658 зенитно-ракетный полк особого назначения

Глава 19. Женсовет в/ч 92598

Вспоминает Зинаида Андреевна Кайдан, супруга Петра Потаповича Кайдан, первого начальника штаба в/ч 92598 (1953–1966 гг.). Записано в декабре 2011-го года:

«Мы приехали в городок, как только была организована часть. Мы приехали, по-моему летом. Ну этот момент я сейчас уже точно не помню. Сначала жили в финском домике, и мансарда там была, но она не отапливалась. Мы жили вот где колонка, если к колонке этой стоять, то наш домик был с правой стороны. А напротив ещё ряд этих домиков, домики были в два ряда. А тут обычная дорога, не асфальтированная, ничего.

Эти вот высокие дома, двухэтажные, это позже построили. И баню – это потом. В баню сначала в Рогачёво ездили. А когда двухэтажные дома построили, мы туда переехали. Наш стоял прям параллельно дороге, двухподъездный. В первом Брыксин жил, а мы жили во втором, на втором этаже. А Тарасёнок, командир части, жил в финском домике.

В полку Пётр Потапович всё время был начальником штаба. На стрельбы ездил в Кап. Яр, и мы их ждали. Всегда отстреливались там на «пятёрку». И вот мы их тут встречали с песнями. Праздник всегда устраивали в полку. А нам они привозили по арбузу. Это вот так вот у нас было.

А чем он на службе занимается, он мне не рассказывал. Ни в коем случае! Зачем мне это? Приходил и уходил. А расписание я вам сейчас скажу. Мы вставали все в семь часов, потому что надо детей кормить. Пётр Потапович иногда сразу уходил, не завтракая, потому что там развод и все процедуры. Это нас не касалось. Он бегом туда, и потом, когда всех по местам распределит, чтобы без всяких аварий и приключений, и тогда он приходит. А я детвору свою – дочку и сына – накормлю к школьному автобусу. Давай, марш, бегом! Потому что уже звонят – ворота открыты, надо ехать в Рогачёво. Вот такой у нас был порядок.

Ну и делали тревоги, такие учебные. Когда тревога – уже там не зевай! Он бегом бежит скорей, машину к штабу, а сам на бегу одевается. Сын кобуру с портупеей в руку ему, дочка – гимнастёрку в руку, сапоги он сам натягивает, там стульчик был около двери. И всё, вот это всё на плечо, по этим ступенькам со второго этажа и бегом до этой проходной. На ходу гимнастёрку надел, портупею застегнул, фуражку надел – вот так вот у нас тревоги были. В полку тревога – семья не спит. Ну вот так мы жили.

А когда Карибский кризис был – ну тогда вообще никто дома не был. Да вы что! Там прям эта вертелка всё время вертела, и солдаты там сидели. Пётр Потапович только скажет – я не приду вот там неделю или сколько, у нас учёба идёт. И всё! А мы как-то не старались влезать. Питание всё для солдат в машину грузили из столовой – и хлеб там, и еду. Отправляли, и там они получали всё сполна. Питание у них всё было такое же, как если бы и в городке.

Пётр Потапович свои обязанности на «отлично» знал. В полку был порядок, самовольщиков вылавливали, на гауптвахту сажали. Ну а так иногда приходили:

– Можно вот пойти, девушка пришла?

– Ну ладно! Чтоб вот во столько был тут, в проходной. Я проверю!

А когда ехал туда, где станция, с проходной трезвонят: «В КП поехал! Выехал». А он из штаба звонит: «Машину к проходной!» И только ему открыли ворота – уже туда сигналы: «Ждите, КП. На подъезде». Ну всё, там, значит, порядок. Вот такие дела были. Так что весёлая жизнь была, порядок был.

Тарасёнок несколько лет командиром был, а потом говорили, его в Иркутск перевели на полигон. Я знаю только то, что предложили ему уйти. Тут, видишь, такая закавыка получилась, что его приметили с этой Дунаевой. Дунаев – это начальник связи. Он уехал на экзамены в Питер, по-моему, в академию. А тут, значит, любовь мимолётная. Жена у Тарасёнка не хотела сюда переезжать, в городок. Она жила в Москве, у неё там тоже был. Какая-то неувязка семейная была. Вот из-за этого его отсюда убрали, и, наверное, в наказание послали в Сибирь. Ну это я знала, потому что дочка у них взрослая уже была, такая же как моя дочь, Татьяна Петровна.

Потом пришёл Егоров. Ну, Егоров есть Егоров, командир полка. Тарасёнок был москвич, а этот – ленинградец. Да, а с Егоровым… Егоров вообще-то любил выпить, не особенно там занимался работой, а больше почти вся работа лежала на начальнике штаба. Потому что он: «Ну ладно, Пётр Потапыч, я пошёл». Или: «Я поехал». Ну и всё. Пётр Потапович есть – он и дежурство проверит, на постах пройдёт, туда на станцию съездит, туда, где крутилка эта. И в дивизион съездит, везде проверит. А иногда тревогу объявлял. Неожиданно позвонит, там Акенчус все эти граммофоны как включит, то даже где чуть подальше солдатики, они вприпрыжку бегут. Все были на местах. Так что дисциплина была отличная. Ну а Егоров – что там ему? Начальник штаба грамотный, не алкоголик. Он не пил. Если там какой праздник, он ездил на велосипеде, машину никогда он не брал.

