Перевооружение 658 зенитного ракетного полка с 25-й Системы на С-300ПТ началось зимой 1982 года. Из трёх полков С-25 – 706 ЗРП «Кенгуру» (Покровское), 658 ЗРП «Каплун» (Рогачёво) и 644 ЗРП «Завуч» (Княжево), – был сформирован один полк С-300. При этом 706 ЗРП и 644 ЗРП были расформированы. Получившийся в результате реорганизации полк сохранил все прежние реквизиты – 658 ЗРП, в/ч 92598, и позывной «Каплун». Управление и штаб полка находились в Рогачёво. Командный пункт полка находился на территории РТЦ в Подвязново. Полк имел в своём составе три дивизиона С-300ПТ. 1-й дивизион находился на территории бывшего дивизиона С-25 644 ЗРП рядом с деревней Княжево. 2-й дивизион – на территории бывшего дивизиона С-25 658 ЗРП рядом с деревней Василёво. 3-й дивизион – на территории бывшего дивизиона С-25 706 ЗРП рядом с деревней Доршево.
Из 10-го корпуса ПВО ОН первым перевооружился на С-300 789 ЗРП ОН (в/ч 92881, позывной «Малинка». Это произошло в 1982 году, командовал полком полковник Д. К. Харченко. Соседние с ним полки – «Макуха» и «Комитет» – были расформированы, и на их позициях расположились дивизионы С-300ПТ. Первым из 10-го корпуса ПВО ОН на боевое дежурство с комплексом С-300ПТ заступил 1-й дивизион 789 ЗРП, который располагался рядом с деревней Белавино недалеко от Клина, на месте бывших позиций дивизиона С-125 678-го ЗРП ОН (в/ч 86613, позывной «Комитет»).
Начало перевооружения. Постановка на БД кадрированных полков первого кольца.
К моменту перевооружения на С-300 полки внутреннего (ближнего к Москве) кольца были кадрированы. Это произошло ещё в 70-х годах. Они сохранялись для поддержания и обслуживания техники в рабочем состоянии, обеспечения жизнедеятельности жилгородков на случай их развертывания при осложнении обстановки до полного состава, получения ракет с баз хранения и выполнения боевых задач. Полки кадрированного состава не стояли на боевом дежурстве и не выполняли боевых стрельб. Штат такого полка чуть больше ста человек. Личный состав нес в основном караульную и внутреннюю службу. Хотя боевая техника была законсервирована, но ее обслуживание и подготовка расчетов – это было святое, как и политзанятия.
Но так как на время перевооружения полки внешнего (дальнего от Москвы) кольца боевые задачи выполнять не могли, то полки внутреннего кольца были переведены на полный штат и поставлены на боевое дежурство. А полки, подлежащие перевооружению, снимались с боевого дежурства, боевые и учебные ракеты, а также секретная техника вывозились на технические базы.
Вспоминает ст. лейтенант Головин Игорь Иванович:
«В 1982 году началось перевооружение на 300-ку. А после этого тех, кого на новую систему не брали, кинули на первое кольцо, в Белый Раст. Как раз мы с друганом туда поехали, а друг был – Серёга Новиков. Ну там общага опять началась. Зимой колотун. А так выходишь, на ступеньки садишься – и Останкино видно, вроде рядом всё. И я там, в Белом Расте, прослужил пять лет – с 1982-го по 1987-й.
Там был кадрированный полк, человек около двухсот, или 150 было, сейчас точно не помню. И пришёл туда полковник Козачук, откуда-то с севера. Он на севере там был хозяин, а здесь Москва как бы, и люди другие. И он тяжело перестраивался. Я пришёл туда капитаном, а уволился старшим лейтенантом – разжаловал меня Козачук. Повод был. Я-то служил там, а семья здесь, в Рогачёво, и пацаны здесь живут. Вот кончилась неделя, пятница пришла, хочешь домой – пиши рапорт. Машина у меня была тогда – ВАЗ-2102. Я садился в машину и без спроса, без рапортов. Вот, видать, накопилось у него, написал хренову тучу взысканий на карточку – вот, разжаловали».
Вспоминает майор Разов Алексей Викторович:
«Когда 300-ю систему ввели, нас, стариков, всех на ближнее кольцо отправили. Там в Белом Расте кадрированный полк был, вот нас, майоров-капитанов старых, туда с дальнего кольца на ближнее отправили. Когда мы пришли – он на боевое дежурство становился. Я отсюда уходил начальником штаба станции, до меня был Брыксин Николай Васильевич. Он уволился, а меня начальником штаба станции назначили. На «Сочельнике» в Белом Расте я четыре года отслужил, тоже начальником штаба станции. Два года служил один там, а потом семью перевёз, квартиру дали.
Укомплектовали полк до полного штат и поставили на дежурство. Укомплектовали нами – неугодными на дальнем кольце, ненужными на трёхсотом комплексе Все взрослые мужики, майоры, капитаны, семьи здесь, а мы там. Что там творилось – это вспоминать страшно. В каком смысле? В этом смысле, понимаешь? Ну рабочий день закончился, семь часов вечера, пришли в общагу. Чего делать? Мы там – семьи здесь. Ну чего – по рублю, и в школу не пойдём. Там чего творилось – это вообще!
Там три двухэтажных дома, и финские домики. Я всё-таки начальник штаба РТЦ был, мне в двухэтажном доме дали квартиру. Потом предлагали в Белые Столбы, на базу. Но я отказался, так как тёща вот тут вот жила, родственники все здесь. Пошёл сюда опять в полк с понижением. Согласился».
Комплектование дивизионов С-300.
Вспоминает майор Потапов Георгий Алексеевич:
«В начале 80-х я был на «Комитете», командиром батареи на 25-й Системе. Когда начали переходить на 300-ю систему, как мы почувствовали? Что людей начали увольнять. 25 лет отслужил – всё, увольняют, уже не продляют ничего. Вот там старший лейтенант в 40 лет, 20 лет отслужил – всё, увольняют! Следующее чего. Вот когда увольняли командира дивизиона, начали назначать молодых. Вот пришёл к нам Климик, он только закончил Калининскую академию. А я уже был аттестован на командира дивизиона, на начальника штаба. А не ставили ни хрена, понимаешь, в чём дело!
Затем начали сокращать людей. Вот, например, был у нас на «Комитете» командир первой батареи Лёвин Степан Иванович. Он ушёл зам. командира дивизиона по вооружению в Княжево, на 25-ю ещё систему. А уже вместо него никого не назначали, там командир взвода исполнял его обязанности. Вот командиром дивизиона, начальником штаба назначают молодых, перспективных офицеров, которые академию закончили.
Теперь дальше – начали сдавать технику. Полк с дежурства сняли. Сначала вывезли на базу все ракеты, на дежурстве которые были. Потом вывезли учебные ракеты. Затем стали разбирать пульты, блоки А, блоки Б вытащили, тоже отвезли все на базу в Трудовую. Технику эту на консервацию не ставили, просто зачехлили. Ну и караулы были, там ещё охраняли. На дежурство уже не заступали. Командиры взводов, которые молодые – кто-то в академию ушёл, кто-то в другие войска. А вот Климик пришёл – он у нас командиром дивизиона был всего полгода, наверное. И его сразу на «Малинку». «Малинка» самая первая начала переходить на 300-ю систему. Начали формировать на базе трёх полков один полк. Вот «Малинка» головной, здесь «Каплун» головной, потом туда дальше… Из трёх полков делали один полк 300-й системы. И в нашем корпусе самым первым заступил на дежурство первый дивизион «Малинки» в Белавино, Климик там стал комдивом.
На 300-ю систему выбирали людей, отбирали более грамотных. Потом, когда сформировали дивизионы, сформировали командные пункты – начали организовывать учёбу. Учёбу организовали в Гатчине, там был центр. Сначала весь полк ездил. Вот этот полк обучался, потом они получали технику и ехали стрелять. Отстреливались, и с этой техникой приезжали назад и их ставили уже на дежурство.
Вот я на 300-ю обучался в Гатчине, но не с полком, а нас с корпуса полковник СидОренко отобрал 12 человек. Мы там были три месяца, по-моему. Конечно, тяжеловато, тем более без высшего образования. Но отбирали людей, чтобы были грамотные и так далее. Чему учились? Ну, например, я начальник штаба, зам. командира дивизиона. Моё дело – стрельба, я должен знать правила стрельбы, тактику и так далее. Ну и технику знать, уметь проводить контроль функционирования. Но мне не обязательно всё до винтика знать, а в общих чертах».
Вспоминает подполковник Ходов Валерий Николаевич:
«Я закончил Горьковское училище в 1980-м году. Нас готовили ещё на старую систему, но в нашей батарее один взвод учился уже на 300-ю. И было понятно, что волей-неволей нам придётся переучиваться уже на месте. После училища служил командиром взвода на «Кенгуру» в Покровском. А потом, когда переходили на 300-ку, меня отправили на учёбу в Гатчину. Вот мы учились с февраля по июнь 82-го года, потом приехали сюда. Строительством позиций занимались».
