Аллея кошмаров

Карта IX Иерофант

Лицо парило в воздухе, озаренное потусторонним зеленоватым сиянием. Девичье лицо. Адди видела, как шевелятся губы. Один раз глаза распахнулись – темные, до боли пустые, а потом сияющие веки снова сомкнулись. Послышался голос:

– Мама… я люблю тебя. Ты знаешь.

Адди тяжело сглотнула и с трудом вымолвила:

– Да, знаю. Каро, детка…

– Зови меня Каролиной. Ты же сама дала мне это имя. Наверное, оно тебе когда-то нравилось. Зря я его стеснялась. Сейчас мне многое понятно.

Голос становился все тише и тише, лицо растворялось во тьме. Сияние померкло, превратилось в пятнышко света у пола. Исчезло.

Шепот раздался снова, усиленный металлическим рупором, помещенным в нишу медиума.

– Мама… я должна вернуться. Будь осторожна. Здесь тоже есть злые силы. Мы не все здесь хорошие. Есть среди нас и плохие. Я их чувствую… Злые силы… Мама… прощай.

Рупор с лязгом задел подставку для нот на фисгармонии, упал на пол, подкатился к ножке стула, на котором сидела Адди, и замер. Она осторожно нащупала его и подняла – безмолвный, прохладный, только чуть теплый в узком конце, словно его коснулись губы Каролины.

Два сеанса подряд прерывались дробным стуком. Удары зазвучали и сейчас, отскакивая от стен, от фисгармонии, от спинок стульев, от пола – в общем, отовсюду. Стук раздавался издевательски длинными очередями, в нелепом ритме – так озорники в школе мучают учителей.

С каминной полки с грохотом упала ваза, осколки разлетелись по плиточному полу. Адди вскрикнула.

Рядом с ней, в темноте заговорил преподобный Карлайл:

– Потерпите. Я взываю к сущностям, кои без спросу явились меня слушать. Мы не желаем вам дурного. Мы не причиним вам вреда. Мы собрались, чтобы молитвой даровать вам освобождение. Внемлите же!

Раскатистая дробь, будто в насмешку, застучала по спинке стула проповедника.

Миссис Пибоди почувствовала, как рупор выхватили у нее из рук. Он лязгнул о потолок, и вдруг из него послышался голос. Стук и шорохи тут же смолкли. Голос был глубокий, зычный, с иностранным акцентом.

– Путь к Господу лежит через йогу любви, – возгласил дух-наставник, Рамакришна. – Вы, ничтожные проказники, обитатели низших уровней, внемлите нашим словам любви и возрастите духом. Не донимайте ни нас, ни нашего медиума, ни дух милой девушки, явившийся повидаться с матерью, которого вы напугали своими шалостями. Внемлите любви в наших сердцах, откуда, будто с горных вершин, потоки любви устремляются к далекому морю великого сердца Господа. Хари Ом!!!

Рупор грохнул об пол, и все стихло.

В дверях, прощаясь, преподобный Карлайл тепло пожал руку Адди.

– Крепитесь в вере, миссис Пибоди. Сеанс нередко прерывается из-за полтергейстов. Иногда нам и нашим близким, обретшим освобождение, удается справиться со злобными духами молитвой. Я помолюсь за вас. Вашей незабвенной Каролине там, на дальнем берегу, вряд ли достанет сил, но я уверен, что она попробует нам помочь. Держитесь. Я всегда с вами рядом, даже если не во плоти. Помните об этом.

Адди закрыла дверь, страшась пустоты огромного особняка. Вот бы найти приживалку! Перл взяла расчет, супругов-норвежцев хватило ненадолго, не выдержала и старая миссис Риордан. Ох, это невыносимо! Мистер Карлайл говорит, что ничего не выйдет, даже если переехать в гостиницу. Не дома, а люди притягивают элементальные сущности. Боже мой, как это было бы ужасно – в гостинице, на глазах у горничных, носильщиков и прочих…

Вдобавок в этом доме они жили с Каролиной… при ее земной жизни, напомнила себе миссис Пибоди. Особняк купили, когда Каролине исполнилось три. Перед самым Рождеством. А в нише, где во время сеансов сидела мисс Кэхилл, тогда стояла наряженная елка. Адди достала батистовый платочек, высморкалась. Какая жалость, что все неприятности начались после того, как с Каролиной удалось установить прочный контакт.

