Альфа и Омега. Книга 3 (СИ)

Глава 9. Лестница, ведущая в никуда

На обратном пути в «Элизиум» я много думала о том, что произошло за этот зверски длинный день. Сложно было поверить, что сегодня утром мы с Йоном были на фермах Красной Лилии — таким далеким и неправдоподобным казалось это событие. Быть может, всем, что произошло после, я пыталась огородиться от того, что увидела в том жутком месте. Забывать оказалось легко — можем быть, даже слишком. Разум куда охотнее принимался рисовать себе картины моего будущего влияния на ход мировой истории, чем обращался к тому простому и неоспоримому факту, что под началом моего любимого мужчины бестий похищали, держали в плену и медленно убивали. Но, оказавшись в молчаливой темноте салона машины — сегодня мне даже не хотелось слушать музыку, — я почему-то не могла выбросить это из головы.

В университете на одном из курсов нам рассказывали о ценности отдельно взятой жизни в разных странах. В странах третьего мира, где на одну женщину приходилось с десяток детей, она была одной, а там, где замужняя пара предпочитала ограничиваться одним-двумя малышами, совсем иной. Чем больше в семье детей и меньше денег, тем проще они относились к потере одного из них — так нам говорили. Значило ли это, что пойманных в доках иммигрантов откуда-то с юга никто не искал и не ждал на их покинутой родине? Что никто бы не стал особо расстраиваться из-за того, что они пропали?

Видимо, именно так рассуждали те, кто и организовал весь этот «прибыльный бизнес». Если бы начали исчезать местные подростки, родители бы быстро подняли тревогу и лица пропавших обвиняюще смотрели бы на прохожих с каждого столба и каждой доски объявлений. Но кто будет искать малолетнего нелегала, который еще вчера прятался от властей в корабельном контейнере, а сегодня готов за кусок хлеба с утра до ночи драить посуду в заштатной закусочной? И да, может быть, дома его никто не ждал, а его мать вздохнула с облегчением, что теперь ей кормить на один рот меньше, да вот только уменьшало ли это ценность его жизни в сравнении с жизнью ребенка, в которого родители вкладывали все свои силы с самого дня его рождения? Можно ли вообще было сравнивать чьи-то жизни подобным образом? Судя по бизнесу Красной Лилии — можно и еще как, ведь жизнь, которая еще вчера не стоила вообще ничего и значила для мира меньше, чем мусор у дороги, сегодня превращалась в источник невероятного богатства и власти для тех, кто ее украл и присвоил.

Меня от этих размышлений мутило. Я понимала, как устроен этот мир и это общество с его запросами и требованиями, в удовлетворении которых самыми дешевыми и примитивными средствами и состояла задача многомиллионных корпораций — как теневых, так и вполне себе официальных, — однако это не помогало мне воспринимать его более снисходительно и терпимо. Уж точно не в том случае, когда мы с моим альфой внезапно оказались в самом центре той мерзости, которую я ни при каких условиях не согласна была принять как часть своей новой жизни — более того как плату за эту самую жизнь.

На фоне истории с фермами то, что происходило между Церковью и Общество Оймаха, не казалось мне таким уж сложным и неразрешимым. Может быть, именно поэтому я с такой готовностью взялась за это дело, оставив Йона самого разбираться с делами Красной Лилии и прочих. Я не представляла, как можно изменить порочную и жадную до удовольствий природу людей и бестий, на которой обеими ногами стояло предприятие Сэма Ортего, но искренне верила в то, что мне удастся примирить стороны древнего, как мир, конфликта между верующими и еретиками — и Зверь его знает, откуда эта вера бралась. Йон бы, скорее всего, назвал ее наивностью и той самой пресловутой привычкой видеть во всех самое лучшее, и, возможно, был не так уж не прав. Мне в самом деле было куда легче говорить с живыми реальными собеседниками, чьи истории я могла выслушать и чью точку зрения понять, чем бороться с ветряными мельницами в виде каких-то абстрактных заказчиков и клиентов, которые требовали свою долю кайфа, выжатую из чужих тел.

