Аллея кошмаров

Карта XI Влюбленные

Когда Молли проснулась в третий раз, Стэн одевался. Она взглянула на часы: половина пятого.

– Ты куда?

– Прогуляться.

Она не стала расспрашивать дальше, просто лежала и смотрела на него. В последнее время он так нервничал, что с ним боязно было разговаривать – он только раздраженно огрызался. Его мучила бессонница, и Молли беспокоилась, что он злоупотребляет снотворным. Впрочем, таблетки больше не действовали, отчего у него вечно портилось настроение, и выглядел он хуже некуда. Она тихонько заплакала. Стэн, в наполовину застегнутой рубашке, подошел к кровати.

– Ну чего ты?

– Ничего. Все в порядке.

– Что ты так волнуешься, детка?

– Стэн… – Молли села в постели, зябко кутаясь в покрывало. – Стэн, давай все бросим и будем выступать, как раньше.

Он начал застегивать рубашку.

– И где ты собираешься выступать? На улице? Варьете бесперспективно, оно отжило свое. А я знаю, что делаю. Чтобы обеспечить себя на всю жизнь, нам нужен какой-нибудь толстосум.

Она натянула покрывало повыше.

– Милый, у тебя совсем больной вид. Может быть, сходишь к доктору? Наверное, тебе нужно что-нибудь от нервов. Как бы у тебя не случился нервный срыв или что-то в этом роде.

Он потер глаза:

– Пойду-ка я прогуляюсь.

– Там метель…

– Мне надо проветриться, понимаешь? Схожу в церковь, проверю все устройства. Хочу попробовать кое-что новенькое. А ты спи.

Ох, все бесполезно. Он просто удержу не знает. Больше всего Молли боялась, как бы он не упал замертво посреди проповеди или, не дай бог, сеанса. Тогда неприятностей не оберешься. Полицейские загребут их обоих, а в таком состоянии Стэн вряд ли сможет отвертеться. Все это ужасно тревожило Молли. После ухода Стэна она сама приняла полтаблетки снотворного.

За программой скачек идти было рано, все журналы Молли уже прочитала, а по радио ничего хорошего не передавали, только какие-то музыкальные передачи по заявкам слушателей, отчего ей стало совсем грустно – звучали песни для посетителей придорожной закусочной Эда. Молли даже захотелось попасть в эту закусочную, где веселилась шоферня.

Стэн вошел в старый особняк Пибоди. Хорошо, что вечером не поленился раскочегарить отопительный котел и теперь, спустившись в подвал, добавил угля в топку. Полыхнул огонь, жаром обожгло лицо, голубые языки пламени лизали черный уголь.

Стэн вздохнул, стряхивая оцепенение. Он распахнул дверцу железного шкафа, где когда-то хранили лак и краску, включил стоящий там патефон, установил иглу звукоснимателя над алюминиевой пластинкой и пошел наверх.

В огромном зале – стену между гостиной и столовой снесли – пока еще было зябко. Стэн зажег лампы. Ряды пустых стульев стояли, ожидая, чтобы с ним что-то случилось. Нехорошее. Он пощелкал выключателем лампы с негорящей лампочкой, дождался, когда спираль накалится, потом подошел к столу, где лежал рупор, которым пользовались на лекциях по духовному развитию и на сеансах.

У фисгармонии Стэн привычно надавил на расшатанную половицу, прикрытую ковром. Призрачно, будто из жестяной трубы, зазвучал глубокий голос Рамакришны, духа-наставника: «Хари ом. Приветствую вас, дорогие мои чела, мои ученики в земной жизни. Те, кто собрался здесь сегодня…»

Голос смолк. Стэн похолодел от ужаса. Опять закоротило проводку? Повреждение вовремя не устранишь. А может, что-то с динамиком? Или электромотор сломался? Стэн бросился в подвал. Пластинка продолжала вертеться. Наверное, испортился усилитель звука. Чинить некогда, вечером – очередной сеанс. Разумеется, можно объяснить все неблагоприятными условиями. У любого медиума бывают сеансы без спиритических феноменов. Но именно сегодня миссис Прескотт обещала привести своих друзей, занимающих высокое положение в обществе. Стэн о них все разузнал и записал соответствующую пластинку. Если их не заинтриговать, они не придут на следующий сеанс. А Стэн возлагал большие надежды на то, что именно они помогут ему завести знакомство с каким-нибудь толстосумом.

