Аллея кошмаров

Карта VIII Солнце

– Я не буду включать свет. Потому что не собираюсь всю ночь ссориться. Между ними нет ни малейшего различия. Это все тот же ментализм, только под новым соусом. Для привлечения публики.

– Милый, мне все равно оно не нравится.

– Господи, почему?

– Ну а вдруг… а вдруг мертвые и правда возвращаются? Наверное, им не понравится то, что мы делаем. Ох, я не знаю, как объяснить… В общем, я боюсь.

– Послушай, детка, я тебе уже сто раз объяснял. Если вдруг кто и вернется, то явно не станет сердиться из-за наших невинных забав. Мы же делаем это на благо публики. Люди счастливы. Вот если бы ты думала, что разговариваешь со своим отцом… ты бы обрадовалась?

– Ой, да, конечно. Я же всегда этого очень хотела и надеялась, что такое возможно.

– Да-да, я понимаю, детка. Я все понимаю. Может быть, в этом и правда что-то есть, не знаю. Но за последний год я видел дюжину медиумов, и все они были мошенниками. Все до одного. На то он и шоу-бизнес. Публика верит, что мы умеем читать мысли. Вот и славно. Мне верят, когда я говорю «ваш судебный спор разрешится удовлетворительно». Хорошо, когда людям внушают надежду. Ведь то же самое делают проповедники, каждое воскресенье. Только они раздают обещания. А мы обещаний не раздаем. Мы предоставляем доказательства.

– Ах, милый… я все равно не могу.

– Но тебе же ничего и делать не надо. Все трюки и иллюзии я проделываю сам. А ты просто должна забраться в шкаф и можешь там вздремнуть, если захочешь. Остальное я беру на себя.

– А вдруг нас разоблачат? Нет, не могу. И вообще это гадко. Помнишь, когда ты мне предложил работать вместе, я тебе рассказала, как написала мелом на папином надгробье «Он никогда не предавал друзей»? Ночью на кладбище мне было до смерти страшно, все время, а потом я коснулась папиного могильного камня, разрыдалась и повторяла папино имя, как будто он мог меня услышать. И знаешь, мне казалось, будто он меня слышит. Честное слово.

– Ладно. Я-то думал, что ты в папу пошла. Что у тебя хватит смелости сделать то, что даст тебе возможность жить так, как мечтал он. Вот мы год-другой этим позанимаемся, ухватим куш побольше, а потом прекратим. Перестанем мотаться по стране, обоснуемся где-нибудь. Поженимся. Купим дом. Заведем собак. И… И ребенка.

– Ой, не заливай.

– Чистая правда, детка. Я хочу сына. Но для этого нужны деньги. Много денег. А потом мы будем зимовать во Флориде, а он будет сидеть между нами на ипподроме, смотреть, как лошади срываются с места и скачут к финишу. Вот о такой жизни я мечтаю. Я уже все досконально продумал. А сегодня получил свидетельство о рукоположении в духовный сан. Так что, детка, ты спишь с настоящим проповедником. Спорим, ты такого даже представить не могла. А на прошлой неделе я заказал у портного костюм черного сукна, купил колоратку и все прочее. Надену черные перчатки и черный капюшон, буду работать в красном свете, как в проявочной, и никто ничего не увидит. У меня даже пуговицы сукном обтянуты, чтобы не отражали свет. Не волнуйся, все продумано. Ты же знаешь, медиумам любые обвинения нипочем. Если кто-то и скажет, что, мол, обман все это, лохи начнут предъявлять ему достоверные доказательства. Только дураки собирают всякие научные и прочие исследовательские комиссии, а мне этого не надо. Подходящая публика всегда найдется, и ей что угодно можно впарить. А от тебя требуется всего-навсего сидеть неподвижно, чтобы тобой старушки восхищались и наперебой благодарили за утешение и доставленное удовольствие. Но раз ты трусишь, я готов заняться этим в одиночку. Возвращайся в бродячий цирк, танцуй свои хучи-кучи и начинай все заново.

– Нет, милый, я не об этом…

– А я об этом. Именно об этом. Так что выбирай: деньги, шик, дети, роскошные наряды и все такое. Или бродячий цирк. Будешь там на сцене перед лохами задом вертеть. Ну на пару лет тебя хватит, а потом что? Сама знаешь что. В общем, решай.

– Дай мне подумать, милый.