Я в городке не работала, потому что дети в школу пошли. Возили на автобусе, автобус всё время к проходной, и все дети, которые учились в Рогачёво – их везли на автобусе из городка. Чтобы они не на рейсовом ехали, чтобы не ждали – когда какой автобус, а уже сразу к школе и из школы к такому-то времени. В школе там заканчивалась у детворы уроки – тоже там ждали, забирали и привозили в городок. Если дети в городке – то это уже отвечали родители, мы уже не отвечали. Ну из городка вроде никто не уходил. Знакомых у них там в Рогачёво особенно не было, да и там кружков таких, как сейчас не было.

Я на велосипеде ездила до Рогачёва. Нужны мне какие продукты, не хватает – я сажусь на велосипед, подъезжаю к проходной, мне там открывают ворота, я там выезжаю, и до Рогачёва. Где-то там мостик, я проезжаю, и где-то там продовольственный магазин. Крупу и что-то там взяла, на руль повесила и приехала домой.

У нас женсовет был, который занимался всей этой организацией житья и самодеятельностью. Председатели женсовета менялись, у нас на год выбирали. И я была. Выбирали на собрании. Женщины собирались в городке, собирали собрание. И какие претензии, что-то не хватало, что-то надо делать, что-то надо приобрести, чтобы сделать выступление, подготовить – кто там будет на баяне…Там все вопросы – и бытовые, и развлекательные – все вопросы женщины решали. У кого, например, не хватало угля, не привезли – значит сразу надо звонить. Ещё такой вопрос – давайте организуем выступление, подготовим концерт к Новому году.

А мы всё время самодеятельность готовили, то гопака готовили, то ещё чего. Там, наверное, есть такие снимки – что выступаем мы на сцене в клубе? Так что мы и солдат тоже веселили хоть капельку. Ну и ребята были подвижные, спортивные, они тоже в танцах участвовали. Вечера создавали, Новый год, столики в клубе. Он стоит ещё? Тоже пенсионер уже, да?

В клубе мы накрывали столики, там на четыре человека и на шесть. Автобус выделяли в Москву за продуктами женсовету. Деньги с каждого человека собирали и закупали. И рассчитывали – бутылку шампанского на стол и бутылку вина. Вот, по-моему, водки у нас не было. А потом оркестр и танцы. Танцевали полечку и краковяк, и тустеп, русскую, перепляс.

Да, и для солдат там в клубе тоже делали. Девушек из Рогачёво приглашали. На проходной пропускали, там список делали, что вот придут. Много приходило. А выступали там и ребята-солдаты. Вот, например, я там с солдатом с одним…Так что и офицеры участвовали в этой самодеятельности, и солдаты участвовали. Да, хор у нас был. Приходила с Рогачёва преподаватель, из музыкальной школы, готовила. У меня, например, и дочка, и сын окончили Рогачёвскую музыкальную школу по фортепьяно. И документы получили – что они окончили музыкальную школу. Они имели право поступать в музыкальное училище уже. И оканчивали на «пять», потому что преподаватель очень хороший был и требовательный. В общем, почти все дети, почти все девочки оканчивали музыкальную школу. Даже приезжали с Покровского, из соседнего полка. Две дочки командира полка, две девочки, и такие музыкальные, потом они поступили в училище. А вот как его фамилия – забыла. Вот Старко или Скирко? Ну ладно.

И вот когда этот Егоров ушёл в отставку, по болезни или как – я не знаю, то все думали, что командиром полка Пётр Потапович будет, потому что порядок был всегда в городке, и отстреливались всегда на «пятёрку». И тут вдруг присылают Лаптева. Он тоже начальником штаба был, в другом полку. Да, и вот и разница – почему? Бог с ним! Ну, как говорят, не прыгнешь, и жалобу не напишешь. Что дали, что получилось – не обжалуешь.

Но потом начальником штаба прислали… Я забыла его… Ганеев! Ганеев Мясрур Исхакович. Но звали все его Михаил Иванович. Тут получилось так, что надо было уже на стрельбы ехать, а прибыл Ганеев. Ну и Пётр Потаповичу предложили демобилизоваться.

Мы там ещё немного пожили, в этой трёхкомнатной на втором этаже, в городке. И Пётр Потапович устроился в Синьково, на испытательный полигон. А кем же он там был? По-моему, в первом отделе, в секретном. Ездил из Рогачёва в Синьково на этот испытательный полигон. Потом он рассказывал, как там эти машины прыгали, чтобы знать, как корпус, как мотор работает. Потом он уже стал на очередь. Думали, где-то в Синьково дадут квартиру, или в Дмитрове. Плохута, замполит, в Клину квартиру получил. Ну пока было время, что можно было подождать, Пётр Потапович работал в Синьково, близко и работа, и семья в трёхкомнатной квартире. И потом ему позвонили из Москвы, и нам предложили в Жуковском вот эту квартиру».