Адди осторожно присела на краешек кресла в нише. Этот уголок теперь по праву принадлежал мисс Кэхилл – она, страдалица, не жалея себя, делала все возможное, чтобы помочь Каролине явить свой лик и обрести дар речи. Адди устроилась в кресле поудобнее, пытаясь понять, откуда у нее возникло чувство, что дом больше ей не принадлежит. Она вспоминала Каролину трехлетней. Рождество, подарки… Каролине подарили игрушечный телефон, и она весь день по нему «звонила».

Дом больше не был родным. Им овладел чужак. Глупый, завистливый дух, который все ломал и разбивал, а еще постоянно стучал в окна. Это сводило Адди с ума. Стук слышался повсюду, деваться было некуда. Даже когда она уходила за покупками или в синематограф, ей казалось, что у нее зудит все тело. Она убеждала себя, что это от нервов, но мистер Карлайл мимоходом упомянул, что однажды ему пришлось иметь дело с любопытным случаем, когда полтергейст вселился под кожу несчастного. Вот и с Адди произошло то же самое. Она рыдала так долго, что у нее заболела грудь, но, странным образом, стало легче. Она осознала всю глубину своего несчастья и почувствовала облегчение.

В доме стояла тишина, однако же, поднимаясь в спальню, Адди чувствовала, что за ней следят. Не зрением. Некая безглазая зловещая сущность все равно ее видела.

Адди Пибоди торопливо заплела косу, умылась и утерла лицо полотенцем.

В постели она попыталась читать – преподобный Карлайл ссудил ей книги о Рамакришне и йоге любви, – но слова путались, и она рассеянно перечитывала одно и то же предложение, надеясь, что стук не начнется. Вначале просто стучали в стекло. Когда это случилось в первый раз, она подбежала к окну и распахнула его, думая, что соседские мальчишки швыряют в него камешками. Но под окном никого не было. Через дорогу, в пансионах и меблированных комнатах не горел свет, темные окна казались пещерами, лишь ветерок шевелил ветхие кружевные занавески. Это было почти неделю назад.

Тук!

Адди вскочила, взглянула на дорожные часы на прикроватной тумбочке. Десять минут второго. Она выключила свет и зажгла ночник, на матовом абажуре которого светились прорезные буквы: «Бог есть любовь».

Тук!

Адди включила свет и посмотрела на часы. Двадцать минут второго. Она сжала ладонями часы в кожаном футляре, пристально вгляделась в циферблат, где двигалась минутная стрелка – медленно и неотвратимо, будто жизнь. Адди вернула часы на тумбочку, обеими руками вцепилась в покрывало и стала ждать. Полвторого. Может быть, на этом все и кончится. Господи Боже, я верую, верую! Пусть оно не…

Тук!

Она накинула халат и торопливо спустилась на первый этаж, зажигая везде свет. От пустоты освещенного дома сделалось жутко. Она выключила свет во втором этаже, и темнота на лестнице стала удушающей.

На кухне Адди наполнила водой чайник, замочив при этом рукава, и поставила его греться на плиту. В кладовой что-то громыхнуло, и Адди испуганно схватилась за отвороты халата.

– Дорогой… – обратилась она куда-то в воздух, надеясь, что ее услышат. – Не знаю, кто ты, но, наверное, ты маленький мальчик. Шалунишка. Я не стану тебя наказывать, детка. Бог… Бог есть любовь.

В погребе грохнуло так, что пол задрожал под ногами. Идти проверять было страшно. Судя по звуку, упала большая железная лопата рядом с отопительным котлом. А потом в тихом доме с зажженными окнами посреди спящего города послышался жуткий звук из-под земли. Адди заткнула уши и убежала в спальню, оставив кипящий чайник на плите.

Из подвала раздавался скрежет угольного совка по бетону, прерывистый, будто у совка выросли членистые крабьи лапы. Медленно, раз за разом. Скрип. Скрип-скрип.

Адди схватила телефон и с трудом набрала номер. В трубке звучал приглушенный, какой-то сдавленный голос, обволакивая Адди, будто теплая шаль на плечах.

– Ох, мои соболезнования, миссис Пибоди. Я немедленно начну медитировать и проведу ночь в духовной молитве, думая о вас. Я уверен, что подобного больше не повторится. По крайней мере, этой ночью.