Стэн снял пальто, накинул старый халат, проверил проводку и динамики. Затем поднялся на первый этаж и начал аккуратно снимать стенную панель. Динамики были подсоединены надежно. Где же поломка? А времени нет. Нет времени. Можно вызвать радиомастера, но надо придумать какое-то объяснение. Объяснений у Стэна хватало, но если кто-нибудь узнает, что в доме проложена проводка, то все пойдет насмарку. Может, пригласить мастера из Ньюарка или еще откуда? Нет, верить никому нельзя.

Одиночество лавиной навалилось на него. Он один. Он всегда хотел быть один. Верить можно только самому себе. В душе всякого скрыта способность к предательству, и любой предаст, если его загнать в угол. На лицах новых посетителей сеансов Стэну виделись подозрительность, злой умысел и хитрое коварство. Неужели паства замышляет недоброе против своего пастыря?

Он нервно включил патефон и нажал на половицу. «Хари ом. Приветствую вас, дорогие мои чела, мои ученики в земной жизни…» Никакой поломки не было. Очевидно, в тот раз Стэн случайно сдвинул ногу с половицы, тем самым разъединив электрическую цепь. А сейчас он сделал это намеренно, боясь, что призрачный голос – его собственный голос – произнесет совсем не те слова, что записаны на пластинке; что пластинка заживет своей жизнью и обернется против него самого.

Воцарилась гнетущая тишина. Дом как будто складывался, но ни стены, ни потолок не двигались, если смотреть на них в упор. Стэн пригладил волосы и глубоко вздохнул. Пропел про себя восемь тактов вступления. Ничего не помогало.

Под окном залаяла собака.

– Цыганок!

Стэн вздрогнул от звука собственного голоса, а потом захохотал.

Он смеялся в прихожей; он смеялся, поднимаясь по лестнице и заглядывая в пустые спальни. Щелкнул выключателем в темной комнате для сеансов: голые белые стены. Не прекращая хохотать, он выключил свет и нащупал панель на плинтусе, скрывающую проектор.

Всем телом содрогаясь от смеха, Стэн направил луч проектора на стену, где запрыгало смутное изображение старухи. Он повернул переключатель, и старуха исчезла. Еще один поворот ручки – и появился младенец в ореоле золотого сияния, так же сотрясаемый приступом смеха.

– Пляши, стервец! – заорал Стэн, и его голос громыхнул в пустой комнате.

Он крутил ручку проектора до тех пор, пока изображение не повисло вниз головой, что рассмешило его еще больше. Он с хохотом повалился на пол и направил луч на потолок, глядя, как младенец взлетает по стене и все с той же блаженной улыбкой зависает в воздухе. Стэн, заливаясь смехом, шарахнул проектором об пол. Что-то хрустнуло, свет погас.

Стэн с трудом встал на четвереньки и пополз к двери, но не смог ее найти. Он перестал смеяться и начал ощупывать стены, насчитав девять углов. Затем он истошно заорал, наконец-то отыскал дверь и выбрался из комнаты, обливаясь холодным потом.

В кабинете сквозь шторы пробивался утренний свет. Настольная лампа не включалась. Стэн рывком выдрал вилку из розетки и швырнул лампу в угол. Попытался распахнуть шторы, но оборвал шнурок, поэтому он сгреб ткань в охапку и дернул, обрушив на себя карниз и с трудом выпутавшись из тяжелых складок. Надо найти картотеку.

«Р». «Р». Черт побери. Кто украл проклятую «р»? Рандольф, Рафаэльсон, Рейган… А, вот она где. «Женщина-психолог (от миссис Таллентайр). Интересуется оккультизмом. Рекомендует своим пациентам заниматься йогой». О боже, здесь нет номера ее телефона. Только имя. Доктор Лилит Риттер. Проверим телефонный справочник.