— Зверь его дери, что там за… Останьтесь в машине, молодая госпожа, — вдруг вырвал меня из моих размышлений голос Кадо, и я с усилием встряхнулась, возвращаясь к реальности. Сперва я и не поняла, о чем он говорил и что вообще случилось, но потом, выглянув в окно машины, осознала, что мы уже приехали. Однако обычно гостеприимно распахнутые в этот час двери «Элизиума» сейчас были накрепко закрыты — а около одного из его панорамных окон уже собралась небольшая толпа. Мне было не видно подробностей, и я едва сдержала вмиг охвативший меня порыв выйти из машины вслед за Кадо, который выскочил быстрее, чем я успела задать хоть один вопрос. Но это был слишком долгий день, чтобы у меня остались силы хоть на мало-мальское любопытство.

— Что там? — спросила я, когда он вернулся, а потом подал назад, чтобы развернуться и съехать в подземный гараж.

— Какие-то придурки бросили камень в стекло, — недовольно отозвался он. — Одного гостя ранило осколками, и там внутри все еще неразбериха.

— Тогда, может, мне стоит… — Я обернулась, успев через заднее стекло на мгновение снова выхватить глазами собравшуюся толпу, прежде чем автомобиль съехал вниз на парковку.

— Точно нет, — покачал головой Кадо. — Во-первых, стекло еще не убрали, а, во-вторых, не думаю, что босс бы это одобрил. Они еще сами толком не знают, что случилось.

— Того, кто это сделал, поймали? — тихо уточнила я. А потом, как-то поздновато это осознав, добавила: — И почему я не видела полицейских?

— Это… не то дело, куда стоит вмешивать полицию, — многозначительно проговорил мой водитель. — Пока не разберемся, откуда ноги растут. Не переживайте, молодая госпожа, такого рода вещи случаются на этапе… передачи власти.

— Передачи власти? — недоуменно переспросила я, тут же вспомнив о том, что Йон говорил мне несколько часов назад про события в казино. — Думаешь… Думаешь, это кто-то из зубцов постарался?

— Вы высоковато метите, молодая госпожа, — с мягкой снисходительностью возразил он, паркуя машину и выключая мотор. — Возможно, какой-то среднячок решил показать зубы — по глупости или чтобы выслужиться перед начальством, которое, по его мнению, такую храбрость должно оценить. Пока рано делать выводы, но лично вам лучше держаться от этого подальше, и именно для этого я здесь. Идемте, я провожу вас наверх.

С каждым разом мне становилось все проще и проще принимать его протянутую руку, а потом идти так близко, что наши плечи почти соприкасались. Я ничего не могла поделать с этим инстинктивным желанием ему доверять. Оно не было похоже на то, что я чувствовала к Йону — нет, Кадо действительно превращался для меня в нечто среднее между верным сторожевым псом и собственным оружием, которое следовало держать как можно ближе к телу. И хотя часть меня все еще негодовала по этому поводу, припоминая все то, через что он в свое время заставил нас с моим альфой пройти, здесь и сейчас я предпочитала затыкать ее и не думать о прошлом. Это была роскошь, которую я в нынешних обстоятельствах не могла себе позволить.

Кадо поднялся со мной на лифте в пентхаус и зачем-то проверил его на наличие посторонних, как будто кто-то в самом деле мог вот так запросто обойти охрану и сигнализацию. Однако, учитывая то, что произошло в ресторане, я не стала ему мешать и терпеливо дождалась, пока он удовлетворенно кивнет и снова зайдет в лифт.

— Если понадоблюсь, я у вас на быстро наборе, молодая госпожа, — деловито сообщил он, тремя пальцами взъерошив свои лоснящиеся редкие волосы, и я кивнула ему в ответ, после чего он оставил меня одну.