Едва Адди улеглась в постель, как уснула крепким сном. Перед этим она сделала себе чаю, и, хотя ей и чудился скрежет в подвале, страх улетучился, ведь с ней был преподобный Карлайл – во всяком случае, духом. Ах, если бы он согласился пожить с ней! Может, ей все-таки удастся его уговорить?

Старый особняк был темен и тих, как и все дома по соседству. Молочник в своем фургоне, развозя молоко по округе, заметил, как человек в темном пальто вытягивает из подвального окна какую-то бечевку. «Не сообщить ли в полицию?» – рассеянно подумал молочник, но тут же решил, что это кто-то из местных чудиков. Мало их тут, что ли.

За окном рассветало. Молли Кэхилл перевернулась на бок и увидела, что Стэн еще только ложится в постель. Молли на миг прильнула к его груди, потом снова отвернулась и уснула. Если он был с другой, то всегда можно унюхать ее духи. Ну, так говорят.

Адди Пибоди проснулась поздно и сразу позвонила преподобному Карлайлу, но трубку никто не взял. Как ни странно, ей показалось, что одновременно с гудками в трубке слышны звонки в пансионе через дорогу. Очевидно, это нервное, подумала она. Так или иначе, на звонок никто не ответил.

Немного погодя она открыла шкафчик в ванной, чтобы достать зубную пасту, и оттуда выскочил огромный черный таракан. Адди решила, что это проделки полтергейста.

За завтраком молоко пахло чесноком, и она твердо уверилась, что это полтергейст, ведь именно они повинны в том, что молоко скисает или пахнет чесноком. Даже самое лучшее молоко от надежного поставщика. Адди торопливо оделась и вышла в город. В косметическом салоне ее успокоили болтовня мисс Гринспен и жар сушильного аппарата. Адди решила побаловать себя массажем и маникюром, что весьма улучшило ее настроение. Она сделала кое-какие покупки и зашла в кинотеатр, но не высидела до конца фильма.

Домой она вернулась ближе к вечеру и почти сразу же почувствовала запах дыма. На миг она замерла, не зная, что делать: выяснять, где горит, или звонить в пожарную часть. Пока она стояла в нерешительности, запах дыма усилился. Потом она увидела, что в коридоре дымится подставка для зонтиков. Дым был едким и зловещим. Пламени не было, только дым, и Адди выволокла медную подставку на заднее крыльцо. Из подставки несло старомодными фосфорными спичками. Еще древние утверждали, что дьявол появляется в облаке пламени и серы. Если полтергейст устраивал пожар, то всегда пахло фосфором.

Вечер шел своим чередом. Из-за поджога Адди опять разнервничалась: она до смерти боялась пожаров. Потом начался стук – в окна спальни и даже в полукруглое окошко над входом.

В дверь позвонили, и миссис Пибоди облегченно вздохнула, зная, что это мистер Карлайл и мисс Кэхилл. Симмонсов сегодня не ждали, и Адди обрадовалась, что мистера Карлайла не придется ни с кем делить, хотя тут же устыдилась своих мыслей. Впрочем, без Симмонсов сеансы проходили успешнее: трудно добиться хороших результатов, когда создается чрезмерное количество различных вибраций, хотя Симмонсы, конечно же, убежденные спиритуалисты.

Мисс Кэхилл выглядела утомленной больше обычного, и Адди заставила ее выпить горячего какао перед сеансом, чтобы подкрепить силы, но это не возымело особого успеха. Горькие складки у губ медиума прорезались еще четче.

Потом Адди сыграла «Мы у берега земного», а мистер Карлайл спросил, какой гимн любила Каролина. Адди призналась, что Каролина не проявляла интереса к религии. Разумеется, она пела гимны – но не дома, а только в воскресной школе.

– А что она пела дома, миссис Пибоди? Какие-нибудь классические песни или старинные баллады?

Адди погрузилась в размышления. Просто удивительно, как много ей вспоминалось в обществе мистера Карлайла. Его присутствие странным образом приближало ее к Каролине.

– Ах, ну конечно же, – воскликнула она. – «Чу! Слышь, как жавронок поет![39]»

Она повернулась к фисгармонии и начала наигрывать, сперва тихонько, потом все громче и громче, пока наконец мелодия не заполонила гостиную, а металлическое блюдо стало позванивать в такт. Адди снова и снова повторяла музыкальные фразы, слыша в звуках фисгармонии тонкий, но чистый голосок Каролины. Она так усердно работала педалями, что у нее заболели ноги.

