Аллея кошмаров

Карта XIX Колесо Фортуны

Стэн лежал на шершавых досках. От досок едко пахло машинным маслом; они подрагивали под локтями. Товарняк грохотал, набирая скорость.

Чьи-то руки втянули Стэна в вагон, приподняли за подмышки, помогли сесть.

– Ты как, сынок? Чуть не запрыгнул прямиком в царство небесное.

Товарняк проезжал городские окраины, в дверном проеме мелькали редкие фонари. Спасителем Стэна оказался негр, в брезентовой рабочей спецовке и в брезентовой же куртке. Под спецовкой смутно белела рубаха, а на лице, сливающемся с темнотой, сверкала улыбка.

Стэн поднялся на ноги, чуть покачиваясь вместе с вагоном, и растер руки и пальцы, онемевшие от напряжения.

– Спасибо, приятель. В темноте я не разглядел, за что хвататься.

– Ну да, ночью всегда тяжело. Вообще ничего не видать. Курева хочешь?

В руку Стэна вложили мешочек с табаком. Он свернул самокрутку, оба прикурили от одной спички. Негр был молод, худощав, коротко стрижен, с приятным, располагающим лицом.

Стэн затянулся, выпустил дым через нос и задрожал, потому что с мерным постукиванием колес к нему вернулся отчаянный страх. «Вот и все», – подумал он и задрожал сильнее.

– Холодно, мистер? Или лихорадит?

– Нет, просто испугался. Думал, пришло время платить по счетам.

Темнота полнилась табачным дымом. Восходящая луна плыла за поездом, ныряла в кроны деревьев.

– Вы рабочий человек, мистер, или так, по дорогам блуждаете?

– Все больше по дорогам.

– Ну, многим так нравится. Как по мне, лучше работать, чем мошенничеством перебиваться.

– А ты чем занимаешься?

– Да чем придется. Могу носильщиком, могу подручным или мастеровым. Однажды управлял грузоподъемником. Умею водить машину, мне любой грузовик нипочем. Я и по морям ходил, помощником кока и судомоем. И на хлопковых плантациях работал. В общем, если постараться, то любая работа по плечу.

– На север едешь?

– В Нью-Джерси. Хочу наняться в «Гриндл». Говорят, они сейчас все больше цветных берут.

Стэн прислонился к стенке вагона, в последний раз затянулся и вышвырнул окурок в раскрытую дверь.

Гриндл, гриндл, гриндл, выстукивали колеса.

– А с чего это они вас нанимают? Производство расширили, что ли?

Негр рассмеялся:

– Нет, куда ему расширяться. А нанимают потому, что сначала всех поувольняли. Вот теперь ищут новых работников, чернокожих.

– А зачем им это?

Выдрессированные адвокаты, выдрессированные психологи, выдрессированные охранники. Сволочи.

– Да затем, что вот наберут негров, а белым работникам это не по нраву придется, начнут воду мутить, бучу поднимут, а про мизерные заработки и долгий рабочий день никто и не вспомнит.

Стэн его не слушал. Он заполз в угол, рядом с негром, уселся и вытянул ноги перед собой.

– Приятель, а у тебя выпивки не найдется?

– Нет. У меня вот только пятьдесят центов и табак. Путешествую налегке, так быстрее.

Пятьдесят центов. Десять порций пятицентового виски.

Великий Стэнтон пригладил волосы.

– Друг мой, я тебе очень обязан за то, что ты спас мне жизнь.

– Ничем вы мне не обязаны, мистер. Или по-вашему, я просто должен был сидеть, сложа руки, и смотреть, как колеса вас на фарш проворачивают?

Сглотнув вязкую слюну, Стэн продолжил:

– Друг мой, мои предки родом из Шотландии, а среди шотландцев часто встречается странная способность, которую называют ясновидением. Из благодарности я готов рассказать, что тебя ждет в будущем. Кто знает, вдруг это поможет тебе избежать всяческих бед.

Негр захохотал:

– Нет уж, приберегите ваше ясновидение. Глядишь, и подскажет, на какой товарняк лучше не прыгать.

– Видишь ли, друг мой, именно оно привело меня к тому вагону, где меня ждала помощь. Я знал, что ты здесь и меня спасешь.

– Мистер, вам бы на скачках играть, сразу бы разбогатели.

– А вот скажи-ка… я чувствую, что у тебя на колене шрам. Верно?