От переживаний у меня начисто пропал аппетит, но я все же заставила себя съесть тарелку китайской лапши со свининой, почти не ощущая ее пряно-сладкого вкуса. После — набрала Джен и убедилась, что та благополучно вернулась в отель, где они с Горацио остановились. Вернуться в свою квартиру, учитывая, что за той все еще могло вестись наблюдение, а их вроде как разыскивали, она не рискнула. Голос у нее был достаточно бодрый, хотя и немного напряженный, но я почти не сомневалась, что дело тут не в тревоге за свою безопасность, а в мужчине, что сидел от нее в паре метров. Я на самом деле даже не представляла себе, каково ей было с ним наедине. Мне с Медвежонком как с представителем моего вида никогда не было сложно — наоборот. Меня к нему тянуло на каком-то ином уровне, словно он был большой сладкой булочкой или мягкой игрушкой, которую так и захочется затискать. Но мы были омегами, соперничество между нами не было заложено в природе, а у альф все было иначе. Я попыталась себе представить, что могла бы испытывать к Йону отвращение на биологическом уровне, и это были исключительно нерадостные размышления. Вот если бы существовал способ снова сделать нас людьми — такими, какими мы могли бы быть, если бы две с лишним тысячи лет назад что-то в нашей истории не пошло коренным образом не так! Это бы решило так много проблем.

Без Йона мне было неуютно. Улегшись в постель, я долго не могла заснуть, все ворочалась с боку на бок и не могла прогнать из головы всякие жуткие мысли о том, где он, чем занят и почему не может вернуться домой. Задремала глубоко за полночь, и мне снились кошмары о том, как, разбив окна в нашем пентхаусе, сюда заходит отец Евгений с иглой катетера в руке.

«Это просто бизнес, ничего личного», — проговорил он, прежде чем воткнуть мне ее в шею, а я не могла ни закричать, ни пошевелиться, и, даже проснувшись, долгое время просто лежала без движения, ощущая, как бешено колотится сердце как будто во всем теле сразу.

«Йон, ты скоро? — мысленно позвала его я, наконец перекатившись на бок и с грустью осознав, что вторая половина постели по-прежнему пуста. — Мне кажется, я тебя уже вечность не видела».

Он ответил не сразу, и я даже успела снова задремать, а потом вздрогнула, окаченная волной тепла, исходившей от метки на руке.

«Я уже еду, маленькая. Прости, что задержался».

Отчего-то эти слова мгновенно согнали с меня остатки сонливости, пусть даже за окном едва-едва проклюнулся ранний летний рассвет. Встав с постели, я наскоро привела себя в порядок и занялась завтраком. Можно было, конечно, позвонить в ресторан внизу, но я не была уверена, что после вчерашнего инцидента там все работает в штатном режиме — да и, чего скрывать, мне всегда нравилось готовить для Йона, пусть даже мои кулинарные навыки в сравнении с мастерством шеф-повара «Элизиума» были куда как скромными.

Кофе — черный, со льдом, как всегда — был готов как раз, когда звякнул подъезжающий лифт, а омлет с грибами и ветчиной я закончила к тому моменту, как мой альфа, завернув перед этим ненадолго в ванную, уселся за стол.

— Доброе утро, — поприветствовала его я, поставив перед ним тарелку и гордо уткнув руки в бока.

— Это кто у меня тут такая хозяюшка? — профырчал он, притягивая меня к себе и усаживая на одно колено. — Ты смотри, я ведь и привыкнуть могу.

— Как все прошло? — спросила я, убирая длинные пряди челки с его лица и кончиками пальцев очерчивая его скулы.

— Я… не очень хочу сейчас об этом говорить, — признался он, качнув головой. — Устал как собака.

— Я сделала тебе кофе, но если боишься не заснуть и не хочу…

— Хочу, — возразил альфа. — Хочу все, что ты делаешь для меня. Да и потом мне все равно надо кое-какие бумаги посмотреть.

— Ты ведь не спал всю ночь, — нахмурилась я, наблюдая, как он, не отпустив меня со своего колена, свободной рукой принялся отправлять в рот кусочки омлета. — Какие тебе бумаги.

