Аллея кошмаров

Карта XIV Башня

За стеной сада шелестели на ветру тополя. Луна еще не взошла; в сумерках голос звучал монотонно, мелодично, ласково, как журчание струй фонтана.

– Ваш ум спокоен… как свеча в углу, где ее пламя не дрожит. Ваше тело расслаблено. Ваше сердце умиротворено. Ваш ум ясен и не встревожен. Вас ничего не беспокоит. Ваш ум как тихий пруд со спокойной водой…

Белое кашне, полускрытое твидовым пиджаком, обвивало шею Гриндла. Руки промышленника покоились на подлокотниках шезлонга, ноги в бежевых фланелевых брюках опирались на ножную скамеечку.

Рядом с ним сидел спиритуалист, весь в черном, почти невидимый в свете звезд.

– Закройте глаза. А теперь откройте, посмотрите на стену сада и скажите, что вы видите.

– Смутные очертания… – мечтательно произнес Гриндл; в голосе не было ни язвительности, ни резкости.

– Продолжайте.

– Они становятся четче. Город. Золотой город. Башни. Купола. Прекрасный город… А теперь все исчезло.

Преподобный Карлайл незаметно спрятал в карман «патентованный проектор призраков, в комплекте с батарейками и линзами, для 16-мм пленки, $7,98», приобретенный у чикагского поставщика оккультных товаров.

– Вам был явлен город Духовного Просветления. Мой дух-наставник, Рамакришна, повелел нам его построить. Он будет создан по образцу такого же города в горах Непала, надежно укрытого от любопытных взоров. Мне довелось его узреть. Рамакришна меня туда телепортировал. Однажды зимним вечером я вышел из церкви и ощутил незримое присутствие моего наставника…

Промышленник убежденно закивал.

– Неожиданно заснеженная улица превратилась в каменистую горную тропу. Я чувствовал себя легче воздуха, но переставлять ноги было очень трудно, как всегда на большой высоте. Подо мной раскинулась долина, в которой я увидел город – точно такой, как вы только что описали. Я понял, что видение дано мне с особой целью, и, едва я это осознал, как четкие очертания горных вершин и сверкающие ледники стали смутными и расплывчатыми. Я снова оказался у дверей церкви Вышнего Благовеста. Передо мной, на снегу, темнела цепочка следов. Отпечатки моих собственных подошв. В нескольких метрах от меня следы обрывались. Судя по всему, именно в том месте я дематериализовался.

– Какой восхитительный случай! – вздохнул Гриндл. – Я слыхал об этом. Говорят, что тибетские отшельники способны телепортироваться. Но я никогда в жизни не подозревал, что встречу человека, достигшего таких высот духовного развития, – смиренно добавил он; прозвучало глуповато и как-то по-старчески.

Внезапно он привстал.

Вдоль стены сада проплыло светящееся пятно, принимая очертания девушки.

– Успокойтесь, – сказал медиум. – Не напрягайтесь. Вбирайте впечатления, эманируйте любовь.

Гриндл снова улегся на шезлонг.

Тучи затянули ночное небо, темнота сгустилась. Не шевелясь, клиент прошептал:

– По-моему… я что-то вижу… Вон там, у солнечных часов. Там движется какое-то пятнышко света.

И действительно, в сумраке у постамента солнечных часов зависла дымка зеленоватого сияния. Она двинулась к веранде, медленно сгущаясь и обретая форму.

На этот раз Гриндл подскочил, и Стэн укоризненно коснулся его запястья.

Призрак приблизился; стало видно, что это девушка в лучезарной пелене просторного одеяния. В темных волосах блестела тиара с семью холодно мерцающими самоцветами. Девушка парила в нескольких дюймах над землей, словно бы влекомая ночным ветерком.

– Дорри… Неужели это Дорри? – слабым, безнадежным шепотом спросил клиент.

– Любимый… – Звук, исходивший из материализованного духа, казался частью ночи и сада. – Это Дорри… на мимолетный миг… мне трудно… тяжело возвращаться, любимый…

Преподобный Карлайл сжал пальцы на локте Гриндла и сам словно бы погрузился в глубокий транс.

Призрачная фигура расплывалась, утрачивала очертания, уменьшилась до зеленой светящейся точки и исчезла.

– Дорри! Дорри! Вернись! Умоляю, вернись!

У постамента солнечных часов, там, где свечение рассеялось, клиент упал на колени, выпятив широкий зад, обтянутый бежевой тканью. Стэну захотелось дать ему хорошего пинка.

На несколько секунд Гриндл замер, потом тяжело поднялся на ноги и, растянувшись на веранде, спрятал лицо в ладонях.

Преподобный Карлайл шевельнулся в кресле, выпрямил спину.

– Что произошло? Полная материализация? Я очень быстро погрузился в транс. Свечение разрасталось так стремительно, что я чувствовал, как из меня изливается сила. Так что случилось?

– Я… мне явился старый друг.