Его спутник снова рассмеялся:

– А как же! У меня шрамы на обоих коленях. И на заднице тоже. У рабочего человека завсегда шрамы есть. А я работаю чуть ли не с пеленок. Как научился на горшок ходить, так в поле и вышел, жуков с картошки собирать.

Стэн вздохнул. Надо же, какой умник выискался. Но и с ним можно справиться.

– Друг мой, признайся, в горе и злосчастье часто ли ты помышляешь о самоубийстве?

– Ну ты и загнул, приятель! Конечно, иногда всем хочется умереть, но понарошку. Чтобы посмотреть, как по ним убиваются родные и близкие. Никто не хочет умирать по-настоящему, им просто надо, чтобы их пожалели. Когда я работал в дорожной бригаде, у нас был начальник, который меня все время лупил – не за дело, а для острастки, смеха ради. Так вот, я хотел не руки на себя наложить, а сбежать. И сбежал. Теперь вот сижу здесь. А с месяц назад один псих, который со мной в паре работал, разбил тому начальнику голову лопатой. Насмерть. Только мне его ни капельки не жаль.

В Стэнтоне Карлайле заворочался безымянный, бесформенный страх. Смерть и рассказы о жестоких убийствах копошились под кожей, будто муравьи, распаляли воображение, отравляли ум.

Пересилив страх, Стэн продолжил:

– Друг мой, я вижу, как нить твоей жизни тянется в будущее и складывается в узор. Вижу, как тебе угрожает толпа, как к тебе пристают с расспросами. Вижу, что тебе помогут… человек постарше тебя…

Негр встал, но тут же присел на корточки, раскачиваясь вместе с вагоном.

– Мистер, да вы прям как предсказатель на ярмарке. Они вот так же говорят. Вы лучше отдохните, а то недолго протянете.

Стэн вскочил, доковылял до раскрытой двери, оперся рукой о стену и уставился вдаль. Состав проехал по бетонному мосту; река золотистой змейкой блеснула в лунном свете и исчезла.

– Не стойте у входа, а то кто-нибудь с разъезда заметит, как вы тут природой любуетесь, и передаст вперед по линии. И на первой же станции вас встретят копы с дубовыми полотенцами, с ног до головы оботрут.

– Слушай, у тебя на все ответ готов, да? – злобно спросил Стэн. – Зачем это все? Какой безумный бог отправил нас на эту вонючую бойню? Тот, кто любит отрывать мухам крылья? К чему жить впроголодь и убивать наших ближних ради того, чтобы набить себе брюхо? Это не мир, это психушка. И в ней всем заправляют психи.

– Верно сказано, браток, – негромко ответил негр. – Давай-ка сядем и поговорим по душам. Все лучше, чем друг другу голову морочить. Нам с тобой еще долго ехать.

Стэн уныло побрел в угол вагона. Ему хотелось кричать, плакать, прижаться к губам Лилит, прильнуть ее груди. О боже, вот опять… Черт бы ее побрал, лживую суку, коварную предательницу… Они все одинаковые. Кроме Молли. Милая дурочка. Сначала он ее возжелал, а потом возненавидел. Она присосалась к нему пиявкой, тянула из него жизненные соки. Тупая, как пробка. Скучно с ней. Господи боже… Мама. Марк Хамфрис, треклятый мерзавец, поганый ворюга. Мама… пикник…

Негр что-то говорил. Стэн вслушался.

– …Не надо. Лучше расскажи, чего ты так убиваешься. Мы с тобой больше не увидимся, мне все равно, что ты сделал. Мне самому есть о чем печалиться. А ты поделись своей бедой, тебе легче станет.

Ишь ты, какой любопытный. Оставь меня в покое…

– Звезды… миллионы звезд. Бескрайняя вселенная. Бесконечный космос. Глупая, бессмысленная, бесполезная жизнь… нас в нее впихивают, а потом из нее выпихивают, а в ней нет ничего, кроме грязи и разврата, с самого начала и до самого конца.

– А что плохого в том, чтобы с женщиной переспать? Никакой грязи в нем нет, разве что подцепишь в борделе триппер или там мандавошек. Грязным это считают только те, у кого одна грязь на уме. Подмахивать-то легче, чем на хлопковом поле спину гнуть по десять-одиннадцать часов. Вот девка и лежит, подмахивает, отдыхает.

Захлестнувшее Стэна отчаянье отступило. Наконец-то он смог вздохнуть – с груди его будто сняли гнет.

– Но для чего это все? Зачем нас сюда прислали?