Вспоминает подполковник милиции Михеева Келимат Джантемировна:

«В то время я была Журавлёва – по первому мужу, а в городке меня звали Римма Владимировна, так привычнее.

Мы приехали в Рогачёво в 1967-м году. Моего мужа, Журавлёва Виктора Фёдоровича, призвали сюда, а я поехала с ним, у нас тогда уже двое ребятишек было. До этого мы жили в городе Губкин. Муж после срочной службы вернулся к себе на родину и работал на Лебединском руднике. И вдруг его вызывают в военкомат и предлагают офицером в армию. Вот такое очень выгодное предложение ему сделали. А он работал мастером на рУднике, на хорошем счету был. Ну пришёл домой, стали советоваться. А мы жили на частной квартире, своего жилья нет, ничего нет. Это не шило на мыло менять. Я сразу сказала ему – соглашайся. Тогда офицер Советской армии – это было очень почётно. Во-первых – форма, во-вторых – содержание, в-третьих – зарплата, в-четвёртых – сразу сказали: дадут жильё. А у нас уже было двое детей. И мы приехали.

Мужа назначили начальником связи. Нам действительно сразу дали половину домика. Красота! В городке были финские домики, и были сады, и всё было зелено. Вот мы жили – у нас были финский домик и небольшой участочек земли. И всё было своё на огороде – и картошечка, и ягоды, и яблоки, и вишня. В городке был магазин, и раз в неделю глобальный привоз – и вещевой, и продовольственный. И все затаривались на неделю – мясо там, колбаса, масло сливочное. А хлеб, молоко, так по мелочи – это каждый день забежать можно было. В село в магазины не ходили, я и не знала, где там магазины даже, потому что в нашем магазине было всё. Правда, хорошее что-то привозилось в малом количестве, и тогда женщины занимали очередь. И зимой, когда холодно, дежурили, чтобы купить хорошую тряпочку – это было. Но жена командира, конечно, никогда не стояла в очереди.

А я до переезда работала пионерской вожатой в школе, и привыкла работать, а тут людей не знаю, никого не знаю. И сидеть дома не хотела, я рвалась на работу. Приехала в Дмитров в горком комсомола, а там говорят: «Какая ты пионервожатая, у тебя двое детей!» Но есть люди, которые и в старости пионервожатые. Вот я до сих пор пионервожатая (смеётся).

Мой муж понимал, что меня домашними рамками не удержать. И мама моя ещё была жива, она с нами жила, помогала. Поэтому когда у мужа на службе как-то зашёл разговор, то он заикнулся, что жена может помочь в каком-то вопросе. И раз пришёл со службы и сказал мне – просили, чтобы ты пришла. Я пришла в штаб, замполит поговорил: «Что можете?» Замполитом тогда Деменьтьев был. Красавец! Ой, душа, боже, какой же человек! Он меня потом в партию принимал. Я говорю: «С детишками могу». Замполит сказал: «Вот нам нужно заниматься с детьми». Я говорю: «Я с удовольствием».

Дементьев сделал так – меня взяли на службу телефонисткой, заключили со мной договор. Но на самом деле я носила почту на всю часть. Носила все газеты, журналы, посылки на жилой городок, солдатам – это всё было полностью на мне. «Село Рогачёво, в/ч 92598» – вот какой был почтовый адрес. В части своего отделения связи не было, была я – письмоносица. Отделение связи было в Рогачёво. Я туда ездила на автобусе, иногда пешком топала. А оттуда уже опять на автобусе. А когда посылки забирала, то из части уже выделялась машина. Я всё получала, готовила, чтобы везти, и солдат всё это грузил, приезжали в городок, выгружали всё в одно место в штабе, затем раздавала. Ну особист контролировал, чего тут объяснять – всё как положено.

С утра я бежала на работу, брала свою сумку и туда летела. Там разбирала газеты-журналы, загружала в свою сумку, расправлялась с посылками. Практически раз в неделю мы посылки получали. Потом я приезжала и разносила сразу по всему городку. Когда как, но до обеда не управлялась, где-то до трёх. Получалось, что когда приносила свежую газету, журнал, офицеры как раз обедали, у них с двух до четырёх обед был. Так что как раз в это время на стол им ложилась свежая газетка. Я как сейчас помню, всё Тягай меня окликал: «Ну что ты всё бежишь да бежишь, ну давай пообедаем».