От счастья Молли чуть не плакала. Они давно уже не ездили отдыхать вдвоем. Стэн вел себя так странно, что она решила, будто у него какие-то неприятности. И вдруг, ни с того ни с сего, он усадил ее в автомобиль и вот уже три дня они катались куда душе угодно, останавливались в придорожных закусочных и ресторанчиках, по вечерам танцевали, днем купались в окрестных озерах. Просто рай земной! Ей ужасно не хотелось возвращаться домой и целыми днями сидеть в апартаментах, ничего не делая, а просто дожидаясь Стэна.

Он все равно был какой-то нервный, с ним даже говорить было трудно, потому что он пропускал все мимо ушей, а потом вдруг переспрашивал: «Что-что, детка?» – и приходилось начинать рассказ заново. Но сейчас все было просто замечательно.

А еще он прекрасно выглядел в купальном костюме. Слава богу. Многие мужчины, хоть с ними и приятно проводить время, либо слишком тощие, либо пузатые. А у Стэна фигура что надо. Ну, у них обоих фигуры что надо. Когда Молли прыгает с трамплина, все так и пялятся на ее буфера. В ее возрасте многие женщины – настоящие слонихи.

Великий Стэнтон вылез из воды на понтон и растянулся рядом с Молли. На озере не было никого, кроме них и каких-то ребятишек на противоположном берегу. Он сел, наклонился к ней и поцеловал. Молли порывисто обняла его.

– Ах, милый, не бросай меня, пожалуйста! Что бы ни случилось. Кроме тебя, мне никто не нужен.

Он приподнял ей голову.

– Детка, а хочешь, чтобы вот так было каждый день? А? Если провернем это дельце, так и случится. И будет у нас каждый день Рождество.

Молли похолодела. Он так все время говорил. То «вот когда миссис Пибоди отдаст нам особняк», то еще что-нибудь. Она ему больше не верила.

Он почувствовал, как она обмякла.

– Молли! Молли, посмотри мне в глаза. Честное слово, я всю жизнь готовился именно к такой афере. Клиента так завел, что сам чуть с ума не сошел. И ни разу не ошибся. А если ты думаешь, что с этим типом легко, то…

Она прильнула ему к груди и заплакала.

– Стэн, ну зачем мы с ним так. Он вроде неплохой дядька… хотя что я там в темноте разгляжу… Все равно неудобно как-то. Одно дело – разводить какого-нибудь ловчилу, который считает себя умнее всех, а тут…

Он прижал ее к себе.

– Молли, ты даже не представляешь, на что мы замахнулись. У этого типа миллионы в кубышке. И личная армия. Видела бы ты его фабрику в Джерси! Настоящая крепость. Если мы хоть в чем-то допустим промашку, он натравит на нас своих ищеек, чтобы растерзали в клочья. От них не спрячешься. Так что придется нам с тобой идти до победного конца. За этой девушкой он увивался в юности, когда учился в колледже, а она умерла. Ну, ему хочется получить ее прощение, как-то ее умилостивить. Деньги для него ничего не значат, он все отдаст, лишь бы успокоить свою совесть. Вот теперь, когда мы ему голову заморочили, он так поверил в духов, что забросил все свои дела.

Стэн усадил Молли на край понтона. Она окунула ноги в прохладную озерную воду.

– Милая, теперь все зависит только от тебя, – сказал Стэн, беря ее руки в свои. – Либо каждый день Рождество, мои нервы в порядке и я похож на человека, либо нас загрызут бешеные волки.

Молли широко распахнула глаза.

– Слушай, вот что мы сделаем… – с воодушевлением продолжил Стэн.

Выслушав его, она опустила голову, так что пряди волос занавесили лицо, уставилась на свои голые ноги и ярко-желтый купальник, медленно провела ладонями по бедрам. Кожа была холодной, вода в озере тоже. Ступни замерзли; Молли забралась на понтон и уткнулась лицом в колени, не глядя на Стэна.

– Иначе не выйдет, детка. Но, честное слово, ты внакладе не останешься. И я тебя не брошу. Понимаешь, это сблизит нас еще больше.

Внезапно она встала, откинула волосы со лба, дрожащими руками натянула купальную шапочку и, по-прежнему избегая смотреть на Стэна, нырнула и поплыла к причалу. Стэн спрыгнул с понтона и замолотил ногами, стараясь ее обогнать. Она первой добралась до причала, быстро вскарабкалась по лесенке и помчалась к домику. Стэн бросился следом. Как только они вбежали в дом, Стэн запер дверь на засов.

Молли сдернула купальную шапочку, тряхнула волосами, сняла мокрый купальник и оставила его на полу. Стэн взволнованно уставился на нее.

– Посмотри на меня хорошенько, – сказала она. – Представь, что никогда еще не видел меня раздетой. А теперь скажи, как я… что я… в общем, если я сделаю, как ты хочешь, я буду выглядеть иначе? В твоих глазах?

Он поцеловал ее с такой горячностью, что до крови прикусил ей губу.

Она встретила его в дверях, провела в кабинет и села за стол, где на черном бархате сверкала россыпь звездчатых сапфиров. Лилит ссыпала их в ящичек шкатулки и открыла потайную панель в правой тумбе письменного стола, где находился стальной сейф. Спрятав драгоценные камни, она дважды крутанула диск наборного замка, задвинула панель и взяла сигарету из портсигара.

