658 зенитно-ракетный полк особого назначения

Глава 28. Этапы модернизации С-25 и переход на С-300

Изначально зенитная ракетная система С-25 создавалась для борьбы со стратегическими бомбардировщиками, несущими атомные бомбы. Её структура и технические характеристики определялись не только уровнем технологии тех лет, но и опытом применения стратегической авиации в только что закончившейся Второй Мировой войне. Предполагаемый характер боевых действий также прогнозировался исходя из существующего опыта.

Сценарий развития событий, на который была изначально рассчитана зенитная ракетная система С-25, виделся таким. В достаточно продолжительный угрожаемый период ракеты с технических баз завозились на стартовые позиции. После начала боевых действий бомбардировщики противника двигались бы на высоте примерно 10 тысяч метров с северного (с баз США) или с юго-западного (с баз Западной Европы) направлений, но возможен манёвр с других направлений. Основными целями наших ракетчиков должны были стать средние бомбардировщики B-29 и B-50 и тяжёлые B-36 и B-52. Система С-25 могла отразить как массированный налёт в несколько десятков и даже сотен машин (как это практиковалось при бомбардировках городов Германии в конце второй мировой), так и уничтожать отдельные бомбардировщики (в атомной бомбардировке Хиросимы действовал один Б-29). В перерывах между налётами восстанавливались бы повреждённые зенитные комплексы, пополнялся боезапас ракет с технических баз, промышленность продолжала выпускать новые ракеты. В силу небольшого количества и высокой стоимости атомных бомб целенаправленное подавление ЗРК атомными бомбардировками не предполагалось. В таком режиме ЗРС С-25 могла воевать несколько лет – пока не окончится война.

После принятия на вооружение 7 мая 1955 года на подмосковных объектах С-25 боевых ракет не было. С одной стороны, самих ракет к тому времени было выпущено ещё немного, и завозить на подмосковные позиции было попросту нечего. С другой стороны, массовая транспортировка снаряжённых ракет по густонаселённому Подмосковью – достаточно рискованное мероприятие. Не менее опасным представлялось и нахождение снаряжённых боевых ракет на подмосковных боевых позициях. Как показал дальнейший опыт эксплуатации ЗРС С-25, такие опасения были вполне обоснованными – происшествия с ракетами как во время транспортировки, так и в полках имели место. Следует упомянуть, что в зенитных артиллерийских полках, составлявших основу ПВО Москвы в начале 50-х, на боевых позициях была развёрнута далеко не вся боевая техника. Существенная часть зенитной артиллерии находилась на складах, и её развёртывание должно было осуществляться только в угрожаемый период.

Но, тем не менее, советское политическое и военное руководство отдало приказ о доставке боевых ракет на подмосковные боевые позиции. Поводом для этого послужил пролёт над Москвой 5 июля 1956 самолёта-шпиона U-2. Первые боевые ракеты были доставлены 7–8 июля 1956 года, и тогда же 1 Армия ОН заступила на боевое дежурство. На стартовых дивизионах полков С-25 были определены два дежурных взвода – по одному в каждой стартовой батарее. Личный состав дежурных взводов постоянно находился на стартовом дивизионе. Для этого на территории дежурных взводов были построены домики для дежурной смены. В РТЦ, кроме оперативного дежурного и связистов, также постоянно находился сокращённый боевой расчёт, который в случае объявления тревоги мог обеспечить включение станции, проведение контроля функционирования и боевую работу. Таким образом, обеспечивалась готовность к открытию огня через 20–30 минут после получения сигнала тревоги. Но постоянно в полках полного боекомплекта ракет не было. За всё время боевого дежурства ЗРС С-25 случаев доставки полного боекомплекта – 60 боевых ракет, – было всего два: во время Карибского кризиса в 1962 году и во время событий в Чехословакии в 1968 году. После снижения международной напряжённости часть ракет вывозилась назад на технические базы.

К концу 1950-х годов ядерный арсенал США существенно увеличился – как количественно, так и качественно. Количество зарядов перевалило за тысячу, мощность зарядов достигла 25 МТ. Появились ракеты средней дальности и межконтинентальные ракеты с ядерными боеголовками, атомные ракетные подводные лодки. С октября 1957 года в ВВС США началась программа наземного боевого дежурства бомбардировщиков с ядерным оружием на борту в 15-минутной готовности к в взлёту. К маю 1960 года около 50 % стратегических бомбардировщиков США находились в 15-минутной готовности к вылету на земле. В 1958 году началось опытное боевое дежурство бомбардировщиков с ядерным оружием на борту в воздухе. Одновременно в воздухе находилось 12–14 бомбардировщиков, имеющих назначенные цели на территории СССР, которые они должны были атаковать после получения сигнала. Время готовности к началу боевых действий сократилось до нескольких часов с момента получения приказа. В декабре 1960 года в США был принят первый «единый комплексный оперативный план» (Single Integrated Operational Plan (SIOP) ведения ядерной войны, до этого каждый вид вооружённых сил США планировал применение ядерного оружия самостоятельно.

Это потребовало принятия ответных мер по повышению боеготовности ЗРС С-25. Если при заступлении на боевое дежурство в июле 1956 года на огневых позициях находилось 4 полностью снаряженных ракеты – по 2 на дежурный взвод, то уже к началу 1960-х количество дежурных ракет было увеличено до 8, а в дальнейшем – до 12. Дежурные ракеты были полностью снаряжены и находились на ТЗМ, установленных на подъёмниках дежурных взводов, что позволяло подготовить их к стрельбе в течение 7 минут. Кроме этого, на огневых позициях в специальном крытом хранилище находилось ещё примерно два десятка ракет промежуточной готовности. Для их заправки в 1963 году на территории огневых позиций были построены заправочные станции, сформированы и натренированы расчёты по заправке ракет. Для действий в условиях применения оружия массового поражения рядом с группой технического обеспечения были построены убежища – дивизионные командные пункты. При строительстве взводные бункера изначально имели два выхода. В 60-е годы для уменьшения разрушительного действия ударной волны один из входов был перекрыт и снаружи засыпан землёй, а сами бункера были оборудованы гермодверями и фильтро-вентиляционными установками. Помещения станций Б-200 также были герметизированы, а фильтро-вентиляционные установки создавали необходимое избыточное давление, предотвращающее проникновение радиации. В станциях были оборудованы специальные помещения в качестве убежищ для личного состава, в них были созданы запасы защитных средств, воды и продовольствия. В убежищах были оборудованы душевые для сан. обработки и дезактивации. В городках полков были построены тыловые КП – убежища для личного состава и гражданского населения городков. В них также были созданы запасы защитных и медицинских средств, воды и продовольствия. В ходе испытаний, проведённых на полигоне Капустин Яр, было проверено воздействие поражающих факторов ядерного взрыва на оборудование зенитной ракетной системы С-25. Половина всех тренировок личного состава проводилась в средствах защиты.

До начала 60-х годов противовоздушную оборону Москвы в составе Московского округа ПВО одновременно с зенитной ракетной системой С-25 осуществляли полки, имевшие на вооружении ствольную зенитную артиллерию. Например, одна из батарей 47 ЗенАП (в/ч 01520, управление полка находилось в Павшино) располагалась в посёлке Водники (ныне г. Долгопрудный), всего в паре километров от штаба 10 корпуса ПВО (ОН). Также для усиления обороны недалеко от внешней стороны МКАД было размещено несколько дивизионов С-75. Впоследствии на их местах были построены объекты противоракетной обороны.

С учётом развития средств воздушного нападения вероятного противника проводилась и модернизация ЗРС С-25. Сразу вскоре после гос. испытаний полигонного комплекса в 1954 году начались испытания новой ракеты 207А. По сравнению с 205-й моделью она обладала улучшенными характеристиками, и после успешных испытаний началось её серийное производство. В подмосковные боевые полки уже поступали ракеты 207, а 205-е использовались для полигонных стрельб. Для отражения массированных налётов в конце 50-х годов были разработаны ракеты со спецБЧ. 19 января 1957 года на полигоне Капустин Яр было проведено первое испытание ракеты 207Т с подрывом специального боезаряда. Модернизировалась и аппаратура станции наведения Б-200. В 1957 году была добавлена аппаратура селекции движущихся целей, что повысило помехозащищённость станции. Также в 5 раз был увеличен энергетический потенциал станции.

