Первое, что сделал коротышка – плюнул мне в лицо. Смачно и с явным наслаждением. А затем он начал меня пинать. Под дых, по ногам, в грудь. Поначалу осторожно, но с каждым новым ударом эта тварь все больше входила во вкус и била все сильнее.
Хорошо, что я находился в «режиме зверя»: он защищал мое тело от повреждений и заглушал боль. Так что Руфс старался напрасно, и я бы вдоволь посмеялся над ним… Если бы не лежал парализованным в жутком помещении, которое вдобавок, располагалось в другом, мать его, мире.
– Руфс! – строго произнесла женщина и сказала еще несколько слов, но уже на незнакомом мне языке.
Жидкобородый тут же остановился, пусть и с неохотой. Он раскраснелся, тяжело дышал, но явно хотел продолжить, и если бы женщина его не окликнула, то экзекуция могла бы продолжаться еще очень долго.
Далее последовал короткий, но непонятный диалог, после которого Руфс вновь отправился к камину.
– Ладно, шустрый мальчишка, мне пора, – в голосе женщины отчетливо слышалась насмешка. – Оставляю тебя в обществе моего помощника. Уверена, скучать он тебе не даст.
С этими словами она подошла, сняла металлический обруч с моей головы и покинула пыточную-лабораторию. Однако полежать в одиночестве мне не позволил вернувшийся Руфс. Ублюдок ухмылялся, явно приготовив мне очередной сюрприз.
Так и оказалось.
В руке Руфса была длинная железяка – из тех штук, которыми клеймят скот. Ее конец, образующий причудливого вида символ, полыхал зеленым пламенем. Понять, для чего коротышка притащил сюда эту хрень, не составило труда, и я похолодел.
«Режим зверя» усилился. Я попытался напрячь мышцы, однако ничего, кроме боли, это не принесло. Но и сдаваться было нельзя. Один раз у меня уже получилось вернуть себе способность двигаться – значит, должно получиться вновь.
Руфс, тем временем, ногой перевернул меня на живот. Затрещала ткань, и вскоре я лишился водолазки. В организм выплеснулась очередная порция адреналина, я зарычал и наконец-то смог шевельнуть рукой. Но было поздно: низкорослый говнюк припечатал клеймо к моей левой лопатке.
– Ксарле беэхт, – просипел он.
Первые пару мгновений я не чувствовал вообще ничего. Но потом…
Казалось, пылающая железяка прошила меня насквозь и начала плавиться – прямо, сука, внутри моего тела. Руфс, по-прежнему стоящий надо мной, похоже, прекрасно понимал все, что я чувствовал, и смеялся.
Я не мог ни пошевелиться, ни даже заорать. Однако куда хуже было другое: «режим зверя» постепенно сходил на нет. Адреналин продолжал выделяться, но теперь не усиливал меня.
Почему так происходит? Я не знал. И непонимание было не менее страшным, чем боль от охваченного огнем клейма.
Когда пытка закончилась, я уже полностью вышел из «режима зверя». И попытки вновь войти в него ни к чему не привели. Я превратился в беспомощный кусок мяса, неподвижно лежащий у ног низкорослого ублюдка Руфса.
Тот вновь перевернул меня, и когда обожженная лопатка соприкоснулась с каменным полом, ее прострелило дикой болью. А новая порция адреналина… просто выделилась, и все.
Похоже, меня только что лишили единственного козыря.
Вот ведь дерьмо!..
Руфс некоторое время изучал мое лицо. Затем решил порадовать самого себя еще немного и наступил ногой мне на горло. Надавил, чтобы перекрыть доступ кислорода, и стал ждать, впившись взглядом в мои глаза.
Что он хотел там увидеть? Наверняка растерянность, страх и мольбу прекратить. Да, мне было страшно и я хотел, чтобы ублюдок отвалил подальше, но… Я смотрел на него холодно, с презрением. Даже когда воздух в легких закончился.
Так ничего и не добившись, Руфс отпустил меня. Еще раз харкнул мне в лицо, затем перевел взгляд куда-то в сторону выхода, и его темные буркала сверкнули алым. Тут же рядом со мной возникли двое стражников с серыми лицами, схватили меня за ноги и поволокли прочь из помещения.