Стэн поднес ей зажигалку.

– Рыбка на крючке.

– Добродетельная Молли?

– Она самая. Пришлось попотеть, но она все-таки согласилась. Давай теперь разложим все по полочкам. Про город Духовного Просветления я ему напел еще до того, как устроил представление в саду его загородного дома. На следующем сеансе подведу его к мысли о том, что неплохо бы отвалить деньжат.

Стэн раскрыл принесенную с собой папку и выложил архитектурный чертеж на стол перед женщиной, именовавшей себя психиатром.

На плане был изображен, с высоты птичьего полета, волшебный город посреди пустыни, с башней в центре, окруженной пальмами.

– Очень мило, ваше преподобие.

– И это еще не все.

Он сдвинул чертеж в сторону. Следующий лист в папке оказался геодезической сьемкой какого-то округа в Аризоне. Местоположение города было аккуратно отмечено красными чернилами.

Лилит кивнула:

– И вот на этом самом месте ты собираешься раствориться в воздухе? Отлично придумано. – Она посмотрела на карту, недоуменно наморщила лоб: – А где будет спрятан второй автомобиль?

– Я оставлю его где-нибудь в этом городишке, по соседству.

– Нет, не стоит. Его надо спрятать за городом, в пустыне. Давай-ка еще раз. Ты отправляешься туда поездом, покупаешь в Техасе машину, едешь в городок Пинья и оставляешь ее в гараже. Потом берешь напрокат машину в Пинье. Выводишь новую машину из гаража, уезжаешь за город и где-нибудь ее припарковываешь. Возвращаешься пешком в город и в машине, взятой напрокат, едешь к своему собственному автомобилю, берешь его на буксир, довозишь до места, где планируется строить твой город, прячешь хорошенько и возвращаешься в Пинью все в той же машине, взятой напрокат. Потом поездом возвращаешься в Нью-Йорк. Все верно?

– Да. Потом, когда все будет готово, я снова уезжаю туда, прошу клиента присоединиться ко мне через пару дней. Выезжаю на своей машине к месту постройки города. Сворачиваю с шоссе, останавливаюсь, выхожу, шагаю по песку ярдов сто, а затем, пятясь по своим следам, возвращаюсь к машине и оттуда на своих двоих по камням отправляюсь к шоссе, к спрятанному автомобилю. И на всех парах еду в Нью-Йорк. Вуаля! Человек исчез посреди пустыни. Клиент приезжает, сверяется с картой, находит пустую машину. Идет по следам. Опля! Никого нет. А денежек и след простыл. Ай-яй-яй!

Она затянулась сигаретой, негромко рассмеялась.

– Как-то это все очень запутано, Стэн. И похоже, у тебя все получится. Ты даже медиумов заставишь поверить в свой спиритуализм.

– О, а кстати… – Он напряженно подался вперед и сощурил глаза, что-то просчитывая в уме, потом расслабился и помотал головой. – Нет, гиблое дело. У них все равно денег нет. Все деньги у промышленников.

Она снова посмотрела на план города Духовного Просветления.

– Знаешь, Стэн, мне очень хочется, чтобы ты открыл мне один секрет.

– Спрашивай что угодно.

– Как тебе удалось качнуть чашу лабораторных весов?

Преподобный Карлайл расхохотался, что делал очень редко. Смех его был звонким и заливистым.

– Вот что, доктор, как только мы огребем деньжат, я тебе все объясню. Честное слово.

– Договорились. Наверное, это что-то очень простое.

Стэн сменил тему:

– А на этой неделе я сниму жилье бок о бок с его поместьем.

Доктор Лилит задумчиво подправляла ноготь пилочкой.

– Не переусердствуй. В Йонкерсе будет в самый раз. Все-таки округ Уэстчестер. О местонахождении города Просветления узнают все на юго-западе. Хотя, может, и не узнают. А вот наш клиент может обратиться к услугам мистера Андерсона. Не забывай, на него работают очень умные люди. Мистер Андерсон попытается тебя вычислить. Он знает, что ты – весьма изобретательный человек. Он начнет с загородного поместья и раскинет сети кругом. А Йонкерс – ни туда, ни сюда. – Она отложила пилочку. – А как ты собираешься отделаться от верной Пенелопы?

– От Молли? – Стэн, сунув руки в карманы, расхаживал по кабинету. – Дам ей пару тысяч, скажу, что мы встретимся где-нибудь во Флориде. Она будет счастлива, если дать ей денег и отправить на ипподром. Там она застрянет надолго. Ну, пока деньги не кончатся. Когда она выигрывает на скачках, то забывает обо всем на свете. А как проиграется в пух и прах, вернется в передвижной цирк, будет выступать в балагане. Или устроится гардеробщицей. В общем, с голоду не помрет.

Лилит встала, поправила сшитый на заказ серый жакет, подошла к Стэну, обвила элегантные руки вокруг его шеи и подставила ему губы.

На миг они замерли в объятьях. Стэн потерся щекой о гладкие волосы. Потом она его оттолкнула.

– Вам пора, ваше преподобие. У меня через пять минут пациент.