Вспоминает подполковник Костин Александр Дмитриевич:
«В 82-м стали переходить на 300-ку. Три старых полка – Завуч, Каплун, Кенгуру – объединили в один. Штаб полка стал на Каплуне, в Рогачёво. И три дивизиона 300-ки: 1-й – у нас на Завуче; 2-й – на Каплуне, там под Василёво; и третий – на Кенгуру, рядом с Доршево. Трофимов стал командиром полка. Он потом генерала получил, стал командиром корпуса.
На 300-ку набирали молодых, сразу после училища, они уже по 300-й системе учились. Из тех, кто на старой системе служил, немногих взяли. Я в то время был командиром группы ТО. Меня взяли, Гамрекели взяли, Ивана Яковлевича Бирюкова взяли. Вот с нашего старого 25-го полка всё, больше никого. А кому дослуживать немного оставалось – тех распихали кого куда. Было на Взносе, по-моему, что-то вроде отстойника. Бирюков пошёл на 3-й дивизион, на Кенгуру, начальником штаба. Меня Трофимов хотел взять на второй или на третий дивизион. Я говорю:
– А зачем вы будете меня туда-сюда? У меня здесь и квартира, заботиться не надо с переездом.
И меня назначили начальником штаба 1-го дивизиона 11 апреля 1982 года».
Снятие с БД 25-й Системы. Демонтаж старой техники.
Вспоминает майор Летуновский Олег Николаевич:
«В 1982-м году мы уже поехали учиться на 300-ку в Гатчину. А ещё в 1981-м начали станцию демонтировать. Сами всё демонтировали, все шкафы в комплекте принимали у нас. Только кабели отсоединяли, где невозможно – перерубали, и так целиком шкаф вытаскивали. А вытаскивали как – выкатывали через боковой вход, где вентиляторы. После там сделали ворота. А раньше там были ворота поменьше. Вентиляционная там была, и стоял бак охлаждающей воды для передатчиков, они водой охлаждались. И вот на катках выкатывали туда, краном грузили на машину и отвозили в Истру, на базу сдавали. Там если какого блока не хватает – такой шум поднимали! А после мы приехали, когда последнее уже вывозили – эти шкафы бросили прямо на площадке, где разгружались, и так они под открытым небом остались. Я смотрю – их, наверное, там разграбят.
Мы в феврале 1982-го на учёбу поехали, а до этого всё вывозили там. И в Гатчине мы были до июня месяца. А приехали – тут уже площадки построены, подготовлено всё к завозу 300-ки.»
Вспоминает подполковник Ходов Валерий Николаевич:
«Из трёх полков сформировали один полк. Было три отдельных полка 25-й Системы – Покровское, Рогачёво и Княжево. В итоге стал один полк, просто Покровское и Княжево стали дивизионами, и плюс один дивизион был здесь у нас, как бы придворный, в Рогачёво, в Василёво. Командный пункт полка сделали в Подвязново, на РТЦ. Сначала надо было всё старое убрать. Аппаратуру всю, шкафы управления, доставали, грузили в КрАЗы, и всё это вывозили.
По стартовому оборудованию была какая-то эпопея со сдачей металлолома. Стартовое оборудование, подъёмные устройства, направляющие, столы пусковые – всё это резалось на металлолом и сдавалось. Причём это резали на части такие, там стандарт был – метр, по-моему. Не более метра в длину. Всё это укладывалось и сдавалось.
Куда антенны от 25-й системы на командном пункте делись – не знаю. Последний раз я антенны видел в Княжево. Там вместе со станцией одновременно базировался и запасной командный пункт дивизии. Так вот там, на этой позиции, антенны и лежали. Метрах в 20-и от здания станции, за антенной площадкой, в траве просто валялись. Во всяком случае, пока я там находился, а я там был командиром технической батареи. Ведь на базе станции впоследствии сделали хранилище ракет. Там сделали ворота, потерны так называемые, и там хранился второй боекомплект к 300-ке. Там перед заездом, перед воротами, стояли направляющие, кстати говоря, с 25-й системы. Они были задействованы.
Здание такое монументальное, у нас там была система отопления, кондиционирования, поскольку должна была поддерживаться определённая температура. Вход был слева, как смотришь на эти ворота, куда ракеты заталкивались. Всё это вручную делалось, или с помощью лебёдки. Там интересный механизм был придуман, какой-то рационализатор придумал, что два пакета друг на друге стояли, в каждом пакете два изделия, получалось четыре изделия в двух пакетах. Ставилось это на тележки, а тележки были взяты с 25-й системы, вот с подъёмника. Там же две направляющие было, и стояло две стрелы на тележках – большая стрела и малая стрела. И в начальный момент подъёма полуприцепа сначала малая стрела поднимала полуприцеп, а потом большая стрела упиралась в середину полуприцепа, там был такой захват, и с помощью большой стрелы, которая катилась на тележке, полуприцеп устанавливался в вертикальное положение.
И вот эти тележки от подъёмников старой системы – их не выбрасывали. Часть, понятно, тоже сдали в металлолом, но для хранилища технической батареи, собрали комплект этих тележек и ставили по углам пакета контейнеров ракет для С-300. Под каждый угол по тележке, точно так же, как на трейлер, ставились эти пакеты и цеплялся трос, лебёдкой они затягивались в хранилище. Там было пять ворот, пять потерн. Я уже сейчас не помню по количеству, сколько пакетов в каждой потерне было у нас. По-моему, по четыре в каждую входило».
Вспоминает майор Иванов Юрий Васильевич:
«И вот как-то пришёл приказ – сдать всё пусковые установки старой, 25-й, системы в металлолом. Разрезали все эти балки и направляющие по метру или по 80 сантиметров. Сталь-то нормальная была. Разрезали и делали кубики такие, сваривали и отправляли. Это был приказ сверху, от кого именно он исходил – я не знаю. Самое интересное – как быстро это организовалось. Вот резали газосваркой на эти поленья, потом сваривали.
А кабели позже начали таскать. Тут руку приложило бывшее командование полка, насколько я понял. Это не просто там гражданские какие-то приходили и начали вытаскивать. Это было организованно, централизованно. Выдёргивали кабели тракторами.
И плиты с объекта все вывезли. В общем, это была целая кампания. Это не просто так».
Вспоминает подполковник Костин Александр Дмитриевич, ветеран в/ч 71548:
«И вот в 1983 году 25-ю Систему убирают. Ой, что тут началось! Правильно Иосиф расстреливал за такие вещи! Вот была казарма – всё оборудовано как положено. Стенды, древесно-стружечные плиты – всё солдатики рисовали. А эти срывают и в гаражи к себе, в сараи тащат. Свои же офицеры, кто здесь служил: «Это я здесь командовал, это моё!» И в результате казарма осталась голая! Прикиньте – голая! На объекте бывший 7-й взвод, казарма – там дежурный взвод жил, боевой расчёт. Эти и там всё пообрывали, и здесь, в городке. Даже стёкла разбиты были.
Тут тогда три месяца сборы были, так называемые партизаны, 29 ноября я их распустил. Из Талдомского, Дубненского, Дмитровского военкомата, и из загорского военкомата ещё были. Всего 89 мужиков, партизан так называемых! Обмундирования им нет, они половина в гимнастёрках и в брюках. Матрасов у Рогачёвского полка не хватает, потому что сдавать уже начали всё лишнее. Кровати – одна спинка такая, другая такая, сетка рваная. А они три месяца здесь должны жить. А как жить? Вот дали им матрасы, он наполовину с ватой, половина без ваты. А осень уже! Когда сборы организовали, дивизион уже приехал с полигона, с Кап. Яра, технику уже пригнали. У меня расчёт там, на объекте – солдаты, офицеры, прапорщики первого дивизиона – разворачивают технику. А здесь в городке видишь, что творится! И я у них ещё начальник сборов. Одновременно начальник штаба дивизиона и начальник сборов. А мне ещё документацию нужно делать – боевые документы, моб. документы, расписания, журналы и так далее, форма 10. И вот старые двадцатипятчики, бля, пообрывали в казармах всё… Было даже такое – подушками окна затыкали. Ну мороз уже, октябрь месяц. Кровью сердце обливается, как только выжил – не знаю.
К тому времени от 25-й Системы ничего уже не было. Секретное сразу сдали. Все ракеты увезли заранее, их постепенно увозили. Вначале ракеты промежуточной готовности из хранилища, потом с одного дежурного взвода, потом со второго. Последнее – знамя полка прапорщик Чугунов Александр Андреевич отвозил, сдавал в архив. Всё, остались только пусковые столы – ну то, что не секретно. Аппаратура, которая несекретная, валялась в открытых зданиях РТЦ. Потом мы, когда его переделывали под хранилище запасного боекомплекта для 300-ки, бульдозером вытолкали всё на свалку. Ну а чего – оно уже не нужно было.
