигзаги нашего трудового законодательства.

Во все времена начальник объекта ГПТП был главным лицом в организации работ, всей кооперации, во взаимодействии с заказчиками, в обеспечении поставок, режима, транспорта, жилья, питания… На удаленных объектах начальник был также папой, мамой, царем, богом и (вместе с командиром части) воинским командиром. Единственным его спасением было наличие надежного и верного заместителя и нескольких помощников. Личные контакты начальника объекта со строителями, смежниками, подрядчиками, заказчиками, подчиненными держались на грани между "нужно" и "можно".

Искусство организатора сложного комплексного процесса производства заключается в умении балансировать на канате целесообразности над бездной нарушений, работать в манере Игоря Кио, доставая дефицит из пустого кармана и показывая незавершенное производство в качестве системы, прошедшей госиспытания, обольщать и веселить членов комиссий в манере Олега Попова и организовывать "послезаседательные" банкеты для сглаживания противоречий.

Начальник объекта – это фигура номер один во всей истории становления и развития ГПТП, хотя, выдвигая на первое место победителей ныне отмененного соцсоревнования и лучших по профессии, он сам часто оставался в тени. По определению, начальник объекта должен уметь называть черное белым и наоборот, сдавать в эксплуатацию устройство, когда шкафы еще только распаковывают, и лезть с актом о завершении работ в окно сразу после того, как его спустили с лестницы.

В 1953 году СМУ вело всего одну тему – С-25. Но объем и сложность работ привели к реорганизации, в ходе которой были созданы четыре производственных района по региональному принципу. Первыми начальниками производственных районов были Н. Сысоев, В. Иванов, Д. Рогов, Н. Джаксон. Были также созданы отдел испытаний, производственно-диспетчерский отдел, расчетный отдел для обработки результатов летных испытаний и отдел измерительной аппаратуры.

Отдел испытаний должен был обслуживать всю контрольно-записывающую аппаратуру (КЗА), на которой фиксировались результаты проверки точностных характеристик станции Б-200, полученных во время проведения летных испытаний по самолету – так называемых облетов. Облеты проводились практически ежедневно, каждый из них длился несколько часов, результаты испытаний надо было получить не позже следующего утра. Срывы работ по вине отделов были недопустимы, ответственность на их руководителей возлагалась очень большая. Многие специалисты стали впоследствии классными настройщиками основной аппаратуры, начальниками бюро и отделов.

К концу 1953 года в отделе испытаний работало более 150 человек, в расчетном отделе – более 100 человек, в отделе измерительной техники – около 100 человек.

По мере поставки аппаратуры фронт настроечных работ на объектах расширялся. Для настройки и ввода подмосковных станций Б-200 с различных заводов Министерства вооружения СССР было направлено большое количество инженеров и техников, большинство из которых не имело опыта подобных работ. Некоторые специалисты, пришедшие из цехов заводов, имели лишь опыт настройки конкретной аппаратуры. Участие во вводе С-25 в строй действующих позволило им освоить методы доведения сложнейшей системы, приобрести опыт организации работ на объектах.

Вспоминает Почетный ветеран предприятия Г. А. Келаскин:

– В середине 1952 года приказом министра вооружения Д. Ф. Устинова я был направлен с предприятия п/я 44 на завод № 304, где попал в восьмой цех настройки панелей неизвестной мне аппаратуры. В начале 1953 года нас, прибывших на этот завод, перевели в лабораторию "100" для изучения и освоения настройки всего комплекса Б-200. Уже летом того же года мы выехали на головной объект, где начальником был С. Долгов.

Объект был полностью укомплектован аппаратурой, и разработчики из КБ-1 вместе с нашими настройщиками проводили настройку аппаратуры. Обстановка была деловая, и мы приобрели большой опыт, так как сотрудники КБ-1 щедро делились своими знаниями. В этой первой группе главных настройщиков вместе с нами были Л. И. Горшков – будущий Герой Социалистического Труда, начальник СМУ-304, начальник КБ МРТЗ и заместитель председателя ВПК, В. П. Ефремов – будущий Герой Социалистического Труда, академик, генеральный конструктор, лауреат Ленинской и Государственной премий.

Вспоминается совещание, которое проводил Д. Ф. Устинов по итогам первых работ. Министр спросил, почему сорваны летные испытания на одном объекте? С места поднялся главный настройщик этого объекта Л. И. Горшков и очень подробно, с применением технических терминов и вполне научно объяснил причину срыва испытаний. Главное: приемник был настроен на зеркальную частоту. Изобиловавшие загадочными терминами объяснения Л. И. Горшкова очень понравились Д. Ф. Устинову, и, глядя в сторону начальника СМУ А. Н. Кушеверского, он отметил:

– Вот какие у вас грамотные специалисты. С такими – по плечу любые технические задачи!

Несмотря на загрузку, у всех нас была большая тяга к учебе. Я консультировал шесть дипломников радиотехникума, а слесарь И. Мирошниченко успешно окончил радиотехнический техникум уже в сорокалетнем возрасте. С начальниками объектов всегда везло – со всеми были хорошие, деловые отношения. После сдачи двадцать пятой системы в эксплуатацию мне довелось участвовать практически во всех этапах ее модернизации. За эти работы в 1958 году я был награжден медалью "За трудовую доблесть".

К ноябрю 1952 года в лаборатории "100" ОКБ Завода № 304 были установлены первые десять координатных 91-х шкафов, настроить и сдать заказчику которые предстояло в декабре. Настройка велась с раннего утра до позднего вечера, многие неделями не выходили с территории предприятия. Ночевали здесь же, в лаборатории, пристроившись на стульях, диванах, в креслах. Аппаратура синхронизатора и опорных напряжений, обеспечивающая работу координатных шкафов, обслуживалась двумя девушками. Доставалось им изрядно. Нередко летело в их адрес недовольное: "Опорники!" Хотя, претензии "координатчиков" зачастую были необоснованными.

Вспоминает Почетный ветеран предприятия В. И. Макаров:

– 15 апреля 1952 года прошел последний день защиты дипломного проекта в Ленинградском институте авиационного приборостроения. Из нашего потока было отобрано 14 человек, которых распределили в Кунцево. 18 апреля мы были уже в Москве, и приступили к работе в качестве инженеров на Кунцевском механическом заводе (КМЗ). Нам не дали возможности отгулять даже положенный после окончания института отпуск.

Я, Е. Котельников и Н. Шалаев попали в 104-ю лабораторию КБ, где начальником был Е. Григорьев, направивший нас в 8-й цех на настройку 42-х шкафов (высокочастотные приемные устройства). Вначале я работал в бригаде КБ. Было сдано два шкафа. Затем обратился к начальнику цеха Н. Замятину и попросил выделить двух человек, знающих цех. Так я организовал бригаду, куда, кроме меня, вошли Д. Дикарев и И. Курилкин. Мы втроем стали настраивать и сдавать заказчику 42-е шкафы не хуже опытных цеховых настройщиков. В январе 1953 года я был переведен на главный стенд завода, в лабораторию "100". На стенде предполагалось готовить главных настройщиков для Б-200. Там была смонтирована одна линейка 91-х шкафов, антенна, передатчик, приемное устройство, а также имелась вышка, где был установлен генератор РТ-10. После настройки всех устройств нам в первый раз удалось увидеть "пачку" с вышки и произвести захват "цели". Примерно в феврале 1953 года бывший начальник лаборатории Е. Григорьев предложил мне поехать на объект ведущим инженером по 42-м шкафам. Я согласился. В марте мы с Е. Кравсуном и Б. Константиновым выехали на объект и приступили к работе. Сдать его предстояло в мае 1953 года. Уже прошла заводская комиссия, и начала работу госкомиссия под председательством академика А. Л. Минца. В это время на объект поступили изготовленные по новой документации координатные шкафы, испытания были приостановлены и все 20 шкафов заменены. После смены 91-х шкафов началась новая настройка станции. Здесь нам с настройщиком по приемникам А. Евстигнеевым впервые удалось получить нормальные "полосы" по высокой частоте. Приехали разработчики из КБ-1 О. Ушаков, В. Дыгин и очень заинтересовались, каким образом нам это удалось. Нас с Евстигнеевым посадили в машину и увезли в технический отдел СМУ, где мы написали инструкцию о том, как получить нормальные "полосы" по высокой частоте, не получавшиеся ни на одном объекте. После этого я попал в "пожарную " бригаду, созданную в техотделе СМУ. Мы ездили по объектам, помогали настраивать аппаратуру, сдавать по ТУ заказчику, подготавливать станцию к облету и прогону. Пришлось побывать на многих объектах. У начальника объекта В. Маркина я сдал свою систему всего за одну ночь: очень торопился, так как на следующий день была намечена моя свадьба. Однако, объявив, что завтра мне необходимо присутствовать на облете, начальник района В. Иванов запретил уезжать на свадьбу и дал команду часовым не выпускать меня с объекта. Спасибо В. Маркину. После отъезда Иванова он дал мне машину до Загорска, и я с трудом успел на собственную свадьбу.

Вспоминает Почетный ветеран предприятия Н. В. Щукин:

– 17 апреля 1952 года приказом по предприятию меня назначили начальником объекта – ответственным представителем СМУ по обеспечению монтажа, настройки и сдачи аппаратуры первого опытного образца на летно-испытательном полигоне в Кратово. На следующий день, вместе с А. Н. Кушеверским, прибыли на объект. Он представил меня главному конструктору и познакомил с другими разработчиками. Ответственными представителями по настройке и сдаче аппаратуры от КМЗ на объект были командированы Л. Стрельников, А. Пеккер, В. Котиков, Я. Фридман и В. Белугин. Все они уже имели опыт настройки аппаратуры и сдачи ее заказчику в условиях завода.

Вскоре прибыли В. Соколов и ответственный руководитель по устройствам А11 и А12 Э. Лозинская. От ПЭМЗа – изготовителя этих устройств – приехал Д. Янчур. К моему появлению на объекте аппаратура была уже смонтирована и опробована. Однако шло массовое внедрение "нулевых" приказов. Нормальной организации работ на объекте мешала необходимость ежедневной доставки наших специалистов из Москвы и обратно. На это терялось 4–5 часов. В начале мая проблему удалось решить – все специалисты были размещены в частных домах дачного поселка, прилегающего к местам проведения работ. Стало легче, но в июне от руководства КБ-1 поступило указание: всю ранее поставленную заводом аппаратуру демонтировать и заменить новой, более отработанной. Месяц в напряженном ритме трудились наши специалисты на объекте, и с поставленной задачей успешно справились. В середине "аврала " неимоверно уставшие, спавшие по 3–4 часа в сутки специалисты заявили, что дальше так работать не могут и готовы покинуть объект, несмотря на любые наказания. С трудом удалось уговорить их остаться.

После замены и автономной настройки вновь поступившей аппаратуры начались стыковка и летные испытания. Напряжение не спадало. Массовое внедрение в аппаратуру "нулевых" приказов продолжалось. К концу летных испытаний комплекса были получены положительные результаты, и аппаратура отправилась в Капустин Яр для продолжения испытаний. Начальником объекта был назначен один из лучших начальников цехов Н. Гаврилов. Летом 1953 года я был назначен начальником объекта 30177. Главным настройщиком ко мне определили Вениамина Павловича Ефремова. Кроме того, для прохождения стажировки по освоению аппаратуры к объекту было прикомандировано большое количество молодых специалистов, окончивших техникумы. Ответственным представителем от Третьего главного управления Совмина СССР был Виктор Михайлович Каретников. Он оказал большую помощь в укомплектовании объекта недостающей измерительной аппаратурой, постоянно помогал предприятию в решении важных вопросов. Пожалуй, более всего повезло с главным настройщиком. С первых до последних дней работы на объекте В. П. Ефремов был любимцем коллектива. Его глубокие теоретические знания и необыкновенное трудолюбие сплотили настройщиков для активной творческой работы на протяжении всего периода. Его высокий авторитет у заказчика способствовал утверждению деловой атмосферы на объекте. Из группы головных наш объект был сдан первым.

Успешное выполнение работ на объектах обеспечили вновь созданные службы предприятия. Это – производственно-диспетчерский отдел (ПДО), центральная лаборатория измерительной техники (ПЛИТ), расчетный отдел, отдел испытаний, отдел технической документации.

Работы на экспериментальном и опытном образцах станции Б-200 на территории ЛИИ в Кратово велись под руководством А. А. Расплетина. Главное внимание уделялось опытному образцу, на котором проверялись схемотехнические решения, исследовались характеристики отдельных устройств, проводились проверки режимов, испытания и облеты станции.

Рядом со специалистами, уже имеющими солидный теоретический багаж и практический опыт, работали "зеленые" молодые специалисты, совсем недавно окончившие институты. В ближайшие два – три года многие из них приобретут опыт и знания, которые определят всю их последующую производственную деятельность.

Осенью 1952 года работы на опытном образце в Кратово были завершены, аппаратура разобрана, упакована и погружена на платформы железнодорожного состава. По "зеленой улице" состав отправился на Государственный Центральный полигон в Капустин Яр. Впереди, на некотором расстоянии, как средство обеспечения безопасности, шел паровоз с груженой платформой. Состав двигался практически без остановок.

Напряженные работы по настройке аппаратуры станции и подготовке ее к самым первым пускам ракет на площадке 33 полигона велись почти круглосуточно. А. А. Расплетин, К. К. Капустян, К. С. Альперович, заместитель министра С. А. Зверев, будущий главный инженер полигона полковник В. А. Едемский и другие практически не покидали ее. Редко выдавались "праздники" – поездки в жару по пыльной степной дороге в Капустин Яр, где были баня, базар и соленые огурцы.

Вспоминает бывший главный инженер – настройщик Е. К. Кравсун:

– в январе 1954 года я был назначен главным настройщиком на объект П. Камфера. Ведущим специалистом по координатной системе был И. Ярыгин, по СВЧ-приемному тракту – Э. Лозинская. Аппаратура станции настроена, но ошибки станции при облетах на высоте 5 км не в допуске. Не помогла и вырубка перед антеннами прекрасного леса.

Объект посетили начальник ТГУ В. М. Рябиков и главный конструктор А. А. Расплетин. Настройку аппаратуры проверила комиссия из ведущих специалистов КБ-1. Огрехов не нашли, но ошибки остались. Лишь позже, по результатам анализа расчетов многочисленных пленок с записью ошибок, техническим и расчетным отделами

СМУ было доказано, что величины допусков, заложенные в Технических условиях, занижены. Допуск надо расширить, что и было сделано. В один из летних дней нам предстояло проверить станцию на восьмичасовую непрерывную работу (прогон). Накануне вечером у Э. Лозинской "случился " день рождения. Собрались начальник станции подполковник В. Шеин, ведущий по координатной системе И. Ярыгин и я. Утром все занемогли. Во второй половине дня нас собрал И. Камфер и угрожающе произнес:

– То, что не рассчитали свои возможности, прощу. То, что сорвали прогон, тоже

прощу. Но то, что меня не пригласили, не прощу ни за что!

Осенью 1954 года на объекте под Малино, где начальником также был И. Камфер, а главным настройщиком – я, аппаратура станции была настроена. Первые облеты проведены и, казалось, осложнений не предвидится. Но однажды, при выходе в эфир, на угломестном экране вдруг стали хаотически появляться и пропадать сигналы.

Военные – на дыбы:

– Это помехи, и пока их не уберете, станцию не примем!

Снова – комиссия, но на этот раз с разработчиком антенн М. Б. Заксоном. Он по-смотрел, разобрался и попытался объяснить военным, что это сигналы, отраженные от взлетающих гражданских самолетов в районе аэропорта Домодедово. Началась тяжба. В конечном итоге сроки сдачи объекта были сорваны.

Вспоминает Г. Н. Карасев:

– Более тридцати пяти лет жизни отдано родному предприятию. За это время я прошел трудовой путь от молодого инженера до заместителя главного инженера объединения. Довелось быть свидетелем многих событий, участником становления и развития, как нашего коллектива, так и отрасли в целом. Пережито много этапов освоения и внедрения новой техники. Каждый этап был характерен высокой ответственностью специалистов, их полной самоотдачей, дружеской поддержкой и помощью.

Работая на предприятии, я объездил страну с севера на юг и с запада на восток, побывал за границей. Вспоминаются не тяготы, а красочные осенние сопки Заполярья и суровая красота Чукотки, могучая сила Амура, Енисея и неповторимость древних русских, прибалтийских и среднеазиатских городов. Запомнились королевский замок в Сан-Сусси и старый город в Варшаве, купание в Черном и Белом, Желтом и Красном морях. Может быть, именно благодаря работе удалось глубже познать и оценить величие полотен Левитана и Шишкина, музыки Чайковского, Мусоргского и Свиридова…

Встреч с интересными людьми было очень много. Были среди них руководители предприятий, организаций, министерств и ведомств. Общение с этими людьми доставляло большую радость. О некоторых эпизодах хочется рассказать.

Впервые с административно-командными методами руководства мне пришлось встретиться в 1954 году. Мальчишки и девчонки, опаленные войной, бывшие полуголодные студенты, еще хорошо помнившие карточную систему, но уже почувствовавшие общий послевоенный подъем, мы, окончив институты и техникумы, составили костяк нашего нового предприятия. На одном из объектов Системы-25 шел монтаж оборудования. Одновременно изучалась и осваивалась ранее никому неизвестная техника. Правительство установило жесткие сроки. Контроль работ проводился ежедневно. На объект приехал заместитель министра, и начались персональные доклады (для многих – впервые в жизни) о состоянии дел на закрепленной аппаратуре.

После первых же докладов, из реплик замминистра стало ясно, что мы "не понимаем оказанного доверия", и чуть ли не саботируем… Это мы-то – дни и ночи проводившие на объекте, спавшие на чехлах от только что поступившей аппаратуры! Глубоко обиженные, мы готовы были высказать все… Однако первые же попытки оправдаться были резко пресечены.

– Сколько вам нужно времени для ввода объекта?

– Две недели.

– Две недели? Другие управляются за два дня!

– Вот пусть другие и управляются, – с мальчишеской обидой восклицает докладчик.

Начинается очередной разнос. Обстановка накаляется. Нужно искать выход из создавшегося положения. Выход находят наиболее "трезвые" докладчики. Все соглашаются выполнить работу за два дня. Только нужно решить ряд вопросов о допоставке аппаратуры, документации и материалов. Через месяц объект был сдан в эксплуатацию.

Вспоминает Почетный ветеран предприятия В. Н. Юрасов:

– Летом 1954года на объекте В. Борисова проходила заводские испытания станция Б-200 из состава комплексов первого кольца противовоздушной обороны Москвы. Комплекс был в работе около года. Бригада настройщиков состояла в основном из молодежи – выпускников техникумов и институтов. Присутствовали и смежники – из Ленинграда, Подольска, Загорска. Главным настройщиком был Л. Переслегин – тоже еще очень молодой человек, окончивший институт сразу после войны.

Комплекс подготовили к летным испытаниям, и ждали вылета самолета. Коль позволяло время, устроили небольшой перекур. В курилке разговорились и не заметили, как совершенно неожиданно, без сопровождения, к нам подошел маршал артиллерии, первый заместитель командующего Войсками ПВО Николай Дмитриевич Яковлев. Поздоровавшись с каждым за руку, он подсел к нам и спросил, чем занимаемся, как живем? Выслушав, рассказал о том, как важно для страны замкнуть первое кольцо, так как Вячеслав Михайлович Молотов готовит доклад к Генеральной ассамблее ООН, и от завершения наших работ будет зависеть тон его выступления. Защищенная Москва позволит руководителям страны быть более уверенными, ведь угроза атомного нападения, не выдуманная, а реальная. Вскоре объявили о взлете самолета, и все разошлись по рабочим местам. Облет прошел нормально. В дальнейшем мне нередко приходилось быть свидетелем того, как облеченные властью люди запросто разговаривали с коллективами, не чурались этих бесед, а разъясняли слушателям необходимость выполнения задания.

Заводские испытания уже шли на втором кольце. Однако, из-за нерешительности главного настройщика, они затягивались. Тихо и невнятно главный настройщик рассказывал военным представителям о некоторых временных шероховатостях в работе аппаратуры. Все это было и в других комплексах, и даже допускалось техническими условиями. Но объяснениями главного настройщика молодой и настойчивый военный представитель, главный инженер комплекса Гроднинский остался неудовлетворен. Чтобы не срывать сроков, возглавлявший в это время предприятие Леонид Иванович Горшков решил заменить главного настройщика. Бригада пыталась защитить его, но Леонид Иванович не согласился. Главным настройщиком назначили В. Коленеко. Коленеко был из плеяды ведущих настройщиков первого кольца. Лет ему было около двадцати пяти. Он только что сдал один из объектов второго кольца. Его знакомство с бригадой произошло своеобразно. Одетый в спортивный костюм, он стремительно вошел в бункер и в присутствии военного представителя и главного инженера комплекса решительно заявил:

– Шкафы железные, лампы стеклянные. Комплекс работать будет!

В дальнейшем эта крылатая фраза Коленеко стала девизом. Вскоре комплекс был сдан.

Об интенсивности работы на объектах системы С-25 можно судить по продолжительности рабочей смены инженеров-настройщиков, слесарей и монтажников. Она продолжалась по 15–16 часов в сутки. Многие спали на объектах, положив на пол брезент, которым укрывались аппаратурные шкафы. Это давало возможность хоть немного отдохнуть. Режимные требования были очень жесткие. Если кто-то забывал пропуск дома, то попасть на объект было практически невозможно, несмотря на то, что всех сотрудников охрана знала в лицо: по меньшей мере, шесть – восемь раз в день они проходили через проходную КП, здоровались, шутили, обменивались анекдотами. Начальник района В. Иванов всегда приезжал на объекты с большим портфелем, за что получил прозвище "Бывалов". Часовые часто слышали: "Вот опять приехал Бывалов", и привыкли к этой фамилии. Однажды часовой даже не пустил его на объект: "У вас пропуск на Иванова, а вы Бывалов".

Особенно напряженной была работа по подготовке станции к облетам для проверки дальности обнаружения, захвата цели и точности определения координат целей и ракет. Испытания проводились сначала по самолетам ТУ-4, затем – по самолетам ИЛ-28. Сами облеты длились 6–8 часов. Еще более напряженными были подготовка и проведение 24-часового "прогона" станции. Сегодня многим трудно даже понять, как можно добиться бесперебойной работы 20-канальной станции на электронных лампах (даже не "пальчивовой" серии) коих имелось свыше 10 000 штук. Перед приемо-сдаточными испытаниями первых станций заказчик потребовал заменить весь комплект ламп, так как они выработали свой ресурс. Действительно, паспортный ресурс был выработан, но замена всего комплекта ламп привела к тому, что испытания начались лишь через два месяца – пока лампы прирабатывались, все характеристики станции "ползли". Далее производили смены лишь после выхода из строя каждой конкретной лампы.

Ежедневно особую неприятность доставляли 120 кварцевых генераторов (по 6 штук на канал) систем сопровождения целей и ракет. Время их синхронизации с центральным кварцевым генератором станции определяло время готовности к боевой работе. А готовность не могла превышать пяти минут. Температура в термостатах, где располагались кварцевые пластины, устанавливалась и поддерживалась с помощью элементарного биметаллического регулятора. К каким ухищрениям ни прибегали настройщики, каким опытом ни обладали, достичь необходимого результата удавалось далеко не всегда. Так как воздух для охлаждения шкафов поступал из внешнего забора, все зависело от погоды – температуры и влажности воздуха. Пожалуй, именно эта проблема привела к основной массе разногласий с заказчиком при приеме станции в эксплуатацию. В ходе первой модернизации Б-200 кварцевые генераторы были изъяты из систем сопровождения целей и ракет. Проблема исчезла. Опыт показал: вмешательства в работу настроенной на соответствие техническим условиям аппаратуры должны быть сведены к минимуму. Казалось бы – это просто. Однако попыток подрегулировать те или иные параметры и сделать лучше, как у настройщиков, так и у личного состава войсковых частей было, хоть отбавляй. Вместе взятые, они создавали ложное впечатление о нестабильности работы аппаратуры. На Б-200 было впервые введено понятие регламентных работ, которое стало законом и настройщиков, и войск ПВО.

По мере сдачи в эксплуатацию объектов С-25 возникла потребность в организации гарантийного надзора и оказания помощи войсковым частям в правильной эксплуатации аппаратуры. Для этого при СМУ был создан эксплуатационный отдел, начальником которого стал бывший начальник одного из головных объектов Е. Губа, а заместителем – Н. Щукин. В состав отдела вошли бывший начальник объекта А. Степанов, А. Касаткин и другие опытные специалисты.

Для реализации основной функции отдел разработал и утвердил "Положение о гарантийном надзоре и помощи заказчику в постановке правильной эксплуатации аппаратуры". Это был первый документ, регламентирующий взаимоотношения промышленности и заказчика. В дальнейшем практика создания подобных документов стала правилом предприятия.

В мае 1955 года С-25 была принята на вооружение. Молодой коллектив Специального монтажного управления с честью выдержал свой первый экзамен. Сложился сплоченный коллектив инженеров, техников и рабочих. Вновь, как и в годы Великой Отечественной войны, работники предприятия проявили высокую сознательность, патриотизм, чувство высокого долга и ответственности перед Родиной. Все работали вдохновенно, с подъемом, не считаясь со временем, отводя для сна, порою, всего лишь два – три часа в сутки. Выработалось крепкое чувство взаимопомощи. Коллективы производственных объектов помогали друг другу всем необходимым: специалистами, измерительными приборами, инструментом и комплектующими изделиями, техническими и организационными советами в любое время суток. Была отработана стройная система взаимодействия многих коллективов промышленных министерств, предприятий, НИИ, КБ и заказчиков, которая легла в основу организации работ при выполнении последующих, не менее важных и сложных заданий правительства. Сразу после того, как были сданы все 56 станций Б-200, американцы объявили об окончании строительства русскими двух колец противовоздушной обороны Москвы. Вскоре в воздушное пространство СССР залетел иностранный самолет. Видимо, они знали, что ракеты на "выгоне" еще не установлены. Ночью, после пролета нарушителя, все движение под Москвой было перекрыто и ракеты завезены. Больше нарушители не появлялись.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 20 апреля 1956 года 89 работников СМУ-304 были награждены орденами и медалями СССР.

Вспоминая период создания и становления, необходимо отметить первых руководителей предприятия. Это – начальники СМУ Алексей Николаевич Кушеверский, Никита Иванович Сысоев, Юрий Владимирович Яхонтов, главный инженер СМУ Петр Петрович Елинский.

Достижению успехов способствовали постоянное внимание к нашим работам и действенная помощь начальника Третьего главного управления Совета Министров СССР Василия Михайловича Рябикова, министра вооружения Дмитрия Федоровича Устинова, его заместителя Сергея Алексеевича Зверева, начальника главного управления министерства Василия Андреевича Шаршавина, директора завода Михаила Александровича Брежнева, главного инженера завода Александра Михайловича Чучалова.

В последующие годы коллективом предприятия было проведено несколько этапов модернизации С-25, что позволило непрерывно повышать тактико-технические характеристики системы, поддерживая их на уровне, достаточном для поражения совершенствовавшихся средств воздушного нападения вероятного противника. С-25 находилась на боевом дежурстве более 30 лет.»[181]

Вспоминает Сергей Антонович Мешков, житель деревни Жуковка Дмитровского района:

«Меня призвали в армию в 1944 году, и отправили в город Бердичев. В боях не был. У нас отдельный полк был, как особый разведывательный. У нас мотоциклы американские были – Харлей-Девидсон. На нём был пулемёт. У меня командир отделения был ленинградец, Виктор Иванов, и заряжающий Карпенко, это с Украины. Когда война окончилась, нашу часть отправили во Львов на парад, это было в 1945 году, в день победы. После парада вернулись в часть, и через три дня нас посадили в состав, в товарные вагоны, и мы сорок дней ехали до станции Даурия. В Даурии трёхстыковая граница – Монголия, Манчжурия и Китай. И там в полку я был механиком-водителем на учебных машинах пять лет, по 1950-й год. У меня была самоходная установка СУ-76. В 1950-м году я был сержантом. Нас приглашали служить в офицерском звании, но я не остался. Условия здесь у матери были сложные, я демобилизовался в 1950-м году. И дядя был у меня на хорошем месте – в органах, на станции Кунцево. Он взял меня к себе. До 1953-го года я сопровождал поезда – от Савёловского ходил до Ленинграда, и на Рыбинск.

После этого попал на Кунцевский завод. Это когда с Берией получилось, наш взвод, 27 человек, все на завод перешли, с командиром взвода. Надо было проверять месяц, тогда строго было. Директор был у нас Брежнев. Ну не тот Брежнев, а наш был директор завода, он 50 тысяч человек на завод набрал в 1952 году. А зам. директора по найму Русаков был, рослый мужик, сильный такой. В 1-м отделе начальником была Никульцова, она же была зам. директором завода. Завод назывался «почтовый ящик 15», вот это мы. Это потом его стали именовать «304-й завод». Он очень сильный был, завод этот. Там такие цеха были – ой-ёй-ёй! Цех монтажный – монтажниц было! Тысячи шло этого оборудования.

Вот на этом заводе с 1953-го года я год был станочником. Сначала фрезер-копировщиком, потом фрезеровщиком, а потом уже настоящим шлифовщиком. Обрабатывал я цветной металл, это шли у нас волноводы, к этим вертушкам. Собирались у нас там, а я обрабатывал волноводы, тысячами шли эти волноводы. И там сборка у нас происходила. Сейчас это уже не секрет. Заказы были огромные.

Потом уже, когда стали объекты делать, я ушёл в 1-й отдел, к Никульцовой. Я попал, Ямкин, мой друг, вот мы работали в 1-м отделе. Занимался я документами – секретными, сов. секретными, на монтаж этого оборудования. Принимал, выдавал, получал, регистрировал. Вот этим я занимался, пока не сдали объект. Сначала я попал на объект в Люберцы, а оттуда – сюда, в Жуковку. Первый мой объект под Люберцами был, а потом уже сюда. Здесь уже начальником объекта Николин по-моему был, вроде так. Он, значит, в городке жил, а я в деревне – я же местный. Он ходил ещё к нам всё время в гости, начальник объекта. Я только документами занимался, а оборудование готовили другие люди, с завода, сюда занимались доставкой. Документация хранилась в 1-м отделе завода, у Никульцовой. А здесь мы получали. Секретная часть была там, на объекте у Дядьково. Я выдавал и получал. Происходила регистрация очень строго. Объект подчинялся ответственному начальнику объекта, от завода. Приезжали, привозили сюда, а тут уже вот были постоянные люди. Вот, допустим, Котельников – он зам. директора завода был, а потом директором стал. Вот он снабжал оттуда, с завода – ну всё оборудование, которое нужно сюда. А здесь уже монтировали. Здесь сборка шла, установка, настройка. Ну они ведущими были – Котельников, Колинеко, Этот по этой системе, этот по той, там распределено было всё у них. Монтажный цех – отдельно, 8-й был.

Когда мы сдали объект, меня опять вернули на завод, как станочника. И до пенсии я там работал, был режимный цех. Я до самого ухода в этом 7-м режимном цехе был, станочником. И оттуда я пошёл на пенсию. А мой брат, Александр Антонович, тут в части так и служил, до самого конца. Он с 1924-го года, до Берлина дошёл, контужен был, муж Надежды Васильевны.»

Вспоминает майор Андреев Павел Степанович, ветеран в/ч 92598:

«Монтаж оборудования станции вели монтажники из «почтового ящика». «Почтовый ящик» назывался «Коробочка». Вот они все с «Коробочки» были, эти девочки-монтажницы. Шустрые такие девчонки были. Спирт глотали! Я когда приехал на станцию, захожу туда. Одна заходит:

– Ну что, кудрявый, гвардеец, знакомиться будем?

Я так думаю: «Есть во что, было бы чем».

– У ты ёкр – говорит. – Молодец. Ты, оказывается, шустрый парень.

Я говорю:

– Ну ты тоже самое. Руку не клади – откусишь

– Ну пойдём, мы сейчас обедаем. Пойдём к нам.

Заходим – каптёрка, у них там на станции помещение было. Спирт выдавала она там. Я говорю:

– Не-ет, такого ещё не употреблял.

– Приучим – говорит.

Раз – плеснула в стакан, ну правда немножко, раз спритику, оп – готово. Ну у них технический спирт был, и другой был.

– Мы тебе – говорит, – технического спирта чуть-чуть.

А жили они, монтажницы, в отдельном финском домике, специально для них отведённом. Вот к ним молодёжь и ходила. Они постоянно приезжали. Если модернизация какая – то приезжали с монтажниками вместе. Позже приезжали некоторые монтажницы, которые у нас раньше были, к тому времени уже замуж вышли. Ну шустрые девчонки были, работали – ух!»

Вспоминает майор Иванов Василий Константинович, ветеран в/ч 92598:

«После училища меня направили в Ковригино, в в/ч 86611. В это время достраивались дороги, монтировалось оборудование, и мы уже в декабре 1954-го года от промышленников принимали наземное оборудование. Это что там – пусковые установки: подъёмники, силовые шкафы, клеммные коробки, кабельное хозяйство. Там каждый взвод – шесть точек. Кабельное хозяйство, бункер – там пульт управления стартом и высоковольтное отделение. Вот в конце 1954-го мы принимали технику, уже всё готово было. А передавал знаете кто? Это было ещё какое-то 4-е главное управление, гражданское, в Москве. Промышленники работали, с заводов, там, где делали это оборудование. Приезжали на монтаж, монтировали, мы у них принимали, всё, как говорится, проверяли. И принимали в эксплуатацию оборудование. И уже в начале 1955-го к нам завезли ракеты учебные, боевых ещё не было, и расчёты начали тренировать. Я был тогда сначала техником взвода, потом командиром взвода».

Вспоминает подполковник Тягай Николай Павлович, ветеран в/ч 92598:

«Да, настройщиков всё время было много – и девушек, и мужчин. Ну мы вместе с ними учились, потому что я был в первом выпуске училища, который учил 25-й комплекс. А разработчики так говорили, что этот комплекс наши во время войны у немцев взяли. Они так говорили, что 25-й комплекс – это немецкий, немцы не успели во время войны доработать. И потом наши дорабатывали. Это со слов наладчиков системы, что к нам тогда приезжали, Вот так, я за что купил…»