В телефонной трубке безучастно зазвучал низкий уверенный голос:

– Слушаю.

– Меня зовут Карлайл. У меня бессонница.

– Обратитесь к своему лечащему врачу, – прервал его голос. – Я не медик, мистер Карлайл.

– Я принимаю снотворное, но оно не помогает. Подозревают нервное истощение из-за напряженной работы. Я хочу проконсультироваться с вами.

Долгое молчание. Безучастный голос произнес:

– Послезавтра, в одиннадцать утра.

– А раньше не получится?

– Раньше не получится.

Стэн стукнул кулаком по столу, отчаянно зажмурился и сказал:

– Хорошо, доктор Риттер. Во вторник, в одиннадцать утра.

Обворожительный голос у дамочки, ничего не скажешь. Наверное, он ее разбудил. Но что же делать до вторника? На стены лезть?

В доме стало жарко. Стэн уткнулся лбом в холодное оконное стекло. На улице девица в меховой шубке и без чулок выгуливала ирландского сеттера. Стэн глядел на ее голые ноги и раздумывал, надето ли что-нибудь под шубкой. Некоторые так и делают – накидывают шубку на голое тело и выбегают в магазин за сигаретами, газировкой или спринцовкой.

А дома, наверное, на кровати растянулась Молли в черном шифоновом неглиже, собрала волосы в пучок на макушке, заколола длинной шпилькой. Подумаешь, неглиже. Да хоть в рогоже. Все равно на нее смотреть некому.

Девица с ирландским сеттером нетерпеливо дернула поводок на ходу, и шубка распахнулась. Под шубкой оказалась розовая комбинация. Стэн раздраженно фыркнул и отошел от окна. Он уселся у стола, вытащил ежедневник. Вечерняя служба в полдевятого. Утром в понедельник – лекция по основам транса и обучение космическому дыханию. Господи, это как стадо бегемотов. Космическое дыхание: втянуть воздух левой ноздрей, считая до четырех; задержать дыхание, считая до шестнадцати; выдохнуть через правую ноздрю, считая до восьми. Отсчет сопровождать словами «хари ом, хари ом».

Днем в понедельник лекция об эзотерических значениях символов Таро.

Стэн достал из бокового ящика стола колоду Таро, и пальцы сами вспомнили полузабытые пассы: карты исчезали в ладони и в воздухе, появлялись из-под колена. Одну карту он выложил перед собой и стал ее рассматривать, сжав руками виски. Влюбленные. Нагие, в райском саду, и змий готовится их умудрить. Над головами парит ангел, раскрыв крылья над древом Жизни и древом Познания. «Древо жизни цветет, плод целебный дает…»

Влюбленные обнажены. Внезапно по его коже снова пробежала дрожь. Округлые бедра и живот женщины призывно покачивались. Господи, если бы мне хотелось именно этого, надо было остаться в балагане, зазывалой на гавайские танцы. Вот кому всегда сладкого хоть отбавляй.

Он смахнул карты на пол, придвинул телефон, набрал номер. В трубке раздалось:

– Да, сэр. Я узнаю, свободна ли миссис Таллентайр.

Для преподобного Карлайла она всегда была свободна.

– Миссис Таллентайр, я всю ночь предавался медитации. И на меня снизошло откровение. Три дня мне нужно провести в полной тишине. К сожалению, я не смогу поехать в Гималаи, но Кэтскиллс – неплохая им замена. Я уверен, что вы понимаете. Я был бы вам очень признателен, если бы вы провели сегодняшнюю вечернюю службу. А тех, кто собирался на лекцию, предупредите, что меня не будет. Что я отправился на поиски Тишины. Да-да, через три дня я непременно вернусь.

Вот так-то лучше. Теперь надо все запереть. Во-первых, кабинет. Порядок наведем потом. Ежедневник оставим на столике в прихожей. У миссис Таллентайр есть ключ от входной двери. Дверь в зал закрывать не будем.

Он надел пальто и торопливо вышел в снегопад.