А нашлись некоторые товарищи – собирали эти лампы и реле, даже на дивизионе срезали. Аппаратура-то была на релюхах, а там были контакты посеребрённые. Вот у меня в 300-м дивизионе были три молодых лейтенанта, с училища только пришли. Набрали здесь всякого, контакты пообрезали посеребренные, ну и поехали в Москву в скупку предлагать. Ну и налетели сразу:
– Вот послезавтра приезжайте, а сейчас денег нет.
Они приехали – их и повязали. И всё. Комсомольцы вылетели из комсомола, один из них был членом партии – из партии исключили. И ко мне – я был начальником штаба дивизиона – приехали разбираться. Приехали наши КГБшники военные, особый отдел. Я говорю:
– Чего разбираться? Поехали, я вам покажу, где эта аппаратура валяется. Из бункеров все ПУС поснимали, со старой 25-й Системы. Всё это бульдозером на свалку.
– И всё это не охраняется?!
– Кто их будет охранять, кому они нужны? Что – отдельный пост ставить? Кому это нужно?
Они мне:
– Драгметаллы надо было сдавать!
– Чего вы мне-то говорите? В старой 25-й системе были начальники – пусть они бы и сдавали!
А это никто не принимал, это сейчас скупки всякие. Железки обыкновенные нигде не найдёшь! А это вон у нас за командным пунктом полка, за РТЦ, за собаководами – там такая куча была, будьте любезны! Бульдозером всё давили и закапывали. И на дивизионе тоже. А эти вот зарплаты свои отрабатывали и должности:
– Как это так! Надо сдавать было всё!
Я им:
– Вот чего вы мне-то говорите?! У меня вон есть дивизион. Техника, которая стоит – пусковые установки стоят, РПН стоит, Ф5 стоит, кабина Ф2 стоит, остальные кабины. Всё это охраняется часовым. А ЗИП вон в арочном сооружении закрыт. А старое, 25-е – кому это нужно?! Бункера остались, дверь открываешь, заходи, и там эти – ПУС остался.
Кому он нужен-то, уже нет ничего давно. Там и сейчас, наверное, ещё металлолом остался. А в здании станции сделали хранилище для запасного боекомплекта ракет для 300-ки. Идею переделать станцию под хранилище предложил зам. командира по вооружению нашего, 10-го корпуса ПВО полковник Кулик Николай Петрович. До этого он был командиром полка на «Комитете». Ну хохмач был! Приезжает с комиссией к нам сюда, ещё на 25-й системе. Тактические учения, он председателем комиссии. На РТЦ приходит, там солдатик стоит на ХНП. Женька Суворов (подполковник Евгений Николаевич Суворов) был командиром 3-й группы, это командный пункт полка. Ну Кулик идёт, а он его сопровождает. Кулик:
– Евгений Николаевич, у вас солдат на ХНП без противогаза, а была объявлена химическая тревога. Он умер.
А Евгений Николаевич военный человек, он отвечает:
– Так точно, товарищ полковник! Разрешите закапывать?
А Кулик хохмач, говорит:
– Да! Закапывайте!
Суворов:
– Есть!
Через левое плечо поворачивается, и строевым, как положено, пошёл в сторону казармы.
Кулик ему вслед:
– Суворов! Вернись, назад! Условно!
На совещании по подведению итогов тактического учения мы катались все.
Командный пункт корпуса находится в Долгопрудном, а здесь на территории РТЦ запасной командный пункт (ЗКП) корпуса. После командира дивизиона я пришёл начальником ЗКП. Расчёт – не расчёт, а солдаты были здесь прикомандированы – наряд у меня стоит, на вышке часовой. А тут как раз волна пошла по завладению оружием, горячие точки, обстановка накаляется. Начальником штаба корпуса в то время был генерал-майор Мелихов. Я к нему приезжаю, говорю:
– Товарищ генерал! Элементарно карабин провоюют солдаты…
У нас автоматов не было, солдаты были вооружены карабинами СКС. Он:
– А чего такое?
Я говорю:
– Вот солдат у меня прикомандирован, у него в военном билете записан номер карабина. Он уволился, другой солдат пришёл. А я не могу ему записать его… Бирка-то у него написана, а юридически я закрепить за ним оружие не могу. Гербовой печати нет. Я что, по каждому солдату к вам должен приезжать?
А мой начальник штаба полка на «Каплуне», в Рогачёво… И оружие всё было с «Каплуна», все карабины, они на мне числились, на начальнике ЗКП. А он должен за солдатом быть закреплён. И пистолеты точно так же. Приезжают офицеры, прапорщики с Долгопрудного – они у меня оружие получают. С противогазами со своими приезжают, а оружие я им выдаю, по книге выдачи. А так на пистолет у каждого офицера должна быть карточка. А у солдата в военном билете должен быть карабин записан. А он не записан, я же не могу записать в билет. Сегодня один солдат, завтра другой.
Начальник штаба генерал Мелихов мне говорит:
– Дмитрич, ты прав! Я понял тебя. Сдавай всё оружие.
Я загружаю, еду в Рогачёво, и всё оружие сдаю.
– И солдат давай нахер раздавай всех по полкам.
У меня один солдат с «Кенгуру», другой – с «Каплуна», третий – с «Сочельника» прикомандированный. Вот денежное довольствие солдатам надо выдавать… И бегает прапорщик по всем этим начфинам, деньги собирает, и здесь выдаёт. А если он напьётся по дороге, этот прапорщик? Нет денег ни солдатам, никому! Когда я принимал ЗКП, у меня было 30 человек солдат, а сдал – у меня только один подчинённый, один! Дизелист на ЗКП. Всё растолкал! А остальные – это опорный узел связи, у них свой начальник и своя служба. Они ещё на боевом дежурстве сидели. Казарму я им помог отремонтировать. Мелихов мне говорит:
– Молодец, додумался!
Я отвечаю:
– А как же! Я не зря начальником штаба дивизиона был и командиром дивизиона. Я чего – не соображаю?!
ЗКП имел смысл в старой, 25-й системе. Когда на 300-ю перешли – там уже делать нечего было. Всё по телефону только, сидят направленцы, исполняющий обязанности комкора – здесь его рабочее место. Перед ним «Кварцы» – такие индикаторы, там информация вторична. А так всё через планшет – планшетисты рисуют то, что им РТВ выдаёт. И стеклографом рисуют номер цели, высоту и так далее. А это уже ничего не используется. Цель уже здесь, на этот дивизион идёт, уже Запрудню пролетела, а планшет выдаёт, что она там ещё до Дубны не дошла. Ну кому это нужно было? Никому не нужно запаздывание такое».
Строительство боевых позиций.
Вспоминает подполковник Ходов Валерий Николаевич:
«Технику получили только в 83-м, а до этого шла стройка. Готовили позиции, как на дивизионе, так и на командном пункте – отсыпали, укладывали плиты, вывозили старое оборудование. Зимой-то, наверное, особо стройки не было, она началась с весны. Эпопея была, конечно. На КамАЗах возили плиты, на заводах брали. Дороги делали, подъездные пути, места для пусковых установок – там тоже плиты лежали, поменьше. Обваловки там делали – возили ПГС, всё это бульдозером насыпали.
Технику получили в Капустином Яру. Я не ездил, ездили подразделения, которые были связаны с техникой. Поначалу локатор стоял не на вышке, вышку построили значительно позднее. Он были стоял на горе, на бывшем командном пункте. Сделали заезд, и на колёсной базе стоял локатор».
Вспоминает старшина Шпорт Назар Кондратьевич:
«Сколько денег угрохали в это перевооружение, которое простояло всего несколько лет и всё – капец! Убрали. Сколько техники угробили! Сколько сапог резиновых, спецодежды этой, сколько утопили на этом дивизионе, пока строили – это страшное дело! Солдат застрял, вытащили – сапоги остались там. Там такая болотина была. Вот возили с Шереметьева аэродромные плиты, из которых строили боевые позиции. Арки тоже оттуда возили, там делали. Я старшим машины ездил, возил это всё. И старшиной был строителей. Со всех полков, кто не нужен был, согнали туда – азербайджанцы, узбеки, вся шантрапа. Вот они строили. Начинают в футбол играть – азербайджанцы на узбеков. И начнут между собой драться – ой, блин!»
Вспоминает майор Иванов Юрий Васильевич:
«Я же тут всё перестраивал, когда 25-ю Систему убрали, новое формирование сделали. Наши уехали на учёбу в Гатчину, а мы строили здесь позиции. Я строил командный пункт, а Жора Потапов с Сахаровым стоили дивизион. Вот мы тут командовали, чтобы к сроку здесь уже всё было готово. Когда наши отучатся, потом съездят на полигон, отстреляют технику, и вот уже с техникой возвращались сюда.