— Дела не ждут, маленькая омега, — вздохнул он. — Но с таким приемом я почти готов смириться со своей незавидной участью. — Он потерся носом о мое плечо, и я, поняв, что расспрашивать его о фермах и остальном пока не стоит, сменила тему и наскоро пересказала события собственного вчерашнего дня, начиная со встречи с Джен и заканчивая тем, что произошло в «Элизиуме», когда я вернулась. Йон слушал внимательно и не перебивал, но у меня все равно создалось впечатление, что часть моих слов проходит мимо его ушей, поэтому я достаточно быстро свернула тему, решив вернуться к ней позже. Но было кое-что, что я не нашла в себе терпения отложить на потом.

— Йон, ты знал, что твоя мама жива?

Он на мгновение окаменел, и я почувствовала, как его запах окрасился растерянной горечью, словно он вдруг вспомнил о чем-то, о чем совсем не хотел вспоминать.

— Я не думал о ней уже много лет, — неопределенно отозвался он. — Что за вопросы?

— Меркурио нашел ее, когда… искал информацию о тебе, — ответила я, отчего-то вдруг ощутив себя так, будто влезла не в свое дело. Я отвыкла от этого чувства в общении со своим альфой, который уже давно стал как бы полноценной частью моей души, и оттого ощущала себя немного не в своей тарелке.

— Ну что ж, — помолчав, ответил Йон. — Я бы сказал, что рад, что с ней все в порядке, но… Не думаю, что это было бы правдой.

— Ты не хочешь… навестить ее? — едва слышно спросила я, глядя на него с неожиданно охватившей меня робостью.

— Нет, — отрезал он, и по его тону я сразу поняла, что настаивать не имеет смысла.

— Хорошо, — покладисто согласилась я. — Прости, если… если что.

— Все нормально, маленькая омега, — кивнул он. — Спасибо за завтрак, это было прямо то, что нужно. А теперь иди в постель, я… тоже приду через полчасика. Ты ведь явно не выспалась.

— Кто бы вообще говорил, — пробурчала я, однако не смогла сдержать предательски растянувший губы зевок.

Мне не хотелось его отпускать, но я понимала, что спорить с ним бессмысленно, а просто так маячить на заднем плане глупо. Поэтому послушно отправилась в кровать и, к собственному удивлению, заснула почти сразу же, словно сохранившийся на моих ладонях запах Йона действовал на меня похлеще любого снотворного.

Второе пробуждение, случившееся уже после полудня, было куда более приятным — я проснулась, обнимая альфу со спины и уткнувшись носом ему в основание шеи. Наверное, поэтому мне снилось, что я парю где-то в теплых уютных облаках, со всех сторон окаченная мягким солнцем. Сам Йон едва слышно сопел во сне, и я позволила себе несколько минут просто полежать рядом с ним, осторожно, чтобы не разбудить, касаясь губами его кожи.

Я любила такие утра — пусть даже сейчас утром это можно было назвать уже с натяжкой. Когда не было никаких проблем, никаких срочных дел, вообще ничего, кроме нас двоих. В такие моменты непозволительно легко можно было вообразить, что все остальное — плохое, скверное, тяжелое, гадкое — мне просто приснилось. Не было ни Джерома Стоуна, ни Сэма Ортего, ни зубцов, ни ферм, ни Общества Оймаха, ни всего остального. Словно мы снова вернулись в те чудесные дни в Зеленом городе, когда сад за окном казался ночными джунглями, а самым страшным, что со мной случилось, было падение со спины моего альфы в холодное озеро. Я так хотела возвратиться в те дни и остаться там навсегда. Дни, наполненные его старыми детскими вещами и воспоминаниями, историями его отца, прогулками по тихим тенистым улочкам и самым потрясающим в мире гамбо на ужин. Там и тогда я была самой счастливой женщиной на свете, а теперь это простое счастье казалось таким недостижимым и далеким, словно произошло не с нами и даже не в этой реальности.

И я вдруг осознала, что если бы прямо сейчас передо мной появился сам Великий Зверь и предложил обменять все то, чем мы владели сейчас, на возможность навеки остаться в том времени, я бы недолго думала. На мгновение я даже устыдилась этих своих мыслей — ведь Йон так упорно и тяжело работал, чтобы у нас все это было, а я так легко готова была от этого отмахнуться ради некой иллюзии безопасности и простоты.

«Судьба свела вас вместе не за этим, — шепнул мне внутренний голос. — Не для того, чтобы ты просто была счастлива с ним. Разве ты еще не поняла?»

Эта мысль, такая простая и безжалостная в своей сути, заставила меня задержать дыхание, а потом, осторожно отодвинувшись от все еще спавшего альфы, сесть и спустить ноги на пол.

Да, все так. Эта история никогда не вращалась вокруг меня, пусть даже иногда мне нравилось так думать. Она даже не вращалась вокруг Йона, хотя он, наверняка, был совсем иного мнения. Все мы были лишь частью чего-то большего, чего-то сложного и неоднозначного, что по значимости перекрывало собой все наши маленькие короткие жизни.

«Или нет, — тут же, как будто просто из чувства противоречия, возразила я сама себе. — Может, все это — лестница, ведущая в никуда. И то, что кажется таким правильным и осмысленным, рассыплется как карточный домик, ни к чему не приведя. Или приведя к тому, о чем мы и помыслить не могли».

Я видела такую скульптуру в одном из прибрежных парков Восточного города — металлическая лестница, чьи большие крутые ступени поднимались из вод залива к небу и обрывались на полпути. Многие спорили о смысле и зашифрованном послании, спрятанном в этом произведении искусства — кто-то считал, что она о тщетности наших стремлений, которых всегда бывало недостаточно, чтобы добиться желанной цели. А кто-то говорил, что лестница символизирует надежду и что то, что ступени обрывались, означало не что поднимавшийся по ним не дошел до своей конечной цели, а что в какой-то момент опора под ногами стала ему уже не нужна, потому что он научился летать.

Я же, просидев как-то целый вечер на верхней ступени и глядя на темнеющее после заката небо, неожиданно пришла к выводу, что вряд ли скульптор вообще копал так глубоко, потому что лестница из воды в таком месте сама по себе была слишком красивым и запоминающимся образом, не нуждающимся в том, чтобы в него закладывали какие-то глубокие и сложные смыслы. Да и вид с нее открывался потрясающий, а что еще могло быть нужно уставшей после тяжелой рабочей недели молодой женщине через две недели после самого глупого и странного развода в истории отношений?

— Я вчера говорил с Никки, — услышала я голос Йона и, обернувшись, увидела его стоящим в открытых дверях спальни. Он явно был только что-то из душа — его волосы заметно кудрявились от влажности, а на плечах и руках все еще поблескивали капельки воды.

— Хочешь перекусить? — в ответ спросила я, стараясь унять мгновенно охватившее меня волнение и ощущая, как пол странно закачался у меня под ногами. Все это время я была уверена, что искренне обрадуюсь возвращению Николь в нашу жизнь, ведь она так много значила для Йона, но сейчас мои мысли мгновенно пришли в какое-то неприятное мне самой смятение, и я пока не знала, что с этим делать.

— Да, можно, — кивнул мой альфа, и от меня не укрылось, как внимательно он наблюдает за каждым моим движением. Открыв холодильник и достав все необходимое для горячего сэндвича, я судорожно пыталась привести в порядок растревоженным ульем гудящий разум. Получалось так себе.

— Как… как ты с ней связался? — наконец спросила я, предпочитая стоять к нему спиной — благо что необходимость нарезать начинку для сэндвичей позволяла это делать.

— Нашел кое-кого, что согласился тайком передать ей телефон. Она позвонила вчера вечером, и мы проговорили почти полчаса. Повезло, что ее ублюдок муженек был чем-то там занят. Оказывается, она даже не знала, что мы с ним теперь… своего рода коллеги. Впрочем, наверное, не стоит удивляться, что он не поспешил ее обрадовать этой «замечательной» новостью.

Я чувствовала, как его голос вибрирует от переполнявших его злости и досады, которые он как будто только теперь позволил себе выпустить наружу. Я давно не видела Йона таким и, надо признать, привыкла к его сдержанности и уверенности в себе, благодаря которым и сама начинала меньше переживать из-за того, как теперь складывались наши жизни.

— Она, наверное, была… так рада тебя слышать, — проговорила я, досадуя на саму себя из-за того, насколько очевидно фальшивой была моя собственная радость, прозвучавшая в этой фразе.

— Она изменилась, — спустя пару секунд паузы ответил Йон. — Наверное, хорошо, что я тоже. Не думаю, что раньше смог бы в полной мере понять ее и то, через что ей приходится проходить каждый день.

— А с Тео все нормально? — поспешила уточнить я, наконец разворачиваясь к нему лицом и ставя разогревать готовые сэндвичи.

— Да, он… в порядке, — кивнул мой альфа, и мне стало не по себе от того, как пристально он вглядывался в мое лицо. Словно и в самом деле не чувствовал буквально и дословно все, что кипело и дрожало у меня внутри.

— Значит… Ты сможешь забрать их с острова, верно? — Я не хотела об этом спрашивать. Я даже думать об этом пока не была готова, но, наверное, мы оба понимали, что от этого вопроса — а также ответа на него и всех последующих событий — нам никуда не деться.

— Хана, подойди ко мне, — поманил меня рукой он, и я, пересилив в себе внезапно всколыхнувшееся желание отшатнуться — а лучше вообще удрать куда подальше, — приблизилась. Он был одет в одни тренировочные штаны, и его теплое, все еще немного влажное тело манило и звало меня к себе, но я усилием воли не поддавалась и не позволяла себе ни на секунду забывать о предмете нашего разговора. Даже когда сидевший на стуле Йон, потянув меня на себя, заставил оседлать его колени, я все равно упрямо отказывалась поддаваться провокациям наших привычно и с готовностью переплетшихся запахов.

— Ты должна кое-что знать, — серьезно проговорил он, убирая с моего лица вьющиеся прядки рыжих волос. — Никки не на острове. Они с мужем приехали в Восточный город уже несколько недель назад. Почти сразу после похорон Джерома.

— Вот как… — выдохнула я, не зная, как отреагировать на эти новости более эмоционально и конструктивно. — Но ведь это все упрощает, верно? Ты можешь… Ты ведь все равно можешь забрать ее? — Уже договаривая, я осознала, что, конечно, теперь это совсем не так.

— Все стало… сложнее, маленькая омега, — подтвердил мои опасения Йон, зачем-то продолжая крепко держать меня за бедра, словно опасаясь, что я могу соскользнуть с его ног — случайно или намеренно. — Я больше не никому не известный парень с улицы, который может позволить себе подобную безрассудную глупость. Раньше лишь ценой собственной свободы и покорности Никки могла гарантировать нам с тобой безопасность, а теперь мы с ее мужем совсем в иных положениях относительно друг друга. Он — просто бандит средний руки, не более того. А я — один из зубцов. Если бы он подчинялся мне напрямую, я бы, наверное, мог потребовать себе его женщину — да и то не уверен, что это работает как-то так. Но в текущей расстановке сил подобное требование будет расценено как вызов не ему лично, а тому, кто стоит над ним.

— А кто это? — тихо спросила я, понимая, что в общем-то ответ не так важен. Хотя, надо признать, прозвучавшее имя меня не удивило.

— Сатэ. Эйсон Грек подчиняется тому напыщенному говнюку, помешанному на правилах и дворцовом этикете. — На лице Йона на мгновение проступила откровенная гадливость. — Как ты думаешь, что будет, если я заявлю свои претензии на Никки?

— Он использует это как повод завязать открытый конфликт, — предположила я, поджав губы и качая головой.

— Именно, — подтвердил мой альфа. — Мы не можем себе этого позволить. Не сейчас.

От того, как это прозвучало, у меня по спине побежали холодные мурашки. И внезапно, повинуясь ярко вспыхнувшему порыву, я обхватила его лицо ладонями, наклонилась к нему и горячечно зашептала, сама не слыша половину из своих слов.

— Может, нам это вовсе не нужно, Йон? Ни сейчас, ни потом, никогда? Помнишь, как мы хотели уехать, когда Церковь от нас отцепится, и жить только вдвоем и только друг ради друга? Может, еще не поздно? Нам не нужно воевать за этот… кусок пирога, нам вообще ничего не нужно. Если ты предложишь Сатэ фермы и остальное, он лично отдаст тебе Никки и голову Эйсона Грека впридачу, если попросишь. Нам это не нужно. Мне это не нужно. Это зашло уже слишком далеко, и я боюсь… я правда боюсь за тебя, Йон. Оно того не стоит. Никогда не стоило. Важны только мы, разве нет?

Он обнял меня за плечи, прижимая ближе к себе, и я поняла, что меня бьет дрожь, которая пусть и не сразу, но все же податливо улеглась в его надежных и таких родных объятиях.

— Тебе не нужно ничего бояться, маленькая, — ласково проговорил он, легонько похлопывая меня ладонью по спине. — Я все устрою, просто нужно… придумать другой план только и всего. Я не отступлюсь, пока все не станет по справедливости. Ведь мы заслужили это — право жить такой жизнью, как сейчас.

— Жизнью, поставленной на кон бандитских разборок? — не поверила своим ушам я, отстраняясь. Альфа вздохнул, аккуратно поставил меня на ноги и поднялся, враз оказавшись привычно выше меня, отчего мне пришлось поднять лицо, чтобы не разрывать зрительный контакт.

— Жизнью, в которой мы можем позволить себе не стирать руки в кровь ради дешевого шоколада в полуночном кафе, — с чувством произнес Йон, положив руки мне на плечи. — Жизнью, в которой не нужно бояться, что придет кто-то, у кого больше денег, и заставит тебя плясать под его дудку — драться на его арене, убивать его конкурентов или ублажать его ртом омеги-подростка. Я ни за что не вернусь к прежней жизни, Хана, и ты не должна. Они пытаются нас запугать именно для того, чтобы мы поджали хвост и забились поглубже обратно в свою нору. Думаешь, я этого не понимаю? Отравления в казино, разбитое окно в нашем ресторане — думаешь, это просто совпадения? Нас проверяют на прочность. Меня проверяют на прочность. И будь я проклят, если позволю этим уродам добиться своего.

— Но Йон… — растерянно пролепетала я, не успев еще толком собрать мысли в кучу, чтобы аргументированно ему возразить, но внезапно он резко сменил тему:

— Ты уже думала о том, какую хочешь свадьбу, маленькая омега?

Вопрос, признаюсь, застал меня врасплох. О чем, о чем, а о свадьбе я в последние дни не думала совершенно точно. После того странного предложения, сделанного моим альфой буквально на ходу, мы больше не поднимали эту тему, а поскольку наша метка связывала нас крепче любых брачных клятв и печатей, я не видела особого резона и вовсе к ней возвращаться, предполагая, что и Йон вовсе об этом не думает. И хотя я была почти уверена, что прямо сейчас он поднял эту тему только для того, чтобы уйти от неприятного разговора, из всех возможных вариантов этот отчего-то сработал лучше всего.

— У меня уже была одна свадьба, — помолчав, ответила я, всем своим видом, тем не менее, давая альфе понять, что мы еще вернемся к прерванной беседе.

— Готов спорить, она была скучная, — хмыкнул он, усаживая меня за стол и подавая сготовившиеся сэндвичи, а потом начиная заниматься напитками для нас обоих.

— Мне кажется, ты априори считаешь моего бывшего мужа каким-то… недоразумением, — чуть прищурилась я, наблюдая за ним.