Мистер Карлайл уже погасил все лампы и задернул нишу занавесом. Адди села на стул рядом с преподобным Карлайлом, и он притушил последний светильник. Их обволокла темнота.

Адди вздрогнула, услышав, как звякнул левитирующий рупор. А потом где-то вдалеке пронзительно и щемяще засвистела пастушья свирель…

«…И встретит роза дня восход, алмазами горя…»

Щек коснулся прохладный ветерок, и что-то нежно погладило волосы Адди. В темноте у ниши вспыхнула зеленоватая искорка, дрожа и подпрыгивая, как мячик в струях фонтана. Искорка мало-помалу увеличивалась, а затем раскрылась, словно цветочный бутон, и, став еще больше, обрела форму, с которой вдруг как будто сорвали покров и… В нескольких дюймах от пола парила Каролина.

Зеленое свечение ее лица разгорелось ярче. Адди увидела брови, губы и сомкнутые веки. Распахнулись глаза – темные, бездонные, пустые. У Адди защемило сердце.

– Каролина, девочка моя, поговори со мной! Ты счастлива? Как ты, детка?

Губы приоткрылись.

– Мама… Я должна повиниться…

– Любимая, тебе не за что себя винить… Да, иногда я тебя ругала, но… Прости меня, умоляю!

– Нет, я должна повиниться. Я пока еще не… не совсем свободна. У меня были завистливые мысли. Подлые мысли. О тебе. О других. Из-за этого я теперь на нижнем уровне… где меня одолевают низменные сущности… Мама… помоги.

Адди вскочила со стула и потянулась к материализовавшейся фигуре, но преподобный Карлайл быстро перехватил ее руку. Не обращая внимания, миссис Пибоди воскликнула:

– Каролина, детка! Как тебе помочь? Что мне делать?

– В наш дом вторглись… злые духи. Здесь теперь их засилье. Увези меня отсюда…

– Но как?

– Уезжай далеко-далеко. В теплые края. В Калифорнию.

– Да, да, любимая! Что еще?

– А дом… Попроси мистера Карлайла, чтобы он сделал из особняка храм. А мы здесь жить больше не будем. Увези меня в Калифорнию. Я буду с тобой. Я перенесусь туда с тобой. И мы будем счастливы. Когда этот дом станет храмом, я буду счастлива. Прошу тебя, мама!

– Да-да, конечно, детка. Я так и сделаю. Почему ты мне раньше не сказала?!

Призрачная фигура бледнела, расплывалась в воздухе. Сияние угасло.

Таксисту попались болтливые пассажиры – ля-ля, ля-ля, ха-ха-ха. «И жили долго и счастливо». Такси втиснулось между автобусом и еще одним автомобилем, едва не оцарапав дверцу.

– Да поезжай уже, придурок! – раздраженно завопил таксист.

Парочка в салоне продолжала оживленно беседовать. Из любопытства таксист прислушался.

– Говорю тебе, полдела сделано. Понимаешь, детка, с этого все и начнем. Напичкаем дом всякими устройствами от чердака до подвала. Можно будет такое устроить! Хоть второе пришествие. А у тебя все получилось великолепно.

– Стэн, не приставай ко мне.

– Ну чего ты ерепенишься? Может, зайдем куда-нибудь, выпьем по рюмочке перед сном?

– Да убери ты руки! Нет, это невыносимо. Останови такси, я выйду. Пешком пойду. Эй, слышишь? Останови машину.

– Детка, успокойся.

– Не трогай меня. Никуда я с тобой не пойду.

– Эй, останови машину, приятель. Да хоть вот здесь, на углу. Где удобнее.

Таксист покосился в зеркало заднего вида и едва не врезался в фонарный столб. Ну надо же, у дамочки-то личико зеленым светится!

Из фельетона Эда Вульфхоупа «Отвердевшая артерия»:

Из журнала «Трубный глас»:

Письмо в редакцию

Солнце озаряло полосатый навес, а шестью этажами ниже манхэттенские улицы изнывали от жары. Молли вышла из кухни с тремя банками холодного пива. На мягком диване Джо Пласки, завязав ноги узлом, протянул за пивом мозолистую руку и улыбнулся:

– Странно, конечно, что мы посреди сезона тут валандаемся. Ну, в Хобарте всегда так – сначала все до денег жадные. А потом раз – и прикрыли лавочку.