И я пришла в клуб. Всем было очень интересно – маленький городок, и вдруг появилась какая-то фифа, финтифлюшка, понимаете, которая тут закрутила-завертела с ребятишками. Ребятишки в рот смотрели, всё выполняли. Я поняла, что тут надо очень осторожно, потому что ребятишки очень исполнительные, очень дисциплинированные, очень такие – ну особые какие-то, понимаете? Детей много было. Ну вот мы когда ездили – то целый автобус. Даже вот здесь на фотографиях, где вот есть построения… Очень много было. И они старались почти все, почти все бегали в этот детский сектор. Там занимались кукольным театром, вязанием, концерты готовили всегда, художественную самодеятельность, спектаклем занимались – в общем, очень много. И лепили, и вырезали, и просто рассказывала я что-то, я много читала и какие-то детские книги рассказывала. И сидели, просто разговаривали. И на площадке в волейбол играли, мальчишки в футбол гоняли. В клубе и на площадке напротив магазина.

Я вам так скажу: рогачёвские дети и дети из городка – небо и земля. Потому что дети из городка были дисциплинированные, с чувством достоинства и ответственности. И это было видно. Ну давайте так говорить, я не хочу ничего плохо сказать, но! Вот родители, скажем, работники сельского хозяйства, та же мама доярка, отец тракторист. Если это порядочные люди, то, конечно, там всё на месте. Но основная масса были такие, что выпивохи, ведь выпивали и мужчины и женщины. Потом, работа доярки – это чуть ли не день и ночь. Не зря тогда давали им разные талоны и всевозможные льготы. Как сейчас помню, мы ехали в автобусе с уборки урожая, уже позже, когда я из городка ушла, и в город ехала доярка, судя по запаху. Красивая молодая женщина, у неё руки все в кольцах – ну потому что доярки получали очень прилично. Но руки… И грязные, и ногти, и всё такое – это уже не отмоешь, это уже профессиональное. Поэтому если женщина круглые сутки на работе, если мужчина тоже – то на что похожи дети.

Так что дети из городка, конечно, отличались, даже говорить нечего. Вообще городок был закрытый, в нём было совершенно безопасно. У нас дети гуляли – мы никогда ничего не думали. Мы знали, что за пределы городка он не выйдет, а значит, с ним ничего не случится. Никаких краж в городке не было. У нас всё стояло, всё висело, лежало всё – и ничего никуда не исчезало никогда. Я не помню ни одного случая, чтобы у кого-то что-то пропало.

Так вот про занятия с детьми. Вот мы проводили, например, походы. Пешком, до Подъячево. Маршрут разрабатывался, и мы по этому маршруту шли. У каждого из детей вещмешочек, но, конечно, особо не перегружали. Руководство части выделяло тушёнку, овощи, это на машине отвозили туда. У каждого сухой паёк немножечко, пока мы дойдём, чтобы ребёнок голодным не остался. Организованно привал, организованно перекусить – кто бутерброды из дома, кто чего. Я помню, первый раз, когда мы пришли в Подъячево, там знали уже. Естественно, замполит, комсомольская организация договаривались с руководством совхоза. Моё дело было – только дети. А эти серьёзные, глобальные вопросы – проверка маршрута, проезжали, проходили комсомольцы из городка, чтобы там мало ли, дети разного возраста – и большие, и совсем малюсенькие. Но они тоже шли, потому что попробуй их не возьми! Вот мы когда туда пришли, нас встретили, мы пришли поздно вечером, уже темнело. Мы утром вышли и поздно вечером пришли, все уставшие. Нас поселили на сеновале – такой сарай громадный, совхозный, и он двухэтажный, и там на втором этаже сено. Ну специально, видимо, разрешили, разровняли, чтобы у нас как подстилка была. Привезли нам бидон свежего молока, свежего хлеба. Вот это ужин был у нас – молоко с хлебом. И после этого ещё мы отдохнули, поиграли. Я как помню – ребятишки бороться начали. А я-то, я же говорю – дитё! Мне Ганеев, мальчишка, говорит: «Да, Римма Владимировна, вот вы замечание делаете, а вы сами не умеете». А он был такой крепенький парнишка. Я говорю: «Давай, кто кого». И мы с ним боролись. Я его на лопатки, конечно, положила. Все орали как резаные. Он сын командира, его маленечко недолюбливали. Ну а после этого, как на лопатки положили, тут его все возлюбили, потому что жалко его, он такой вроде посрамлённый оказался. И легли мы все спать.