В результате уже к началу 60-х годов вероятность поражения цели зенитной ракетной системой С-25 была близка к единице, а высокая плотность огня подмосковных полков сделали невозможным проникновение вражеских бомбардировщиков к Москве. А развёртывание по всей стране ЗРК С-75 и разработка ЗРК дальнего действия С-200 ещё больше снижало шансы вражеской авиации на успех. В связи с этим в США были прекращены работы над сверхзвуковым бомбардировщиком B-70 «Валькирия», так как его уязвимость от зенитных ракет была бы такой же, как и у дозвукового B-52[381]. В конце 50-х – начале 60-х развитие средств воздушного нападения пошло по двум направлениям. Первое – использование крылатых ракет воздушного базирования, пуск которых осуществляется до входа самолёта-носителя в зону действия ПВО. Одной из таких разработок была американская ракета Hound Dog AGM-28. В качестве носителя использовался бомбардировщик B-52, который мог нести 2–4 ракеты на внешней подвеске. Дальность пуска достигала 1180 км, высота полёта ракеты – до 18 км. Ракета оснащалась ядерной БЧ. К недостаткам этой системы вооружения можно отнести повышенный расход топлива самолёта-носителя с ракетами на внешней подвеске, а также то, что ракета, идущая на высоте 15–18 км, легко обнаруживалась РЛС и могла быть сбита ЗРК С-25 и С-75[382]

В качестве другого пути преодоления ракетной системы ПВО рассматривался полёт на малой и сверхмалой высоте – ниже зоны поражения ЗРК. В процессе выполнения боевого задания профиль полёта менялся таким образом – сначала бомбардировщик шёл на большой высоте, а при подходе к зоне ПВО снижался. В связи с этим в начале 60-х годов тяжёлые бомбардировщики B-52 стали модернизировать для полётов на малых высотах. Но помимо сложности пилотирования на малой высоте, были и другие проблемы – высокий расход топлива и высокие динамические нагрузки на конструкцию самолёта. Поэтому при полёте на малой высоте накладывались ограничения на вес самолёта и его скорость, а тренировки проводились только в простых метеоусловиях, чтобы не слишком быстро расходовать ресурс планера.[383]

Так как изначально для ЗРС С-25 нижняя граница зоны поражения была задана в 5 км, то такая тактика имела шансы на успех. В ответ на эту угрозу в 1962 году в Подмосковье начали размещать низковысотные зенитные ракетные комплексы С-125. В состав 17 корпуса был включён 29 ЗРП (в/ч 30725, Старая Руза), а в состав 10 корпуса – 47 ЗРП (в/ч 01520, Дмитров). В каждом из этих полков было по восемь дивизионов С-125, которые размещались поблизости от позиций полков С-25 внешнего кольца. Таким образом, низковысотные ЗРК С-125 прикрывали западное и северное направления, в составе 1-го и 6-го корпусов ЗРК С-125 не было.

Также была модернизирована ЗРС С-25. В 1965 году после второго этапа модернизации на вооружение поступили ракеты 217М (с обычной БЧ) и 218 (со спецБЧ). Максимальная дальность автоматического сопровождения целей была увеличена до 75 км, максимальная дальность поражения – до 43 км. В результате модернизации нижняя граница зоны поражения была снижена до 1–1,5 км при стрельбе ракетами 217М. При этом сохранялась возможность использовать ракеты 207А. Верхняя граница зоны поражения была увеличена до 30 км при стрельбе ракетами 217М. Исследовалась возможность поражения целей со скоростями до 3700 км/ч.[384]

В 1967 году на вооружение Войск ПВО страны начал поступать зенитный ракетный комплекс дальнего действия С-200. К 1977 году в корпусах ПВО (ОН) 1-й армии ПВО (ОН) насчитывалось семь зенитных ракетных полков, имеющих на вооружении ЗРК С-200 (47, 164, 242, 371, 493, 1257 и 1284-й). В 10-м корпусе это был 164 ЗРП (в/ч 26114, «Генетив»), который находился на севере Подмосковья, но уже на территории Калининской области, недалеко от деревни Борки, рядом с Савёлово. В 1977 году 164 полк был переподчинён 3 корпусу ПВО (Ярославль).[385]

Вспоминает майор Юрий Васильевич Иванов, ветеран в/ч 92598:

«Я пришёл в Рогачёво в 1968 году после Горьковского училища. И в 1969-м году попал в командировку в Савёлово, на 200-ку. Там два месяца провёл, мы выпиливали лес, готовили место под позиции. Но уже один дивизион стоял. Мы лес там пилили и сжигали, ничего не вывозили. На полнеба костры жгли. А там болотина, комары, оводы! Там забором уже обнесли, построили казармы, но чего-то не всех там заселили. Солдаты жили летом в палатках.

Командовал полком майор Базанов Вениамин Григорьевич. Любил в волейбол играть с солдатами. Едет на машине, смотрит – бойцы мяч гоняют. Машину ставит, раздевается – и к ним, гоняет с ними мяч. И я с ним на машине ездил, он меня по позициям возил, давал задания. Он потом генерала получил, а дальше уж не знаю.

Ну начальник штаба там подполковник, конечно, зверюга был. Один дивизион уже стоял, но всё это в таком состоянии… Дисциплины фактически – ну никакой! Я как-то смотрю – солдат сидит на ракете без сапог и голой пяткой винт откручивает. Я так подумал – как же это самое! Ни формы одежды! Ну там жара была в то лето. По пояс раздетый на этой ракете сидит, и пяткой так стучит. Мне это как-то дико было, что такая распущенность! Офицеров не видно, солдаты сами по себе. И кормёжка была отвратительная!

Ну и вот – я уехал, а по армии циркуляр пришёл: пожар у них там случился, автопарк сгорел. У них там была часть машин, которые участвовали на парадах в Москве. Ну там «Уралы» и всякие другие, каких там только не было. Они на колодках стояли, все раскрашенные белой краской для парада. А была жара такая несносная! И началось с автопарка. А мы перед автопарком постоянно проходили на те позиции, где нам надо было работать, и вот за забором уже до того накидано было всякой промасленной ветоши! Я ещё так подумал – ну не дай бог чего-нибудь загорится! И вот когда у меня уже командировка закончилась, это всё и случилось».

Из воспоминаний полковника Пяттоева Тауно Фёдоровича[386]:

(С декабря 1973 по декабрь 1977 гг. командир ЗРП С-200 Московского округа ПВО)

«После возвращения из Вьетнама, командуя ЗРП С-200, я, как командир, решил сделать все, чтобы замаскировать боевые порядки полка. А тогда в моем родном округе, пусть не обижаются на меня руководители-ветераны, было принято, чтобы все было на боевых позициях подкрашено, подстрижено, чтобы все подъездные пути как на стартовых позициях, так и к радиотехническим средствам, были выложены камушками и камушки были беленькие.

Так вот, памятуя опыт маскировки боевой техники во Вьетнаме (в джунглях, если не работают дизеля, дивизион нельзя было заметить с 50 метров, даже ракеты на ПУ), трудом личного состава полка был достигнут ошеломляющий успех – боевые позиции полка нельзя было увидеть ни с воздуха, ни наружным наблюдателям. Специалисты ЗРВ поймут, что значит скрыть от наблюдения такую махину, как полк дальнего действия С-200, с его характерным расположением боевой техники. Но дело мы сделали.

В конце лета 1974 г. прилетает к нам на вертолете большой начальник. Не буду называть его фамилию, он много позднее все понял и извинился. Встретил я его как полагается, доложил о состоянии полка. Смотрю – чем-то недоволен. Приказал провезти его по позициям. Провез. В штаб вернулся мрачнее тучи, попросил выйти всех из кабинета и устроил мне головомойку за…, в общем за маскировку ("Я же помню, как там было все красиво, под линеечку, подкрашено…" и т. д.). А я возьми и рубани ему: "Товарищ генерал, я знаю, что эти белые камушки могут стоить большой крови. Видел, как враг наказывает за небрежность даже в мелочах". Выругался товарищ начальник и улетел. Доложил я все командиру корпуса. Ничего мы менять не стали».

Другим последствием применения опыта боёв во Вьетнаме стало создание на крыше станции наведения Б-200 поста воздушного наведения, куда по тревоге солдаты затаскивали пулемёт ДШК. Считалось, что это даст возможность бороться с низковысотными целями, атакующими РТЦ. Для борьбы с разведывательно-диверсионными группами противника на территории позиций С-25 были оборудованы окопы и бетонированные огневые точки. Впрочем, офицеры отдавали себе отчёт, что солдаты, которые раз в полгода бывают на стрельбище, не смогут оказать серьёзного сопротивления спецназу. Но, тем не менее, меры были приняты. В целом же существовало понимание, что система С-25 предназначена для ведения боевых действий другого рода.