– Ты об этом уже думала. Не вынуждай меня делать то, чего мне делать не хочется. Послушай, детка, я тебя люблю, ты же знаешь. Нет-нет, не уходи. Лежи спокойно. Я люблю тебя. И хочу, чтобы у нас был ребенок. Понятно? А теперь обними меня. Покрепче. Как в добрые старые времена. Ну вот, детка, видишь? Тебе нравится? Нравится, не отпирайся. Это рай, детка. Не покидай его.

– Ах, милый…

– Вот и славно. Ты согласна? Скажи да, детка.

– Да, да! Я на все согласна.

Адди Пибоди (миссис Чизхольм У. Пибоди) собственноручно распахнула парадную дверь старинного каменного особняка. Перл, служанку миссис Пибоди, отпустили до утра, чему она была только рада, зная, какого рода вечеринка намечается.

Первыми прибыли мистер и миссис Симмонс, и миссис Пибоди провела их в гостиную.

– Ах, я просто умираю от желания с кем-нибудь побеседовать, день сегодня тянется вечно. Надо было сходить на дневной спектакль, но я бы не высидела, я так взволнована сегодняшним сеансом. Говорят, новая медиум великолепна. А к тому же молода. Совершенно безродная, но такая порывистая и естественная. По слухам, танцевала в кордебалете, но это не имеет никакого значения. Как ни странно, дар может достаться кому угодно и часто встречается среди простолюдинов. Я больше чем уверена, что никто из нас не сможет полностью развить свои способности, хотя, как говорят, преподобный Карлайл изумительно проводит сеансы развития. Одна моя подруга посещает их уже почти год и стала замечать удивительные феномены в своем собственном доме, когда там нет никого, кроме нее. Она обожает мистера Карлайла, он очень искренний и понимающий.

Гости приходили парами и по трое. Чтобы развлечь присутствующих, мистер Симмонс рассказал пару анекдотов, не обидных и не похабных, потому что участники сеанса должны пребывать в радостном, возвышенном расположении духа, иначе сверхъестественных феноменов можно не дождаться, что, разумеется, всех разочарует.

Дверной звонок прозвучал резко, настойчиво, повелительно. Миссис Пибоди поспешила к двери, на ходу глядясь в зеркало и поправляя корсет. Фонарь над крыльцом осветил двоих прибывших. Высокая эффектная брюнетка лет тридцати была одета броско и чересчур кричаще. Взгляд миссис Пибоди скользнул по ней и обратился на мужчину.

Преподобному Стэнтону Карлайлу было лет тридцать пять. Черную шляпу он держал в руках, и в свете фонаря его волосы отливали золотом. Будто солнце, подумала миссис Пибоди. Он напомнил ей Аполлона.

Однако же она успела заметить, что мистер Карлайл одет в черный костюм священника, с черным жилетом и воротником-колораткой. Миссис Пибоди никогда еще не видела проповедника-спиритуалиста в клерикальном одеянии, но мистер Карлайл выглядел так импозантно, что это не казалось нарочитым. Его можно было принять за священника епископальной церкви.

– Ах, мистер Карлайл, я так и знала, что это вы. Как только вы позвонили в дверь, я сразу поняла, кто это.

– Мы с вами, миссис Пибоди, наверняка совпадаем в гармонических колебаниях духа. Позвольте представить вам Мэри Маргарет Кэхилл, медиума.

В гостиной миссис Пибоди представила их остальным гостям, а потом подала чай. «Все так по-английски, будто принимаешь викария», – подумала она. Мисс Кэхилл – очень милая барышня; в конце концов, не всем везет родиться в благородном семействе. Видно, что она изо всех сил старалась выбиться в люди. Красавица, хотя отсутствие вкуса сказывается на внешнем виде. А у губ такие усталые, горькие складки, что миссис Пибоди даже расчувствовалась. Быть медиумом очень утомительно. Ах, мы им премного обязаны.

Очаровательный мистер Карлайл говорил проникновенно, словно бы обращаясь к одному-единственному собеседнику, а не ко всем гостям, и выказывал невероятное понимание.

Наконец миссис Пибоди встала.

– А давайте-ка я вам сыграю. У меня прелестная старомодная фисгармония, сладкозвучная, гораздо приятнее фортепиано. – Она присела за инструмент и взяла негромкий аккорд; педали надо было смазать, левая скрипела.

Первым делом она сыграла «Старый крест[29]», и гости один за другим подхватили гимн. У мистера Симмонса оказался неплохой баритон.

Преподобный Карлайл кашлянул.