Гриндл пришел в церковь. Преподобный Карлайл встретил его в своем кабинете на первом этаже. Под лампой на столе лежала груда писем с приколотыми к ним банкнотами. Стэн взял листок с десятидолларовой купюрой и прочел вслух:

– «Мне известно, что в городе Просветления, где мы сможем объединить наши духовные силы, нас ждет чудесное будущее. Радостно сознавать, что души наших родных и близких смогут являться нам так часто, как мы того пожелаем. Благослови вас Господь, Стэнтон Карлайл…» – и так далее. – Он улыбнулся, глядя на банкноту. – Весьма прочувствованные послания, Эзра. Многие написаны людьми необразованными, но крепкими в вере. Город Просветления станет воплощением наших мечтаний. Но благодарить надо не меня, а Рамакришну, потому что именно он направляет все мои поступки.

Гриндл сосредоточенно разглядывал тлеющий кончик сигары.

– Я свое исполню, Стэнтон. Средств у меня достаточно, я сделаю все, что смогу. Надо признать, что концентрация духовных сил в одном месте – очень разумное предложение. Как слияние компаний в бизнесе. Однако же мне придется непросто; желая себя обезопасить, я отгородился от мира несокрушимой стеной и теперь не могу выбраться на свободу. Мои подручные – верные и преданные люди. Прекрасные помощники. К сожалению, они не понимают. Но я найду выход…

Склонившись над пластинкой, Стэн одежной щеткой смахивал с нее ацетатную стружку, нарезаемую патефонной иглой. Внезапно он поднял звукосниматель, сорвал пластинку с вертушки и отшвырнул в угол.

– Детка, ну сколько можно объяснять?! Твой голос должен быть исполнен грусти и томления. Клиент сольется в экстазе со своей мертвой подругой, как только поможет церкви построить город Просветления. Давай-ка еще раз. И поубедительнее.

Стэн поставил на патефон новую болванку. Молли, чуть не плача, перелистнула страницы и наклонилась поближе к микрофону.

«Я же совсем не умею играть! Ох, попробую еще раз…»

Она и в самом деле заплакала, выталкивая фразы между всхлипами, забывала текст, моргала, чтобы видеть написанное на странице. Под конец она всерьез разрыдалась, так, что читать не могла, пришлось придумывать слова на ходу. Как ни странно, Стэн не рассердился и не отругал ее.

– Молодец, детка! С чувством и душещипательно. Давай-ка послушаем.

На слух Молли запись звучала мерзко – всхлипы, стоны и прерывистые вздохи. Но Стэн ухмыльнулся, кивнул и сказал:

– Великолепно. Этого он не выдержит, вот увидишь. По-твоему, это пóшло? Не волнуйся, клиент увяз по уши, всему поверит. Даже если я подверну брюки и закутаюсь в простыню, он решит, что видит свою драгоценную покойницу. А чтобы пригвоздить его окончательно, надо провернуть последний, решающий трюк.

Сквозь папоротники в оранжерее пробивался лунный свет; в церкви было темно. Тянулись минуты – уже двадцать, если верить наручным часам со светящимся циферблатом. Стэн незаметно сдвинул ногу на половицу у фисгармонии и надавил.

Из рупора, лежавшего поверх Библии на кафедре, вырвался трубный звук. Гриндл подался вперед, сжал кулаки.

Рупор шевельнулся, медленно вознесся над кафедрой и поплыл по воздуху, поблескивая алюминиевыми боками в лунных лучах. Клиент застонал и поднес ладонь к уху, чтобы не пропустить ни единого звука, но голос из рупора звучал разборчиво, тонко и звонко.

– Милый Шалопай… Это Дорри. Я знаю, ты нас не забыл. Надеюсь, что совсем скоро я смогу материализоваться полностью, и ты сможешь меня обнять… Я так счастлива… что мы с тобой возводим город Просветления. Там мы будем вместе, любимый. По-настоящему. Главное – верить. Я рада, что наконец-то ты с нами. И не волнуйся понапрасну. Андерсон и остальные когда-нибудь тоже поверят в загробную жизнь. Не надо их принуждать. И не давай им повода для опасений. У тебя есть сбережения, о которых им неизвестно. Акции… облигации… Ими можно воспользоваться. Передай свою долю преподобному Стэнтону. И помни, любимый, на нашу следующую встречу я приду… невестой…

Поздним вечером Стэн нажал кнопку квартирного звонка. Лилит распахнула дверь, сердито сказала:

– Я же просила не приходить ко мне домой. Тебя могут увидеть.

Не говоря ни слова, он вошел в квартиру, швырнул на стол портфель и торопливо расстегнул замки. Лилит поплотнее задернула шторы.

Он высыпал из портфеля гору бумаг – фальшивые письма с приколотыми к ним купюрами. Лилит собрала деньги, отложила их в сторону, а письма скомкала, бросила в камин и подожгла.

Нервно разглаживая каждую купюру, Стэн складывал их в стопки.

– Трюк с фальшивыми пожертвованиями сработал великолепно, хотя мне и пришлось снять все деньги со счета. Одиннадцать тысяч, все мои сбережения, до последнего цента. – Он похлопал по банкнотам. – Боже мой, за эти годы клиенты столько моей крови выпили! Но зато теперь – вот тебе, пожалуйста.