– Ой, милый, я так рада, что ты вернулся! Как ты себя чувствуешь?

– Нормально. Все хорошо. И вообще я же просил обо мне не беспокоиться.

– Хочешь яичницу? Я ужасно проголодалась. Давай завтракать. Кофе уже готов.

На кухне Стэн смотрел на Молли. На фоне окна, сквозь которое струился зимний свет, ее черное шифоновое неглиже не скрывало ничего. Да, те, кто придумывают женские наряды, знают свое дело. Но почему она такая заурядная? Единственная женщина, которая его не обманет. А фигура у нее по-прежнему как на картинках в журналах мод…

Стэн пригладил волосы и сказал:

– Иди ко мне.

Они стояли, глядя друг на друга. Она прерывисто вздохнула, выключила газовую горелку под сковородкой и обняла его за шею.

Он коснулся ее губами, хотя с таким же успехом мог целовать собственную руку. Потом поднял ее и понес в спальню. Ладонь Молли скользнула ему под рубашку, а он сдвинул шифон с ее плеча и стал целовать. Ничего из этого не вышло.

Стэн надел пиджак, а она заплакала, не сводя с него обиженных глаз.

– Прости, детка. Мне надо уехать. Я вернусь во вторник. Мне… здесь я задыхаюсь.

Он собрал саквояж, щелкнул замком и поспешно вышел. Молли, не прекращая плакать, спряталась под одеяло и подтянула колени к груди. Немного погодя она встала, накинула пеньюар и поджарила себе яичницу. Только в ней не хватало соли. Внезапно Молли схватила тарелку и разбила ее об пол.

– Черт возьми, что с ним происходит? Как его развлечь, если я не знаю, в чем тут дело?

Чуть позже она оделась и отправилась к парикмахеру, делать укладку. Но сначала заглянула в цирюльню, к Мики, который вручил ей шестнадцать долларов. Ставка на победителя скачки была семь к одному.

Когда под ним застучали колеса, Стэн почувствовал себя лучше. На склонах Палисадов длинные пальцы снега указывали вверх, а на реке начался ледоход. Над льдинами кружили чайки. Стэн рассеянно читал Успенского, «Новую модель Вселенной»[45], выискивая цитаты для проповеди и делая пометки на полях для будущих лекций о четырехмерном бессмертии. Все хотят бессмертия. Если они мечтают отыскать его в четвертом измерении, то он им покажет, как это сделать. А что вообще такое это четвертое измерение? Лохи. Придурки.

Стэн вскочил с места и бросился помогать какой-то девушке, которая пыталась снять чемодан с багажной полки. В Покипси ей выходить. Их руки случайно соприкоснулись на ручке чемодана, и кровь прихлынула к щекам Стэна. Какая красотка! Он проводил ее глазами, а она чинно прошествовала по вагону, держа чемодан перед собой. Он выглянул в окно, посмотрел, как она выходит на перрон.

В Олбани он взял такси до гостиницы, по дороге попросил остановиться у ресторанчика, купил бутылку виски из-под полы.

Номер был просторным, чище, чем обычно.

– Вы давно к нам не заглядывали, мистер Чарльз. Неужто место сменили?

Стэн с рассеянным кивком швырнул шляпу на кровать и снял пальто.

– Принеси мне содовой. И льда побольше.

Коридорный взял протянутую пятидолларовую банкноту и подмигнул:

– А удовольствий не желаете? У нас в городе классные девочки, из новеньких. Есть одна блондиночка, которая ну прямо высший класс.

Стэн растянулся на кровати, прикурил сигарету и заложил руки за голову.

– Брюнетку.

– Как скажете, босс.

Коридорный ушел. Стэн курил, разглядывая трещины на штукатурке потолка. Стариковский профиль. В дверь постучали, принесли содовую и лед. Коридорный содрал целлулоидную крышечку с горлышка бутылки.

Снова тихо. В молчании безликого гостиничного номера Стэн слушал шумы, доносившиеся снаружи. Гул лифта, остановившегося на этаже, легкие шаги в коридоре. Он встал с кровати.