А на следующее утро, чуть свет поднимаемся, опять по кружке молока с хлебом и на уборку урожая, на сбор клубники. Оставили дежурных по кухне, которые должны были чистить картошку. Там я сказала – сколько, чего и как. И мы прямо через лес, до поля ещё идти много. А ещё сонные, спотыкаются, ещё не проснувшиеся. Пришли – поле огромное! Громадное! И вот сказали, как собирать. Если попадёт зелёненькая – в отдельный туесочек. Я сказала: «Я вас очень прошу – не ешьте!» Ну всё-таки брызгают её, мыть надо и всё такое. Ну а потом много есть-то нельзя, это ж все дети разные. Ну кто есть кто – сразу познали. Прошли 10 метров – у кого-то уже полная, а у кого-то одна ягода лежит. И вот у одной девочки началась рвота. Как только одна начала тошнить, сразу все испугались, кушать перестали. Пришлось прочистить желудок и в тенёчек её. Вот всё это поле собрали, и набралось таких туесочка три штуки – зелёной. Я говорю: «Не пугайтесь! Мы из неё компот сварим!» Все прямо обрадовались и пешком назад. Уже чувствуется – все устали, им пешком не хочется. «Песню запевай!» – и вперёд через лес. И я сказала: «Так, будете идти – приятное с полезным, собираете грибы. Сварим грибной суп». Все – ура! Вся усталость куда-то пропала. И получилось, когда пришли уже в стан, к себе туда – картошка уже начищена, костёр уже горит, грибов море. Я говорю: «Все грибы в одно место, я перебирать сама буду». Опять чувствую, что маленькие-то устали: «Так, поприлечь можете». Руки вымыли, там умывальничек, поливают друг дружке, я давай обед. Они играют – кто с мячом, кто так, кто помогает, кто воду несёт, ну дружно всё. Запахи! Чувствуется, что проголодались. На первое суп грибной, на второе картошка с грибами и тушёнкой, на третье компот. Вот так мы жили три дня. Утром вставали, шли туда, потом приходили. И потом пешком назад. Ну тут чувствуется – всё, уже выдохлись. Ну тут я уже попросила – давайте уж посадим на автобус и провезём, крюк сделаем, покажем им поля эти. Провезли, показали. Приехали довольные, измученные, и говорят – ещё пойдём? Да, интересно было.

Я до сих пор помню, как мама одного мальчика, уже когда вернулись, звонит мне:

– Ты дома?

– Дома.

– Я сейчас приду к тебе.

Думаю – чего случилось? Она влетает и говорит:

– Чего ты варила там им?! Чего ты ему там варила?!

Я говорю:

– Ну чего варила?

– Он мне заладил – свари кашу, как Римма Владимировна варила.

Я говорю:

– Да не получится у тебя такая каша. Перловую кашу мы варили на костре большом. В большом этом котле здоровом, с тушёнкой, с дымком, всякие туда я специи бросала. На свежем воздухе, голодные, так они уплетали по две-три порции. Да не получится у тебя так. Или давай у меня во дворе разжигай костёр и вари.

С детьми ставили спектакль «Золушка». И вот с этим спектаклем выступали в Рогачёвском доме культуры. Тогда в каждом селе был клуб, и Рогачёвский дом культуры был местным центром культурной жизни. Сначала, конечно, свист и так далее, а потом начался – и тогда тишина, и потом на «Ура!» И вот там мы ставили этот спектакль, причём не раз нам его ставить пришлось, потому что на «ура» пошёл, очень хорошо он получился у нас. Потом ещё у нас был кукольный театр. С кукольным проще передвигаться, в спектакле очень много декораций, костюмы, и исполнителей очень много.

А потом получилось с ребятишками, и потом, когда собрался женсовет, я пришла как руководитель детского сектора. И когда стали выбирать председателя, все сразу – а давайте мы её. Я говорю: «Подождите, я же детский сектор». «Ничего, справишься!» Все работали дружно, а возглавляла я. Все девчонки – только зажечь. Сейчас встречаемся – все друг друга узнаём, несмотря на то, что очень изменились, конечно. Но узнаём, потому что было интересно. Женсовет был чисто общественным, на общественных началах. Это жёны офицеров думали о том, как улучшить досуг, как улучшить жизнь. Очень острый был квартирный вопрос, женсовет собрался и решил – будем подселять. И вот во многие, почти во все финские домики поселили на вторые этажи. Ничего – это было временно, и пошли на это, потому что это было вынужденно. А потом построили им общежитие. И квартиры освободились – уехали те офицеры, кого перевели в другую часть, те офицеры, которые ушли в отставку, получили жильё, уехали. Места освободились, и обратно заселили.

Сначала я почту носила, потом я попала в библиотеку. В библиотеке работала Кузнецова Наталья Григорьевна, жена Кузнецова. Очень хорошая женщина – грамотная, умная, красивая женщина. Справлялась нормально. И в этот момент её приглашают председателем сельского совета в Рогачёво. Она согласилась. А у меня как раз срок договора кончался – я была телефонисткой оформлена, но носила почту на весь городок. И мне предложили должность заведующей библиотекой, несмотря на то, что в ту пору у меня было среднее образование. Это решал командир части, но я так думаю, что ему сама Наталья Григорьевна подсказала, потому что он ей сказал – мне нужна замена. Библиотека была в клубе и подчинялась зав. клубом – капитан Попов был, Владимир Васильевич. Я, естественно, согласилась, но только я боялась – а вдруг не справлюсь? Но Наталья Григорьевна такая молодчина: «Да справишься, чего ты не справишься!?»