– Миссис Пибоди, а знаете ли вы гимн «Слышал я о стране[30]»? Это любимый гимн моей покойной матушки, я бы с удовольствием его послушал.

– Да, конечно. Он же есть в песеннике.

Мистер Симмонс вызвался солировать и подошел к фисгармонии, а остальные негромко подпевали:

Под конец гимна глаза миссис Пибоди наполнились слезами, и она поняла, что наступил тот самый психологический момент. Она умолкла, смежила веки и снова коснулась клавиш. Все негромко подхватили:

Она протяжно исполнила заключительные аккорды и повернулась к его преподобию. Карлайл сидел, напряженно выпрямившись и закрыв глаза; руки покойно лежали на коленях.

– Наша радушная хозяйка любезно предоставила нам уединенный уголок. Ниша между фисгармонией и стеной нас вполне устраивает. Ее можно занавесить, – произнес он, не открывая глаз. – А теперь давайте же безмолвно и со смиренным сердцем обратим наши помыслы к Господу, ибо Он, сокрыв тайны от мудрецов, поведал их неразумным младенцам. Я взываю к Духу Предвечного Огня, к тому, кого называют и Богом Отцом и Богом-Духом, к тому, кто, как полагают некоторые, явился в нашу бренную юдоль в облике Владыки и Спасителя нашего, Иисуса Христа; к тому, кто под деревом Бодхи[32] даровал Гаутаме просветление и кого восхвалял в своем провозвестии великий индийский святой, Шри Рамакришна[33]. И пусть вас не изумляют наши тщания, ибо приближается час, когда мертвые, услышав глас Его, восстанут из могил. Многие из тех, кто спит в земле сырой, пробудятся, но те, кто при жизни творил злодеяния, будут перерождены, дабы продолжить мытарства свои в земной юдоли. Души возвращенные вещают нам не о геенне огненной, но о возрождении и новой жизни. Те, кто вершил зло, не попадают в бездну вечных мук, а скитаются между мирами, не ведая освобождения и упокоения, ибо Господь наш милостивый прощает грех[34] и помнит, что они плоть, дыхание, которое уходит и не возвращается до тех пор, пока силами молитвы и веры освобожденных и живущих не помогут ему смешаться с Вселенским Духом Господним, чрез которого начало быть[35], и без которого ничто не начало быть, что начало быть. Так откроем же наши сердца Всеблагому Творцу Любви и будем как дети[36], ведь без чистоты душевной и невинности нам не приблизить тех, кто незримо присутствует среди нас и жаждет дать знать о себе. Ибо сказано: «Наклонил Он небеса и сошел; и мрак под ногами Его; и воссел на Херувимов, и полетел, и понесся на крыльях ветра[37]». Аминь.

Он открыл глаза. Миссис Пибоди изумилась их яркой синеве и подумала, что взгляд его похож на орлиный, а сам мистер Карлайл явственно исторгает духовную силу.

– Миссис Симмонс, прошу вас, сядьте поближе к нише, с одной стороны. Миссис Пибоди, пожалуйста, оставайтесь у фисгармонии, которой вы владеете с таким мастерством. Я расположусь рядом с миссис Пибоди, а вы, мистер Симмонс, усаживайтесь рядом с супругой.

В нише установили кресло для мисс Кэхилл, и она осторожно опустилась в него, сложив сцепленные руки на сомкнутых коленях. Преподобный Карлайл подошел к нише.

– Дорогая мисс Кэхилл, вы найдете в себе силы для сегодняшнего сеанса?

Медиум слабо улыбнулась и кивнула.

– Замечательно. Вы среди друзей. Никто из нас не разорвет круга. Здесь нет скептиков. Ваш транс не потревожат ярким светом. Никто не станет вскакивать со стула и нарушать тонкие колебания ауры или пытаться потрогать эктоплазменные эманации. Не волнуйтесь. Вам удобно?

– Да, все хорошо.

– Великолепно. Вам угодно музыки?

Мисс Кэхилл помотала головой:

– Нет, спасибо. Мне… как-то дремотно.

– Расслабьтесь, друг мой.

Она закрыла глаза.

Миссис Пибоди на цыпочках обошла гостиную, погасила все лампы, кроме одной, и спросила:

– Задернуть шторы в нише?

– Нет, пусть мисс Кэхилл остается на виду, чтобы между ней и нами не было никаких преград, – ответил Карлайл. – Давайте замкнем круг.

Все молча расселись по местам. Тянулись минуты. Скрипнул стул, за окном проехал автомобиль. Рев мотора за тяжелыми бархатными шторами, не пропускавшими света, звучал назойливо и неуместно. Преподобный Карлайл словно бы погрузился в транс.

Тук!

Все ахнули, а потом обменялись кивками и улыбками.

Тук!

– Рамакришна? – осведомился Карлайл.

В ответ трижды резко стукнуло.

– Наш уважаемый учитель, наш любящий гуру, чей дух нас не покинул, мы приветствуем вас в любови Божией, которую вы благосклонно даровали нам, пребывая среди живых. Согласны ли вы поговорить с нами через нашего медиума, Мэри Кэхилл?

Мисс Кэхилл чуть шевельнулась в кресле, запрокинула голову. Рот приоткрылся, тихий голос слышался как будто откуда-то издалека.

– Тело человеческое есть город духа, в коем высится чертог сердца, где таится лотос души, а в средоточии цветка сокрыты небо и земля, огонь и вода, солнце и луна, звезды и грозы. – Она говорила мерно и монотонно, явно передавая чужие слова. – Тот, чей взор затуманен завесами майи, вопросит, что останется от города, когда его разрушит беспощадное время. Но просветленный на это ответит, что в старости тела душа не стареет, и смерть тела ее не убивает. Ветер, веющий между мирами, возносит лепестки лотоса к звездам.

Она умолкла, глубоко вздохнула, схватившись за подлокотники кресла, а потом снова опустила руки на колени.

– Наш дух-наставник соблаговолил с нами побеседовать, – негромко произнес Карлайл. – На сегодняшнем сеансе наверняка произойдет многое.

Мисс Кэхилл открыла глаза, вскочила с кресла и стала расхаживать по гостиной, кончиками пальцев ощупывая мебель и стены. Наконец она повернулась к преподобному Карлайлу:

– Можно мне переодеться во что-нибудь поудобнее?

Карлайл кивнул:

– Друзья мои, я всегда стараюсь, чтобы проверка способностей медиума проходила в обстановке, исключающей всякие сомнения. Как ни прискорбно, но среди медиумов встречаются мошенники, которые бесстыдно эксплуатируют благороднейшие и чистейшие чувства людей. Однако же я настаиваю на том, что мисс Кэхилл – незаурядный медиум. Она способна, хотя и с превеликим напряжением сил, работать в полумраке. Позвольте мне попросить присутствующих здесь дам удалиться с мисс Кэхилл в спальню, проследить за ее переодеванием и лично удостовериться, что под ее одеждой не скрыто никаких мошеннических устройств или приспособлений. Я прекрасно сознаю, что ни у кого из вас нет подобных мыслей, но для того, чтобы спиритуалистическое учение распространилось повсеместно, мы должны заявить миру и нашим злобным критикам, что видели все своими глазами. Под пристальным наблюдением.

Миссис Пибоди и миссис Симмонс встали. Мисс Кэхилл улыбнулась им, но не двинулась с места. Из небольшого саквояжа Карлайл достал пеньюар из белого муара и белые шлепанцы, вручил медиуму, и дамы вышли из гостиной.

Миссис Пибоди поднялась к себе спальню и предложила мисс Кэхилл:

– Проходите, милочка. Переодевайтесь, мы вас подождем у лестницы.

Медиум решительно помотала головой:

– Нет, мистер Карлайл просил, чтобы вы остались. Мне стесняться нечего.

От смущения дамы не проронили ни слова. Мисс Кэхилл медленно сняла платье и комбинацию, аккуратно свернула чулки и положила их рядом с туфлями. Оставшись совершенно нагой, она неторопливо встряхнула пеньюар, и миссис Пибоди охватило уныние, глубокое и необъяснимое. К горлу подкатил ком: в ее вдовьей спальне стояла обнаженная женщина. Мисс Кэхилл была прекрасна и невинна в своей наготе. Очевидно, ее разум все еще витал где-то далеко, в загадочных пространствах, куда он удалялся на время сеансов. Миссис Пибоди смотрела, как мисс Кэхилл запахивает пеньюар и небрежно завязывает пояс, и ей отчего-то вспомнилось, с каким сожалением в детстве она глядела на театральный занавес, опускавшийся на сцену по окончании пьесы. Мисс Кэхилл надела шлепанцы и улыбнулась дамам. Миссис Пибоди встала и разгладила складки платья.

– Милочка, мы так рады, что вы к нам пришли, – сказала она и повела всех в гостиную.

Там уже погасили все лампы, кроме одной, керосиновой, с абажуром рубинового стекла, которую принес с собой преподобный Карлайл. Ее тусклый свет озарял лица присутствующих.

Мистер Карлайл взял медиума за руку и подвел к креслу в нише.

– Давайте пока не станем задергивать шторы.

Гости снова замкнули круг и терпеливо ждали. Мэри Кэхилл закрыла глаза, потом застонала и откинула голову на спинку кресла. Из груди вырвался еще один низкий, глубокий стон. Мисс Кэхилл дернулась и тяжело задышала. Поясок белого пеньюара соскользнул, бахромчатые концы упали на ковер. Она содрогнулась всем телом, выгнулась, и пеньюар распахнулся.

Гости ахнули и подались вперед.

– Миссис Пибоди, будьте так любезны… – сказал преподобный Карлайл, будто благословил.

Она бросилась к креслу, чувствуя, как жар прихлынул к щекам, запахнула пеньюар, туго завязала пояс. Не удержавшись, ласково погладила руку мисс Кэхилл, но та вроде бы потеряла сознание.

Миссис Пибоди вернулась на место и посмотрела на мистера Карлайла. Он сидел выпрямившись, с закрытыми глазами. Руки лежали на коленях. В тусклом красном свете лампы лицо над суровой колораткой словно бы парило в воздухе, так же как и кисти рук, бездвижные, застывшие, будто из папье-маше. В полумраке смутно белели лица гостей и четко выделялась фигура медиума в белом пеньюаре; черные волосы сливались с окружающей тьмой.

Наконец духи начали подавать сигналы – тихий стук, затем удары погромче. Вот уже несколько минут мелодично позванивали хрустальные подвески люстры, будто ими играл невидимый ребенок, поднявшийся к самому потолку.

Вдруг раздался изумленный шепот миссис Симмонс:

– Я вижу свет.

И правда, у ног миссис Пибоди вспыхнула зеленоватая искорка и тут же исчезла. Миссис Пибоди ощутила дуновение – то самое психическое дуновение, о котором упоминал сэр Оливер Лодж[38]. Потом в воздухе появилось еще одно светящееся пятно и поплыло по гостиной. Миссис Пибоди поправила очки, чтобы получше его разглядеть. В пятне проступили очертания руки с перстом, указующим в небо. Свечение рассеялось.

Там и сям в полумраке замельтешили искры, но, скорее всего, они мелькали перед глазами миссис Пибоди. Внезапно все увидели, как перед медиумом, у самого пола, возникла сияющая масса, словно бы из ниоткуда. Масса постепенно обретала форму шара, потом воспарила к лицу мисс Кэхилл и на миг зависла.

Сияние стало ярче, и мисс Пибоди увидела в шаре девичье лицо.

– Каролина! Каро, милая, ты ли это?

В ответ раздался ласковый шепот:

– Мама… мама… мама…

Видение исчезло. Миссис Пибоди сняла очки и утерла глаза. Наконец-то! Ей удалось увидеть Каролину. Полное, совершенное сходство. В том же возрасте. Шестнадцать лет, очаровательная девочка, благослови ее Господь.

– Каро, не уходи! Не уходи, солнышко. Вернись!

Темнота. Керосиновая лампа зафырчала, пламя угасло, все обволокла кромешная тьма. Но миссис Пибоди этого не заметила. Она зажмурилась, сдерживая слезы.

– Включите свет, пожалуйста, – попросил преподобный Карлайл.

Яркое оранжевое сияние озарило все вокруг. Мистер Карлайл по-прежнему сидел, держа руки на коленях. Он встал, подошел к медиуму, носовым платком утер ей уголки глаз и рта. Она открыла глаза, встала, пошатываясь и не говоря ни слова.

Его преподобие взял ее под локоть. Она слабо улыбнулась гостям и еле слышно произнесла:

– Позвольте мне удалиться наверх.

Как только она ушла, гости обступили преподобного Стэнтона Карлайла, пожимали ему руку, заговорили все разом, с облегчением.

– Дорогие мои друзья, это не последняя наша встреча. Мы еще не раз проведем сеансы и вместе исследуем потусторонний мир. А сейчас, как только мисс Кэхилл переоденется, нам пора прощаться. Как вы знаете, медиумов надо беречь. Я сейчас к ней поднимусь, а вас попрошу остаться здесь, не утомлять ее прощаниями. Она и без того перенапряглась. С вашего позволения, мы уйдем без лишней суеты.

Он благосклонно улыбнулся присутствующим и закрыл за собой дверь гостиной. На столике в прихожей лежал синий конверт с надписью: «Нашему медиуму в знак глубокой признательности». В конверте был чек, выписанный миссис Пибоди на сумму семьдесят долларов.

– По десятке с рыла, – пробормотал Стэн и смял пустой конверт. – Ну держись, дамочка, мы тебе еще и не такое покажем.

Он вошел в спальню миссис Пибоди и закрыл дверь. Молли уже переоделась и сейчас поправляла прическу.

– Ну что, детка, мы им головы заморочили. При свете, и медиум на всеобщем обозрении. А твой фокус с пеньюаром – просто чудо. Превосходная уловка! Все на тебя таращились, а на меня не обращали никакого внимания.

Он вытащил из-под суконной жилетки пару черных перчаток и муляжи кистей рук из папье-маше. На черную картонку, спрятанную в особом внутреннем кармане сюртука, была наклеена фотография кинозвезды с журнальной обложки, покрытая светящейся краской. В рукаве скрывалась металлическая складная указка. Стэн завернул весь реквизит в белый пеньюар и уложил в саквояж. Потом снял туфлю, вытащил из подошвы кнопку со светящейся головкой и небрежно бросил ее к остальным вещам.

– Готова, детка? Кстати, пока я не забыл, поставь на чеке передаточную надпись. Семьдесят долларов – совсем неплохо для начала. Я всех предупредил, так что можно уходить без всяких поздравлений и благодарностей. В общем, на следующем сеансе старая карга получит по полной.

– Стэн, миссис Пибоди такая милая женщина, – дрожащими губами пролепетала Молли. – Я так не могу. Понимаешь? Ей ужасно хочется услышать покойную дочь. Тут одними твоими шепотками не обойдешься.

Преподобный Стэнтон Карлайл был рукоположенным спиритуалистическим проповедником. Начал он с того, что отправил в Объединенную спиритуалистическую лигу два доллара и нотариально заверенное заявление о том, что он общался с духами, после чего получил официальный сертификат медиума. А чтобы выправить себе удостоверение о рукоположении в духовный сан, он послал им еще пять долларов и прошел собеседование с проповедником спиритуалистической церкви, который в тот же четверг пригласил Стэна за кафедру. Общение с духами прошло успешно, и спиритуалистическая церковь обрела еще одного проповедника. Теперь Стэн имел право заключать браки, проводить богослужения и поминальные службы. Он запрокинул голову и беззвучно расхохотался.

– Не волнуйся, детка. Она услышит дочь, и еще как. Громче всякого шепота. И не только услышит, но и увидит. Сеанс при свете и с медиумом на всеобщем обозрении мы провели для затравки. Следующий сеанс мы проведем как обычно, в темноте и с занавешенной нишей. А знаешь, кто именно обрадует и утешит миссис Пибоди голосом покойной дочери? Ну же, догадайся.

– Нет-нет, Стэн. Только не я. Я не могу.

Внезапно он посуровел:

– Ты же не хочешь, чтобы мне пришлось сообщить этим милым людям, что нас обманула мошенница? Они тебя обожают, моя милая гавайская танцовщица. А когда придет время – станешь говорящим призраком. Ладно, детка, пойдем отсюда. Чем скорее я избавлюсь от всей этой бутафории, тем проще будет жить. Или ты думаешь, что тебе одной страшно?

Гости задержались на поздний ужин. Миссис Пибоди, оправившись от шока, вызванного появлением призрака дочери, на все лады расхваливала нового медиума и ее наставника, преподобного Стэна Карлайла.

– Знаете, как только он коснулся дверного звонка, меня прямо-таки озарила психическая вспышка. А когда я открыла дверь, он стоял на пороге, а свет падал на его золотистые волосы и, честное слово, сиял нимбом над головой. Я сразу подумала, что он – вылитый Аполлон. Так и подумала.

Наконец гости разошлись, но Адди Пибоди от волнения не могла уснуть. Она накинула халат и спустилась в гостиную, явственно ощущая незримое присутствие Каролины. Присев за фисгармонию, миссис Пибоди коснулась клавиш. Аккорд прозвучал возвышенно и одухотворенно. Она и впрямь стала играть гораздо лучше. Пальцы привычно летали по клавишам. Миссис Пибоди играла по памяти, закрыв глаза.

Украшен тот град,

Ждет он Божьих всех чад,

Радость там никогда, никогда не пройдет…