Невысокая смуглянка, румяная от мороза, в светло-коричневом пальто верблюжьей шерсти, без шляпки, но с искусственной гарденией в волосах, вошла и сказала:

– Привет! Меня Энни прислала. О, а откуда ты знаешь, что я пью скотч?

– Я умею читать мысли.

– Ха, оно и видно! – Она плеснула виски в стакан, предложила Стэну.

Он помотал головой.

– Не пью. Но пусть тебя это не останавливает.

– О’кей. Ну, чтоб грифель в карандаше не ломался! – Она залпом выпила и налила себе еще. – Лучше гони пятерку сейчас, а то я потом забуду.

Стэн протянул ей десятку.

– Вот спасибо. Слушай, а у тебя двух пятерок не найдется?

Молчание.

– Ух ты, здесь в каждой комнате радио! Такого я еще не видела. А давай послушаем Чарли Маккарти[46]?

Стэн разглядывал ее тощие ноги. Она аккуратно повесила пальто в шкаф. Оказалось, что она плоскогрудая. На ней был мешковатый длинный свитер и юбка. Когда-то девушки по вызову выглядели как шлюхи. А сейчас – как студентки колледжа. Все хотят выглядеть как студентки колледжа. Ну и учились бы в колледже. Они такие же, как все. Неприметные. Господи, куда катится мир?

Она, разогретая виски, увлеченно слушала радио. Сняла туфли, поджала под себя ноги, жестом попросила у Стэна сигарету, а потом сняла чулки и начала массировать ступни, маняще приподнимая юбку.

Когда радиопередача закончилась, девушка чуть приглушила звук, встала и потянулась. Аккуратно, чтобы не задеть гардению за ухом, она сняла свитер и повесила его на спинку стула. Худая, с острыми плечами и выпирающими ключицами. Снятая юбка несколько улучшила внешний вид, но не слишком. На бедре виднелись четыре синяка, на равном расстоянии, явно оставленные мужскими пальцами.

Она стояла нагишом, если не считать гардении за ухом, и курила. Стэн разглядывал стариковский профиль на потолке.

Смыться из города, ехать несколько часов, снять номер в гостинице, купить выпивку – и все ради этого? Стэн вздохнул, встал, сбросил пиджак и жилет.

Девушка тихонько подпевала радио, изображая беззвучную чечетку и поднося ладони к лицу, потом закружилась, подхватила припев. Голос у нее был хрипловатый, но приятный, со сдержанной силой.

– Ты еще и поешь? – сухо осведомился Стэн.

– Ну да. Я редко выезжаю на вызовы. Иногда пою в ансамбле. – Она запрокинула голову и пропела пять нот: – А-а-а-а-а!

Великий Стэнтон уставился на нее, расстегивая рубашку. Потом сгреб девушку в охапку и повалил на кровать.

– Эй, дружок, не торопись! Ой, ради бога, осторожнее!

Он схватил ее за волосы, потянул. Бледное, восковое лицо девушки напряглось, застыло, на нем появилось испуганное выражение.

– Ну-ну, полегче. Не надо. Слушай, Эд Макларен – мой хороший приятель. Он служит в гостиничной охране. Полегче, кому говорят. За такие штуки Эд кого хочешь отмутузит.

Радио продолжало бубнить: «…музыка в исполнении Фила Рекета и звезд свинга звучит в прямой трансляции из танцклуба „Зодиак“ в отеле „Тенериф”. А сейчас к микрофону подойдет очаровательная певица со взглядом, полным истомы, Джессика Фортуна, и исполнит для вас популярную песню Бобби Бернса „Ты свистни, тебя не заставлю я ждать“».

Лед громоздится у причалов, посреди реки темная полоса стремнины. И стучат колеса на стыках. Север юг восток запад – холод весна жара осень – любовь желание усталость прощание – свадьба ссора расставание ненависть – спи проснись поешь поспи – младенец юнец мужчина покойник – прикосновение поцелуй язык грудь – обнажи сожми вдави исторгни – умойся оденься заплати уходи – север юг восток запад.

По коже снова поползли мурашки. В старом особняке ждали толстухи в пенсне и со вставными челюстями; наверное, эта докторша-психолог тоже из них, хоть у нее и мелодичный ровный голос. Чем она ему поможет? Чем ему хоть кто-нибудь поможет? Да и кому поможет? Все в ловушке, все бегут по темному переулку к огоньку вдали.

Табличка гласила: «Д-р Лилит Риттер, психологическая консультация. Прием без записи».

Небольшая приемная, интерьер в светло-серых и розовых тонах. За раздвижным окном шел снег, медленно, огромными хлопьями. На подоконнике стоял кактус в розовом вазоне; кактус с длинными колючками, белыми, как стариковские волосы. От одного его вида у Стэна по коже побежали мурашки. Он повесил пальто и шляпу, быстро заглянул за пастель с изображением морских раковин. Диктофона не было. Бояться нечего. Хотя тут самое место скрытому микрофону, чтобы подслушивать разговоры посетителей в приемной, когда здесь сидит секретарша.

А у нее есть секретарша? У секретарши можно разузнать, сильно ли эта докторша-психологичка, или как там ее, интересуется оккультизмом. Тогда в обмен на консультации, или что там она предоставляет своим пациентам, можно предложить ей лекции по духовному развитию. А может, она занимается толкованием сновидений? Он закурил. Стряхнул пепел, а сигарета обожгла ему пальцы, и он ее выронил, потянулся поднять, но столкнул пепельницу. Встал на четвереньки, чтобы собрать окурки с пола, и тут ровный голос произнес:

– Входите.

Стэн поднял взгляд. Дамочка была не толстой, не высокой и не старой. Прямые светлые волосы, уложенные аккуратным валиком на затылке, отливали зеленовато-золотым. Хрупкая женщина, молодая, но не юная, с огромными, чуть раскосыми глазами. Серыми.

Стэн поставил пепельницу на край стола. Она снова упала. Он не заметил. Он во все глаза глядел на женщину в дверях на пороге кабинета. Неловко встал, сделал шаг к ней и пошатнулся. Уловил аромат духов. Серые глаза, огромные, как блюдца, как глаза котенка, если глядеть на него нос к носу. Маленький рот с полной нижней губой не накрашен помадой, а чуть тронут блеском. Женщина молчала. Он попытался войти в кабинет и едва не упал; обхватил ее за талию и не выпускал, понимая, что он дурак, что сейчас его поразит некая грозная сила, что ему хочется рыдать, опустошить мочевой пузырь, вопить во все горло, уснуть и, сжимая ее в объятьях…

Стэн ничком растянулся на полу, потому что она взяла его за плечи, повернула к себе спиной и изящной ножкой саданула ему под колено. Теперь она склонилась над ним и обеими руками выворачивала ему правое запястье; боль в растянутых до предела сухожилиях не позволяла двинуться. Выражение ее лица не изменилось.

– Его преподобие Стэнтон Карлайл, – сказала она. – Проповедник церкви Вышнего Благовеста, знаток символизма Таро и учитель йогического дыхания, специалист по материализации кисейных призраков… Или вы предпочитаете волшебный фонарь? Короче, если я тебя сейчас отпущу, обещай вести себя примерно.

Стэн закрыл глаза рукой. Слезы струились по лицу, затекали в ухо.

– Обещаю, – выдохнул он.

Ловкие пальцы разжались. Он сел, спрятал лицо в ладонях, вспомнил смятую подушку с ароматом духов. Стыд накатывал волнами, свет резал глаза, а слезы не останавливались. В горле застрял какой-то ком.

– Вот, выпей.

– Что… что это?

– Бренди.

– Я не пью.

– Пей, кому говорят. Быстро.

Он слепо потянулся за стаканом, вздохнул, опустошил его и закашлялся. Бренди обожгло горло.

– Теперь вставай и садись вот сюда, в это кресло. Открой глаза и посмотри на меня.

Доктор Лилит Риттер сидела за широким письменным столом красного дерева.

– Я так и знала, Карлайл, что ты ко мне заявишься. У тебя кишка тонка гонять призраков в одиночку.