Вскоре я оказался в коридоре и собственными спиной и затылком ощутил, насколько там твердый и холодный пол. Но куда хуже стало после того, как меня дотащили до винтовой лестницы. Впрочем, идущему сзади Руфсу доставляло огромное удовольствие наблюдать, как я считаю своим же телом каждую ступеньку.
А еще сраный маг развлекался тем, что бил меня молниями, выпускаемыми с кончиков пальцев. При каждом таком ударе боль пронизывала меня с ног до головы, а мышцы сводило судорогами. И, разумеется, Руфс не забывал плеваться. Причем он что-то сделал со своей слюной: теперь, попадая мне на лицо, грудь или живот, эта дрянь начинала шипеть, пениться и жечь кожу.
Невозможность пошевелить хотя бы рукой, чтобы утереться приводила в отчаяние и ярость. Грудь жгло от невероятного количества адреналина, но войти в «режим зверя» никак не удавалось.
Почему? Скорее всего, из-за того чертова клейма. Лопатку до сих пор жгло с невероятной силой, и если бы я мог, то нащупал бы гребаную отметину и содрал бы на хрен голой рукой.
Чвак… Очередная порция руфсовой слюны угодила мне точно в глаз. Тот словно бы вскипел, я зарычал от боли, а маячившая надо мной мерзкая рожа расплылась в улыбке.
Зря он все это делает. Очень зря. Рано или поздно я найду способ поквитаться – и тогда ему будет очень и очень худо.
Я не в первый раз давал самому себе подобные клятвы мести. И всегда выполнял их. Но сейчас, впервые в жизни, не чувствовал уверенности в своих силах.
Лестница закончилась, и я вновь оказался в коридоре. Справа и слева были решетчатые двери, за которыми располагались тесные камеры без окон. Возле одной из таких тащившие меня стражники и остановились.
Руфс приложил ладонь к светящейся печати на замке двери, что-то лязгнуло, и та начала медленно отъезжать в сторону. Сидящая внутри камеры фигура в лохмотьях тут же метнулась в дальний угол. Толком разглядеть не удалось, но, похоже, это был старик.
– Фахме фирр!.. – послышался неестественно сиплый голос из камеры напротив. В нем отчетливо звучала насмешка.
Я скосил глаза и увидел говорившего. Габаритами этот здоровяк не уступал серолицым стражникам, да и выглядел не менее жутко.
Голый по пояс, весь в татуировках и шрамах, рыжеволосый, он прижимался к решетке, вцепившись в прутья. Во взгляде темных глаз под густыми бровями читалось мрачное веселье. Пленник смотрел на меня и чуть заметно ухмылялся. Чуть заметно – потому что всю нижнюю часть лица уродовали кроваво-красные рубцы от ожогов. Похожие отметины были и на горле громилы – неестественно выпуклом и темно-лиловом.
– Хугг двамр, айи, Руфс? – произнес он еще одну фразу и оскалился, демонстрируя крупные черные зубы.
Низкорослый маг злобно глянул на обитателя камеры. Нацелил на него ладонь и чуть заметно вздрогнул. В тот же момент неведомая сила отшвырнула рыжего назад, да так, что бедняга врезался спиной в стену. Это наверняка было очень ощутимо, но, рухнув на кучу гнилой соломы, здоровяк лишь расхохотался.
Руфс, глядя на него, брезгливо скривился. Затем мотнул головой и вновь сосредоточил все внимание на мне, в очередной раз ударив молнией и «наградив» плевком.
Тварь.
Серолицые, тем временем, взяли меня за руки и ноги, втащили в камеру и зашвырнули в угол. Я знатно приложился о голый каменный пол и, что хуже всего, остался лежать лицом вниз. Тело по-прежнему отказывалось слушаться, а потому перевернуться я не мог. И от мысли, что, вполне вероятно, я закончу именно так – неподвижно валяясь в холодной камере, пропитанной запахом нечистот, отчаяние крепко ухватило меня за горло, а на глазах выступили злые слезы.