В двух больших конвертах из плотной коричневой бумаги оказались два толстых свертка. Стэн разодрал один.

– Вот, погляди! Столько наличности в жизни не увидишь. Сто пятьдесят тысяч долларов! Да ты взгляни. Ух ты, пятьсот одной бумажкой! Да их здесь уйма… с ума сойти.

– Давай-ка их спрячем, милый, – улыбнулась доктор. – Такие суммы в карманах не носят. Вдруг тебе взбредет в голову потратить их на что-нибудь.

Стэн взял стопку мятых купюр из фальшивых писем и скрепил ее резинкой, а Лилит аккуратно вложила в конверты деньги, выманенные у клиента, и снова их запечатала. Она открыла потайную дверцу стола, набрала кодовую комбинацию сейфа. Стэн по привычке хотел подглядеть, какую именно, но Лилит закрыла ее плечом. Спрятав деньги, она снова провернула наборный диск.

Преподобный Карлайл, раскрасневшись, уставился на полированную столешницу красного дерева.

– Раны Господни! Сто пятьдесят тысяч…

Лилит протянула ему бокал с двойной порцией бренди, налила себе. Стэн отобрал у Лилит бокал, поставил на книжный шкаф и порывисто обнял ее.

– Ох, крошка, от этого вашего светского общества у меня голова шла кругом, но теперь я все понял. Ты тот еще гониф. Я тебя все равно люблю. Мы с тобой друг друга стоим, парочка ловких аферистов. И как тебе это?

Он ухмылялся, до боли сжимая ей ребра. Она взяла его запястья, чуть высвободилась и, закрыв глаза, подставила губы.

– Ты просто чудо, милый. Читаешь мои мысли.

Доктор Лилит Риттер отправилась ко сну не сразу. После того как Карлайл ушел, она долго курила, выводя в блокноте аккуратные параллельные линии. Потом повернулась к картотечному шкафчику и вытащила оттуда досье – без фамилии, с одним только номером. В досье лежал лист миллиметровки с выведенным на нем графиком, по типу барометрической таблицы, только для эмоций. На нем были отмечены даты и пики подъемов и спадов настроения. Эмоциональная диаграмма Стэнтона Карлайла. Лилит не особо ей доверяла, но кривая достигла пика, а ранее, вот уже четыре раза, за таким подъемом настроения следовал глубокий спад, депрессия и отчаяние. В конце концов она вернула досье на место, разделась и наполнила ванну, добавив к воде соль с сосновым ароматом.

Принимая ванну, Лилит читала финансовые новости в вечерней газете. Акции корпорации «Гриндл» упали на два пункта; еще какое-то время их стоимость будет снижаться. Лилит бросила газету на пол и соскользнула глубже в ароматное тепло, улыбаясь, как сытый котенок.

Она с самодовольством триумфатора вспомнила сестер, которых не видела уже много лет. Мина, тощая старая дева, вот уже который год вдалбливала латынь своим безмозглым ученикам, но до сих пор гордилась членством в обществе «Фи-Бета»[56]. И Гретель, восковая, как ангел с верхушки рождественской елки, с полусгнившими легкими и положительной реакцией Вассермана[57].

Фриц Риттер держал на Стейт-стрит бар под названием «Голландец». Лилли, его дочь, улыбнулась и прошептала куску розового мыла в форме цветка лотоса:

– А во мне, наверное, есть примесь шведской крови. Срединный путь[58].

Вот уже второй день никто не видел Эзру Гриндла. Его юристы, его шофер (он же телохранитель) и его начальник охраны, Мелвин Андерсон, терялись в догадках, куда пропал босс. Андерсон не знал, чем в последнее время занимался старикан, но, не желая нарываться на неприятности, не стал устраивать за ним слежку. Босс всегда был очень скрытным. Юристы подтвердили, что Гриндл не снимал денег со своих банковских счетов и никаких чеков не выписывал, однако проверял одну из своих депозитных ячеек. Неужели он ликвидировал свои ценные бумаги? И если да, то какие? Установить это было невозможно. Но где он сам? Он оставил одно-единственное сообщение: «Уезжаю по делам».

Юристы проверили завещание. Если бы он решил составить новое, то не обратился бы в другую фирму. По завещанию определенная сумма отходила каждому из его верных помощников, а остальное распределялось между теми колледжами, медицинскими фондами и домами призрения для незамужних матерей, над которыми он попечительствовал. Делать было нечего. Пришлось выжидать.

Промышленник сидел на чердаке церкви Вышнего Благовеста, в крошечной спальне, куда свет попадал только через оконце в крыше. Он снял очки и положил вставные челюсти в стакан с водой. Гриндл был одет в оранжевую рясу тибетского ламы. На бледно-зеленой стене спальни виднелось санскритское слово «ом», символ вечного стремления человека к слиянию со Вселенской душой.