Ну в принципе библиотечное дело – оно довольно сложное. Нужно знать фонд, нужно знать – как оформлять, как регистрировать, как вести учёт, как классифицировать. Она тогда мне так вкратце объяснила, ну и варилась в собственном соку, естественно. Потом я поступила в Московский государственный институт культуры, библиотечное отделение. Часть воинская мне направление давала, чтобы уже наверняка. Я с этим направлением поступила, отучилась и получила диплом. Я когда училась, мне очень много дала практика, потому что контрольные работы, курсовые я писала, пользуясь тем материалом, что я имела. Ну писала вымышленные фамилии, имена, потому как нельзя было этого делать, а вот ту работу, которую я проводила, я писала. Я писала, фантазировала – как это должно быть. В общем, когда я получила диплом, меня пригласили в аспирантуру. Но я отказалась, я сказала – я не могу, у меня дети. Ну и потом научная работа меня не очень привлекала.

А так была обычная гражданская библиотека. Ничего особенного, но было очень много интересного. Были очень старинные книжки, датированные ещё до советской власти. Как они попали – не знаю. Фонды пополнялись централизованно и, как я поняла, Военторг поставлял. Я отбирала, ставила на учёт, регистрировала. Ну хозяйство большое было. Вот я сейчас вспоминаю – я настолько изучила фонд, что называют автора, а у меня перед глазами уже цвет обложки и на какой полке стоит, уже до автоматизма. Различные формы работы проводили – встречи с писателями, поэтами, видными людьми, артистами, участниками Великой отечественной войны. Различные конференции проводили. Я приглашала – и из Москвы приезжали. И Худов, Герой Советского Союза, приезжал к нам. В принципе, интересно, конечно, было.

Для нас проводились занятия, мы приезжали на семинары – заведующие библиотекой, заведующие клубов. Это проводил дом культуры Советской Армии. Когда мы приезжали в Москву, в дом культуры Советской Армии, нас сразу по интересам разделяли – заведующих клубом в одну аудиторию, заведующих библиотекой – в другую. И в каждой по своей программе идут занятия. Это не только работа с фондом, а, естественно, работа с солдатами. Потому что мы тогда проводили конференции различные, встречи с писателями, поэтами, участниками Великой Отечественной войны, интересными людьми. Вот эти встречи мы организовывали. Поэтому как проводить, какая цель – всё это разжёвывалось, какая-то предлагалась тематика. Конечно, пожалуйста, и что-то сами придумывайте, но вот что-то предлагалось. Методика давалась обязательно. В том-то и дело, что всё это было целенаправленно и организованно, и цель была одна. Поскольку работа с солдатами – это тоже воспитание подрастающего поколения, потому что молодые приходили, 18-летние мальчишки, и надо было тоже об их досуге думать. Потому что кроме личного времени у них было такое свободное время, которое нужно было организовать. Это организовывалось общими усилиями – силами партийной, комсомольской организаций и спецами – физическая подготовка и так далее.

Мы были частью партийно-политической работы. Потому что к определённым политическим датам определённые мероприятия проводились. Литературная книжная выставка по тематике всегда была, в помощь занятиям по политическому воспитанию. Дальше – уже художественная литература подбиралась. Беседы проводились, конференции проводились, обсуждения определённой книги, в которой эта тема отражалась. Это всё было очень серьёзно. И в планы работы клуба, и в планы работы библиотеки всё это закладывалось, и требовалось, и контролировалось – замполит приходил всегда и интересовался. И замполит определённую помощь оказывал, например, приходил, смотрел и что-то подсказывал: «Чего новенького? Нет ничего новенького. Надо обязательно! Ладно, я позвоню». Он тоже звонил, со своей стороны, в политотдел, просил оказать нам помощь. Потом журналы выписывались, газеты выписывались. Всё это если вместе взять, весь комплекс политико-воспитательной работы – он в себя это всё вмещал. Казалось бы, мелочь – там газета, журнал, книга, но если всё это вместе – всё это, конечно, давало результат. Наглядная агитация – фотографии членов Политбюро, естественно, висели всегда. И все знали – и членов ЦК, и всё такое. И если не знали – это преподавалось, объяснялось. Политинформация постоянно, а как же? Было специально время отведённое, когда командиры проводили занятия. И тетрадочки, и конспекты, и всё. Кто-то выполнял формально, механически переписал, и всё, а кто-то … Зависело ещё индивидуально от каждого человека, от его жизненной позиции и отношения вообще к делу, не только обучения, но и вообще к службе, и вообще к жизни. Как и сейчас – всё очень разно и не всегда всё понятно.

Когда я только пришла, в библиотеке было немного народу, потом провели раз конференцию, два конференцию – и всё, как пошёл народ. Солдат – тот же ребёнок, его надо заинтересовать. Там было просто, потому что контингент – солдаты, их привели, посадили в зал, и нужно так было провести мероприятие, чтобы привлечь их внимание и тишину сохранить, чтобы им было интересно. Солдаты очень разные. Были солдаты, который приходили… Ну они отдыхали как бы, вот читальный зал у нас был. Спрашивали совета – что и где. Вот сидели тут, читали – просто хотели тишины, покоя, уюта. Были очень грамотные, начитанные, которые помогали при проведении мероприятий. Ну а были такие, что просто придут, посмотрят, журнал полистают и уйдут. Как бы не заинтересовывались особо чтением. Были солдаты с высшим образованием. И вот так вот в беседе чувствовалось, что планы большие. Человек пришёл в армию сознательно, он считал, что это обязательная ступень его жизни, что он должен через это пройти как мужчина и что армия ему многое даёт. Фамилию я уже не помню этого молодого человека. Он почему поздно пришёл – он учился, у него отсрочка была, но кафедры не было военной, и после получения диплома его призвали. Конечно, по сравнению с другими ребятами он был постарше, он был более зрелый и планы чувствовались у него серьёзные – карьерный рост и учиться дальше собирался. Я ещё очень удивилась тогда – потому что мало таких. Но были. А основная масса – «так надо, потому что надо». Потому что долг как бы. Потому что закон, что воинская обязанность – долг каждого гражданина Советского Союза. И были со всей страны, отовсюду были. Но мне что нравилось в этой части – не было такого, чтобы унижали, чтобы обижали. Ну шутки были, но без шутки как? Может быть, насмешка где-то была, ну встречалось. Но вот уничижения, такой специальной обиды – нет, этого не было. Как-то всё-таки дружно было.

Вообще в городке тогда было ну очень хорошо. Где-то может что-то закулисное было, а так как семья одна. И в баню ходили, и как-то дружно это было. Специальный женский день – только женщины ходили. Столовая у нас прекрасная была солдатская. Там у нас такие повара были замечательные, женщины прекрасные работали. Пирожки! В клубе всегда вечера, офицерские вечера очень хорошо проходили. День рыбака… В пруд запустили мальков, Андреев Павел Степанович командовал. Ну и всё оберегали-оберегали, разрешали ловить в день рыбака только. Но до такой степени дохозяйствовались, что рыбы там столько развелось, и она там чем-то заболела. Заболела так – вот как будто съедается чешуя, но человеку эта болезнь не страшна. А рыба – она визуально некрасивая, когда сырая. Крах! Расстройство! Решили – воду спускаем и всю рыбу… Мама! Мама родная! Вот такие вот телки! И солдатская кухня, и весь городок, все офицеры, семьи обожрались этой рыбой. Потому что столько её там оказалось много, что не знали, куда её девать. И всем просто её раздали. Это был такой пир – я до сих пор помню. Вообще что-то было необыкновенное. Потом всё там вычистили, всё это продезинфицировали, свежую воду залили, а потом свежего малька запустили. Уж чего там дальше было – не знаю.

А вообще хочу сказать, что почти все молодые офицеры, которые приезжали, женились на рогачёвских девчонках. И оседали, как говорится, корнями здесь. Понимаете, вот тогда, в ту пору, авторитет военного, авторитет офицера, настолько был высок, его даже как бы обожествляли. И настолько уважали, что все сельские семьи рогачёвские за счастье считали, если их дочь замуж выйдет за офицера. Во-первых – стабильная зарплата. Во-вторых – она была хорошей по сравнению с окружающими. Чего греха таить – 300 рублей получали военные в ту пору, когда, например я, зав. библиотекой, получала 75. Есть разница? Конечно, есть. И вокруг все получали тоже 60, 75. У моей мамы 63 рубля была пенсия, и она считалась очень большой, очень высокой пенсией в ту пору. И поэтому, когда ребята молодые, офицеры, шли на танцы – тут уже вопросов не было. Ходили всегда не по одиночке. Как-то так всегда заведено было, что группа приехала, и группа идёт на танцы. Но потом-то размежёвывались, когда находили себе девушек, по парочкам. И местные парни понимали, что это офицер. Вот этот непререкаемый авторитет – он был повсеместно. Вот раньше даже солдат идёт в форме – и вот все девчонки как-то по-другому смотрят, а уж если офицер – ну тут вообще! Тут даже говорить нечего!

У нас свои традиции были. Например, к нам приезжали молодые офицеры, совсем юные, у нас они здесь женились, у нас они здесь рожали детей. И их жёны этих первых детей и купать не могли, и мне приходилось очень много младенцев впервые купать, показывать – как это надо, чего это надо. Я в ту пору только двоих имела, но тем не менее опыт уже был. И воспоминания эти тёплые сохранились. У нас ни одного ребёнка не стояло на учёте в милиции – это был показатель.

В 73-м году меня вызвали в Рогачёвское отделение милиции на беседу. Я когда к ним пришла, начальник отделения мне сказал: «Вы знаете, я о вас очень наслышан, что вы работаете с детьми. Мне очень много хорошего сказано о вас, и я вам предлагаю должность – инспектор по делам несовершеннолетних». Ну сразу сказал, что работа сложная, работа трудная. Много плохого сказал, а потом добавил – но вместе с тем зарплата 140, а у меня была 75 как у заведующей библиотекой, и, окончив институт, мне бы всего-навсего 10 рублей прибавили, я бы получала 85. Дальше – в любой конец Советского Союза бесплатный проезд, 30 дней отпуск, обмундирование – полностью оденут-обуют, 50 % оплата за жильё. И главное – перспектива роста, то есть пришёл младшим лейтенантом, а там дальше пошло-пошло. Действительно, он оказался прав, всё-таки я ушла в запас подполковником, так что всё это осуществилось, карьера состоялась».

Рассказывает Головина Галина Валентиновна, жительница улицы Ракетчиков:

«Вот был период, золотой век полка, когда у власти встали Дубас, Беляков. Вот как-то эти люди сумели создать такую атмосферу в городке – дружелюбную. Наверное, это было ещё то поколение, с послевоенным воспитанием. Каждый год по осени, когда приходили молодые офицеры, здесь устраивался вечер молодого офицера. Вот я вышла замуж, и меня, наверное, на второй день уже вызвали туда и сказали:

– Здравствуйте! Вот вы теперь жена офицера, вы прибыли в наш полк. Вы теперь в городке должны со всеми здороваться, знаете вы людей, не знаете – в городке мы одна семья. Значит, кто вы по образованию – педагог? Значит, вы будете отвечать, присоединяйтесь к детскому сектору.

Вот сколько я здесь живу – мы проводили какие-то детские мероприятия, женсовет работал. Женщины, как правило, все образованные, это ж какие-то девушки выходили за военных не просто так. Было как бы два фронта – местные, и те, кого ребята привозили откуда-то. Были медики, учителя, врачи – то есть все были грамотные, начитанные, интересные люди. Ну и вот я к чему говорю – уже была традиция, каждую осень, когда приходили молодые офицеры, устраивался вечер посвящения. Мы все собирались и их поздравляли, концерты давали. Мы готовились к этому, женсовет, и нам как бы их представляли вот на этом вечере – кто это, откуда приехал, с семьёй ли, вплоть до того, что просили жену устроить на работу, помочь с работой. Приглашали ветеранов. И прибывшего посвящали в офицеры, говорили – как он себя должен вести.

И вот даже прошло столько времени, наши дети вспоминают и говорят, что вот сколько наш городок им дал. Вначале казалось, что это ничего особенного, а вот со временем начинаешь понимать, что здесь жизнь была как при коммунизме. Двери не закрывались. В магазине всё было и всё делилось поровну, там за исключением верхов, конечно, но тем не менее. Тут был какой-то свой мир и в школе даже боролись за детей военных, потому что знали, что это придёт ребёнок из полноценной семьи. Тут на страже семьи очень стояли, чуть какие-то дрязги в семье – уже вызывал командир, Дубас, и говорил нам:

– Галина Валентиновна, вот обратите внимание, в последнее время там у них что-то такое.

То есть разводы я даже не припомню последнее время. И в школе знали, что дети пришли из военного городка – значит и родители будут помогать, и дети будут учиться. Каждый класс, каждый педагог хотел заполучить детей военных. Это был, наверное, какой-то костяк класса. Это мы почему сейчас такие дружные остались – потому что у нас были какие-то вечера, какие-то события, мы пекли пироги солдатам, они уезжали на полигон, мы их встречали, пончики там пекли, концерт устраивали. Самодеятельность – это было в приказном порядке. Домой пораньше, жёны все в хор. Готовили то 25-й съезд партии, то то, то это. То есть мы всё время общались. Дети, 1 июня – день защиты детей, там что-то, какие-то мероприятия. День рыбака – все на пруд, общая уха, это вообще отдельная история. Во главе с Волковским, начмед наш, полный такой, бредень, варилась уха на берегу. Уху сварили, кто не пришёл – тому разносили по домам в бидончиках уху. А мы все там, и всё это с детьми, и всё это вместе. И вот теперь я рассказываю на работе, мне говорят – вот вы как-то жили, а мы прожили, нам и вспомнить нечего.

Я думаю, это как-то люди подобрались. Сюда ведь тоже, наверное, было непросто попасть, часть считалась одной из лучших, и сюда хотели попасть. Часть занимала всё время какие-то места – то в самодеятельности, то были физкультурные олимпиады. А это, наверное, притягивало всё хорошее.

Вот тут вешаю бельё во дворе, подходят два мужчины молодых и говорят:

– Извините, вы здесь давно живёте?

Я говорю:

– Да, с 75-го года.

– А вот мы здесь служили, мы два солдата, встретились в Москве случайно.

Один с Узбекистана, другой москвич,

– Вот мы встретились и так вспоминали эту часть, что ностальгия замучила и решили приехать – может, кого старого встретим?

А я им говорю:

– Знаете, ребята, у нас через неделю открытие памятника будет, ракету будем открывать, и если хотите – приезжайте, потому что обязательно кто-то приедет. Народу будет больше, чем обычно.

И они приехали, ко мне подошли. Я не знаю – нашли они кого, но народу же много было. Да, это о чём-то говорит. Поэтому даже видите – ребята-солдаты приехали, вспоминали эту часть. И такие уже взрослые, говорят:

– Знаете, прямо замучила ностальгия.

Бывает такое, наверное».