Это так всё прошло – на нервах и в таком авральном режиме. Нужно было не только здесь строить, надо было ездить в соседние полки, смотреть – как у них там дела идут. Они же как дивизионы входили в состав нашего полка. Хотя в этой неразберихе там ещё служба была на 25-й системе. А новый дивизион строился, он вроде отдельно, под нашим командованием. В общем, деньги я получал в Покровском, за получкой ездил туда. Цирк такой был!
И вот возили плиты с Одинцова. Сегодня поездка за плитами – всё, формируются эти машины, поехали. И вот колонна едет туда, пока там всё загрузится, под ночь возвращается. А дороги-то какие! Особенно вот эти вот перевалы дурыкинские. Один раз чуть машина не слетела с этими плитами.
В городке дома строили – это были военные строители. А боевые позиции строили мы – кто тут остался, кто не нужен был на переучивании. Со старой системы солдаты пока не демобилизовались, их оставили для стройки. У меня вот было около 20–25 солдат, фактически дембелей, их осенью надо было увольнять. Они у меня были в качестве строителей. Носили цемент, и плитку делали – мы всё сами. Перестраивали само помещение станции – всё оборудование вытащили, проём под ворота взорвали. Там же в дизельной сделали помещение под ЗИП – большое шикарное помещение. И трансформатор вытащили, на 630 КВА вроде он был. Поначалу он оставался, а потом его тоже вытащили. Там голое помещение сделали, и ЗИП новой системы завезли, все эти ящики там складировали.
А так весь командный пункт под краску был сделан. Всё как положено. Солдаты у меня были! Был один с Кавказа, чеченец, фамилию сейчас не помню. Такой обалдуй был, ефрейтор! «Товарищ капитан, мы на память бутылку заложили в стену, с запиской. Мы её выпили…» Такой был! Ну чего уж сделаешь?! Вот, говорит, здесь, где проход, вход, вот с этой стороны – там должна быть замурована бутылка с запиской. Ну стена, и с правой стороны они заложили там в стену. Я говорю:
– Ну заложили – и заложили. Будут ломать когда-нибудь – найдут. Как вы тут дурака валяли».
Вспоминает майор Потапов Георгий Алексеевич:
«Я пришёл сюда в Рогачёво с «Комитета» в 83-м году на начальника штаба второго дивизиона. Боевая позиция 300-ки к тому времени была почти готова – арка, обваловка. Вот внутри я всё там обделывал – чтобы загонять тройки, единичку, двойку – командный пункт дивизиона. Это кабины, входящие в состав 300-го комплекса. Они у нас даже на направляющих вроде рельсов были, чтобы удобнее было закатывать. Рельсы доставали, ездил, помню, в Дмитров, организация там перед мостом налево, ОКБ ВНИИГиМ. Бутырин там работал. Когда я в начале 70-х уходил из Рогачёво в Клин, на «Комитет», я ему передал здесь зампотехство. А потом его уволили, и он вот там работал. Вот я через него эти рельсы достал. Всё вот так на гражданке доставали, всё хозспособом. Это ужас что было! Надо цемент где-то достать, асфальт, и так далее. Землю завозили. В городке здесь асфальтировали, а там, на дивизионе, плиты ложили. Кабель – это всё на энергетике. Связь – на начальнике связи. Всё сами делали. Ну проект, конечно, был.
Дальше начали из наших офицеров создавать бригады, которые строили вот это всё. Строили позиции сами, хозспособом. Стройбат из Рыбинска строил только вот эти пятиэтажные дома в городке. Им выделили одну казарму, и вот они тут жили и строили эти дома. Всего построили котельную, два дома и новую казарму двухэтажную. А под технику мы строили сами. Создавали на базе полков строительные бригады. Заведовал всем инженер полка, на нём много чего висело. И везде ездили, доставали всё, что необходимо. Всё за спирт, всё за спирт! Спирту дохрена было. Это на 25-й системе получали на годовые регламентные работы полторы бутылки, и всё. Ну на станции побольше. А тут лилось рекой!
А место для дивизиона определили… Начальником отдела боевой подготовки корпуса тогда был бывший командир «Завуча» Сачавский, он выбирал все привязки, углы закрытия. Ты понимаешь, в чём дело – тут у нас, на нашем дивизионе, были самые хреновые углы закрытия. Если бы поставили на малом дивизионе – там было бы лучше. Но всё равно нужно было сделать так, чтобы если твой дивизион не дежурит, два других дивизиона полка твою зону перекрывать должны».
Вспоминает подполковник Костин Александр Дмитриевич, ветеран в/ч 71548:
«Наш полк уехал в Кап. Яр, по-моему, 13 апреля 1983-го года. День космонавтики 12-го, а они уехали 13-го на полигон технику принимать. И приехали в октябре. Меня начальником штаба дивизиона 11 апреля назначили, а они уехали. А мы остались строить позиции под 300-ки. Позиции мы сами строили, у нас строители не участвовали. Чтобы до конца достроить и здесь, и на «Каплуне», и в Доршево, нам оставили дембелей. Собрали, которых в последнюю очередь увольнять, и оставили достраивать позицию.
Вначале между 7-м и 6-м взводом выпилили лес. Оказалось – неправильно, там торфа слишком много. На 7-м взводе поменьше, вот там длянашего 1-го дивизиона стали строить. У нас арочное сооружение ещё не было достроено, только одна половина была – стенка передняя, ворота и засыпано. А вторая половина – под энергоотделение – только арки стояли, гидроизоляции не сделано. И с той стороны ворота надо поставить, стенку залить и ворота поставить.
И вот комкор приехал, ставит задачу – вот эту раб. команду дембелей уволить только тогда, когда весь объём работ сделают. И он уехал. Сижу, думаю. Вначале собрал всех солдатиков, и у меня ещё два прапорщика – Лыков и Пономарёв Лёня: «Вот так, ребята. Делаем две смены, одна работает ночью, другая бригада работает днём. Моя задача – обеспечить песком, цементом, щебёнкой. И техника чтобы работала».
С техникой мне мужики с 7-го участка помогали. Встал двигатель СМД-14 у экскаватора, топливный насос сломался. Куда? К мужикам. А СМД-14 такой же, как двигатель у трактора ДТ-74. Здесь вот в Княжево мужики помогали. Где сейчас магазин «У Петровны», тут вот рядом была станция по ремонту, кирпичное здание. Вот Витя Гаршин, Майдобуров Витька – они помогали по технике, если чего. Какая-то запчасть нужна для трактора… Я, честное слово, даже самогонку гнал. Спирта нет, полк-то на полигоне. К мужикам приезжаю – со склада мне дают, а я им старый отдаю. Вот так вот дело было, честное слово, не вру, потому что это давно прошло. И потом нам рассказывали – партия, политбюро, ЦК КПСС заботятся… Заботились! Очень хорошо заботились!
И вот я поговорил с моими ребятишками. Я говорю:
– Я всё сделаю, чтобы вас не задерживали.
Они отвечают:
– Мы будем…!
Смотрю – горят. Им домой надо! Они мне покоя не давали. Я тогда ещё в 95-м доме жил, только домой приду – посыльный бежит:
– Вас к телефону!
Тогда же ещё не было мобильных телефонов. Захожу к дежурному по части:
– Что такое?
– Товарищ майор, у нас песок заканчивается!
Я их менял – неделю одна бригада работала в день, а следующую я их меняю – та, что работала ночью, работает днём, и наоборот. Всё! Не прошло и месяца, они всё сделали. Все думали, что они долго будут ковыряться. Дудки! Позиция вот так была сделана, вот ребята молодцы!
Они летние, в июне должны увольняться, а за время службы проштрафились – кто в самоволку ходил, кто по этому делу… Зам. по вооружению полка был Александр Григорьевич… забыл фамилию. Он был зам. по вооружению старого, 25-го, полка, он его ещё полностью не сдал, и меня как бы тут курировал. Я к нему захожу в кабинет, говорю:
– Александр Григорьевич, всё! Докладывай командиру корпуса. Пусть приезжает, смотрит – работа выполнена.
А его же подчинённые солдатики работали, с 25-го полка.
– Как?!
Я говорю:
– Вот так.
А он ещё ни одного отличника боевой и политической подготовки домой не уволил. Приезжает, смотрит. Я говорю:
– Комкор сказал, генерал – выполняй приказ.
– Нет, надо ещё денёк подождать.
Я говорю:
– А чего я ребятам скажу? Вот собирай их и говори – они твои подчинённые, они ко мне прикомандированы.
А они уже готовы – форма поглажена, всё начищено, им документы надо вручать.
– Надо ещё денёк подождать, а то мне перед другими бойцами неудобно. Там ещё сержанты, кто за два года по два раза в отпуск съездили, а эти как штрафники…
Ну вот и всё, подождал ровно сутки и уволил их всех. Потом, через два года уже, я где-то в гараже работал, приехали. Один у меня чеченец был, ингуши были. Приехали оттуда. Срочно ищут меня. Нашли. Жена тогда в магазине работала. К магазину подъезжаем – покупают всякие там сладости, шампанское, вино – это жене. Вам благодарность, что вы наших детей тут не обидели, они вовремя приехали. Вот было.
Ну и дивизион ПС-ов у нас был. Центральная усадьба у них была на Башенке, командный пункт. С ними тоже была история, лично со мной связанная. Я уже боевое дежурство несу, я начальник штаба дивизиона. Вот у меня стоит РПН, рядом – низковысотный обнаружитель. Вот у меня мой сектор ответственности, в котором я Москву охраняю. А впереди меня копают – лес повалили, копают котлован, уже на 4 метра углубились. Геодезисты ошиблись, или в документах перепутали, они дали данные, что залегание торфа 40 сантиметров, а оказалось – 4 метра. Начинают строить. Я посмотрел – а у 51-го здания крыша гофрированной оцинковкой крыта. А у меня сюда РПН смотрит. Это же помеха какая, отражение.
Думаю – что ж такое? Рискнул – позвонил зам. командующего Московского округа ПВО по вооружению. Был у нас в корпусе раньше командиром полка, генерал-майор, не помню сейчас… Ну вот я ему и звякнул. Говорю – тут что-то не то делается, на моей позиции.
– А что такое?
Я ему говорю – так и так. Он:
– Ну я понял. Я подъеду.
Назначает мне время. Я на дивизионе его жду. Точно – приезжает. Не проходит и недели – стройка на 9-м взводе прекращена. Там до сих пор котлован, утки, гуси плавают, и рыба, наверное, уже развелась. И перевели ПСовскую позицию в другое место, строить начали на 2-м взводе. Но они чуть-чуть постояли, и их убрали».
Состав и ТТХ С-300ПТ.
Система С-300ПТ построена по схеме организации группы дивизионов вокруг командного пункта полка, осуществляющего обработку текущей воздушной обстановки по данным радиолокационной разведки, целераспределение по дивизионам – стрельбовым каналам, управление боевыми действиями.
После перевооружения на С-300ПТ подмосковные полки имели трёхдивизионный состав. На вооружении каждого дивизиона был огневой зенитный ракетный комплекс 5Ж15. Кроме этого, в состав полка входил командный пункт 5Н83 в составе пункта боевого управления (ПБУ) 5К56, размещенного в аппаратном контейнере Ф9, и радиолокатора обнаружения (РЛО) 5Н64К. Управление боевыми действиями полка осуществлялось централизованно с помощью командного пункта. Обнаружение и государственное опознавание воздушных целей производилась РЛО на дальностях до 300 км, информация обо всех обнаруженных целях передавалась на пункт боевого управления, где происходило формирование трасс целей, целераспределение и выдача целеуказаний на боеготовые комплексы (с учетом имеющегося количества ракет). Командир боевого расчета ПБУ мог вмешиваться в автоматизированный режим выдачи целеуказаний и своим решением производить ручное целераспределение целей. Информация о вновь обнаруженных с помощью НВО низколетящих целях также отображалась на индикаторах боевого расчета ПБУ.[429]
В состав огневого зенитного ракетного комплекса 5Ж15 входили следующие технические средства:
Командный пункт 5Н63 комплекса в составе радиолокатора подсвета цели и наведения (РПН), выполненного в контейнере Ф1 (приемо-передающая кабина с запросчиком и антенный пост РПН) и кабины боевого управления (КБУ), аппаратный контейнер Ф2. В аппаратном контейнере Ф2 размещены рабочие места операторов, многопроцессорная ЭВМ, аппаратура обнаружения целей, сопровождения целей и ракет, аппаратура связи и управления средствами ЗРК. Четыре пусковых комплекса, каждый из которых состоит из аппаратного контейнера Ф3 и трех пусковых установок (ПУ). Буксируемые пусковые установки 5П581 комплекса С-300ПТ – полуприцепы, обеспечивающие транспортировку четырёх транспортно-пусковых контейнеров и перевод их в боевое положение. ПУ на позиции размещались на удалении в несколько десятков метров от контейнера подготовки ракет и управления стартом (Ф3), и соединялись с ним кабельным соединением.
Для расширения возможностей по обнаружению маловысотных целей дивизиону придавался низковысотный обнаружитель (НВО) 5Н66. Он поставлялся для комплексов С-300ПТ в составе:
1. контейнер Ф5;
2. вышка 40В6;
3. система автономного электроснабжения – дизель-электростанция 5И57;
4. выносная аппаратура в контейнере Ф2;
5. распределительно-преобразовательное устройство 5И58.
Дивизион С-300ПТ может работать как самостоятельно, так и в составе зенитной ракетной системы. В этом случае управление работой ЗРК С-300ПТ осуществляется с пункта боевого управления 5К56, командного пункта «Байкал-1» при помощи системы телекодовой связи.
При автономном ведении боевых действий зенитный ракетный комплекс осуществляет обнаружение целей собственными информационными средствами – РПН 5Н63, НВО 5Н66.
Организационно дивизион С-300ПТ имел следующую структуру[430]:
– командир дивизиона – подполковник.
– зам. командира дивизионом по вооружению – майор.
– зам. командира дивизиона по работе с личным составом – майор.
– нач. штаба дивизиона – майор.
А) Радиотехническая батарея:
1. Отделение боевого управления. Техника – контейнер Ф2.
2. Отделение радиопередающих устройств. Техника – контейнер Ф1.
3. Отделение радиолокационной разведки. Техника:
· НВО
· Контейнер Ф5 (ставится на вышку)
· Контейнер Ф52
Б) Стартовая батарея – 2 стартовых взвода.
Техника:
· ЗМ – транспортная машина.
· 12 пусковых установок (по 4 ракеты на каждую установку)
В) Энергомеханическое отделение.
Техника:
· 4 ДЭС (Ф1, старт, Ф2, НВО)
· 5 распределительно-преобразующие устройства (преобразование 50Гц в 400 Гц)
– Автомобильный взвод.
– Отделения связи.
– Отделение топопривязки.
– Отделение материально-технического обеспечения (хозяйственное отделение)
Получение С-300. Поездка в Телембу. Испытания в Поти.
Вспоминает майор Летуновский Олег Николаевич:
«Технику получали в Кап. Яре, на 51-й площадке. Там и начальные стрельбы проводили. Как получили – провели стрельбы, и сюда устанавливать приехали».
Вспоминает майор Иванов Юрий Васильевич:
«Наш полк участвовал в двух испытаниях 300-ки на предмет живучести. Сначала в северном климате, а потом на юге, в Сухуми. Первый раз поехали под Читу, в Телембу. Там раньше полки С-200 стреляли. Это был декабрь 1983-го и январь и февраль 1984-го. Я помню, что новый год встречали трижды – по-читински, по-бурятски и по-московски. Там разница в 4 часа, что ли. Но к тому времени, когда надо было по-московски встречать, все уже спали.
В октябре 83-го с техникой вернулись с полигона, и отсюда уже поехали в Читу. Ездил не весь полк, а только управление и один дивизион, из Покровского. Командиром дивизиона ездил Игорь Гамрекели, мы с ним в одной комнате жили. А я за начальника штаба. Командиром полка был Владимир Михайлович Трофимов, он потом ушёл в 17-й корпус, получил генерала. Хороший мужик. Их начальник центра, полковник, всё возмущался: «Чего это вы тут приехали? А где ковры, где вино, где домино?» А ему Трофимов говорит: «Да мне пофигу! Вот положено – обеспечивайте! Я сюда не оценку приехал получать». В общем, они там немножко поцапались.
Ездили со своей техникой. Это было продолжение испытаний 300-ки при низких температурах. И вот мы там фигарили. Там каждое утро -45 градусов, а то и -47. Полтинника не было, врать не буду, а до -47 доходило. А так утром идём в столовую, смотрим на термометр – 45 градусов, иногда поменьше бывает. Оно переносится нормально, самое главное – на улице не пей и не кури. Утром приходим, открываем – ё-моё! А там в кабинах сталактиты с потолка вот такие! И иней. Начали стряхивать, промышленники, кто руководил испытаниями, гражданские:
– Запрещаем! Не трогать ничего!
– Ну как это – не трогать?
– А вот так – не трогать! Включайте!
– Как включать?
– Включайте!
То есть именно в этом и был смысл испытаний. На свой страх и риск начали включать. Там же вентиляция работает, когда всё это включилось – просохло. Ну где-то что-то выскочит – промышленники исправят. Народу-то много, кабины маленькие, узкие, тесные. Вот он по улице бегает, у него паяльник под тулупом, под полушубком греется. Он там включит, что-то надо припаять – припаяет, сделает.
А случай был – потекла гидравлика у вышки 40В6, на которой стоит кабина и антенна. У нас она ещё маленькая была, сдвоенные – это уже потом. Вот там эта жидкость незамерзающая была красного цвета, МГ-10 кажется. Не зелёного цвета, а красного. В инструкции написано – обработать спиртом, всё там протереть. Начали обрабатывать, протирать это всё, а диаметр у цилиндров всё же большой. Спирт превращается в снег. Ну всё, думаем – спирт херовый. Взяли пробы, поехали в Читу в лабораторию, там подтверждают – 99,9 процентов, всё отменно, что-то вы не так делаете. Мы давай опять – то же самое. Потом промышленники говорят:
– Читай инструкцию – взять большую ёмкость, налить 200 литров спирту. Не макать, как вы тут, из стакана, и протирать, а налить 200 литров спирта и тряпкой уже обрабатывать.
Когда стали так делать – оказывается, всё нормально. То есть если ты несколько капель выльешь – спирт влагу из воздуха поглощает, и получается снег. То есть инструкцию надо соблюдать. А жалко, понимаешь – бочку вылить! И тряпками потом давай. Да, там было…
А когда ночные стрельбы были – это вообще цирк! Там же всё закрыто маскировочной сеткой. А в эту землю мёрзлую не вобьёшь ничего, поэтому оттяжки за камни, за валуны завязывал. Мы все в комбезах тёплых, в валенках. У нас прапорщик был, Саша Брагин, дизелист. И вышел посмотреть на пуски – рот открыл, смотрит. А там же как – сначала подрывается шашка, крышка разламывается на куски, она из пенопласта, и оттуда из трубы – бум! Выкидывается ракета. И на высоте метров 20–30 запускается двигатель. А там же всё скучено, узенько, он стоял рядом, его жаром обдало. Не знает, куда деваться, прятаться – полез под дизель. А зацепился за маскировочную сетку, она ему на валенок накрутилась, и он под дизель, под кабину вместе с этой сеткой залез, утащил её туда. Ну потом уже – хохот и всё остальное.
И ещё случай был – не успел Коробов Пашка спуститься из кабины, был на единичке сверху, когда дали команду на стрельбу. Это кабина Ф1, радиолокатор подсвета и наведения, РПН, она на вышке установлена. Ну сидел там во время стрельбы. А двигатель у ракет запускается как раз на высоте кабины. Такое ощущение – всё рвётся, всполохи эти сквозь щели видно. А кабина ещё доворачивается, поворачивается, дрын-дрын, аппаратура работает. Потом уже говорит – больше не полезу!
Я организовывал там караульную службу. Только сирена загудела – у шлагбаума уже никого нет. Мой солдат, часовой, уже бежит к окопу, и прыгает в него прямо в этом тулупе. Приходилось его оттуда вытаскивать: «Вставай нахрен!»
Нас там на МиГе или на Сушке облётывал подполковник, орденоносец, фамилию говорили – забыл уже. Нам надо, чтобы он как можно ниже прошёл – чтобы определить нашу нижнюю границу. И вот он летит, опускается, мы: «Видим, видим, видим». Потом уж он по радио кричит: «Не могу уже ниже! За деревья задену!» А там такая лощина, и он по этой лощине идёт, а мы его всё равно видим. Интересно!
Там смотровая будка прилеплена к сопке – для генералов, чтобы за стрельбами наблюдать. Деревянная, с окнами, и нависает на ущельем. А когда на небо смотришь – есть подрыв или нет, кажется, что ракета у тебя над головой взрывается. Ну почти так и есть – там высота подрыва всего километр. А если прилетит какой осколок? Так вот в этой будке находиться при стрельбе … ну, очко играет. Ну вот, они стояли, смотрели, топтались, топтались… А уже доложили, что мишень запустили. Теперь пуск дали, а они не видят – высота хрен знает какая. И они заторопились: «Да пойду чайку попью», и в бункер там скорее. Хрен его знает – чего на голову прилетит? И один только полковник Сорокин остался, остальные все сбежали. Юрий Александрович Сорокин – начальник отдела боевой подготовки корпуса. Молодец он! А наш замполит прятался за машиной – от облучения! Из-за машины всегда выглядывал.
Потом с техникой сюда вернулись и встали на дежурство. А чего ей будет?! На юг мне на испытания не удалось съездить, это Жора Потапов ездил».
Вспоминает Рязанов Иван Петрович:
«Когда на 300-ку перешли, я стал начальником командного пункта полка. Старшины нет, зам. по вооружению нет, замполита нет. Был только Новиков, начальник штаба полка. Драли как сидорову козу! С нуля начал, там ничего нету. И казарму, и каптёрку, и техника только это самое … Вот когда Ворожкин пришёл? В 85-м?
Потом технику получили, уехали в Телембу. Там три месяца – декабрь, январь, в конце февраля приехали. А перед отъездом такая история была. В Подвязнове в магазине работала женщина, Ковальчук, Таня или Надя. Мы с ней в одном доме жили, только в разных подъездах. Я только пришёл домой с командного пункта, она мне стучит:
– Ваши солдаты пятнадцать бутылок водки взяли!
А у меня там все боевое дежурство несут же. Что такое, ёлки-палки?! Я позвонил дежурному по части, говорю:
– Мне всех начальников отделений на командный пункт!
Сам прихожу, начальники отделений пришли, людей построили – все трезвые! Я перед этим собрал, говорю – так и так. Всё облазили! Ну всё! И к стогу сена там следы подходили – туда слазили. Нету нифига! А мы после этого дня через два уезжали в Телембу. Ну нету – и всё! А потом уже ко мне Чернышёв приезжал за характеристикой, я его спросил. Он говорит:
– А мы во фляжки вылили.
А мы ж мешки по нескольку раз кидали, пощупали – нет бутылки-то! Котелок, потом бельё заставили … А он говорит:
– А мы в поезде, потихонечку.
У меня там было пять или шесть человек, они в Телембе жили вместе с 3-м дивизионом, с Гамрекели. Они мне рассказывают – у меня волосы дыбом! Там таджики с узбеками дерутся чуть ли не ножами У меня на командном пункте сахар сопрут – я замполиту докладываю, а у Гамрекели – всё отлично! Мне мои говорит – нас бы от них отселить. Ну я сделал, чтобы в стороне четыре кровати двухярусных было. А то у них там нарыв наступил такой, что …»
Вспоминает майор Потапов Георгий Алексеевич:
«В Поти я ездил с ковригинским полком, у них были С-300ПС, самоходы. Это было году в 85-м или в 86-м. Но у них там людей не хватало, и чтобы укомплектовать расчёт, часть людей было из других мест. Я был за начальника штаба, Лёвин ездил за начальника пятёрки. Там была комиссия с Калининской академии. Председателем комиссии был полковник СидОренко, замом у него был Ходченков Серёга. Взяли туда пятёрку, взяли туда единичку. И взяли взвод, по-моему, две кабины.
Цель какая была? Хотели 300-ю систему продавать в Индию, и надо было испытать тропический вариант. Но дело в том, что в СССР только в Поти такой же климат – влажность и так далее. И вот мы туда поехали. Мы на месяц всё раскрыли – все блоки, двери, и вот оно так и стояло – мокло, сохло, и так далее. Ничего не касались. И через месяц включили. Ничего не делая – чего будет? Облёт – всё прошло нормально.
Меня там послали меня в гидрометцентр – собрать за три года статистику, какая была погода. Дали мне на это неделю. Я там девкам три шоколадки купил: «Сделайте мне. Недели хватит?» «Приходи завтра!» Ну купаюсь на море. Через неделю привожу: «О, молодец!» А там же граница, там погранзастава в Поти. Там смешанная бригада ПВО стояла, у них были 75-е, 125-е и 200-е».
Дежурство С-300.
Вспоминает майор Потапов Георгий Алексеевич:
«По сравнению с 25-й Системой 300-ка намного сложнее. А по возможностям – ещё больше отличается. Дивизион 300-ки заменял один полк 25-й – ну вот и считай эффективность. А на 300-ке дежурили месяц, только расчёты раз в неделю менялись. Из трёх полков 25-й системы сделали один трёхдивизионный полк 300-й системы, и дежурным был один дивизион, на месяц. В соседних полках дежурили соответствующие дивизионы. Назначали так, чтобы не было разрывов в зонах поражения. Возможности 300-ки были гораздо выше, чем 25-й.
И потом, почему ещё 25-ю снимали – она стационарная была. Ведь потом после С-300ПТ была ПС. Они могли в любой момент в любое место выехать и развернуться. У каждого дивизиона были две запасные позиции. То есть если чего-то там – ты мог свернуться и переехать на запасную позицию.