Время от времени Гриндл послушно размышлял о высоких материях, но по большей части просто дремал в тишине и прохладе. Он грезил о студенческом кампусе, о ее губах, о первом поцелуе. Она хотела посмотреть, где он учится, и ночью он привел ее к зданию колледжа, подсвеченному и величественному. Потом они гуляли в парке Морнингсайд, и он снова ее поцеловал. Тогда она в первый раз позволила ему коснуться ее груди…

Он вспоминал все, до мельчайших подробностей. Медитация – настоящее волшебство. Ему вспомнилось то, о чем он давным-давно забыл. Только лицо Дорри стерлось из памяти, Он не мог его вернуть, хотя помнил узор на платье, которое она надела в тот день, на Кони-Айленде. А лица не помнил.

С болезненным удовольствием, будто касаясь ноющего зуба, он вспомнил тот вечер, когда она призналась ему, что случилось то, чего она так опасалась. Все произошло так быстро… Он помнил лихорадочные поиски врача. Помнил, как узнал, что экзамен назначен как раз на тот день, когда она должна была пойти на процедуру. И она пошла одна. А потом все вроде бы наладилось, только она была расстроенная и какая-то подавленная, но он решил не тревожиться попусту. У него была сумасшедшая неделя, экзамены один за другим. А следующим вечером ему сказали, что ее увезли в больницу. Он туда прибежал, его не пускали, но он все равно прорвался, а Дорри не захотела с ним разговаривать. Все эти воспоминания вращались у него в голове, как тибетская молитвенная мельница. Но вращение понемногу замедлялось. Оно совсем остановится, когда будет достигнуто слияние душ.

Голубизна за оконцем в крыше стала глубокой синевой. Преподобный Карлайл принес Гриндлу легкий ужин и дал очередное духовное наставление. С наступлением ночи раздался стук в дверь, вошел Карлайл, сжимая в ладонях свечу в подсвечнике рубинового стекла.

– Пройдемте в часовню.

Там Гриндл прежде не бывал. На широком диване высились груды шелковых подушек, а в нише стояла кушетка для медиума, накрытая черным бархатом. Темные драпировки покрывали стены, так что было непонятно, есть в комнате окна или нет.

Проповедник взял страждущего за руку, подвел к дивану и усадил на подушки.

– Отдохните в умиротворении.

Сознание Гриндла мутилось. За ужином он выпил жасминного чаю, который почему-то горчил. Голова кружилась, действительность отступила на второй план.

Медиум вставил свечу в канделябр у дальней стены; от трепещущего пламени тени сгустились, и в темноте жених не видел даже своих рук. У него все плыло перед глазами.

Карлайл нараспев вознес какую-то молитву, похоже, на санскрите, потом перешел на английский. Все это смутно напоминало венчальную службу, но Гриндл почему-то не понимал слов.

В нише медиум улегся на кушетку, и черные драпировки сомкнулись, как будто сами собой. Или их двигала одическая сила[59] медиума?

Началось ожидание.

Откуда-то издалека, за сотни миль отсюда, послышался шум ветра, будто хлопали огромные крылья. Шум смолк, а потом негромко зазвучали струны ситара.

Неожиданно из ниши раздался голос духа-наставника, Рамакришны, последнего святого Индии, величайшего из бхакти-йогов, проповедника любови Господней.

– Хари ом! Приветствую тебя, мой возлюбленный ученик. Приготовься к слиянию душ. На берегу бесконечных миров, невинный, как дитя, ты на миг сольешься с жизнью духа. Любовь проложила тебе путь, потому что всякая любовь есть любовь Господня. Ом!

Снова раздалась призрачная мелодия. За завесой ниши вспыхнул свет, из складок драпировки поползли струи лучезарного тумана, сияющим маревом зависнув над полом. Марево росло и ширилось, пока не хлынуло из ниши, будто пенящийся поток света, вздыбилось пульсирующей волной, ярко сверкнуло и тут же чуть померкло. Отовсюду слышался прерывистый гулкий стук, будто мерно билось сердце гиганта.

Сияющее марево постепенно обретало форму, дрожа и раскачиваясь, как кокон, из которого выбирается бабочка. В центре сияния сгустилось темное пятно. Кокон разорвался напополам, втянулся в нишу, и изумленному взору клиента предстала нагая дева, возлежащая на ложе света, склонив голову на согнутую в локте руку.

Гриндл упал на колени.

– Дорри… Дорри…

Она открыла глаза, села, а потом встала, целомудренно прикрываясь лучезарным туманным покровом. Старик, не поднимаясь с колен, вытянул руку и неуклюже пополз вперед. Лучезарный покров улетучился. Дева выпрямилась во весь рост; в трепещущем пламени свечи обнаженное тело сверкало белизной. Черные пряди волос скрывали лицо. Она обратила взор на Гриндла.

– Дорри… любимая… невеста моя…

Он обнял ее и подхватил на руки, изумленный полной материализацией гладкого, словно бы живого тела. Она казалась не потусторонней, а совсем земной.

Преподобный Карлайл, скрытый в нише, торопливо запихивал в подол занавесей ярды китайского шелка, выкрашенного светящейся краской. Взглянув в просвет между складками драпировок, он презрительно скривил губы. Господи, ну почему со стороны любовники всегда выглядят так похабно? Просто отвратительно!