Зена сидела в кресле у окна и лениво обмахивалась номером журнала «Варьете». Она была без корсета, в стареньком халатике Молли, который с трудом на ней сходился.

– Уф, ну и жара! Знаете, а я первый раз летом в Нью-Йорке. Не завидую я вам, местным. В Индиане все же полегче будет. Слушай, Молли… – Она допила пиво и утерла губы рукой. – Если вот сейчас все уладится, поехали с нами до конца сезона, а? Ты же говоришь, что Стэн теперь управляется в одиночку.

Молли села рядом с Джо, вытянула длинные ноги, потом подобрала их под себя и прикурила сигарету. Спичка едва заметно дрожала. Зена с сожалением отметила, что в старом тренировочном комбинезоне Молли выглядит совсем юной.

– Стэн очень занят в этой своей церкви, – сказала Молли. – От него там все без ума. Он каждый вечер проводит службы. Сперва я ему помогала, но сейчас он говорит, что это не обязательно, ему даже лучше одному. А днем он дает консультации по духовному росту. Ну а я просто отдыхаю.

Зена поставила пустую банку на пол и взяла с подоконника полную.

– Ох, ягненочек мой, тебе надо развеяться. Давай-ка, наводи красоту, и поехали с нами. Мы тебе и дружка найдем. В этом сезоне у нас замечательный зазывала. Давай возьмем авто напрокат, сгоняем за ним и где-нибудь поужинаем. Он прекрасно танцует. Джо, ты ведь не обидишься, если пару танцев пропустишь?

Улыбка Джо, обращенная к Зене, стала шире, взгляд смягчился.

– Прекрасно придумано. Я сейчас ему позвоню.

– Нет-нет, не стоит, – торопливо сказала Молли. – Мне и так хорошо. В такую жару выходить не хочется. Нет, правда, все в порядке.

Она взглянула на каминную полку, где стояли дорожные часы в кожаном футляре – подарок Адди Пибоди, – и включила радиоприемник. Лампы медленно накалялись, и голос звучал четче. Знакомый, но глубже и богаче, чем раньше.

– …А потому, дорогие мои друзья, очевидно, что представленные нами свидетельства загробной жизни основаны на неопровержимых доказательствах. Такие великие умы, как сэр Оливер Лодж, сэр Артур Конан Дойль, Камиль Фламмарион[40], посвятили свою жизнь не пустым грезам, не вымыслам и не выдумкам. Нет, мои невидимые радиослушатели, реальные доказательства загробной жизни можно найти в нашем каждодневном окружении. Паства церкви Вышнего Благовеста довольна и крепка верой. Я глубоко благодарен всем нашим прихожанам за их щедрость, которая вот уже много недель каждое воскресенье позволяет мне нести вам благую весть. Некоторые считают «новую религию спиритуализма» сектантством чистой воды. Меня спрашивают: «Можно ли верить в общение с нашими родными и близкими, покинувшими мир земной, и в то же время блюсти веру наших отцов?» Друзья мои, врата Духовной истины распахнуты для всех – это следует принять всем сердцем, не отрекаясь при этом от вашей веры. Это лишь укрепит вашу веру, независимо от того, поклоняетесь ли вы Господу в молитвенном доме, соборе или синагоге. Или даже если вы из тех, кто утверждает: «Я не знаю», но неосознанно поклоняется Господу в великом храме природы, под дружный хор певчих птиц и стрекот цикад в ветвях. Нет, друзья мои, истина о загробной жизни открыта для всех. Это чистый родник, который вырывается из-под запретного камня реальности, когда его коснется волшебный посох – ваше собственное желание поверить своим глазам и данным Богом чувствам. А те, кто верует в загробную жизнь, могут искренне возрадоваться душой, говоря: «Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?[41]»

Улыбка Джо Пласки стала простым напряжением лицевых мышц, и ничего более. Он наклонился к Молли и выключил радио.

– У тебя есть карты, детка? – спросил он ее, на этот раз с неподдельным участием. – Обычная колода, в которую все играют. На которую смотрят лишь с одной стороны.