Конечно, у ПС-ов с перемещением легче. Но мы наш С-300ПТ тоже сворачивали. Но там проблема была – кабели ломались. Вывезти, свернуть – это недолго. А вот кабели нежные, они ломались. Их надо было на барабан осторожно наматывать. Но мы сворачивали, выезжали. Не то, что выезжали – тренировались создать колонну. Например, с дивизиона выехала колонна, вышли вот сюда, к Рогачёвскому шоссе – ага, всё, столько-то времени на сворачивание ушло. А уже передислокация в другое место – это уже другая история. Но самое главное в этих тренировках – что свернулись и обратно заехали, развернулись. Но мы не любили это дело – сворачиваться-разворачиваться, потому что кабели ломались, это больное место было.
У нашего второго дивизиона, который тут у Рогачёво стоял, было две запасные позиции – в Куликово и в Мисиново. Там уже привязка была сделана, реперный кол где-то там поставили и так далее. В поле вот он стоит, и всё. У нас на картах обозначено, а местным это знать необязательно. И ездили, проверяли – засеяно там, не засеяно, не построили ли там что. Вон СидОренко из отдела боевой подготовки корпуса:
– Поехали! Ну какие у тебя запасные позиции?
– Вот здесь.
– Ну ладно, развернуться можно. Хрен с ней, с этой пшеницей.
Проверяло командование. Пшеница или чего там посеяно – хер с ней! А если там коровники стоят или ещё что-нибудь – тогда уже надо что-то решать».
Вспоминает подполковник Караичев Владимир Гаврилович:
«Я работал в Дмитровском райвоенкомате, старшим помощником начальника 1-го отделения по транспорту, а потом начальником 3-го отделения, уволился в 93-м году.
Рогачёвский полк я знаю очень хорошо, потому что это был первый полк, который пришлось комплектовать техникой из народного хозяйства и доводить до штата военного времени. И вместо Кразов-255В надо было давать К-701 и бортовую машину. Седёльный трактор – кабину тащить, а бортовую машину – везти кабеля. Есть разница между штатом военного времени и штатом мирного времени. Плюс накладывается текущий некомплект машин – списанных, в капиталку, и так далее. Был приказ министра обороны об оценке боеготовности войсковых частей. Полк считался боеготовым, если у него было определённое количество техники – процентов 70 или 80. Это был ещё МП-81, моб. план 81-го года. Сейчас об этом можно говорить, он давно не существует.
Полк комплектовался полностью. Эта техника изымалась из народного хозяйства и уходила в армию. Если это была не государственная техника, а кооперативная или частная, то оформлялись документы, и через Госбанк возвращались денежные средства на расчётный счёт. Вот этим я занимался. И больше года длилась эта эпопея, пока не согласовали ту технику, которой можно заменять штатную именно на 300-м комплексе. Мы никак не могли получить ответ – какую же машину можно использовать, какой грузоподъёмности и конфигурации, и что можно вместо К-701, потому что в то время К-700, К-700А, К-701 практически не было. И тем более – в самом Рогачёво, вот в чём дело.
Часть комплектовалась тем, что было в Рогачёво, а там были только Мосмелиорация, ПМК и совхоз. И вот приходилось комплектовать.
В Рогачёво был стационарный комплекс, а в Ковригино – мобильный. Эта 300-ка, которая была в Рогачёво, тоже перемещалась, только у них очень много имущества, кабелей, вот поэтому туда и было много транспорта. Сейчас уже не помню, но в пределах тридцати единиц, от двадцати до тридцати машин я давал в полк. И периодически проводилось контрольное развёртывание, и обучение приписного состава. У нас много было солдат, сержантов, и офицеры туда были предназначены, и проходили проверочные сборы, занятия. Так что там работа была поставлена неплохо».
Вспоминает прапорщик Жеглов Пётр Павлович:
«Ну я пришёл с армии, и думаю – куда идти работать? Некуда, жильё лет 10 ждать. А тут сразу финские дома давали. Ну пополам – с одной стороны и с другой. И как раз командиром полка был Дубас.
В 83-м году 300-ку с Кап. Яра сначала сюда привезли. Потом с дежурства снимали и поехали в Читу. Меня на кран поставили. Был у нас японский кран КАТО, четырёхосный, с грузоподьёмностью 50 тонн. Но главное – это вылет стрелы. У меня был вылет стрелы 49 метров, а наших, отечественных кранов с таким вылетом тогда не было. Высота вышки, на которых пятёрки и единички стояли, была 28 метров. Я помню, что я на 30 метров поднимал. В основном единичку, пятёрку снимал, на техническое обслуживание. Я эти вышки брал влёгкую. Дивизион дежурит месяц, а потом регламентные работы. Надо кабины с вышек снимать. Для этого человек туда поднимается, крюки цепляет и спускается, а только потом поднимать можно – это по технике безопасности так положено. Долго получается, ведь лезть надо со страховочным поясом, и с ним же спускаться.
А потом Лёвин уже приловчился, говорит:
– Я тебя цепляю, ты чуть-чуть приподымай, немножко. Я в кабину туда залезу, и ты меня вместе с кабиной спустишь.
Я ему отвечаю:
– Ты когда-нибудь свалишься вместе с кабиной.
А он только рукой машет. Вот я вместе с ним кабину – чик!
В нашем корпусе мой кран такой один был. И вот это всё я обслуживал – от «Макухи» до «Абитуриента», это Загорск. А та сторона, туда дальше – другой кран обслуживал. Но почему-то меня везде посылали. Потому что тот постоянно на заработках был, а потом попался, и ему вставили. Вот я и ездил, катался. Хороший кран, конечно.
Мне на кран было положено 40 литров спирта, две канистры. Я помню, мы с покойным Коробейниковым прочитали это му-му, инструкцию к крану, он говорит:
– А куда же заливать?
Я говорю:
– Да есть там. А сколько там написано?
Он говорит:
– 45 литров спирта.
Я спрашиваю:
– А не дофига ли?
Принесли. Яркин был зам. по вооружению, он говорит:
– А чего так много?
Я отвечаю:
– Вот му-му читайте!
А там, оказывается, специальный насосик стоял и прыскал, где эти фишки, чтобы там не окислялось. И когда я работал – насосик этот там опылял. И на это 40 литров на месяц были положены. А Заболоцкий, командир полка, давал 20:
– Тебе дофига будет!
А вторую канистру себе забирал.
На КП кабины закатывали по рельсам, по швеллерам. Я краном ставил, а потом закатывали. Девятку, а потом ещё какую-то кабину, всего три кабины было. Девятка 16800 весит, как сейчас помню. И цены скажу. Пятёрка – пять с чем-то миллионов, единичка – шесть с чем-то миллионов, девятка – двенадцать миллионов. Я всё помню! На дивизионе в капонире двойка была, и тройки стояли. Тройки отдельно, а в центральной арке стояла двойка, на швеллерах.
Каждый год надо было проходить проверку в госгортехнадзре. У нас до Панфилова был зам. по вооружению – Яркин Юрий… отчество не помню. Вот он мне всё говорил:
– Пётр Павлович, ты только на кране не хулигань! Я тебя отправляю, только ты не хулигань!
И вот я калымлю, а чего надо было брать – доски, краску. Котёл этот у нас полетел в Клину, я поработал – нам котёл привезли прямо в сборе.
В 86-м году на Икше нужно было экскаватор из карьера поднимать, я ездил. Там был главный инженер такой крепкий мужичок, нормальный. Говорит:
– Подымешь?
Я отвечаю:
– Подыму.
Экскаватор электрический, он же 67 или 77 тонн весит вместе с гусеницами. Им нужно было венец менять. Я башню снимал, она меньше весит – 40 с чем-то тонн. Я говорю:
– Это я подыму.
Вот я приподнимал, отводил, держал её, а они часа два там возились. Я говорю:
– Кран скоро провалится.
Они шпалы привезли, я шпалы положил под опоры. Они там венец меняли, что-то там ещё. И вот я подымал, так потом замучились назад вставлять, все боятся…»
Вспоминает подполковник Костин Александр Дмитриевич:
«Я вот в Костерёво переучивался 6 месяцев – с 1 декабря 83-го по май 84-го. 17-я учебная группа у нас была, у меня удостоверение есть. Но у 25-й системы элементная база-то совсем другая, там лампы были. А здесь, на 300-ке – цифровой вычислительный комплекс. Ну мне-то чего – я начальником штаба дивизиона был, мне доскональное знание техники не нужно. Мне главное – правила стрельбы, тактику знать, противника знать. И как применить – цель низколетящая под прикрытием помех, активных, пассивных или смешанных. Ну и так далее – на низкой высоте, на большой высоте, маневрирующие… Но там-то, в Костерёво, я и матчасть изучал, экзамены сдавали.
Конечно, техника совсем другая была, не то, что на 25-й системе. Но я бы не сказал, что наши лейтенантики и капитаны, которые училище окончили по этой системе, слишком мучились. За все эти времена только раза три-четыре промышленность приезжала к нам на помощь. А так ребята сами справлялись. А потом, там же было тройное резервирование. Самое главное – оценить, что неисправно, в каком шкафу, какая ячейка. Всё, срабатывает сигнализация – вытащил, из ЗИПа новую поставил, а эту в ремонт отправляли. Вот был зам. по вооружению дивизиона – Гена Пономарёв. Он у меня командиром радиотехнического батальона был, зам. командира дивизиона по вооружению – командир радиотехнической батареи, майорская должность. Я начальник штаба, чистый зам, он – зам. по вооружению. Он окончил Рязанский радиотехнический институт, двухгодичник, а потом остался в армии. Иной раз фуражку не одевал, и нараспашку стоит – привык студентом. А уже в звании майора. Я ему:
– Ген! Ну так же…
– О, Дмитрич, извини!
В кабинет заходит – фуражку в сторону, сигарету, и на батарею или на подоконник садится. Я говорю:
– Ген! Ну есть же стол!
Вот такие гражданские замашки были у него. Но умница! Его потом отсюда забрали, куда-то в армию взяли – чтобы приезжать, помогать, у каких там дивизионов, полков неисправности. Вот он утром приходит в кабину Ф2, пока всё не прощупает, не проверит – не успокоится. И, например, говорит начальнику ЦВК: «Коля! Доставай из этого блока…, надо её менять!» Где какие параметры не так – он сам находил. В этом плане нашему дивизиону легко было.
И вот заступали на боевое дежурство, обкатку техники делали. Я в Рогачёво на совещания ездил, я тогда ещё начальником штаба 300-го дивизиона был. Вот через паром – 6-я паромная переправа через канал у нас была. На машине раз – через паром, по пойме и туда. Иногда через Дмитров ездил, но через паром ближе.
Но дело не в этом. Как-то туда еду, на Дубненское шоссе выезжаем, смотрю – ёк-макарёк! Стоит «Волга» чёрного цвета, двери открыты. Ну ладно, мало ли чего там. С совещания еду – она так и стоит на этом месте. А времени прилично прошло, совещание меньше 3–4 часов не бывало. Потом чего-то в ту сторону ещё поехал – опять она там! Интересно!
И вот как-то в воскресенье поехали на канал купаться – я, жена, дети. Я «Уазик» взял, солдатик меня отвёз. Я ему говорю:
– А потом вечером за нами приедешь.
Я выходной был, командиру полка сказал – если что, я на канале буду, и удочки взял. Вечером за мной «Уазик» подошёл, забрал меня, тут всего полтора километра от канала. Назад едем, и в Княжево, где развилка, стоит женщина – Лена Гаршина, она телятницей работала в Очево, там скотный двор наверху. Ну и голосует:
– Ой, Саш, подвезёшь меня?
А чего – вот городок, а вот Очево-то.
– Довезём!
К Очево подъезжаем – эта чёрная «Волга» там стоит! Смотрю номера – всё та же. Вот думаю: «Интересно!» Ну я особисту полка доложил, а больше никому об этом не говорил. Проходит где-то месяц-полтора – особист на совещании выступает, командир дал ему слово:
– Вот был такой случай в нашей части. Товарищ проявил бдительность. Оказалось, что машины «Волга» под таким номером не существует, с этим номером есть «Зил-130». А те, кто в этой «Волге» были, переданы в органы. И КГБ ими занимается.
Я с ним дружил, мы за грибами как-то пошли, и он мне сказал:
– Загребли их, потому что они нашим дивизионом интересовались.
Мы же включали аппаратуру, когда сигналы «Омега-1», «Омега-2» не действовали. А они дежурили и секли – на каких частотах мы работали. У них там в «Волге» специальная аппаратура была».
Визит маршала Ахромеева. Улетела ракета.
15 июня 1987 года в 658 ЗРП с проверкой прибыл начальник Генерального штаба Вооружённых Сил СССР, первый заместитель министра обороны СССР маршал Ахромеев.
Вспоминает подполковник Ходов Валерий Николаевич:
«Помню, что после прилёта Руста у нас в полку побывал маршал Ахромеев. Я тогда ещё был командиром технической батареи. Он прилетал на вертолёте, посадочную площадку организовывали между командным пунктом и жилым городком, там между теплицами. Он сначала в городок приехал. Я был в подразделении. Как сейчас помню – открывается дверь и он заходит – невысокого роста, такой поджарый, очень энергичный, не по годам, мужчина. Знаете, как бывает, приезжают из высших штабов офицеры какие-то несколько такие. А Ахромеев произвёл впечатление вояки такого вот закалённого, до мозга костей военного. Знаете, он чем-то напомнил Суворова из фильма «Суворов». Такая аналогия по внешнему виду, да ещё энергичный такой. Он, может быть, смешной с сегодняшней точки зрения, а так вот он боевой мужчина.
И что мне запомнилось. Раньше же были ленинские комнаты. Ну в 87-м году она была уже не ленинская комната, а была просто комната досуга. Но социалистические обязательства никуда не делись – фамилии солдат, какие он обязуется получить оценки по предметам обучения. И вот что мне запомнилось – Ахромеев так подошёл, посмотрел на них, и говорит:
– Всё ещё пишете эту чепуху? Не пора ли от неё отказаться?
Потом по подразделению прошёл, я его сопровождал, сзади, понятно, была свита – генералы, генералы, генералы. Посмотрел внутренний порядок подразделений – ему понравилось всё. Так энергично пришёл, руку пожал, пожелал удачи. Так общались, ходили с ним, он задавал вопросы по быту, по жизни. Я представился, должность назвал – техническая батарея. Он так:
– Техническая батарея – это значит что-то связанное с автомобилями. А где автомобили?
– Ну автомобили в автомобильном парке.
– О! Хочу посмотреть автомобильный парк.
Ну так попрощался – удачи, удачи, и пошёл в автопарк, смотреть автопарк, который был в городке. Потом он съездил, по-моему, на командный пункт, потом на зенитный ракетный дивизион, посмотрел технику. Я не присутствовал, наверное, ему рассказали о возможностях техники. И он уехал».
Вспоминает майор Потапов Георгий Алексеевич:
«Маршал Ахромеев приезжал вскоре после этой истории с Рустом. Наш полк уже стоял на дежурстве, а он проверял возможности 300-ки. И вот он приезжал к нам, был и на КП полка в Подвязново, и у нас на дивизионе. Нам сделали такой налёт, что будь здоров! Реальные цели шли. У нас стояли приводные радиостанции, и они наводили авиацию на наш сектор. Он оценивал эффективность 300-ки, стоял и смотрел – сколько мы захватим целей.
Я помню, пришёл он к нам на десятый взвод, в домик там, в караульное помещение. А у нас там дневальным солдат стоит нерусский. Ахромеев его чего-то по уставу спросил – тот ответил без запинки. Ахромеев ему тут же 10 суток отпуска дал, и всё говорил: «А вот говорят – нерусские солдаты!».
В феврале 1990 года случилось ЧП – на 3-м дивизионе в Покровском на С-300ПТ произошёл самопроизвольный пуск ракеты. Она отлетела недалеко от дивизиона и упала в лесистой местности. От удара сработала БЧ.
Вспоминает майор Потапов Георгий Алексеевич:
«Да, это при мне было. Они проводили контроль функционирования после регламентных работ, и она у них улетела. Чего-то там замкнуло. Командиром дивизиона был подполковник Захаров, его сняли с дивизиона и поставили на 2-й дивизион начальником штаба вместо меня, я уже увольнялся. Я ещё работал, а потом меня на шесть месяцев за штат вывели. Вот я уволился, Захаров стал вместо меня начальником штаба. Но его не разжаловали, подполковником он так и остался».
Вспоминает майор Иванов Юрий Васильевич:
«В Покровском ракета улетела? Нет, сначала уронили, улетела потом. Контейнер уронили, погнули там, вмятину сделали. Белоусов в то время был командиром дивизиона. Он должен был в академию ехать, и его не пустили. Отправили в другой полк. Вот так вот получилось. И через год он ушёл в академию.
А сколько потом автотехники разобрали, когда её на малый дивизион отправили. Весь этот автопарк – КрАЗы, белазы, хуязы, – отсюда убрали, чтобы не мешала, тут и места не было. Ненужную технику, допустим – телеги ракетные, на которых пакеты с ТПК возят, эти все туда отправили. Ну без ракет, конечно. Чтобы глаза не мозолила, а то кто-то приедет, скажет – почему этот КрАЗ грязный, немытый стоит?
Всё туда увезли – и началось! Даже с Клина приезжали, с каких-то организаций, какую-то запчасть к Кразу им надо или ещё что-то. Ну наши прапора с этим делом там быстро сообразили! Потом металлолом оттуда вывозили, я не знаю – кто там отвечал за это дело. Это вообще мрак – сколько техники погубили! Пожарка была, она худо-бедно ездила, туда отправили, потом смотрю – она уже на мостах, без колёс. Я не знаю, как дело до судов не дошло. Техника-то новая была. Всё разворовали! Всё попропивали!».