Он видел это второй раз в жизни. Фу, гадость какая.

Жених и невеста словно оцепенели.

Молли должна была отстраниться и вернуться в нишу. Стэн повернул выключатель, и размеренный стук, постепенно усиливаясь, разнесся по комнате. Скомканное светящееся полотно Стэн отшвырнул за шторы.

Неподвижные фигуры на диване шевельнулись. Гриндл, прильнув к Молли, уткнулся лицом ей в грудь.

– Нет-нет, Дорри… радость моя… я тебя не отпущу! Я не могу! Забери меня с собой, Дорри… я не хочу жить без тебя…

Она попыталась высвободиться, но он еще крепче сжал объятия и потерся головой о ее живот.

Стэн схватил алюминиевый рупор.

– Эзра… возлюбленный мой ученик… мужайся… Ей пора возвращаться. Сила ослабевает… В городе Просветления…

– Нет, Дорри! Не уходи… я… еще раз…

В ответ раздался совершенно другой голос – не призрачной девы, а испуганной хористочки, попавшей в передрягу.

– Эй, прекрати! Не распускай руки! Стэн! Стэн, на помощь!

«Ох, ради всего святого, эта глупая курица все испортила…»

Преподобный Карлайл рывком раздвинул драпировки. Молли отбивалась изо всех сил. Старик сжимал ее в объятиях, как одержимый. Нерушимую плотину его души прорвало, а снотворное, которое Стэн добавил в чай, к этому времени перестало действовать.

Гриндл отчаянно цеплялся за свою возлюбленную, но ее рывком выдрали у него из рук.

– Стэн! Бога ради, забери меня отсюда!

Гриндл оцепенел. Алые отсветы плясали по лицу его наставника, преподобного Стэнтона Карлайла, превращая его в злобное чудовище. Невесть откуда взявшийся кулак врезался в ухо призрачной невесты. Она, непристойно раскорячив ноги, упала бездыханной.

А жуткое чудовище накинулось на Гриндла с криком:

– Ах ты, проклятый ханжа! Прощения захотелось? Так какого черта ты девку тискаешь, а?

Кулак ударил в скулу, и Гриндл повалился на диван.

Ум отключился. Гриндл лежал, тупо глядя на прыгающий красный огонек. Где-то отворилась дверь, кто-то выбежал. Гриндл смотрел на дрожащее пламя – бессмысленно, безжизненно. Рядом с ним кто-то шевельнулся, но головы было не повернуть. Послышались всхлипы, кто-то произнес: «Боже мой», прошлепали босые ноги, заплакала женщина, лязгнула дверная ручка, распахнулась дверь в коридор, где горел тусклый желтый свет, однако для Эзры Гриндла все это не составляло ни малейшего смысла, поэтому он просто лежал и смотрел, как за рубиновым стеклом подсвечника подрагивает и трепещет крошечное пламя. Лежал он долго.

Где-то внизу хлопнула парадная дверь. Это не имело значения. Он застонал и повернул голову.

Одна рука – левая – онемела. Лицо словно бы наполовину заморозили. Он сел и огляделся. Темная комната. Здесь было девичье тело. Дорри. Невеста. Его свадьба. Преподобный Карлайл…

Воспоминания были обрывочными. Кто ударил Дорри? Преподобный Карлайл или злой дух, принявший его облик?

Гриндл встал, пошатываясь. Неверными шагами добрался до двери. Одна нога занемела. Он стоял в коридоре. Комната была на чердаке.

Придерживаясь за перила, он шагнул на ступеньку лестницы, но не удержался на ногах и сполз по стене. Упал на колени. Медленно пополз вверх, подтягивая левую, омертвелую ногу. Ему зачем-то надо было вернуться на чердак… там осталась его одежда… все исчезли… дематериализовались.

Он нашел комнатку с бледно-зелеными стенами, кое-как поднялся на ноги, со свистом втянул в грудь воздух. Что случилось? Одежда висела в шкафу. Надо надеть костюм. Свадьба. Невеста. Дорри. Они были вместе, как и обещал Стэн. Стэнтон… Где он? Почему преподобный Карлайл оставил его в таком состоянии?

Гриндл рассердился на Стэнтона. Из последних сил натянул брюки, надел рубашку. Сел, отдышался. Ему было видение Дорри. Призрак? Конечно же, это была Дорри. Она к нему вернулась. Ожила? Явилась с того света? Ему все привиделось?

Но все исчезли.

Очки. Бумажник. Ключи. Портсигар.

Он доковылял до коридора. Лестница, ступени, на милю уходящие вниз. Надо держаться. Держаться покрепче. Андерсон! Где Андерсон? Как Андерсон допустил, чтобы он застрял здесь, с омертвелой ногой, в этом доме с милями лестниц? Внезапно Гриндла охватила злость. А вдруг его похитили? Ранили? Ударили по голове? Наверняка это какие-то отчаявшиеся типы, которые… «…бесчинствующая толпа представляет все бóльшую угрозу, пока мы сидим здесь, наслаждаясь сигарами и…». Это из какого-то выступления.

Дверь в темную комнату была распахнута.