– Никто нас не присылал. Мы сами выросли.

– А с чего началась вся эта байда?

– Оно и не начиналось. Так всегда было. Вот меня спрашивают, мол, откуда взялся мир, если Господь его не сотворил. А я в ответ – а кто сотворил Господа? Ну, мне говорят, что его творить не надо, он всегда был и есть. Ну а зачем тогда, спрашиваю, еще и его сюда приплетать. Мир – он тоже всегда был и есть. Мне этого достаточно. А они мне: а как же грех? Кто принес в мир грех, и злобу, и все дурное? А я им – а кто принес в мир жучков, что хлопок едят? Они сами выросли. Вот так и злые люди, сами растут там, где им дают волю. Как жучки.

Стэн усиленно вслушивался, а потом уныло сказал:

– Жуткий мир. Богачи гребут деньги лопатой. А беднякам приходится их красть. Вот только их ловят и вышибают им зубы за то же самое, что делают богачи.

Негр вздохнул, предложил Стэну табака, свернул себе закрутку.

– Верно говоришь, брат. Совершенно верно. Но так не может продолжаться вечно. В один прекрасный день люди поумнеют – и объединятся в своем гневе. В одиночку ничего не добьешься.

Стэн курил, глядя, как серая струйка дыма тянется к двери и выскальзывает наружу.

– Ты прямо как рабочий агитатор.

Негр снова рассмеялся:

– Да ну, какой смысл рабочих агитировать? Если с ними хорошо обращаются, то агитаторы ни к чему. Рабочим просто надо держаться вместе.

– По-твоему, они на это способны?

– А им иначе нельзя. Уж я-то знаю.

– Вот как? Ты знаешь?

Помолчав, парень в брезентовой спецовке сказал:

– Вот послушай. Если посадить в поле четыре зернышка, как узнать, какое вырастет? А у рабочего люда – и у чернокожих, и у белых – мозги растут, как пшеница в поле.

Товарняк замедлил ход.

Господи, как бы мне выбраться отсюда. Этот черномазый веселится, не ведая, что попал в львиное логово. А Гриндл… с каждой секундой его крепость приближается…

– Эй, ты куда? Состав еще идет.

Поезд быстро сбрасывал скорость. Останавливался. Стэн спрыгнул на землю. Негр последовал за ним, оглядываясь по сторонам.

– Что-то здесь неладно. Составы тут редко останавливаются. А, это обыск!

С обоих концов состава вспыхнули лампы путевых обходчиков, лучи полицейских фонариков обшаривали ящики под вагонами и открытые платформы.

– Надо же, – сказал негр, – здесь никогда такого не было. И шуруют с обоих концов…

На путях за товарняком засвистел паровоз, тянущий за собой пассажирский поезд, под вагоном полыхнули алые отблески, длинные тени бродяг упали на рельсы.

– Айда на пассажирский, – предложил негр. – Ну, рванем?

Преподобный Карлайл помотал головой. Фурии настигали. Андерсон опутывал его ловчей сетью. Это конец. Он снова забрался в товарный вагон, скорчился в углу, пряча лицо в руках. Фурии хрипло перекликались, громко топотали, приближаясь…

– Эй, приятель! – шепотом окликнули снаружи. – Перебирайся на соседний поезд. Скорый, пассажирский…

Молчание.

– Ну как хочешь.

По крыше вагона загрохотали тяжелые шаги возмездия; луч света пронзил вагон, зашарил по углам. О господи, вот оно…

– Эй, скотина, вылезай оттуда. Руки!

Он встал, моргая под светом фонарей, и послушно поднял руки.

– Давай спускайся.

Стэн подковылял к двери, сел, спустил ноги в темноту. Чья-то крепкая рука ухватила его за локоть, сдернула на землю.

С крыши вагона свесил голову коп, придерживая тяжелую дубинку.

– Поймал?

– Поймал, – ответил тот, что с фонарем. – Только он не черномазый. Нам же велели ловить черномазого.

Путевой обходчик махнул фонарем, из темноты послышалось постукивание колес. Мимо проехала автодрезина, и Стэн заметил, что в ней сидят люди в темной одежде. Не путейцы. Они соскочили на землю и веером рассыпались по путям.

– Где он? На товарняке? А кто проверяет пассажирский поезд?

– Не волнуйся, наши люди им уже занимаются.

– Но Андерсон сказал…

Вот. Вот оно. Андерсон…

– …Что он черномазый. – Один из новоприбывших копов подошел поближе, направил на Стэна луч фонарика. – Что у тебя в кармане?

Стэнтон Карлайл хотел ответить, но рот словно песком засыпало.

– Руки вверх, кому сказано! Погоди. Это не оружие. Это Библия.

Легкие отпустило. Он с усилием втянул в себя воздух:

– Брат мой, у тебя в руках самое могущественное оружие на свете…

– Не тронь! – крикнул второй коп. – А вдруг это бомба, замаскированная под Библию?

– Это просто Библия, – равнодушно ответил первый и повернулся к белому бродяге. – Мы ищем чернокожего. Нас предупредили, что он был на этом поезде. Если ты сообщишь нам сведения, которые приведут к его аресту, то поможешь органам правосудия. А вдобавок тебе что-нибудь перепадет.

Правосудие. Что-нибудь перепадет… Наверное, отстегнут деньжат. Правосудие. Доллар – десять бутылок бормотухи. Правосудие. Судья. Седая щетина на щеках. Доллар – двадцать порций. Да пошли они все на хер, с их ремнями для правки бритв, с их тяжелыми дубинками…

Он широко раскрыл глаза, глядя прямо на луч фонаря.

– Брат мой, я встретил какого-то чернокожего, когда запрыгивал на этот товарняк. Хотел обратить его в веру Христову, но он не стал слушать Слова Господня. Я отдал ему последний трактат…

– И куда он делся? Он был в этом ва- гоне?

– Брат мой, он забрался куда-то в первые вагоны состава. Я надеялся, что он останется со мной, чтобы я мог рассказать ему о Спасителе нашем, Господе Иисусе Христе, который умер за грехи наши. Я езжу по всей стране, рассказываю людям о Христе, обращаю их в истинную веру. Пока еще немного, всего несколько тысяч, но…

– Так, проповедник, оставь Христа в покое. Мы ищем чертова ниггера-коммуняку. Говоришь, он забрался в начало состава? Эй, ребята, посмотрите там! Он где-то здесь.

Один из копов остался со Стэном, а остальные разбежались по вагонам и скрылись в темноте. Преподобный Карлайл забормотал что-то неразборчивое, то ли обращался к невидимой пастве, то ли читал проповеди воздуху. Черт возьми, подумал коп, ниггер наверняка ускользнул, пока мы тут возились с безумным проповедником.

Паровоз товарняка засвистел, лязгнули сцепки, состав заскрипел, трогаясь в путь. На соседних путях стоял пассажирский поезд; яркие лучи фонарей обшаривали темные окна, тамбуры вагона-ресторана, вагонные крыши.

Наконец и пассажирский двинулся с места. За широким окном вагона-ресторана официант в белом кителе открывал бутылку; рука пассажира в твидовом пиджаке сжимала бокал со льдом.

Ох, выпить бы. Боже мой, как хочется выпить. Может, стрясти денег с копа? Нет, ему голову так просто не заморочишь.

Полицейский длинно сплюнул.

– Послушай, проповедник, я тебя отпущу. По-хорошему тебя надо отправить в каталажку, но ты ж там всех заставишь гимны распевать. Давай вали отсюда.

Крепкие руки взяли Стэна за плечи и подтолкнули вперед. Спотыкаясь о рельсы, он добрел до насыпи. Вдали светились огоньки какого-то дома. Ох, выпить бы… Боже мой…

Пассажирский поезд набирал ход. В вагоне-ресторане пассажир в твидовом пиджаке взглянул на циферблат наручных часов. Простояли десять минут! Черт, в следующий раз – только самолетом.

Под вагоном-рестораном, среди стальных пружин, осей, тормозных колодок и колес, прятался человек. Состав несся вперед. Фредерик Дуглас Скотт[63], сын баптистского священника, внук раба, устроился поудобнее, продолжая путь на север, к крепости, обнесенной двумя рядами электрифицированного проволочного ограждения.

Упираясь плечами и ступнями в вагонную раму, он всем телом прильнул к тормозной оси в дюйм шириной, которая гнулась под его весом. Внизу мелькали шпалы, вагон трясся на стыках, раскачивался из стороны в сторону, стрелочные переводы так и норовили зацепить непрошеного пассажира. Под вагон залетали горящие угольки из топки, прожигали брезентовую куртку, и он стряхивал их свободной рукой, а поезд с грохотом мчался вперед, на север, на север.

Призрак бродил вокруг Гриндла – призрак в брезентовой спецовке[64].