По советским представлениям конца 60-х – начала 70-х годов, война должна была начаться со стратегической воздушно-космической операции противника, которая состояла из внезапного ракетно-ядерного удара и последующих ударов пилотируемой авиации. Согласно официальной советской военной доктрине тех лет, начало боевых действий неминуемо переросло бы в глобальную термоядерную войну. Целью воздушно-космической операции в начале войны считалось завоевание и удержание ядерного превосходства в воздушно-космическом пространстве путём подрыва военно-экономического потенциала противника. Предполагалось, что такая операция состояла бы из одного массированного удара, продолжительность которого была бы в пределах 12 часов. В операции противник использует все боеготовые ракеты и самолёты и максимум ядерных средств. Продолжительность авиационного удара с учётом действий авиации с континента США составила бы примерно 10–12 часов. Наибольшая плотность удара авиации будет через 0,5–2 часа (в течение этого времени будет действовать тактическая и авианосная авиация и стратегическая авиация с передовых баз) и 7–8 часов (в этот промежуток времени будут действовать главные силы стратегической авиации с континента США и совершать повторные вылеты тактическая и авианосная авиация).[387]

Исходя из принятой в конце 60-х – начале 70-х годов концепции глобальной ракетно-ядерной войны предполагалось, что в случае начала войны промышленные предприятия, производящие ракеты, будут уничтожены в ходе первого удара противника. В отношении зенитной ракетной системы С-25 предполагалось, что в первую очередь будут уничтожены технические базы и подъездные пути, так как местные райцентры также находились в числе ядерных целей противника. Поэтому расчёты строились из предположения, что в случае начала войны ЗРС С-25 сможет сохранять боеготовность в течение первых 3 дней, а после этого либо будет исчерпан запас ракет, либо ЗРК будут уничтожены.

Тем не менее, ЗРС С-25 оставалась основой системы ПВО Москвы. Но огневая мощность С-25 выглядела уже несколько избыточной. Огромных масс бомбардировщиков, как в годы Второй Мировой войны, уже не ожидалось. А уж до столицы через систему ПВО страны смогли бы долететь только единичные самолёты. Поэтому уже в 1962 году в процессе создания системы ПРО Москвы А-35 стрельбовые комплексы размещались на территории стартовых дивизионов С-25. В результате у нескольких полков С-25 состав стартовых дивизионов сократился с 10 взводов до 8. Но в связи с эшелонированием обороны и перекрытием зон поражения это не имело существенного значения. А в связи с принятием в конце 60-х годов на вооружение ЗРК большой дальности С-200 часть полков С-25 на внутреннем кольце были кадрированы – сняты с боевого дежурства, личный состав был сокращён, боевых ракет на позициях не было, и на базе этих полков проходили учебные сборы резервистов. В частности, в 10 корпусе в 1974 году был кадрирован 632 ЗРП (в/ч 61941, «Сочельник», находился недалеко от Белого Раста).

В середине 1960-х годов стала очевидной необходимость разработки новой зенитной ракетной системы средней дальности, которая должна была бы заменить С-75 и С-125, а также зенитные ракетные системы средней дальности в Сухопутных войсках и ВМФ. В конце 1966 года была образована группа под руководством А. А. Расплетниа по выбору путей создания новой массовой зенитной ракетной системы. После долгих обсуждений КБ-1 и Войска ПВО страны представили свои предложения по созданию единой унифицированной системы ЗУРО, и в декабре 1966 года Военно-промышленной комиссией было выпущено решение по началу работ по определению принципов построения унифицированной системы, получившей обозначение С-300, и разработке аванпроекта.[388]

Систему предполагалось строить по принципу самодостаточности, что должно было обеспечить ей полную автономность боевых действий. В её состав планировалось ввести средства обнаружения целей, стрельбовые средства и средства технического обслуживания. По предложению Александра Андреевича Расплетина, элементной базой новой системы должны были стать микромодули на многослойных печатных платах. В сочетании с другими принципами – многоканальность, мобильность, использование РЛС с фазированной антенной решёткой, применение цифровой ЭВМ для управления работой комплекса – это определило облик создаваемой системы. После смерти А. А. Расплетина 8 марта 1967 года все работы возглавил Б. В. Бункин.[389]

27 мая 1969 года вышло постановление ЦК КПСС и СМ СССР «О создании унифицированной системы С-300». Вариант зенитной ракетной системы для Войск ПВО страны – С-300П, было поручено разрабатывать МКБ «Стрела» во главе с Б. В. Бункиным. В соответствии с ТТХ система С-300П должна была разрабатываться в двух вариантах: в транспортно-контейнерном (перевозимом на прицепах и полуприцепах) – С-300ПТ, и в самоходном (на колёсных самоходах высокой проходимости) – С-300ПС.[390]

В середине 1970 года была завершена разработка эскизного проекта на систему С-300П. Эскизный проект утвердил Генеральный конструктор системы Б. В. Бункин. Всего в кооперацию разработчиков С-300П вошло более 20 крупных и до 150 небольших предприятий. Главным конструктором системы стал В. Д. Синельников, его заместителем – Д. В. Великанов. Для тематического руководства разработкой в ЦКБ «Алмаз» были созданы два тематических отдела:

– по разработке командного пункта системы под руководством В. А. Дмитриева;

– по разработке зенитного ракетного комплекса под руководством К. С. Альперовича. В состав этого отдела вошли четыре лаборатории: по разработке ЗРК и РПН под руководством Ю. С. Губанова; по разработке антенного поста Ф1 РПН под руководством Ю. Г. Тихомирова; по разработке аппаратного контейнера Ф2 РПН под руководством А. В. Рязанова и по разработке пускового комплекса, бортовой приёмо-передающей аппаратуры и радиопеленгатора ракеты под руководством Б. А. Марфина.[391]

Разработка ЦВК 5Э26 для системы С-300П была поручена ИТМ и ВТ АН СССР, возглавляемому академиком С. А. Лебедевым.[392]

Создание ракеты было поручено МКБ «Факел» под руководством Генерального конструктора П. Д. Грушина. Масса ракеты не должна была превышать 2 тонны, длина – не более 7 метров, её поставка в войска должна была осуществляться в окончательно снаряженном виде, и в дальнейшем она не должна была проходить каких-либо проверок в течение 10-летнего срока хранения в естественных условиях.[393]

Первый бросковый пуск ракеты состоялся 4 марта 1970 года. Немало проблем было связано с обеспечением старта ракеты из контейнера. На ранних стадиях предлагались контейнеры с глухим дном, из которых ракеты стартовали на собственном двигателе. Но при этом возможный взрыв запускаемого двигателя грозил трагическими последствиями. В августе 1972 г., после нескольких десятков испытаний, по инициативе «Факела» от этой схемы отказались. В конечном счете, для комплексов С-300П и С-300Ф к 1979 г. был отработан способ выброса ракеты из ТПК с использованием катапультного устройства, задействовавшегося при подаче продуктов сгорания ПАД и представлявшего собой 2 газовых цилиндра со штоками-тягами, соединенными под ракетой поддоном. Ракета выбрасывалась из трубы ТПК при помощи газовой катапульты на высоту 20 м, одновременно раскрывались ее управляющие аэродинамические поверхности. Газовые рули по командам автопилота разворачивали ракету на заданный курс, и, после включения маршевого одноступенчатого двигателя, она устремлялась к цели. К отработке на полигоне подобного старта приступили в сентябре 1979 года, а первый пуск ракеты из контейнера, оснащённого катапультой, состоялся 30 ноября 1979 года, уже после того, как первый вариант системы С-300П был принят на вооружение.[394]

Комплексные заводские испытания ЗРК проводились с декабря 1975 года по декабрь 1976 года. Первый пуск ракеты 5В55К в замкнутом контуре управления состоялся 10 декабря 1975 года. А 30 июня 1976 была сбита первая беспилотная мишень МиГ-19М. Всего в ходе комплексных заводских испытаний было более 200 самолёто-вылетов, произведено 27 пусков ракет 5В55К по имитируемым и реальным мишеням.

Совместные испытания системы С-300П с ракетой 5В55К проводились с 27 декабря 1977 года до 31 марта 1979 года. Государственную комиссию возглавлял Главный маршал авиации А. И. Колдунов, а после его назначения главкомом Войск ПВО председателем комиссии стал генерал-полковник Н. Д. Гребенников, техническими руководителями – Генеральные конструкторы Б. В. Бункин и П. Д. Грушин.[395]

В целом в процессе испытаний системы было произведено более 700 облётов, в том числе массированный налёт 68 самолётов, проведено 275 пусков ракет, поражено 104 мишени.

Вспоминает генерал-майор Евгений Викторович Шашков[396]:

«В завершении совместных испытаний С-300П главкомом Войск ПВО совместно с генеральным конструктором было принято решение о проверке максимальных боевых возможностей системы путём задействования всех её целевых и ракетных каналов. Для эксперимента было выделено 6 ракет-мишеней и 12 боевых ракет. Эксперимент был очень сложным с точки зрения безопасности стрельбы, поскольку ни одна ракета и ни одна мишень не должны были выйти за пределы полигона, и в случае промаха необходимо было обеспечить их самоликвидацию. В то же время трассы мишеней не должны были проходить через испытательные площадки. Чтобы обеспечить одновременное наведение 12 ракет на 6 мишеней, необходимо было обеспечить высокую плотность запуска мишеней, любая задержка в запуске увеличивала вероятность подрыва ракет, запущенных по первой мишени, и тогда нарушалось задание одновременного сопровождения 12 ракет.

К этому испытанию, которое стало называться «массовкой», тщательно готовились и разработчики, и испытатели. На него было приглашено большое количество гостей: представителей ЦК КПСС, ВПК и министерств. Смотровая площадка была выбрана на одном из измерительных пунктов, около середины трассы полёта мишеней – в местах предполагаемых точек встречи ракет с мишенями.

31 марта 1979 года выдалось ярким солнечным днём. Средства системы, испытатели и разработчики были готовы к эксперименту. Кортеж машин потянулся в направлении смотровой площадки. По 30-минутной готовности все гости были на смотровой площадке, шутили, подбадривали друг друга, особенно Б. В. Бункина. В этот день должна была быть поставлена последняя точка в рождении новой системы, которая по своим характеристикам была гораздо выше своих предшественниц и была первой среди аналогичных систем в мире.

И вот начался запуск мишеней, они хорошо просматривались, как бы выползая из-за горизонта. На пусковой установке находились в готовности к пуску ракеты. При входе первой мишени в зону пуска был произведён пуск первых двух ракет. По мере входа в зону пуска следующих мишеней следовали очередные старты. Но через несколько секунд после пуска с несколькими ракетами стало твориться что-то невероятное: они начали делать различные пируэты и в результате разрушаться. Все наблюдавшие эту картину были в шоке. На смотровой площадке установилась тишина. Никто не понимал, что произошло. «Массовка» была сорвана.

Опустив голову, в полной тишине гости покидали смотровую площадку и медленно рассаживались по машинам. Настроение у всех было подавленным, начали уповать на то, что всегда при приезде больших начальников случаются непредвиденные казусы, «генеральские эффекты». В глазах высшего руководства страны и Министерства обороны эффективность и значимость системы С-300 заметно упала, и разработчикам и заказчикам пришлось долго писать объяснительные записки и быть «героями» на всех совещаниях.

Причина же была быстро установлена и оказалась простой: неисправность пусковой установки, с которой стартовали четыре ракеты. Но, как говорится, эффект был у всех на глазах».

Неудача «массовки» практически не сказалась на дальнейшей судьбе С-300П. В подписанном 25 апреля 1979 года заключительном акте Государственная комиссия по испытаниям рекомендовала принять систему С-300П с ракетой 5В55К на вооружение Советской Армии. Соответствующее Постановление ЦК КПСС и СМ СССР было выпущено 3 сентября 1979 года.[397]

Ещё в середине 1978 года начался переход подмосковного 562 ЗРП (в/ч 51860, «Таблетка», входил в состав 6 корпуса ПВО ОН) на новую организационно-штатную структуру. Она предусматривала вооружение полка ЗРС С-300ПТ с сохранением ЗРС С-25. Произошли первые кадровые назначения:

– Командир полка подполковник Беляков Дмитрий Ильич.

– Начальник политотдела майор Захаренков Юрий Александрович.

– Начальник штаба майор Семёнов Владимир Семёнович.

– Заместитель командира капитан Алашеев Александр Михайлович.

– Заместитель командира по вооружению майор Андреев Александр Александрович.

– Заместитель по тылу майор Ракатьянов Владимир Алексеевич.

– Заместитель командира по ЗРС С-25 подполковник Копытко Александр Фёдорович.

– начальник РТЦ С-25 подполковник Белостоцкий,

– командир дивизиона С-25 капитан Александр Бундов.[398]

В боевой состав полка входили: ЗРС-300 ПТ (КП и четыре зрдн), С-25 (КП СНР и зрдн). Техника ЗРС С-300 ПТ размещалась на базе кадрированных полков С-25: 1 зрдн – Пешня, 2 зрдн – Салака, КП и 3 зрдн – Таблетка, 4 зрдн – Удалой.

В освоении новейшей по тем временам ЗРС С-300 ПТ было много трудностей. Первое – отсутствие укрытий (позиций) для размещения техники. Второе – отсутствие жилья для офицеров и прапорщиков. В дивизионах они жили просто в солдатских казармах, а на центральной базе (Таблетка) – в ленинских комнатах. Личный состав полка после получения техники постоянно находился в командировках, в основном на полигоне Сары Шаган, где проводились боевые экспериментальные стрельбы. По времени это было как минимум пять-шесть месяцев. Параллельно проводилась работа по оборудованию стартовых позиций и позиции КП. Скрепера, экскаваторы, самосвалы работали, как говориться, день и ночь. Сроки были заданы очень сжатые. Все передвижения техники, а марши по подмосковным дорогам совершались часто, с учётом секретности проходили только ночью. Крановые работы на КП проводились только в ночных условиях. Всё это проходило впервые, не было опыта работы. Задача 562 ЗРП и состояла в том, чтобы приобрести этот опыт, и в первую очередь – боевой работы. Он дал старт активному перевооружению ЗРВ ПВО на ЗРС С-300 ПТ. Первый зрп с С-300ПТ заступил на боевое дежурство 20 апреля 1979 года в Электростали.[399]

Тем временем испытания С-300П продолжались.

Вспоминает полковник Владимир Прохорович Жабчук[400]:

«В 1980 году на Семипалатинском полигоне была произведена проверка устойчивости средств С-300П к воздействию поражающих факторов ядерного взрыва. Работы проводились в два этапа. Электромагнитное излучение создавалось подземным взрывом ядерного устройства с выходом излучения на поверхность земли через специальные тоннели, на выходе из которых устанавливалась аппаратура во включённом состоянии с системами регистрации её работы в условиях облучения. А ударная волна имитировалась подрывом 5 тысяч тонн взрывчатки, что было эквивалентно по ударной волне мощности бомбы, сброшенной на Хиросиму.

Взрыв оказался не совсем «организованным» – по степной траве на нас двигалась не одна, а три волны. Приготовились встретить их, встали боком, но почувствовали лишь ветер средней силы; окна в домике зазвенели, но остались целы. И неожиданно на голову посыпались камешки диаметром 5–6 мм, оставившие несмываемые чёрные пятна на фуражках и рубашках.

По дороге к месту взрыва были видны его последствия – техника всякого рода, горящие и обгорелые постройки, перевёрнутые танки и т. д. С трудом забравшись на высокий вал, образовавшийся вокруг воронки, увидели на её дне показавшийся крошечным вертолёт.

Проверка показала, что все РЛС и пусковые установки с ракетами С-300П заданное давление ударной волны выдержали, а электронная аппаратура выдержала испытания на воздействие всех видов излучений».

Следующей задачей совершенствования системы С-300П стал ввод в неё ракеты 5В55Р, оборудованной радиопеленгатором, с помощью которого реализовывался режим «сопровождения через ракету». При этом с увеличением дальней границы зоны поражения до 75 км существенно повысилась и помехозащищённость системы, была практически решена задача поражения самолётов – постановщиков активных помех. Первый пуск ракеты 5В55Р состоялся 25 апреля 1978 года. Система С-300П с ракетами 5В55К и 5В55Р была принята на вооружение в соответствии с постановлением ЦК КПСС и СМ СССР от 30 октября 1981 года.[401]

Тем самым были полностью реализованы принятые технические решения и достигнуты заданные ТТТ характеристики системы:

Канальность по цели – 6

Границы зоны поражения с ракетой 5В55К – 5-47 км

Границы зоны поражения с ракетой 5В55Р – 5-75 км

Границы зоны поражения по высоте – 0,025-27 км

Максимальная скорость цели – 1100 м/с (3960 км/ч)

По некоторым отзывам служивших на С-300ПТ офицеров[402], первые образцы С-300ПТ, стоявшие в Подмосковье, были неудачными в техническом отношении, техника «сыпалась», и их сняли с вооружения.

23 февраля 1981 года два зрдн 146 зрбр (в/ч 92485, Северодвинск) заступили на боевое дежурство с усовершенствованными ЗРК С-300ПТ. Поэтому головной разработчик системы – ЦКБ «Алмаз» (ныне ПАО «НПО «Алмаз») отмечает День трехсотки в феврале – в 1981 году ко дню открытия 26-го съезда КПСС С-300ПТ заступил в составе бригады на боевое дежурство.

Дальнейшим развитием системы С-300П стало создание её самоходного варианта – С-300ПС. В техническом задании на самоходный вариант системы время готовности боевых средств к стрельбе с марша и время их свёртывания после боевой работы и готовности к передислокации на новую позицию было задано 5 минут. Для этого основные боевые средства системы были размещены на самоходных колёсных шасси высокой проходимости МАЗ-543.

Комплексные заводские испытания средств самоходного варианта системы были проведены с ноября 1980 года по ноябрь 1981 года. Совместные испытания системы были проведены с декабря 1981 года по июнь 1982 года Государственной комиссией под председательством генерал-лейтенанта А. И. Хюпенена.[403]

В 1970-е годы самым массовым советским ЗРК был С-75. Он не только стоял на боевом дежурстве по всей территории страны, но и поставлялся за рубеж. Этому способствовал успешный опыт его применения в Египте и Вьетнаме. Но боевые действия показали и недостатки комплекса. В первую очередь военных не устраивали характеристики мобильности – время развёртывания комплекса составляло 4–5 часов. В условиях современных боевых действий от этого напрямую зависела выживаемость ЗРК. Использование зенитных ракет с жидким токсичным топливом и едким окислителем также накладывало массу ограничений и требовало наличия специальной технической позиции, где осуществлялись заправка и обслуживание ЗУР. Кроме того, ЗРК С-75 изначально был одноканальным по цели, что существенно снижало возможности одиночного комплекса при отражении массированного налёта вражеской авиации.

Но с учётом постоянной модернизации характеристики С-75 постоянно улучшались, и для последней модификации С-75М4 «Волхов» (1978 год) были следующими:

Границы зоны поражения по дальности – 7-56 км (с учётом пассивного участка траектории)

Границы зоны поражения по высоте – 0,1-30 км

Максимальная скорость цели – 3700 км/ч

Была реализована возможность стрельбы по неподвижным целям (аэростаты), по наземным целям, в составе комплекса была ракета В-760 со спецБЧ (40 КТ) для поражения групповых и особо важных целей. В конце 1970-х годов велись работы по созданию очередного варианта комплекса – С-75М5.[404]

Модернизацией С-75 занималось КБ "Кунцево", ведущим был Е. Кравсун. Основное отличие С-75М4 ("Волхов М4") – это антенна узкого луча. Военные поддерживали эти работы на случай неудачи с "трёхсоткой". Государственные испытания С-75М4 прошли успешно в 1978 году и даже было выдано ТЗ на "Волхов М5", но к этому времени наконец-то "родилась" С-300П ("Волхов М6"), правда, сначала только с командной ракетой 5В55К. Нужно было срочно запускать её в серию, и в результате "Волхов М4" в серию не пошел.[405]

Также постоянно велись работы по модернизации ЗРК С-25. После 4-го этапа модернизации (1978 год) его характеристики стали следующими:[406]

Границы зоны поражения по дальности – 15–59 км (без помех)

Диапазон высот поражаемых целей – 0,5-35 км

Максимальная скорость поражаемой цели – 4300 км/ч

Максимальная дальность автоматического сопровождения целей – 105 км

В 1980 году была развернута и принята в эксплуатацию АСУ «Кварц-1» (44М-6) 1-й армии ПВО (ОН). Начаты проверки ее работоспособности и эффективности полетами реальной авиации. С 1981 г. система «Кварц-1» (44М-6) 1-й армии ПВО (ОН) поставлена на боевое дежурство. В каждом корпусе ПВО (ОН) 1-й армии ПВО (ОН) было создано сплошное радиолокационное поле с высот 100 метров до 40 000 метров. Радиолокационная телекодовая информация о воздушных целях от радиотехнических батальонов и рот передавалась на КП зенитных ракетных полков С-25, корпусов и армии по проводным каналам связи. В режиме «живучести» эта информация передавалась по радиорелейным каналам связи с помощью станций 5Я62 (5Я63) «Циклоида».

Кроме того, в режиме «живучести» при выходе из строя КП радиотехнического батальона секторной группировки информация о воздушных целях на КП корпуса ПВО (ОН) поступала от КП своих зенитных ракетных полков, а также радиотехнических батальонов соседних корпусов ПВО (ОН) (секторных группировок). При выходе из строя КП корпуса ПВО (ОН) управление зенитными ракетными полками С-25 и зрдн С-125 принимали соседние корпуса ПВО (ОН). АСУ «Кварц-1» существенно повышала боевые возможности огневых средств 1-й армии ПВО (ОН), позволяла командующему армией (командирам корпусов ПВО армии) более оперативно принимать решение на организацию и ведение боевых действий. Надо отметить, что сам КП 1-й армии ПВО (ОН) по-прежнему управлял боевыми действиями корпусов ПВО (ОН) в неавтоматизированном режиме.[407]

Вспоминает майор Олег Николаевич Летуновский, ветеран в/ч 92598:

«После всех модернизаций нижнюю границу зоны поражения снизили даже до 300 метров. Но вот мы, наша станция, видели и на высоте 50 метров. Потому что расположение станции в Подвязново из-за рельефа местности такое. Это на учениях мы видели, а там самолёты летали с Клина, с Калинина. Постоянно были учения с реальной авиацией. Самые большие – это 1977 год, когда проверял нас министр обороны, он приезжал. В основном проверяли полк в Княжево, а мы только как соседи. И вот тогда на нас двести с лишним самолётов шло. Не одновременно, а за все учения. Должны были на Княжево лететь, а они полетели через нашу зону. Это реальные самолёты были. У нас на каждом индикаторе стоял фотоаппарат для фотоконтроля. И надо было индикаторы фотографировать: первый снимок – как цель появилась, второй – как захватил цель, третий – как произвёл запуск, и поражение цели. Всего четыре фотографии. И вот мы сидели две ночи, печатали там эти фотографии, что нащёлкали».

По С-25 модернизация 4-го этапа, как и С-75, проходила также в основном силами КБ "Кунцево". От "Алмаза" основную работу сделала Ольга Александровна Гридина. Она возглавляла КИМС-25 – комплексный полунатурный имитационный моделирующий стенд. На нём отрабатывались алгоритмы наведения ракет в системе С-25. В составе стенда было несколько шкафов аппаратуры (приёмники, координатка, блок выработки команд, синхронизатор, тренажер) и несколько аналоговых вычислительных машин, которые подыгрывали за цель и за ракету. Именно за счёт разработанных Гридиной новых алгоритмов и был получен положительный эффект. Будучи в предпенсионном возрасте, она часто летала на полигон в Кап. Яр, где на 33-й площадке располагался опытный (4-х канальный) образец Б-200, на котором и отрабатывались все изменения. А 20-ти канальная станция на 50-й площадке использовалась для стрельб подмосковных полков. В 1982 году С-25 после 4-ой модернизации была принята на вооружение.[408]

Из-за отсутствия С-300 в установленные сроки продолжились попытки модернизации "старых" систем. Примерно в 1978 году появился эскизный проект по модернизации С-125. Большую часть аппаратуры комплекса, которая изначально была аналоговой, предполагалось заменить на цифру, используя конструктивные и технологические решения С-300. Ракета получала новый, более плотный пороховой заряд в стартовом и маршевом двигателях. Всё это позволяло увеличить дальнюю границу зоны поражения до 42 км. Это при том, что принимаемая в это время на вооружение С-300П с ракетой 5В55К имела дальность 45 км, а стоимость одного канала в несколько раз дороже, чем у модернизированного С-125. Дальше опытное производство изготовило ячейки и блоки, началась их настройка и через год можно было бы приступать к полигонным испытаниям. Но к концу 1979-го года работы стали замедляться, а затем и вовсе были прекращены. По словам имевших к этому отношение специалистов, оказалось, что Б. В. Бункин запретил эти работы. Предлогом для этого было то, что нужно было наращивать объёмы производства только что принятой на вооружение С-300П, в том числе за счёт свертывания производства других систем. Военные, которые очень хотели эту модернизацию, во главе с генералом Сидоровым пошли к Бункину, чтобы он, как Генеральный конструктор, разрешил делать модернизированную С-125 "Печору" хотя бы для поставок на экспорт. Но Бункин всё отвергал под предлогом занятия мощностей. Ему доложили, что необходимое количество производимых для модернизации С-125 цифровых блоков (из расчёта 20 комплексов в год) составит всего 1 % от производства блоков для С-300. Но Бункин всё говорил: "Нет", а военные всё просили продолжить модернизацию. Наконец Бункин, по словам очевидца, снял пиджак, бросил его на пол и начал топтать его ногами с криком: "Кто здесь Генеральный конструктор?!" Ему военные отвечают: "Вы, конечно, Борис Васильевич!» "Ну тогда пока Я Генеральный конструктор, модернизации С-125 не будет!" На том и расстались.[409]

А разработанные для модернизации С-125 блоки уже работали на стендах. Тогда и родилась идея попробовать их в С-25. Основная проблема С-25 – это совершенно устаревшая элементная база, сами же идеи, по которым построена система, вполне соответствовали задачам ПВО Москвы. Ракеты для С-25 к тому времени достигли большого уровня совершенства – бортовая аппаратура была сделана на современной элементной базе, БЧ имела управляемый поток осколков и т. д. В 1976 году предлагалось даже поставить в станцию наведения Б-200 ЭВМ БЭСМ-6. Поэтому можно было бы попробовать аппаратуру, разработанную для модернизации С-125, применить с соответствующей доработкой в составе С-25. Решили попробовать цифровой блок БВК (блок выработки команд) на КИМСе-25, начальником которого была О. А. Гридина. Сначала провели электронные пуски со штатным аналоговым блоком, затем по тем же целям с цифровым. Результат оказался очень положительным.[410]

После несложных доработок удалось все БВК станции Б-200 поместить в один «трёхсоточный» блок, в котором было две одинаковых группы ячеек – для угла места и для наклонной плоскости. Та же идея была использована и для решения задач прибора пуска, и для координатного устройства, в котором надо было решить задачи определения 120-ти координат – по три (два угла и дальность) для 20-ти целей и 20-ти ракет. Всего на станции Б-200 получались шесть блоков, размещённых в двух "трёхсоточных" шкафах – один блок БВК, четыре координатных блока: два угловых (цели и ракеты), два по дальности (цели и ракеты), блок прибора пуска. Но на высшем уровне эта идея была отвергнута.[411]

В 1978-79 годах военные категорически не хотели заменять Б-200 на С-300, а хотели усилить "трёхсоткой" имеющиеся позиции, как это сделали в 562 ЗРП. Даже разрабатывался блок для сопряжения станции Б-200 с РПН С-300, который должен был пересчитывать координаты сопровождаемых РПН-ом целей в координаты Б-200 и отображать их специальными значками на индикаторах, чтобы не допускать двойного обстрела целей.[412]

Вспоминает подполковник Вадим Павлович Воскресенский, ветеран в/ч 92598:

«Я вам откровенно скажу, ничего не приукрашивая – вот я пришёл на станцию в 1955-м году, в Покровское, в в/ч 92924, в 1972-м году стал начальником станции уже здесь, в Рогачёво, и ушёл со станции в 1979-м, главным инженером полка стал. И за всё это время у меня никаких претензий абсолютно ни к какой системе станции не было. Никаких претензий! Вот говорить о том, что она отжила свой век, что она стала дряхлой, что она износилась – исключено! Поэтому многие удивились, когда её стали ломать, она могла ещё проработать. И она обеспечивала великолепные возможности. Ещё десяток лет она могла обеспечивать уничтожение целей, которые тогда имелись, с теми параметрами. Ну, конечно, там наверху виднее, потому что надо было развивать более современные системы. А вот моё убеждение, как я знаю, насколько она была совершенна и насколько с точки зрения её износа – она ещё лет 10 точно могла прослужить. Она обеспечивала уничтожение всех целей, ну единственное – кроме крылатых ракет. Крылатые ракеты были уже ей не под силу, потому что были низковысотные и, самое главное, малоразмерные цели, она могла их уже не взять. Проблема была только в этом».

В результате в конце 1970-х годов возникла дилемма: модернизировать уже стоящие на вооружении ЗРК С-25, С-75, С-125, С-200, при этом не спеша продолжать испытания и доводку С-300, или же все силы бросить на скорейшее внедрение новейшей С-300, прекратив работы по модернизации старых комплексов. У каждого из путей развития были свои сторонники и противники.

За первый путь – модернизацию «старых» комплексов и постепенное «доведение до ума» С-300П – выступала часть представителей промышленности (та, которая была связана с сопровождением «старых» комплексов) и военные. Их аргументы были следующими:

– «старые» комплексы освоены промышленностью и войсками;

– их ТТХ после модернизации не только не уступают С-300П, но и превосходят их, особенно по досягаемости по высоте и отражению массированных налётов (для ЗРК С-25, С-75, С-200 были разработаны и стояли на вооружении спецзаряды);

– стоимость модернизации существующих комплексов получалась существенно меньше, чем вновь создаваемой «трёхсотки».

В отношении С-25 у военных были и свои соображения, которые, как правило, вслух не озвучивались. Их не устраивало то, что вместо полка С-25 предлагалось ставить дивизион С-300, а это и должности ниже и штаты меньше. С-25 существовала только под Москвой, и это создавало проблемы с карьерным ростом – чтобы получить очередное звание, надо было дождаться, когда освободится должность, а это случалось нечасто, в результате офицеры выходили на пенсию в звании майора, капитана, а то и старшего лейтенанта. Но это компенсировалось службой в налаженным бытом рядом со столицей, а после окончания службы – получением квартиры в Подмосковье, а то и в Москве.

Аргументы сторонников скорейшего перехода на С-300 были такими:

– потенциал для модернизации старых комплексов был исчерпан. Аналоговая электроника уже не позволяла улучшать характеристики ЗРК, необходим был переход на цифровую технику и новую элементную базу;

– жидкостные ракеты старых комплексов были трудоёмки и опасны в обслуживании. К 70-м годам твёрдотопливные ракетные двигатели приблизились по характеристикам к жидкостным, и отказ от жидкостных ракетных двигателей не ухудшал характеристик ЗРК;

– унификация комплексов С-300, даже частичная, сулила в перспективе большую выгоду;

– С-300 более эффективен при работе по низковысотным целям, что было особенно актуально в связи с принятием на вооружение в США крылатых ракет;

– С-300ПС имел время развёртывания и свёртывания на порядок меньшее, чем С-75 и С-125, что обеспечивало ему большую живучесть в условиях боевых действий.

Ярым сторонником перехода на С-300 был Генеральный конструктор системы Борис Васильевич Бункин. Он обладал темпераментным характером, и, видимо, не без оснований считал, что нерешительность и половинчатые решения только затянут принятие С-300 на вооружение.

И, конечно, на полном перевооружении 1-ой Армии ПВО ОН настаивал Д. Ф. Устинов – железный "сталинский" нарком.[413]

Дмитрий Фёдорович Устинов был назначен Министром обороны СССР 29 апреля 1976 года. В армейской среде это назначение было воспринято неоднозначно. Из книги В. И. Варенникова «Неповторимое»[414]:

«Мы оторопели: министром обороны назначен Дмитрий Федорович Устинов! Одновременно ему же присвоили воинское звание «генерал армии» и он был избран членом Политбюро ЦК (переведен из кандидатов в члены). Через несколько месяцев ему присваивается звание маршала Советского Союза. А еще через два года он получает Героя Советского Союза (к двум Золотым Звездам Героя Социалистического Труда). В общем, звания и награды на него посыпались как из рога изобилия. Кстати, воинское звание маршал Советского Союза согласно статусу присваивается президиумом Верховного Совета СССР за выдающиеся заслуги в руководстве войсками. Но Дмитрий Федорович видел эти войска только в кино или на парадах на Красной площади. И самое главное, мы не представляли, как технократ будет руководить такой гигантской, сложнейшей военной машиной? Ведь он ничего не смыслил ни в военной теории, ни в военной практике.

Это назначение прозвучало среди офицерского состава (особенно старшего звена) как взрыв бомбы. Во-первых, Устинов совершенно неизвестен Вооруженным Силам; во-вторых, он сугубо гражданский человек. Ну, как может директор завода (даже оборонного) руководить Вооруженными Силами, в которые входят Ракетные войска стратегического назначения, Сухопутные войска, Военно-Воздушные Силы, Войска противовоздушной обороны страны, Военно-Морской Флот, множество других родов войск? Да никак. Руководить станет другой, а он будет при сём в мундире со звездами».

На завершающей стадии разработки С-300ПТ было принято решение о первоочередном размещении этой высокоэффективной системы для прикрытия Москвы. Постановление Правительства от 23 октября 1980 г. определило порядок постепенного снятия с вооружения системы С-25 с заменой ее средствами системы С-300П. Головным исполнителем новой системы С-50, которая должна была объединить подмосковные дивизионы С-300, был определен Московский НИИ приборной автоматики.[415]

Вспоминает майор Юрий Васильевич Иванов, ветеран в/ч 92598:

«В то время на 25-й системе чуть ли не каждый год были перечни, доработки. Они довольно серьёзные были, они давали свой плюс, тут нечего говорить. Уменьшили нижнюю границу зоны поражения, помехозащищённость улучшили. Когда сделали систему ДСПД, мы могли малым дивизионом управлять, то есть давать им целеуказание.

Приезжали монтажники с Серпухова. Был у них такой руководитель, ездил со всеми доработками, мужик отличнейший – Пеккер. Дедок уже, но он специалист по этой системе был классный. Заводскими силами всё это делалось. Снабжение обалденное было. Каждая деталька, что нужно было перепаять, была уложена, в бумажку завёрнута, подписана. Народу приезжало – вся гостиница была забита. Монтажницы, слесаря… Им отделялся угол специальный, где у них всё хранилось. Обычно это было в убежище пятой группы. Это не просто так – пришли, чего-то там перепаяли и ушли. Там девушки сидят, плетут жгуты. Монтажники спаяли, настройщики настраивают. Аппаратуру частями меняли – часть каналов переделывают, другая часть работает. А когда на высокочастотной части что-то там делалось, то станцию с дежурства снимали, и какой-то полк там поддежуривал.

И эти доработки были до самого конца, до самого последнего дня! А самое поганое – сегодня делают перечень, всё сделали, а завтра демонтируют станцию. Вот какая неразбериха была. Сделали перечень, а завтра пришёл приказ выносить шкафы. И повезли мы их все в Подольск, на базу. Чтобы ни одной детали не пропало с этого шкафа! А там под открытым небом всё бросали. Всё этими блоками было завалено. А в Подольске вообще такие залежи всякого вооружения – это ужас! Там и пушки – стволы от них поленницами лежали. Я сначала думаю – что такое? Подошёл, гляжу, а это поленница лежит такая, стволы. Там этой техники навалено! Ракеты старые – их разбирают там. Чего там только не было!»

Развертывание системы С-300П было начато в 17-м корпусе ПВО (ОН) как головном участке. 22 января 1982 г. в рамках учений «Горизонт-82» на полигоне Капустин Яр 791-й зенитный ракетный полк (командир полка подполковник А. Е. Пахолок) 17-го корпуса ПВО (ОН) c С-300ПТ успешно выполнил начальные боевые стрельбы, и с 1 июля этого же года полк первым в корпусезаступил на боевое дежурство с новой техникой. В 1983 г. начались работы по развертыванию в 1-й армии ПВО (ОН) системы С-50. В процессе создания системы в задуманной конфигурации в период с 1981 по 1985 г. во всех четырех корпусах ПВО (ОН) 1-й армии ПВО (ОН) «дальнее кольцо» полков С-25 было переформировано и перевооружено на ЗРК С-300ПТ. На КП корпусов для управления подчиненными группировками были развернуты КСА 5Н37 «Байкал» (принята на вооружение в 1983 г., разработчик МНИИПА, главный конструктор Безель Я. В.) в шестикабинном варианте с выносом АРМ в залы боевого управления и РИЦ защищенных сооружений КП. В процессе перевооружения полки «ближнего кольца» продолжали нести боевое дежурство на ЗРК С-25.[416]

Последних специалистов для 25-й Системы ГВЗРКУ выпустило в 1984 году – всего 25 человек по КП и примерно столько же стартовиков, остальные выпускники уже изучали С-300.

Использование при развертывании средств системы С-300П развитой инфраструктуры системы С-25 (защищенных сооружений, хранилищ ракет и транспортной техники, бетонированных площадок, дорожной сети, средств связи) позволяло сэкономить значительные средства и обеспечить благоприятные условия хранения и эксплуатации новой техники. В своё время позиции ЗРК системы С-25 выбирали без учета задач борьбы с низколетящими целями, из принципа равномерного размещения по двум кольцам вокруг Москвы. При установке РПН системы С-300 на позициях С-25 образовывались бы большие зоны закрытия по обнаружению низколетящих целей. Среди возможных мер просматривались вырубка лесов в направлении ответственности комплекса, насыпка грунтовых «курганов» или строительство стационарных вышек для размещения антенных постов. В итоге для размещения радиолокаторов подсвета и наведения и низковысотных обнаружителей была разработана универсальная передвижная вышка 40В6М высотой около 25 метров, а затем и вышка 40В6МД высотой около 39 метров. В результате модернизации боевые возможности ПВО Москвы существенно возросли, с учетом автоматизации при ведении боевой работы удалось многократно сократить численность личного состава. На место зенитного ракетного полка С-25 ставился дивизион системы С-300ПТ или С-300ПС. Боевое управление на уровне корпуса осуществлялось с использованием системы «Байкал». К 1991 году в боевом составе системы зенитной ракетной обороны Москвы С-50 насчитывалось 28 полков С-300П.[417]

Как правило, новые полки были трёхдивизионного состава. Поэтому штаб и командный пункт полка С-300П были в оставшейся от С-25 части, а два других полка расформировывались, и вместо них на бывших позициях С-25 оставался дивизион С-300П, а командиром гарнизона (жилого городка) становился командир дивизиона. В 10 корпусе ПВО (ОН) первыми на С-300 перевооружались полки с позывными Малинка, Каплун, Башенка. Другие полки внешнего кольца 10 корпуса ПВО были расформированы, но их позывные перешли к вставшим на их месте дивизионам «трёхсотки»

В 1983-84 году 678 ЗРП (в/ч 86613, «Комитет», г. Клин) расформировали, городок передали в подчинение соседнему 789 ЗРП ("Малинка»), имевшему на вооружении С-300ПТ. Но уже в 1985 году на месте 678 ЗРП был сформирован 17 ЗРП (в/ч 07145), получивший от в/ч 86613 позывной «Комитет». Вновь созданный полк имел на вооружении ЗРК С-300ПС. Один дивизион полка располагался на позициях соседней «Малинки», второй – рядом с городком, на бывших позициях С-25, а третий – на бывших позициях С-25 соседнего «Кенгуру». Таким образом, получилось, что на нескольких бывших позициях С-25 теперь стояло по два дивизиона «трёхсотки» – С-300ПТ и С-300ПС. Причём эти дивизионы подчинялись разным полкам. Такая же ситуация сложилась и на «Завуче» (бывший 644 ЗРП, в/ч 71548) – там дивизион С-300ПТ подчинялся 658 ЗРП (в/ч 92598, «Каплун»), а дивизион С-300ПС – 722 ЗРП (в/ч 86611, «Взнос»). Командиром гарнизона городка был командир дивизиона С-300ПТ.

В 1989 году было сформировано два полка, имевших на вооружении ЗРК С-300В («трёхсотка» на гусеничном ходу, созданная для ПВО Сухопутных войск). Один полк (411 ЗРП, в/ч 86616) находился на технической базе в Белых Столбах, второй (338 ЗРП, в/ч 32163) – на технической базе в Трудовой. Несмотря на общее название, «армейский» вариант 300-ки отличался от «ПВОшного» не только гусеничным ходом. Кроме этого, в С-300В по сравнению с С-300ПТ были существенно усилены возможности борьбы с тактическими ракетами. Это было подтверждено в 1990 году в ходе опытно-исследовательского двухстороннего учения «Оборона-90», когда зенитные ракетные полки С-300В2 центральной группировки 1-й армии ПВО (ОН) впервые выполнили боевые стрельбы по авиационным ракетам – аналогам американских ракет SRAM, осуществляющих полет к цели по баллистическим траекториям.[418]

Существующие стационарные позиции стали рассматриваться как дежурные, используемые в последующем как ложные или запасные. В качестве основных (боевых) подготавливались неизвестные противнику позиции. Предполагалось, что с поступлением на вооружение самоходных ЗРК постоянная боевая готовность будет достигаться упреждающим развёртыванием в угрожаемый период частей на боевых позициях, в сочетании с широким применением ложных позиций и средств радиоэлектронной борьбы.[419]

На рубеже 1970–1980 гг. ввиду всё более явной очевидности недопустимости ядерной войны из-за её катастрофических последствий для человечества, в США и СССР произошёл пересмотр доминировавших ранее концепций неограниченной ядерной войны в пользу войны с применением обычного оружия. В 1982 г. в США была провозглашена «концепция всеобщей обычной войны». Ее материальной основой явились новые виды обычного оружия: высокоточные системы воздушного и наземного базирования; разведывательно-ударные и огневые комплексы повышенной точности, дальности и поражающей способности. В качестве первоначальной цели ставилось завоевание превосходства в воздухе и на море с одновременным уничтожением обычных ударных сил. Объектами первого удара являлись командные пункты высших звеньев управления, система ПВО, аэродромы дальней и фронтовой авиации, пункты базирования основных сил флота, объекты связи и разведки. Начало боевых действий виделось как массированный удар крылатыми ракетами, а затем доразведка и уничтожение оставшихся целей силами пилотируемой авиации. Предполагалось, что боевые действия без применения ядерного оружия продлятся две недели, в результате чего политическое руководство страны будет уничтожено, и вооружённые силы прекратят сопротивление, либо политическое руководство пойдёт на переговоры на условиях победителей.[420]

Принципы военной политики Советского Союза не афишировались, и в открытых программных документах не озвучивались. Для анализа ядерной политики СССР американские аналитики изобрели такие понятия, как «доктрина Устинова» (разделение понятий «ядерная война» и «война с применением ЯО») и «доктрина Брежнева» (ориентация СССР на большую неядерную войну). Доказать либо опровергнуть правомерность подобных построений на базе имеющихся документов невозможно.[421]

Из достоверных фактов, на которых можно основывать какие-то логические построения, необходимо упомянуть, что Советский Союз в 1982 году взял на себя обязательство не применять ядерное оружие первым. (В устной форме оно было сделано еще в Тульской речи Л. И. Брежнева 6 ноября 1977 года.) Если же принять во внимание численность Сухопутных войск и обычных вооружений, то можно предположить, что в Советском Союзе в середине 80-х годов сценарий полномасштабной неядерной войны рассматривали как вполне вероятный. Этим можно объяснить постоянное усиление группировки ПВО Москвы, которое происходило в 80-е годы. Также можно упомянуть, что изначально в ЗРК С-300 предусматривалось применение ракет со спецзарядами – 5В55С. Но до конкретных действий в этом направлении дело не дошло.

После распада Советского Союза военная и геополитическая ситуации изменились. 7 мая 1992 г. было объявлено о фактическом создании Вооруженных Сил нового суверенного государства – Российской Федерации. Они создавались при крайне неблагоприятном для России соотношении сил на всех стратегических направлениях. Главным фактором сдерживания была способность Стратегических ядерных сил наносить агрессору неприемлемый ущерб в ответных действиях в любых, самых тяжелых условиях его нападения (глобальное сдерживание).[422]

В начале 1990-х годов российские эксперты пришли к выводу, что Российская Федерация не сумеет удержать паритет с НАТО по обычным вооружениям. Это повышало роль ядерного компонента российской военной политики. В «Основных направлениях Военной доктрины РФ» (ноябрь 1993) было исключено обязательство не применять ядерное оружие первыми. В проекте «Концепции национальной безопасности РФ» (март 1995) основной задачей российских СЯС было объявлено «ядерное сдерживание». В «Концепции национальной безопасности РФ» (1997-го года) фиксировалась задача проводить политику ядерного сдерживания с целью предотвращения военной агрессии против России и её союзников.[423]

В «Военной доктрине Российской Федерации», утверждённой 25 декабря 2014 года, об этом сказано так:

«27. Российская Федерация оставляет за собой право применить ядерное оружие в ответ на применение против нее и (или) ее союзников ядерного и других видов оружия массового поражения, а также в случае агрессии против Российской Федерации с применением обычного оружия, когда под угрозу поставлено само существование государства. Решение о применении ядерного оружия принимается Президентом Российской Федерации».[424]

Но надо было организовывать оборону и всех других важнейших объектов государства. По решению правительства Российской Федерации в 1992 г. к решению этой задачи были привлечены ведущие научно-исследовательские институты всех министерств и ведомств Российской Федерации. Каждое из них на основе соответствующих исследований вклада отдельных предприятий промышленности в развитие своей отрасли и государства в целом обосновало и провело ранжирование объектов, определив приоритетность их прикрытия войсками и силами противовоздушной обороны.[425]

Естественно, практически каждое министерство и ведомство полагало, что именно их объекты являются важнейшими и подлежат прикрытию силами ПВО как в мирное, так и в военное время. В связи с этим военным институтам при ведущей роли 2 ЦНИИ МО (г. Тверь, начальник ЦНИИ – генерал-майор Сумин А. С.) в тот период пришлось решать задачу разработки соответствующего методического аппарата определения «сквозной» важности различных по принадлежности объектов. На одну чашу «весов» надо было положить АЭС и города, объекты инфраструктуры и группировки войск. Эта научная задача была новой, однако предпосылки к ее успешному решению уже были созданы достаточно мощной научной базой, разработанной в этом институте.

Аналогичные работы, но только в целях определения взаимосвязи различных экономических комплексов государства, велись в Институте макроэкономических исследований (ИМЭИ) Министерства экономики. Этот институт и был назначен ведущим в области разработки предложений по прикрытию войсками ПВО за весь экономический блок и инфраструктуру государства. Непосредственным исполнителем работы являлся коллектив, возглавляемый доктором экономических наук Самсоновым К. П.

В ходе работы по определению важнейших объектов нового суверенного государства, – Российской Федерации, министерства и ведомства представили общий перечень в объеме до 5 тысяч таких объектов. Для их обороны надо было создать сплошную зону огня зенитных ракетных средств практически над всей страной. Естественно, такое осуществить было невозможно. И вот здесь как раз и потребовались разработки ученых 2 ЦНИИ МО. После долгих межинститутских и межведомственных согласований перечень этих объектов был сокращен практически в 10 раз.

Дальше оставалось дело за военными. В Министерстве обороны эту работу возглавляли Войска противовоздушной обороны. Непосредственными исполнителями были Центр оперативно-тактических исследований (начальник Центра – полковник Демедюк В. К.) и Главный штаб (оперативное управление, начальник – генерал-лейтенант Дубров А. Н.) Войск ПВО. В ходе кропотливой работы с учетом местоположения объектов, возможностей СВН противника, возможностей группировок войск и сил ПВО видов Вооруженных Сил (Войск ПВО, ВВС, СВ или ВМФ) были определены конкретные объекты обороны от ударов с воздуха на мирное и военное время. Подготовленный Министерством обороны и представляемый Войсками ПВО проект указа Президента России «Об организации противовоздушной обороны в Российской Федерации» был рассмотрен на заседании правительства России.

13 июля 1993 г. за № 1032 этот Указ был подписан. Это был первый нормативный документ такого рода за всю историю СССР и молодой России. Он состоял из текстовой части, содержащей предписание о порядке применения Указа с соответствующими поручениями правительству Российской Федерации, и двух приложений. Первое приложение вводило «Перечень важнейших объектов Российской Федерации, подлежащих прикрытию войсками и силами противовоздушной обороны». Второе – «Принципы организации противовоздушной обороны Российской Федерации, построения группировок войск и выполнения ими задач», определявшее порядок перехода к созданию системы воздушно-космической обороны государства.

Утвержденный Указом перечень объектов включал объекты органов государственной власти и управления, объекты Вооруженных Сил (по органам управления и видам Вооруженных Сил, родам войск и специальных войск, тыла Вооруженных Сил), важнейшие объекты экономики и инфраструктуры страны. Насколько этот документ был разносторонне подготовлен можно судить хотя бы по тому, что в состав объектов экономики страны входили объекты ФАПСИ, радиационно- и ядерноопасные объекты, объекты спецхимии, ГЭС, ГРЭС, крупнейшие города – промышленные центры страны, объекты транспортных коммуникаций (железнодорожные узлы и станции, мосты и тоннели) и другие ключевые элементы инфраструктуры. В этом перечне объекты государственной власти и управления составили до 4 %, в остальном – примерно поровну были представлены объекты Вооруженных Сил, экономики и инфраструктуры государства.[426]

Но Москва и центральный промышленный район всегда были приоритетным объектом противовоздушной обороны. И если в середине 20-го века такая постановка вопроса имела смысл, то к 1990-м годам ситуация изменилась. Все регионы страны были экономически взаимосвязаны и взаимозависимы. Поэтому даже если в случае гипотетической войны противовоздушная оборона центрального района была бы абсолютной, потери, нанесённые экономике страны в других, менее защищённых регионах, неминуемо и пагубно сказались на жизни в Москве. Но инерция старых представлений какое-то время ещё сохранялась. Здесь уместно привести замечание А. Г. Басистова (главного конструктора системы ПРО Москвы А-135, принятой на вооружение в 1995 году), сделанное им в частном разговоре в начале 70-х годов, в период, когда ему было поручено руководство разработками перспективных средств ПРО. На заявление, что, учитывая опыт системы «А-35», не следует спешить с созданием проектов систем ПРО, он заметил: «Вы что же думаете, я это не понимаю? Но попробуйте обратиться в военно-промышленную комиссию с просьбой о выделении средств для научных исследований, а не для создания системы ПРО Москвы – ничего не получите».[427]

Поэтому подмосковную группировку ПВО пытались сохранить в прежнем составе, несмотря на распад СССР и тяжелейшую экономическую обстановку. Значительную часть рядового и сержантского состава подмосковной ПВО составляли призывники из Средней Азии и других союзных республик. К середине 90-х годов нехватка личного состава достигла такого уровня, что в караул приходилось ходить офицерам. Катастрофическая ситуация в экономике привела к многомесячным задержкам денежного довольствия военнослужащим. В обстановке постоянно растущих цен семьи офицеров выживали только благодаря продовольственным пайкам мужей. Ухудшилась и без того не блестящая обстановка с жилищно-коммунальным хозяйством в военных городках. Участились случаю отключения не только горячей воды и отопления, но и вообще водоснабжения и канализации. Из-за недофинансирования выросла задолженность войсковых частей перед Мосэнерго, в результате чего энергетики пытались отключать за долги электроснабжение не только городков, но и боевых объектов.

Массовые сокращения сил ПВО под Москвой начались в 1997 году. В результате к 2013 году в составе двух бригад ПВО – 4-й (в/ч 52116, Долгопрудный) и 5-й (в/ч 52096, Видное) – осталось по 5 зенитных ракетных полков. С 2007 года началось их перевооружение на ЗРК С-400.

Такие действия военного и политического руководства страны оцениваются неоднозначно. Например, широко распространена такая точка зрения:

«Вследствие резкого сокращения этих полков, нарушившего сложившуюся систему их эшелонирования и взаимного прикрытия, боевые возможности системы С-50 катастрофически упали. Если до реформирования ПВО к объектам Москвы и Московской области в ходе даже внезапного первого удара вероятного противника через систему обороны С-50 могли прорваться максимум от двух до шести маловысотных стратегических крылатых ракет (СКР) из 100, то в настоящее время даже после длительных подготовительных сроков приведения огневых средств в боевую готовность систему обороны С-50 способны будут преодолеть не менее 75 СКР из 100».[428]

Следует назвать вещи своими именами – только вооружённые силы США имеют на вооружении крылатые ракеты, которыми можно обстреливать Москву. И именно американским политикам адресованы положения Военной доктрины о праве РФ ответить ядерным ударом на неядерное нападение, несущее угрозу существованию нашего государства. Именно так следует рассматривать попытки воздушной атаки на Москву. Очевидно, и это доказывает исторический опыт, что ядерное сдерживание является эффективным средством предотвращения агрессии против нашей страны. И в свете этой концепции становится понятным, почему силы ПВО Москвы на данный момент не слишком многочисленны.