Ощущение безнадеги усилилось, когда дверь камеры с лязгом закрылась.
Некоторое время я лежал в тишине, тщетно пытаясь войти в «режим зверя». Потом услышал, что ко мне кто-то осторожно приближается. Второй обитатель камеры.
Он ухватил меня за левое плечо, осторожно перевернул на спину, и я наконец-то смог его разглядеть.
Это действительно оказался старик. Лохматый, грязный, изможденный, но с удивительно живым и добрым взглядом голубых глаз. На худой шее старика болтались петли засаленной бечевки с десятками узлов.
Несколько секунд он внимательно изучал меня, после чего сочувственно покивал и начал произносить одну непонятную фразу за другой. Голос у старика оказался глубокий, звучный. Он успокаивал и… усыплял.
Мои веки стали слипаться, мысли прекратили хаотично метаться в мозгу, дыхание выровнялось, замедлилось и стало более глубоким. Лишь сейчас я почувствовал, насколько сильно устал после всего, что произошло. И в итоге сам не заметил, как заснул. Крепко и без сновидений.
***
Очередное пробуждение вновь получилось крайне хреновым: от уже знакомого электрического разряда. Я забился в судорогах, распахнул глаза и сразу же увидел по ту сторону решетки Руфса, очень довольного собой.
– Тарвэ штитх, – произнес ублюдок и открыл дверь камеры.
Сидевший рядом со мной старик поднялся, вышел и встал возле пары стражников с копьями. А Руфс расплылся в недоброй ухмылке и поманил меня пальцем.
Серьезно? Эта скотина парализовала меня, а теперь хочет, чтобы я встал и пошел? Впрочем…
Я сосредоточился на правой руке и попробовал шевельнуть ею. Получилось. Похоже, пока я спал, к телу вернулась способность двигаться. Ладно, уже легче.
С этой мыслью я поднялся на четвереньки. Тело слушалось плохо, казалось чужим, и, чтобы встать на ноги, мне потребовалось не меньше минуты. Руфс внимательно наблюдал за каждым моим действием и наслаждался.
После первого шага я едва не упал. Но дальше дело пошло легче, хотя из камеры я вышел только с третьей попытки. Однако здесь целиком и полностью был виноват низкорослый урод: всякий раз, когда я подходил к решетке, он отбрасывал меня назад с помощью телекинеза. Как и рыжеволосый здоровяк, я влетал в стену, а затем оказывался на полу. Подгоняемый ударами молнии, вставал и снова шаркал к двери, мечтая об одном: схватить Руфса за жидкую шевелюру и бить лицом обо что-нибудь твердое до тех пор, пока оно не превратится в кровавую кашу.
Когда ублюдок наконец угомонился, то выпустил рыжего, и нас троих повели по коридору. Здесь Руфс нашел себе новое развлечение: он создавал под моими ногами невидимые препятствия, из-за чего я то и дело спотыкался. А когда мы добрались до металлической лестницы с крутыми ступенями, ведущей далеко вниз, я пару раз упал, разбив локти, бровь и колени.
Лестница закончилась перед массивными железными створками, закрытыми светящейся магической печатью. Руфс подошел к ней, коснулся пальцами нескольких символов, и двери медленно, со скрипом, от которого у меня заныли зубы, начали открываться. И увидев то, что располагалось дальше, я в очередной раз пожелал, чтобы все происходящее со мной начиная с бойни в музее и до этого момента оказалось всего лишь страшным сном.
Железные двери вели в просторный круглый зал, большую часть которого занимал бассейн, наполненный какой-то мерзкой субстанцией. Где-то бурая, где-то темно-красная, где-то розовая, она постоянно колыхалась, вздувалась пузырями и чавкала. А еще от нее поднималось влажное тепло и тошнотворный запах гниющего мяса.
В центре бассейна располагался опять-таки круглый и явно рукотворный остров, полностью заросший… Назвать цветами то, что росло из темной земли, у меня не поворачивался язык.
Сотни светло-серых стеблей тянулись вверх примерно на метр, и каждый заканчивался крошечным человеческим черепом. Большая их часть была охвачена зеленым свечением.
За дверями обнаружилась небольшая площадка, соединенная с островом узким железным мостом без перил. Рядом с ним стоял стеллаж, на котором я увидел несколько горшков, бутылей и других емкостей, пару веревок, мешки и садовые инструменты. Руфс подошел к стеллажу, взял три пустых мешка и вручил их старику, рыжему и мне.
– Штитх, – процедил ублюдок и мотнул головой в сторону острова.
Первым мост перешел рыжеволосый здоровяк. Сразу после него на шаткую и скрипучую конструкцию ступил старик, а затем настала моя очередь.
Длиной мост был не больше семи метров. Плевое расстояние, но я двигался очень медленно. Тело все еще плохо слушалось, а мост, черт бы его побрал, качался при каждом шаге.
Я старался смотреть только прямо – на жуткую «клумбу», к которой шел, но взгляд то и дело соскальзывал вниз. Туда, где пузырилась и чавкала неведомая дрянь. Нырять в нее не хотелось совершенно. А стоило дойти примерно до середины моста, как сверху что-то загрохотало.
Остановившись и подняв голову, увидел далекий куполообразный потолок, из которого торчали три огромные трубы. В следующее мгновение одна из них, ближайшая ко мне, что-то «выплюнула».
Это «что-то» угодило точно в жижу и начало тонуть. Медленно, будто в болоте, так что мне вполне хватило времени увидеть, что это человеческое тело. Такое же раздутое и покрытое пятнами, как и те, которые лежали в пыточной-лаборатории.
Как только труп ушел в жижу с головой, та стала пузыриться и колыхаться еще заметнее. Она… словно переваривала изуродованного мертвеца.
Позади что-то рявкнул Руфс.
Резко обернувшись, увидел, что он прожигает меня злобным взглядом. Правая рука ублюдка была вытянута, ладонь нацелена вперед – мне в грудь. В следующее мгновение тугая волна теплого воздуха сбила меня с ног, и я полетел…
Твою мать!.. Сука!.. Только бы не в розовую мерзость!..
К счастью, приземлился я на самом краю острова. При падении из легких вышибло воздух, так что несколько секунд мне пришлось потратить на тщетные попытки вдохнуть. Попутно я смотрел на Руфса, очень довольного собой.
Да уж. Ублюдок явно хотел прикончить меня – поскорее и помучительнее. Но и ослушаться приказа черноволосой женщины тоже не мог. Поэтому все, что ему оставалось, пока та не вернется – гадить мне. Когда в открытую, когда исподтишка.
Ну да ничего, настанет момент, когда все поменяется кардинально, а судьба этого низкорослого говнюка будет подчинена моей воле. И он в полной мере оценит то, как я умею мстить.
Мысль немного успокоила, и я поспешил подняться. Лучше сделать это самому, чем ждать, пока Руфсу вздумается в очередной раз «поторопить» меня.
Старик и рыжий уже были заняты работой. Они отрывали черепа от стеблей и давили пальцами. Внутри каждого оказывалось маленькое черное семечко, которое вскоре отправлялось в мешок.
Увидев, что я наблюдаю за происходящим, старик подошел и указал на один из черепов. Тот все еще качался на стебле и был охвачен зеленым свечением.
– Драхчвар, – тихо произнес старик и осторожно коснулся пальцем сначала черепа, затем мешка в моей руке.
Все понятно. Собираем урожай. Трудимся, мать его, как негры на плантации.
Старик, тем временем, указал на другой череп, который не светился, и покачал головой.
– Ахт драхчвар, – сказал он.
Понять, что он имеет в виду сейчас, тоже не составило труда. Срывать следует только «созревшие» черепа – те, которые светятся.
Старик дождался моего кивка и вернулся к работе. Спустя пару секунд я тоже сорвал первый череп.
Раздавить его оказалось не сложнее, чем сырое яйцо. Беда лишь в том, что внутри, помимо семечка, была зеленая пыльца, которая оседала на коже и тут же начинала ее жечь.
Тем не менее, я продолжал трудиться. Монотонная работа позволила утихомирить творящийся в голове хаос, и очень скоро я смог заняться тем, что считал сейчас самым важным.
Вернуть себе способность входить в «режим зверя».
Я раз за разом напитывал организм адреналином, но ничего, кроме тошноты и головной боли, это не приносило. Однако я не сдавался, и спустя несколько часов, как только наверху загрохотало и из трубы в потолке вывалился еще один раздутый покойник, у меня начало получаться.
Да, результаты были очень скромны и войти в полноценный «режим зверя» мне так и не удалось. Все, чего я смог добиться – почувствовать себя невероятно бодрым и свежим. И едва это случилось, как левую лопатку словно бы охватило пламенем.
Я взвыл и чудом удержался на ногах. А дикая боль прекратилась столь же внезапно, как и началась. Правда, и от бодрости со свежестью не осталось и следа.
Долбанное клеймо. Все из-за этой сраной отметины. Она наверняка несла в себе какую-то магию, которая не позволяла мне пользоваться своими способностями.
Нахмурившись, я ощупал левую лопатку и сразу же отыскал клеймо пальцами. Кожа там вздувалась и была шершавой. Приглядевшись к рыжему и старику, обнаружил такие же шрамы и у них. Здоровяк, заметив, что я на него смотрю, нахмурился и прорычал что-то непонятное, но определенно угрожающее.
Ввязываться в конфликт не хотелось, так что я вернулся к работе и попыткам войти в «режим зверя». Мрачные мысли, связанные с собственным будущим, а также Марией и Ильей, способствовали выбросам адреналина, и потихоньку-помаленьку я добивался своего.
За следующие пару часов я «научился» оставаться полным сил, невзирая на невидимое пламя, плясавшее теперь по всей левой стороне спины. Способность клейма блокировать мой дар постепенно сходила на нет, и это обнадеживало. Значит, рано или поздно я верну себе запредельные силу, скорость, выносливость и так далее. Нужно просто продолжать.
Когда в зале вновь появился Руфс, сопровождаемый серолицыми стражниками с копьями, я собрал не меньше трех сотен семян. Правая кисть была покрыта толстым слоем зеленой пыльцы, кожа горела, а пальцы распухли и едва двигались. Точно такая же беда была и у старика с рыжим громилой: первый тряс рукой и болезненно морщился, второй невнятно ругался, сжимая и разжимая кулак.
Руфс взял со стеллажа большой кувшин, поднял его над головой и что-то крикнул, глядя на старика. Тот убрал в мешок еще одно семечко, а затем медленно, шаркая, направился к мосту. Здоровяк пошел вторым, я – сразу за ним.
На сей раз путь по мосту прошел спокойно. Но лишь благодаря тому, что Руфс был занят: поливал покрытую пыльцой руку старика водой из кувшина. Рыжий наблюдал за коротышкой с таким видом, что становилось понятно: будь у него возможность, он бы утопил низкорослого ублюдка в той мерзости, что чавкала в бассейне.
Здоровяк пошел на «помывку» сразу за стариком. Мою руку к этому моменту жгло не слабее, чем клеймо на лопатке. Я чувствовал, что смыть пыльцу было просто необходимо, однако Руфс считал иначе: закончив с рыжим, он посмотрел на меня, ухмыльнулся и вылил остатки воды себе под ноги.
Мразь. Мелкая подлая тварь. Ну да ничего, рано или поздно мы пообщаемся с ним на равных.
Весь обратный путь до камер Руфс продолжал гадить мне, подталкивая телекинезом. Говнюк явно рассчитывал, что долгие часы среди растущих из земли черепов вымотают меня настолько, что я буду еле передвигаться и падать при каждом его толчке. Хрена с два. Пускай я пока не мог полноценно войти в «режим зверя», но адреналин придавал мне силы.
Однако стоило добраться до камеры и развалиться на куче соломы, как меня почти моментально вырубило. Правда, ненадолго, и проснулся я от ощущения, что голова вот-вот разлетится на куски.
Боль была просто адская, так что первое, что я сделал, распахнув глаза – заорал. И лишь спустя мгновение понял, что виной всему был мой седобородый сосед.
Старик сидел практически на мне, сдавливая мои виски ладонями, и бился будто в припадке.