Внезапно Гриндл ощутил груз двадцати лет, задохнулся под ним, как под одеялом. Он стоял, глядя в темноту. Там был какой-то шкаф. По полу расплывалось зеленоватое свечение.

– Стэнтон? Дорри! Стэнтон, где вы?

Он кое-как добрался до середины комнаты, ползком устремился к сияющей дымке, дотронулся до нее, ощутил под пальцами ткань, а не мягкое и податливое тело Дорри.

– Стэнтон!

Гриндл чиркнул спичкой, нашел выключатель на стене. При свете лампы оказалось, что сияющая дымка была отрезом белого шелка, торчащего из подола черных штор в нише.

Стэнтон ударил Дорри!

Гриндл раздвинул шторы. За ними стояла кушетка. Может быть, Стэнтон свалился за нее, когда злой дух… сегодня четверг? Я пропустил заседание совета директоров. Очень важное заседание. Его не отменят из-за моего отсутствия. А кто сможет обуздать Грейнджерфорда? Рассел? Рассел – надежный человек. Удастся ли ему без меня убедить остальных директоров в необходимости нанимать на работу чернокожих? Все конкуренты так уже делают. Это разумное и естественное решение. А Грейнджерфорд пусть катится ко всем чертям.

На полу у кушетки лежал пульт управления с кнопками на бакелитовой панели. Гриндл нажал одну.

Откуда-то сверху послышались призрачные звуки ситара. Еще одно нажатие – и музыка смолкла.

Гриндл уселся на кушетку, положил пульт на колени, посмотрел на провода, тянущиеся к черным бархатным драпировкам на стенах. Нажал вторую кнопку: биение космического сердца, шум ветра. Еще одна кнопка. «Хари ом!»

При звуке голоса Рамакришны Гриндл отшвырнул пульт. Нажатие кнопки словно бы включило его собственную способность мыслить. Внезапно его осенило, будто молния сверкнула. Он четко увидел все – и долгую подготовку, и паранормальную ауру, и настойчивое внушение, и фальшивые чудеса.

Дорри… Господи, откуда же этому самодовольному наглецу известно о Дорри? Все эти годы я не упоминал о ней ни одной живой душе, даже доктору Риттер. Даже доктор Риттер не знает ни о Дорри, ни о причине ее смерти.

Значит, этот негодяй действительно умеет читать мысли. У него есть телепатические способности. Боже мой, какой ужас! Неужели этот мошенник на самом деле обладает таким страшным даром? Надо проконсультироваться с доктором Риттер, может быть, у нее найдется объяснение.

Надо спуститься вниз. Там телефон. В кабинете этого прислужника дьявола…

Наконец он добрался до кабинета.

– Андерсон? Со мной все в порядке, только трудно говорить. С лицом что-то случилось. Наполовину парализовало. Наверное, невралгический приступ. Андерсон, прекратите немедленно. Сказано же, со мной все в порядке. Не важно, где я нахожусь. Замолчите и слушайте меня внимательно. Свяжитесь с доктором Сэмюэльсом. Разбудите его, пусть немедленно приезжает ко мне домой. Я буду там через два часа. Меня необходимо обследовать. Да, сегодня же. Который час? И Рассел пусть тоже приедет. Я должен знать, как прошел совет директоров.

Голос в трубке звучал взволнованно. Гриндл выслушал собеседника и сказал:

– Это не имеет значения, Андерсон. Я просто уезжал.

– Босс, позвольте спросить, а вы сейчас у этого проповедника-спиритуалиста?

– Андерсон, – чеканя слова, заявил Гриндл, – я запрещаю вам упоминать о нем в моем присутствии. Это приказ. И вам, и всем остальным. Ясно? И запрещаю спрашивать, где я был. Я знаю, что делаю.

– Вас понял, босс. Об этом ни слова.

Гриндл вызвал по телефону такси, а потом позвонил доктору Лилит Риттер. У него в мозгу оставался запертый закуток, но Гриндл опасался заглядывать туда в одиночку. Лучше сделать это в кабинете психиатра.

Молли, забыв об одежде, сунула ноги в туфли, накинула пальто, схватила сумочку и сломя голову бросилась прочь из жуткого особняка. Она бежала до самого дома.

Шалун замяукал, и она торопливо погладила его:

– Мамочке некогда, солнышко. Надо уносить ноги. О господи!

Она водрузила чемодан на кровать и напихала в него всякие ценные безделушки. Тихонько всхлипывая, натянула первые попавшиеся трусики и лифчик, надела первое попавшееся платье, закрыла чемодан и посадила Шалуна в бумажный пакет.

– Господи, надо уносить ноги. – «Притворюсь дурочкой и назовусь ирландской фамилией». – Надо уносить ноги. Куда бежать? Стэн… черт бы тебя побрал, Стэн! Чистая и незапятнанная… он такой же чистый, как и ты, мелкий мошенник! Жулик проклятый! Аферист! Ох, папа…

Шалуна пустили в гостиницу. Молли ждала, что вот-вот заявятся копы, но ничего не случилось. А нужный адрес нашелся в «Биллборде». На следующее утро она получила ответ на свою телеграмму: