Альфа и Омега. Книга 3 (СИ)

Глава 24. Разрыв

Просыпалась я долго и тяжело. Иногда мне казалось, что я уже пришла в себя, вижу кого-то, даже говорю с ним, но потом приходило осознание, что это лишь сон — или, может быть, галлюцинация. Я как будто мучительно искала кого-то, но, раздавленная неподъемным весом окружающей мглы, не могла вспомнить кого именно — и почему. Просто стремилась куда-то всем своим естеством, но вместо того, чтобы двигаться, увязала в окутывающей ноги болотной жиже. Не знаю, сколько это продолжалось, но в какой-то момент мне все же удалось изматывающим напряжением воли открыть глаза и осознать себя по-настоящему. Но то, что я увидела, показалось настолько невозможным и фантасмагорически абсурдным, что мне легче оказалось поверить, что я все еще сплю.

Потому что прямо сейчас я лежала привязанной к койке на ферме Красной Лилии. Ферме, которая, по словам Йона и по сообщениям журналистов, была сожжена дотла и полностью стерта с лица земли.

Я попыталась закричать, но воздух сквозь сведенное судорогой горло проходил с большим трудом, застревал там и пузырился сиплым хрипом на сухих, почти бумажных губах. Дернулась, но мое тело, пронзенное вспышкой мышечного напряжения, едва ли сдвинулось даже на миллиметр. Единственное, что мне еще подчинялось, это мои глаза — и потому я смогла оглядеться. Моя койка, на которой я лежала, была ограждена от остального окружающего пространства белыми шторками, за которыми кто-то двигался и гудели аппараты. В тот момент я уже почти не сомневалась, что каким-то совершенно необъяснимым образом попала на ферму, созданную Сэмом Ортего. Ни с кем и никогда не перепутаю этот запах, что царил там — запах насильно высасываемой жизни. Но как, ради Зверя, это было возможно? Все это время где-то еще существовали другие такие же фермы, о которых Йон не знал? Но если так, то как мы вообще…

Я оборвала саму себя, не закончив мысль. Йон! Я слышала его голос перед тем, как потерять сознание. Где он? Что с ним? Он тоже здесь? Вопросы затопили мой разум вместе с паникой, и, подогреваемая ею, я снова попыталась двинуться, но все с тем же результатом. И в тот момент, когда непонимания и страха стало так много, что я почти потеряла над собой контроль, белая шторка ожила — вздрогнула и пропустила внутрь высокого крупного мужчину, которого я мгновенно узнала. Эти гладко зачесанные назад седые волосы, фанатично сверкающий взгляд и тяжелый запах монастырского вина и пыльных книг — сомнений быть не могло.

— Вы… — прохрипела я, но не уверена, что даже это короткое слово мне удалось произнести достаточно внятно. Однако тот, кто стоял у моей койки, явно прочитал весь мой ужас и отвращение в одном моем взгляде.

— И я безмерно рад тебя видеть, дитя мое, — улыбнулся отец Евгений. — Мы надеялись, что ты придешь в себя раньше, но, видимо, твоему телу понадобилось больше времени для восстановления.

— Где… — С моих губ по-прежнему срывался только хрип.

— Ты же помнишь нашу первую встречу, не так ли? — меж тем безмятежно поинтересовался священник, как будто вовсе не слышав моего вопроса. — Я вот отлично ее помню. Когда вы пришли ко мне в тот день, я сразу понял, что это знак, посланный мне Великим Зверем в ответ на все мои молитвы. Все ответы, которые я искал так долго, скрывались в вас двоих. Я поклялся себе тогда, что на этот раз не упущу их. Столько лет бесполезных исследований, столько насмешек и осуждения со стороны других братьев! Ты гоняешься за старыми сказками — так они говорили. И я сам уже готов был сдаться, поставить крест на своих идеях, а потом… потом появляешься ты, Хана. В тот самый день, когда я смирился с мыслью оставить свои поиски носителей, мой младший брат, отец Горацио, рассказал мне о тебе. Ты веришь в совпадения, дитя мое? Я вот — нисколько. — Он улыбнулся все с той же благостью, разлитой по лицу, и я мгновенно вспомнила, как она пугала меня и какое внушала отвращение еще в первую нашу встречу. А он меж тем продолжал: — Я как вживую помню тот вечер и тебя в лучах солнца и цветах Великого Зверя. Он послал тебя мне, вот что я понял сразу. Поэтому я и позволил себе… расслабиться больше, чем стоило бы. Ведь раз ты пришла ко мне сама, то зачем бы стала убегать, верно?

Пока он говорил, я продолжала пытаться пошевелиться. И у меня как будто даже начало это получаться, поэтому я не перебивала, давая ему время выговориться, а себе — фору для последующего рывка.

— Я ошибся, — с печальным вздохом констатировал факт отец Евгений. — Ты сбежала, и вы оба исчезли, как сквозь землю провалились. Я долго думал, ночами не спал — все ломал голову, что же это значит? Почему Великий Зверь показал мне тебя, дал прикоснуться к тебе, а потом снова отобрал так безжалостно и безапелляционно? И знаешь, к какому выводу я пришел, девочка? — Он бросил на меня короткий вопросительный взгляд, как будто правда ждал моего ответа, а потом как ни в чем не бывало продолжил: — Я пришел к выводу, что у всего есть своя причина. И раз Великий Зверь позволил мне увидеть тебя, а потом снова скрыл от моего взора, он сделал это не просто так. Я стал вдвое усерднее молиться и изучать священные тексты в поисках ответов. И, естественно, нашел их. — Альфа улыбнулся сам себе и провел рукой по волосам, поправляя какую-то несуществующую неряшливость. — Могло ли быть иначе? Конечно, нет. Ты была светом, что озарил мой путь во мраке, дитя мое, и этот свет привел меня к правде. Пусть даже эта правда была совсем не такой, как я ожидал.

Отец Евгений склонился надо мной, внимательно вглядываясь в мое лицо.

— Великий Зверь ничего не преподносит на блюдечке, — поучительно произнес он, но от его ласковой отеческой улыбки в тот момент мне хотелось визжать. — Он заставляет нас преодолевать препятствия и проходить испытания. Он учит нас — порой лаской, а порой ударами. И от того, насколько стойко мы выносим эти удары, зависит то, сможем ли мы правильно понять и усвоить свой урок. Ты была моим подарком, дитя мое — первым и самым важным. Но не последним.

— Анни… — прошептала я, снова обретя подобие контроля над своим голосом. — Что вы… сделали с Анни?

— Ох, Анни, — сокрушенно покачал головой альфа. — Я никогда не встречал омег подобных ей. Ее вера и готовность идти на жертвы восхитили меня до глубины души. Она отдала нам все, что могла — отдала без сожалений и сомнений.

— Вы… убили… ее, — почти по слогам выдохнула я.

— Я? — как будто совершенно неподдельно изумился священник. — Я лишь исполнил волю Великого Зверя и с покорным смирением принял его дар, что он ниспослал нам через эту прекрасную смелую омегу. Ведь когда она появилась, я уже был на пороге открытия, которое способно было перевернуть… все! Просто все, дитя мое! — Он рассмеялся, на мгновение сжав себя за плечи и как будто сам себе не веря. — Мне не хватало лишь самой малости — возможности проверить свою теорию на практике. И тогда появляется она — прекрасная самоотверженная Анни. Я сразу понял, что могу доверять ей и что она поймет смысл и суть моей кропотливой работы. Сколько прекрасных часов мы провели в разговорах о замысле Великого Зверя и о том, зачем и почему он наделил некоторых из нас этим прекрасным божественным даром связанности! Наш святейший Иерарх видел в ней лишь источник информации о наших врагах, но я, я знал, насколько особенной она была! — Он сделал внушительную паузу, давая мне проникнуться его прозорливостью и великодушием. — Мне не терпелось приступить к своим экспериментам, а она сказала, что сможет привести ко мне других… верующих, которые согласятся помочь всем нам. Но… и здесь дорога, предназначенная для меня Великим Зверем, оказалась не так проста, как я начал было думать.

Отец Евгений замер, задумчиво вглядываясь куда-то в пространство и то ли вспоминая что-то, то ли заново обдумывая какие-то события прошлого. Я же, пользуясь моментом, попробовала пошевелиться — тело отозвалось неохотно и с трудом, но ко мне определенно возвращалась чувствительность. Почти везде, не считая левой руки, которую я толком не видела, потому что моя голова была повернута в другую сторону.

— В них не хватало веры, — наконец медленно и с особым чувством произнес он. — Они были недостаточно сильными и недостаточно чистыми душой и помыслами. Поэтому ничего не получалось. Анни тоже это поняла. Я до сих пор помню тот наш разговор, когда она сказала, что сделает это ради нашего общего дела. Она видела, что стало с предыдущими… подопытными, но все равно согласилась. Что это, как не величайшее доказательство ее веры?

— Что… вы сделали с ней? — прохрипела я.

— То же, что и со всеми остальными, — развел руками альфа. — То же, что я теперь сделаю с тобой, дитя мое. Образцы, полученные от Анни, были намного лучше и чище всех прочих, но они все еще… все еще были недостаточно хороши. В первый момент я не понял, как это возможно. Я был почти готов возвести хулу на Великого Зверя и усомниться в том пути, по которому он направляет меня, но потом… — Теперь он снова смотрел на меня, и его взгляд по-прежнему был наполнен такой безграничной лаской, что если бы она была медом, я бы уже в нем захлебнулась. — Потом я вспомнил о тебе, дитя мое. Я был преисполнен решимости отыскать тебя после Праздника Благоденствия, но в конце концов мне не пришлось, потому что… потому что именно так все и должно было закончиться, разве нет?

— Что вам… от меня… нужно? — Я знала, что ответ мне категорически не понравится, но все же не могла не спросить.

— Самая малость, дитя мое, — улыбнулся он, продолжая смотреть на меня с нежностью убийцы. — Мне нужна магия твоей метки, чтобы вернуть благодать Великого Зверя в этот мир и дать ее тем, кто в ней нуждается.

В эту самую секунду я наконец смогла повернуть голову к левому плечу. Не закричала только потому, что воздуха в груди внезапно не оказалось физически. Мое левое предплечье было вскрыто и выпотрошено, как рыба на кухонном столе — отвернутые в стороны лоскуты кожи удерживались металлическими зажимами, а из того места, над которым прежде была моя метка, торчало несколько тоненьких пластиковых трубок — наподобие тех, которые выходили из шей несчастных пленников Красной Лилии. По ним в разные стороны двигалась какая-то темная жидкость, и я даже не знала, что из этого было моей кровью, а что — чем-то совсем другим, чему не следовало вообще касаться моего тела или тем более оказываться у него внутри.

— Вы… взяли эти аппараты у Ортего, правда?

Кажется, мой шок от увиденного был настолько силен, что разум просто отказался обрабатывать поступившую к нему информацию и предпочел сосредоточиться вообще на другом. Конечно, я не была на фермах Красной Лилии. Но кто-то умудрился построить помещение, похожее на них так, будто они работали по одним и тем же чертежам.

— Церковь всегда умела выбирать друзей, — выразительно отметил отец Евгений.

— Тогда вы знали, — тихо проговорила я. — Знали, что он делает с этими… несчастными детьми. И ничего не сделали, чтобы… остановить это.

— Если их жизнями был оплачен тот божественный дар, что Великий Зверь ниспослал нам через тебя и эти… машины, то, видимо, такова цена его милости, — развел руками священник. — Кто мы такие, чтобы осуждать волю Божества?

— Это не воля… Божества, — почти с ненавистью сплюнула я. — Это воля… таких, как вы. Безумных эгоистичных уродов, уверенных, что весь мир… вращается вокруг них и только… ради них. Где Йон? Что ты… с ним сделал?

— Твой альфа? — уточнил священник, как будто я правда могла спрашивать о каком-то другом Йоне. — О, он здесь, не переживай. Только благодаря ему я смог найти тебя. Если бы он не бросился на сцену защищать этого недоноска и если бы не ваша чудесная связь, как бы я узнал, что ты, дитя мое, так волнующе близко? Как можно вообще отрицать божественный замысел, когда лишь благодаря ему мы с тобой оба оказались сегодня здесь? — Он наклонился, положив ладонь мне на лоб и поглаживая мою кожу большим пальцем. Взгляд его снова стал заботливым и даже немного обеспокоенным. — Ни о чем больше не переживай, милая. Вы оба там, где должны быть, и уже совсем скоро величайшая тайна бытия будет разгадана. Я не знаю, сможете ли вы поприсутствовать на этом прекрасном событии, но если нет — просто знай, что ваша жертва будет не напрасна.

Я не была уверена, что у меня получится сделать это, но я просто не смогла сдержаться — и плюнула ему в лицо. Слюна, как и следовало предположить, просто повисла у меня на губах, но, думаю, все мое отношение к происходящему альфа понял. Потому что нахмурился и покачал головой, словно бы недоумевая, как я могу быть такой грубой, когда он ко мне настроен со всей душой. А потом обернулся и отдернул шторку у себя за спиной, и от увиденного у меня закружилась голова еще сильнее, чем полминуты назад, когда я посмотрела на собственную вскрытую руку.

Йон, который в отличие от меня все еще не пришел в себя, был привязан к койке кожаными ремнями — видимо, даже несмотря на действие лекарств, священники, зная о его силе, решили не рисковать. Его правое предплечье пребывало в том же тошнотворно ужасающем состоянии, что и мое, и теперь я могла проследить, как входившие и выходившие из него трубки в какой-то момент переплетались с моими и все вместе они подсоединялись к большому белому аппарату, гул которого я и услышала почти сразу, как пришла в себя. Судя по всему, внутри наша кровь — или что бы это ни было — смешивалась, очищалась и проходила еще какие-то стадии обработки, прежде чем поступать в верхнюю часть машины — большую стеклянную колбу, по капле наполнявшуюся светлой и как будто даже слегка мерцающей жидкостью. Насчет последнего, впрочем, не уверена — вполне возможно, что в ней просто так преломлялся окружающий электрический свет.

— Вот он — драгоценный плод моих многолетних трудов, — с гордостью произнес отец Евгений, прекрасно зная, на что я смотрю. — Сыворотка, полученная из ваших образцов, способна будет пробудить спящие гены даже у тех, кто уже много поколений назад потерял связь с Великим Зверем. Даже наш святейший Иерарх не верил, что я сумею достичь поставленной цели — не верил до того, как я показал ему эффект сыворотки, полученной от Анни и ее альфы. Да, наши подопытные не смогли вынести силу благодати, что разлилась по их венам, и ярость поглотила их так же, как тех несчастных больных ублюдков, которых иногда отлавливают наши бравые стражи закона. Но образцы Анни были несовершенны — в отличие от ваших с Йоном.

— Почему… почему мы… — Слезы отчаяния и злости жгли мне глаза, но я не могла заплакать. У меня просто не получалось. — Только из-за того, что в тот раз мы пришли к вам? Вы поэтому так на нас зациклились?

— Великий Зверь ничего не делает просто так, дитя мое, — снисходительно отозвался священник. — Ваша с Йоном связь крепче, чем любая из тех, что я успел повидать. Разве не прекрасна сама мысль о том, что вы так сильно любили друг друга именно для того, чтобы ваша магия и ваша сила послужили нашей Церкви и спасли целую расу от вымирания? Бывает ли цель выше, чище и прекраснее? Любить своего альфу и через эту любовь возлюбить не только Великого Зверя, но и весь мир? Омеги почитаемы за количество детенышей, что выходят из их чрева. А ты станешь матерью для целого мира, дитя мое. Прекрасного нового мира, в котором больше не останется греха.

— Вы… убьете нас? — спросила я, чувствуя, как горячие соленые капельки все же прокатились по моей переносице, капая на подушку. Но в тот момент я плакала не о себе и даже не о Йоне — а о том крошечном комочке, что так недолго жил внутри меня, а теперь вместе с нами обоими становился жертвой ради будущего, которого никто из нас никогда не хотел.

— Я боюсь, что иной исход просто невозможен, милая, — как будто действительно с сожалением проговорил альфа. — Мне нужно будет все, что сможет отдать твое тело, чтобы образцов было достаточно для последующего воспроизведения. Но не волнуйся — ты не почувствуешь боли, ты просто скоро заснешь и сама не заметишь, как предстанешь перед Великим Зверем, окруженная сиянием благодати своего исполненного долга. Просто потерпи немного, дитя мое. Я буду поблизости и не оставлю тебя, поэтому ни о чем не беспокойся. — Сказав это, он словно бы для выразительности кивнул, а потом, привлеченный позвавшими его снаружи голосами, вышел за шторку, оставив нас с Йоном одних.

Я не пыталась его остановить. У меня не осталось ровным счетом никаких сил пытаться достучаться до него и объяснить, что в нас с моим мужем не было ровным счетом ничего магического или особенного. И наша смерть будет совершенно напрасной — и такой глупой, что у меня сводило все внутри.

«А какая смерть была бы не глупой, маленькая омега?» — вдруг услышала я знакомый голос у себя в голове и, переведя взгляд на альфу, поняла, что он несмотря на весь ужас своего положения умудряется улыбаться — пусть даже криво и слабо.

«Например, та, в которой мы бы умерли ужасно старыми и обязательно в один день», — отозвалась я, глядя в его черные глаза, которые сейчас казались еще больше на осунувшемся бледном лице.

«Мы… обязательно запланируем это на следующую жизнь, что скажешь?» — предложил Йон. На мгновение мне показалось, что он пошевелил пальцами изувеченной правой руки, словно пытаясь дотянуться до меня, и одно это заставило слезы еще быстрее и горячее политься из моих глаз.

«Не плачь, маленькая, — мягко попросил он. — У меня сердце разрывается, когда ты так плачешь».

«Я… я, кажется, совсем не могу перестать, прости. — Улыбка резала губы, словно остро заточенный нож. — Что… что случилось с Медвежонком? Он в порядке?»

«Я думаю, что да, — помолчав, мысленно ответил Йон, продолжая смотреть мне в глаза. — Когда он сказал то, что хотел сказать, поднялся невероятный шум. Его отец словно обезумел. Он начал… начал кричать на него, обзывать последними словами и в конце концов…»

Он не стал продолжать, но я и так поняла — по выражению его лица и глаз.

«Сказал им, верно?» — с удивительным для меня самой спокойствием спросила я.

«Да, — не стал ходить вокруг да около мой альфа. — Назвал его выродком и подстилкой-омегой, выполняющим поручения своего хозяина».

«Зверь знает что», — мысленно пробормотала я, на несколько мгновений прикрыв глаза.

«Началась нехилая заварушка. Боро-старший бушевал, как торнадо — он совершенно потерял над собой контроль и уже не понимал, что делает и что говорит. От его запаха скрутило почти всех собравшихся кроме…»

«Кроме Медвежонка, — легко догадалась я. — Наш малыш неприкасаемый, его никакие запахи не берут. И весь мир это увидел».

«Мир вообще много чего увидел и услышал сегодня, — крякнул Йон. — Уж точно куда больше, чем планировал, нарезая салатики и собираясь за семейным столом».

«Этот фанатик сказал, что ты бросился на сцену, чтобы защитить его», — вспомнила я.

«Да, я… пытался, — неловко признал он. — Но в итоге запах Боро свалил меня прежде, чем я смог что-то сделать, а следующее, чем я помню — это как этот ублюдок вводит мне что-то, от чего у меня буквально мозги вскипели. Думал, голова прямо там взорвется».

«Я… тоже это почувствовала».

Мы оба замолчали, поняв, что снова вернулись к самому началу разговора. Удивительно, но сейчас боли уже не было — только ощущение странной тянущей пустоты где-то внутри, которая расползалась от полностью омертвевшей левой руки.

«Прости меня, Хана. — Теперь его голос звучал едва слышно, словно он шептал. — Прости, что у меня опять не получится сдержать обещание».

«В следующей жизни… — ответила я, смаргивая все никак не прекращающиеся слезы. — Я тебе это обязательно… припомню».

«Я так много не успел тебе сказать. Так много не успел для тебя сделать, так много… подарить тебе. Ты для меня открыла мир заново, Хана. Я не знаю, где бы и кем бы я был сейчас, если бы не ты. Спасибо тебе за это. Спасибо, что разглядела в глупом, горящем бессмысленной местью мальчишке кого-то, кто достоин… твоей любви и твоего… терпения…»

Его голос звучал все тише, словно мы неуклонно отдалялись друг от друга, и вдруг я поняла, что больше не слышу его. Несколько раз моргнула, тщетно пытаясь сосредоточиться на нашей связи, и осознала, что не чувствую ее — эту тонкую красную нить, что столько месяцев была натянута между нами. И судя по страху, острой вспышкой озарившей глаза моего альфы, он ее больше не чувствовал тоже. И это был первый раз, когда я вообще видела страх в его глазах.

— Йон… — хрипло прошептала я.

— Я… не слышу… больше не слышу тебя, — таким же незнакомым, изломанным голосом ответил он.

Не веря тому, что происходит, я, преодолевая ужас и отвращение, пригляделась к тому, что осталось от моей руки. Я слишком хорошо знала все эти линии — каждую из темных веточек цветущей сакуры, что была набита почти по всей длине моего предплечья. Слишком хорошо знала, где и как они перемежались и перекрывались настойчиво яростным красным цветом.

Цветом, которого на моей руке больше не было.

Реальность начала ускользать от меня. Не знаю, что было тому виной — накрывшая меня паника, которая каким-то парадоксальным образом оказалась хуже осознания того, что мы, кажется, вот-вот умрем, или тот факт, что из меня выкачали слишком много крови. Но как бы там ни было, я не была готова — не была готова уйти в темноту одна, потеряв всякую связь с тем, кто, кажется, должен был сопровождать меня до самого конца, не отходя ни на секунду.

— Йон! — Я хотела кричать, но с губ сорвался только жалкий визгливый хрип.

Перед глазами замелькали черные пятна, и я ощутила, как мир вокруг закачался, словно утлая посудина, попавшая в шторм. Меня закручивало и затягивало в водоворот, у которого не было дна. Почему-то эта мысль — об отсутствии дна — вдруг полностью овладела моим сознанием, и я поняла, что если позволю себе провалиться туда, то уже никогда не выберусь наружу. Собрав остатки сил, я попыталась сосредоточиться и тогда увидела то, от чего на несколько секунд совсем перестала дышать.

Йон встал.

Я не знаю, каким образом ему это удалось и где он нашел силы, чтобы не только разорвать сдерживавшие его путы, но и после этого выпрямиться, коротким яростным движением вырвав трубки из своего правого предплечья. Его глаза горели желтым так ярко, что я на мгновение испугалась, что мой альфа полностью потерял над собой контроль, подчинившись своему внутреннему Зверю. Но даже в этом случае я приветствовала его приближение, каждой частичкой своего тела тянясь ему навстречу.

Иглы выскочили из моей руки с противным чавкающим звуком, забрызгав кровью мою одежду и постель. Боли я не почувствовала — только гадкое чувство собственной утраченной целостности и чистоты. Мое тело больше не принадлежало мне, и я не знала, как глубоко внутрь мне теперь надлежит забиться, чтобы не чувствовать омерзения от одного лишь факта пребывания в нем.

Продолжая покачиваться, альфа приблизился к аппарату, что высасывал из нас кровь, а потом одним ударом когтистой лапы разворотил драгоценную колбу с мерцающей золотистой жидкостью.

— Пошел он, — выдохнул он. — Пошли они все. Я никому тебя не отдам. Даже самому Великому Зверю. Пусть не надеются.

— Йон… — Я подхватила его, чувствуя, как он заваливается на меня — видимо, то невероятное волевое усилие, что потребовалось ему для того, чтобы встать с койки, сожрало остаток его сил.

— Ничего, любимый, все хорошо, — прошептала я, гладя его правой рукой по слипшимся от пота волосам. — Я с тобой. Я всегда буду с тобой. Отдохни немного пока. Ты такой молодец. Ты самый большой молодец на свете, Йон Гу.

За белыми шторками, что по-прежнему ограждали нас от всего остального мира, началась какая-то суетливая возня. Вполне возможно у них здесь были камеры, и они видели, что сделал Йон. А значит ждать осталось недолго. Нам было уже нечего отдать им, а они бы уже все равно не смогли забрать больше.

— Скоро все закончится, потерпи немножко, мой хороший, — мягко произнесла я, медленно оседая под весом мужского тела. — Уже почти все.

Когда кольца отодвигаемой шторки скрежетнули по металлу, я закрыла глаза. Не хотела видеть их лица. Хотела, чтобы последним, что осталось в моей памяти, была умиротворенная улыбка Йона, уснувшего на моих руках. О чем в конце концов я теперь еще могла просить судьбу?

Уж точно не о том, что последовало дальше.

— Так и знал, что вы без меня в какое-нибудь дерьмо вляпаетесь, — сокрушенно проговорил знакомый голос, и я, почти настроившись на драматичную смерть на забрызганном кровью кафельном полу, категорически и совершенно не поняла, что только что произошло.

— Они здесь! — Кадо взмахнул трехпалой рукой, обращаясь к кому-то позади себя. — Я нашел их.

— Говорила же, что они там, — раздался торжествующий и вместе с тем немилосердно скачущий от напряжения голос Джен. Потом я услышала шаги и почувствовала накатывающий на меня запах табака и муската. Сердце мое билось словно бы во всем теле сразу, и от шока я не могла выдавить из себя ни слова. Просто сидела на холодном полу, прижимая к себе обмякшее тело мужа, и переводила взгляд вытаращенных глаз с одного на другую и обратно.

— Малышка, ради Зверя, что с тобой? — Увидев, в каком я состоянии, альфа, не мешкая, бросилась ко мне, но я отпрянула назад, продолжая крепко держать Йона у груди, словно свое последнее и главное сокровище. — Что с ним?

— Он умер, Джен, — отозвалась я совершенно чужим и неживым голосом. — Они разорвали нашу связь, и он умер. Я ничем не могу ему помочь. Я не могу его исцелить. Я ничего не могу для него сделать, понимаешь?

— Да быть не может… Хана, дай я посмотрю… Кадо, позови кого-нибудь ради Зверя! — Подруга сжала меня за локоть, но я, повинуясь каким-то совершенно неконтролируемым инстинктам, вырвалась и огрызнулась на нее, обнажив клыки:

— Не трогай его. Не смей его трогать!

— Хана, ты тоже истекаешь кровью. Хана, пожалуйста, позволь мне…

— Не трогай его! — Если бы моя единственная работающая рука не была нужна мне, чтобы держать мужа, я бы почти наверняка ударила ее.

Вернулся Кадо и вместе с ним — тот, кого я ожидала увидеть меньше всего.

— Босс… Далла? — не веря своим глазам, прошептала я, на мгновение почти придя в себя.

— А как вы думаете, я бы иначе добрался сюда так быстро и с таким… подкреплением? — хмыкнул Кадо. — После того, что произошло на Празднике, весь мир встал на уши, и босс Далла лично со мной связался. Мы искали вас почти двое суток, и я уже честно говоря даже не надеялся…

— Хана, что с ним? — не тратя время на приветствия, спросил старый альфа, с трудом опускаясь на колени рядом с нами.

— Они его убили, — прошептала я, снова ощущая, как глаза наполняются слезами. — Он пытался… пытался меня спасти.

— Позволь мне, Хана, — мягко, но настойчиво проговорил Далла, и вот ему я почему-то не смогла противиться. А, может быть, к тому времени у меня действительно уже совсем не осталось сил.

— Прошу… только не забирайте его у меня, — почти прохныкала я, когда он склонился над нами. — Только оставьте его мне. Я больше ничего не прошу.

Далла кивнул и прижал два пальца к шее Йона, на несколько секунд прикрыв глаза. А потом внезапно улыбнулся, и эта самая улыбка — без слов, без объяснений, без всякого контекста — вдруг оказалась совершенно достаточной причиной для того, чтобы я разжала руку.

А потом вокруг стало совсем темно.

**

Семь дней спустя мы готовы были покинуть Город Вечных. Я плохо запомнила эту прошедшую неделю, потому что почти не вставала с кровати и очень много спала. За мной ухаживала Джен, но я была готова поклясться, что, просыпаясь после очередного смутного забытья, иногда чувствовала еще витавший около моей постели запах одуванчиков. Подруга помогала мне менять повязки на зашитой сразу после освобождения руке, и та заживала на удивление быстро и хорошо, так что накануне нашего отъезда пришедший на дом врач снял мне швы. Разглядывая в тот вечер длинный красный шрам, я не могла не вспоминать о том, как выглядела моя рука сразу после нашего с Йоном знакомства. Только теперь у этого неприятного на вид бугорка сросшейся плоти не было никакого магического подтекста.

Конечно, я все еще надеялась, что метка вернется. Что вернется наша с Йоном телепатия, наша способность исцелять друг друга, наше безусловное и непреодолимое влечение друг к другу, которое не смогли одолеть ни внешние враги, ни наши внутренние демоны — вернется наша связь в конце концов. Но дни шли, а я так и не могла снова почувствовать энергию альфы внутри себя, как было раньше. А из-за того, что мы восстанавливались в разных комнатах и почти не виделись на протяжении целой недели, мне вдруг начало казаться, что все остальное мне просто приснилось. Самый прекрасный и любимый мужчина, вся наша страсть, все безудержное желание, что мы испытывали друг к другу, все слова, заверения, обещания, клятвы — все вдруг стало казаться просто вырванной страницей из романа, который я не дочитала, потому что мой поезд добрался до конечной станции и пришло время выходить.

Сидя у окна и глядя на бесконечный осенний дождь за стеклом и разрываемую лучистыми фонарями мглистую синь Этерия, я ощущала себя… кем-то другим. Вроде бы прежней Ханой Росс, но в то же время — уже не совсем ею. Мое имя, мое лицо, мое тело — все это принадлежало к какому-то другому времени. И я номинально его помнила, все эти события были аккуратно разложены по полочкам в моей памяти, но когда я пыталась всковырнуть какой-то эмоциональный пласт, то словно бы ощущала привкус картона на зубах. С кем вообще все это произошло? Со мной ли? Или с той половиной меня, что теперь была навеки оторвана и развеяна по ветру? Как мне было теперь жить дальше, зная, что меня лишили того главного и единственного, ради чего, кажется, я вообще родилась на этот свет?

— Привет, малышка, как ты? — постучавшись, Джен вошла в комнату, держа в одной руке небольшой поднос с двумя кружками. — Заварила твой любимый, — с нотками гордости в голосе добавила она, заметив мой благодарный взгляд.

— Все хорошо, — кивнула я, поднимаясь и шагая ей навстречу. — Я правда уже никого не ждала так поздно.

— Мне тоже что-то не спится, — подтвердила альфа, передавая мне кружку и усаживаясь со своей, над которой витал сочный кофейный аромат, в соседнее кресло. — Ничего, завтра в самолете отоспимся.

— Как там вообще… дела? — Я абстрактно кивнула в сторону окна.

— Там? — задумчиво уточнила моя подруга, чуть прищурившись. — Все как всегда. Интернет кипит, все высказывают свои ценные мнения, фондовый рынок лихорадит, все тычут друг в друга пальцами и ищут крайнего. За этим довольно… любопытно наблюдать.

— У нас ведь… получилось, правда? — тихо уточнила я, даже толком не зная, что имею под этим в виду.

— О да, — выразительно двинула бровями Джен. — Мы встряхнули эту заплесневевшую махину до основания, и тараканы из нее полезли просто во все стороны. Сперва Иерарх объявил, что может превращать людей в бестий, потом Дани обрушил на них новость о том, что на самом деле это люди наши прародители, а не наоборот, а в конце и вовсе выяснилось, что кардинал Восточного города — омега, гендерно нечистый, и его собственный отец знал это, когда надевал венец на его голову. — Она замолчала, задумавшись и словно бы подбирая слова. — Знаешь, что мне это напоминает? Как будто весь мир разом проснулся и начал задаваться вопросами, на которые и раньше не знал ответов, но которые раньше его и вовсе не волновали. Это… интересно на самом деле. Впервые за долгое время им интересно что-то кроме чужого целлюлита и новой вышедшей марки телефона. А ты так и не выходишь в сеть? — Она кивнула на мой смартфон, лежавший на прикроватной тумбочке.

— Нет, — мотнула головой я. — Вообще к интернету не подключаюсь. Не хочу.

— Боишься прочитать там что-то, что заставит тебя пожалеть о содеянном? — прозорливо предположила альфа.

— Может быть, у меня просто больше нет на это сил. Ни на что из этого, — развела руками я, и ее взгляд невольно метнулся к моему забинтованному предплечью. Джен сразу посерьезнела.

— Как ты вообще? — осторожно спросила она.

— Жива, — коротко отозвалась я, отведя глаза. — Это уже… неплохо, да?

— Да, — согласилась альфа, и после в комнате повисла долгая тягучая пауза, нарушаемая только звуком барабанящих под карнизу снаружи дождевых капель. — Ты ведь так толком и не говорила с ним? Ну, после того, как нам все же удалось тебя от него оторвать после его пробуждения?

Я неловко улыбнулась, вспомнив тот день. Тогда я и правда была так рада, что Йон выжил и что мы со всем справились, что забыла о том, какой ценой нам далась эта победа. Бросилась ему на грудь, плакала, несла какие-то глупости о том, что он обещал быть со мной до конца и что я бы с того света его вернула, надумай он меня тут бросить одну. Альфа едва мог шевелиться, но я помню легкое прикосновение его пальцев к своим волосам. Я бы, наверное, так и осталась там спать, если бы Джен почти силой не увела меня в другую комнату в мою собственную постель. И хорошо, что так — потому что на этом ресурсы моего организма окончательно истощились, и следующие два или три дня я даже в туалет вставала и ходила только с помощью подруги, делая по три остановки на пути туда и обратно. А чем больше времени я проводила без Йона, больше не ощущая этой жизненной необходимости быть рядом, прикасаться, слышать его голос и быть частью его самого, тем сильнее крепло мое ощущение нереальности того, что было между нами. И теперь, уже спокойно передвигаясь по комнате и не испытывая навязчивого желания принять горизонтальное положение через пять минут после подъема, я больше не могла себя заставить навестить его. Впрочем, судя по тому, что он тоже до сих пор не появился у меня на пороге, наше внутреннее смятение было обоюдным.

— Я пока не знаю, что с этим делать, Джен, — честно призналась я. — Внутри так… пусто и тихо. Я не помню, когда в последний раз у меня внутри была такая тишина. И мне сложно… сложно привыкнуть к мысли, что теперь так будет всегда.

— Я… не буду притворяться, будто понимаю, через что ты проходишь, Хани, — негромко проговорила Джен, внимательно глядя на меня поверх своей чашки с кофе. — Но мне кажется, вам нужно… преодолеть это вместе. Уж точно не прятаться друг от друга по углам.

— Может, и так, — не стала спорить я. Мне было непросто признаться подруге, что я боюсь этой неизбежной, но необходимой встречи с мужем. Вдруг я посмотрю на него и пойму, что между нами больше вообще ничего не осталось? Что вся эта магия и невероятная любовь были всего лишь следствием метки и без нее мы… просто чужие друг другу? Вдруг я загляну в его большие черные глаза и не увижу в них той нежности, что столько месяцев наполняла меня счастьем и желанием жить? Вдруг нам будет совсем нечего сказать друг другу теперь, когда все закончилось?

Что, если судьба свела нас с Йоном только для того, чтобы мир узнал правду о бестиях, а теперь, когда дело было сделано, у нас с ним не осталось причин держаться друг за друга?

— Ты ведь еще помнишь, что у вас будет детеныш, правда? — вдруг с легким подозрением уточнила Джен, и я, тяжело вздохнув, кивнула и накрыла рукой свой пока почти плоский живот. — Если не ради себя, то ради него — ты должна поговорить с Йоном и во всем разобраться.

— Я знаю, — подтвердила я, поджав губы. — Пожалуйста, не дави на меня.

— Просто нам всем не по себе, когда вы с твоим маньяком сидите по разным комнатам вместо того, чтобы, как раньше, внушать нам всем зависть одним своим существованием, — пробормотала альфа, заправив волосы за ухо и сделав еще один глоток уже остывшего кофе. — Завтра все равно придется. Или вы собираетесь рассесться по разным концам самолета и делать вид, что не знакомы?

Я заверила ее, что этого, конечно, не произойдет, но не уверена, что мне удалось ее в этом убедить. Когда немного позже Джен все же ушла, я еще долго не ложилась и в итоге задремала прямо в кресле у окна. Проснулась уже утром с неприятной ломотой во всем теле и уже ставшей привычной ноющей болью в руке, но зато с твердой решимостью прямо сейчас последовать совету подруги — и разобраться со всем до того, как мы сядем в самолет. Приведя себя в порядок и съев несколько залежалую булочку с корицей из своих прикроватных запасов, я впервые за несколько дней вышла куда-то чуть дальше соседней двери туалета.

Однако, уже подойдя к комнате моего альфы, я услышала доносящиеся из нее приглушенные голоса. Не в силах побороть любопытство, приблизилась и остановилась совсем рядом, чутко вслушиваясь в то, что происходило внутри. Мне не нужно было видеть их, чтобы знать, с кем сейчас говорит Йон — и, признаться, к этому мужчине и у меня накопилось порядочное количество вопросов.

— …не стоит волноваться, — закончил какую-то свою фразу мой альфа.

— А я и не волнуюсь, — степенно заметил говоривший с ним босс Далла. — Просто хотел быть уверен, что ты держишь руку на пульсе и тебе не нужна моя помощь.

— Вы и так помогли больше, чем я мог себе представить, — возразил тот, и здесь я была совершенно с ним согласна. — Но так и не объяснили мне почему.

— Ты один из моих подчиненных, Йон, — отозвался старший альфа как будто даже немного удивленно. — Конечно, когда я узнал, что ты в беде, я решил вмешаться.

— Лично? — недоверчиво протянул тот. — Вы проделали весь этот путь из Восточного города ради того, чтобы просто протянуть мне руку помощи?

— А ты, кажется, к такому не слишком привычен, да? — с легкой усмешкой заметил его собеседник. — Да, готов признать, меня весьма заинтересовало то, что произошло на Празднике. Подобные скандалы с участием высшего церковного руководства случаются не так уж часто, и здесь важно вовремя оказаться в нужном месте, чтобы иметь возможность повернуть происходящее себе на пользу.

И хотя я не видела лица Йона в тот момент, почему-то очень легко могла себе представить его выражение — с сомнением изогнутая бровь, поджатые губы и этот упрямый черный взгляд, о который разбивались все попытки увести разговор в сторону.

— Еще пару недель назад я бы этим удовлетворился и не стал задавать лишних вопросов, — наконец медленно проговорил он. — Мне было бы достаточно того, что вы спасли мою задницу — и мою жену. Но теперь все изменилось, и поэтому я все-таки задам вопрос.

— Спрашивай. — Голос босса не дрогнул, и я подумала, что он уже догадывается, о чем будет этот вопрос.

— Вы сотрудничали с Церковью все это время, верно? — Ответа не последовало, но, видимо, выражение лица Даллы в тот момент полностью удовлетворило моего альфу, потому что он продолжил: — Я давно об этом догадывался. Они бы не позволили чему-то по-настоящему крупному происходить у них под носом и не запустить туда лапы. Но когда я увидел те аппараты, которые использовал спятивший фанатик, пытавшийся убить нас с женой, я сразу их узнал. — В этот момент я мысленно подтвердила его правоту. Вне всяких сомнений — это были те же самые высасывающие машины, которые использовались на фермах Красной Лилии. — И все встало на свои места. Вы приехали сюда не для того, чтобы спасти меня или Хану. Вы приехали спасать свой бизнес и свои деньги. Потому что если Церковь посыплется и правда о ваших с ней делах выйдет наружу, пострадают уже лично зубцы и их предприятия.

Я услышала, как скрипнул стул — словно Далла устроился на нем поудобнее, откинувшись на спинку и положив ногу на ногу. В воздухе повеяло неприятной резкой горечью, от которой у меня засвербило в носу.

— Это интересная теория, босс Гу, — негромко согласился старший альфа. — Но вариант, где я спасаю вас просто по доброте душевной, мне нравился больше.

— Мне тоже, — не стал спорить Йон. — Думаю, именно за этим вы сегодня и пришли сюда, не так ли? Убедиться, что этот вариант останется официальной версией для всех, кто рискнет задать вопрос?

— После того, как ваша маленькая компания решила с громким треском обвалить тысячелетний миф, я хочу… иметь некие гарантии, что ваше стремление к правде не выйдет боком кому-нибудь еще, — подтвердил тот после короткого молчания.

— В таком случае было бы проще оставить нас там умирать, не так ли? — с недвусмысленными нотками сарказма в голосе уточнил Йон.

— Босс Гу, вы меня знаете, — примирительно проговорил Далла. — Я люблю порядок. И контроль. Поэтому я предпочитаю делать ставки на известных мне лошадей, а не доверять слепому случаю, понимаете? Несмотря ни на что я верю, что с вами мне договориться будет проще, чем с тем, кто… сделал все это. — Судя по всему он кивнул на висящую на перевязи правую руку моего альфы, и я мгновенно представила, как тот помрачнел и сузил глаза.

— Я буду вести дела так, как считаю нужным, — наконец ответил он. — И никто из зубцов никогда не узнает о машинах, что были в распоряжении Церкви. Фермы не должны открыться снова. Ни в коем случае.

— По рукам, — удивительно легко согласился старший альфа, и в тот момент я поняла, что он почти наверняка знал о связи Йона и пожара, уничтожившего один из самых прибыльных бизнесов зубцов. Знал, но ничего не сказал, потому что ему нравилось наблюдать за реакцией остальных? Или закрытие ферм было выгодно и ему лично? Пока я размышляла об этом, Далла добавил:

— И скажите уже вашей прелестной жене, что ей не нужно ждать в коридоре, пока мы закончим. Я так понимаю, у вас все равно нет от нее секретов.

Поняв, что меня давно раскрыли, я покраснела, но сбежать после этого было бы совсем по-детски, поэтому я вздохнула и, сделав над собой усилие, вошла в комнату, не дожидаясь другого приглашения.

— Госпожа Гу, — поприветствовал меня легким кивком сидящий Далла. Я ответила ему коротким вежливым поклоном и встала рядом с Йоном, неосознанно чуть спрятавшись за его плечом.

— Если это все, что вы хотели обсудить, то я больше не смею вас задерживать, — негромко произнес тот, бесстрастно глядя старшему альфе в глаза.

— У нас еще будет… много разговоров, босс Гу, — отозвался тот, улыбнувшись. — Потому что я впервые за многие годы вижу перед собой того, в кого мне хочется поверить. А это, знаете ли, большая редкость.

Он поднялся и, поудобнее перехватив свою трость, попрощался, после чего направился к выходу из комнаты. Остановился у самой двери, уже когда я почти готова была выдохнуть и расслабиться.

— О, кстати, вы читали утренние газеты? — невозмутимо уточнил Далла, придержав дверь набалдашником трости.

Вместо ответа Йон просто покачал головой.

— Кажется, нас ждут вторые выборы Иерарха в этом году, — задумчиво проговорил он. — Великий Зверь, как много непредвиденных расходов.

— А… что случилось с Боро? — нахмурилась я, поняв по лицу своего альфы, что он тоже не в курсе.

— Иерарха Боро сегодня ночью нашли повешенным в его собственном кабинете. — Он чуть помолчал, давая нам несколько секунд, чтобы переварить услышанное. — Впрочем, не думаю, что и в любом другое случае он бы еще долго сидел на своем месте. Сынок-омега, кто бы мог подумать. — Альфа неодобрительно покачал головой. — И это после стольких лекций о чистоте и достоинстве… Что ж, желаю вам хорошего дня. Йон, Хана.

И уже не глядя на нас, он наконец покинул комнату.