— А разве это было не так? — беспечно уточнил мой альфа, и мне вдруг почему-то показалось, что он ненавязчиво поигрывает мышцами, словно красуясь передо мной. Это было так глупо на фоне всех наших серьезных разговоров о Никки и прочем, что мне вдруг стало смешно, и напряжение, сдавившее мое горло, куда-то отступило и растворилось.

— Думаю, мы с ним просто оба не понимали, что нам нужно, — предположила я. — Я думала, что мне нужен «хоть кто-то», а он думал, что если я омега, то он будет счастлив со мной по определению. А выяснилось, что даже омеги это не просто ходячее воплощение всех мужских фантазий, а тоже мыслящие существа со своим мнением, привычками, бытовыми желаниями и прочим. Кажется, я случайно стала причиной его разочарования во всем своем виде, — добавила я, пожав плечами.

— Я же говорю — недоразумение, а не мужчина, — усмехнулся Йон. — Не оценить такое сокровище мог только полный идиот.

— В тебе говорит метка, прекрати, — смутилась я, но он только приглушенно рассмеялся, привлекая меня к себе, и мне на секунду стало сложно дышать от столь тесной и уютной близости с его полуобнаженным телом. Интересно, я хоть когда-нибудь перестану реагировать на такие события, как глупый влюбленный подросток?

— На этот раз можешь устроить непристойно роскошную свадьбу, — сообщил он, перебирая мои волосы. — Давай пригласим всем твоих бывших коллег и вообще всех тех, кто когда-либо сомневался в том, что моя Хана заслуживает самого лучшего. Утрешь им всем нос.

— Ты это в кино высмотрел, что женщина только и мечтает, что утереть нос всем своим знакомым и показать, какая она успешная? — не сдержалась я, фыркнув и помотав головой. — Йон, да от одной мысли об этом меня мутит. Никого не хочу видеть — только тебя и наших самых близких. На мнение остальных мне давно наплевать.

— Ну хоть маму с братом пригласишь? — уточнил он как будто немного разочарованно.

— Да… наверное, — замялась я, не особо представляя, как бы произошла подобная встреча. А потом осторожно добавила: — Жаль, что твою маму мы позвать не сможем.

Не знаю, зачем я это сказала — просто вдруг сорвалось с языка. Йон сразу напрягся и отстранился, и я мгновенно пожалела, что снова завела о ней разговор. Но отступать было поздно.

— Ты… точно не хочешь ее повидать?

Он какое-то время молчал, кажется, с трудом подавив порыв огрызнуться и закрыться.

— Не думаю, что готов, — наконец произнес альфа, подняв на меня взгляд, в котором я увидела неприкрытую растерянность и смятение.

— Ничего, — мягко проговорила я. — Это только твое решение, я поддержу тебя в любом случае.

Йон кивнул, с благодарностью улыбнувшись мне, и на некоторое время мы оба замолчали, полностью отдав свое внимание своему легкому ланчу. После еды альфа сообщил, что ему нужно ехать в центр по делам, и я не стала ни о чем спрашивать, просто попросила его быть осторожнее и держать меня в курсе если что. Отпуская его, я каждый раз ощущала себя так, будто отрываю что-то от сердца. Хотя по сути наша связь не была кровной, было в этом что-то от невозможности отпустить от себя единственного ребенка или последнего родителя, без которого жить становится слишком страшно и как будто уже незачем. Прежде такого никогда не было — прощаясь с ним на день в Доме Ории, я всегда точно знала, что он вернется ко мне и что все будет хорошо. Сложно, не слишком опрятно, сытно или удобно, но — хорошо. А теперь, оставаясь в этих роскошных апартаментах, я не могла избавиться от мысли, что однажды, отпустив его вот так, могу и вовсе не дождаться назад.

Чтобы как-то избавиться от этого одолевающего меня липкого чувства иррационального страха, я взяла в руки телефон и почти бездумно набрала номер Медвежонка. Мы не общались с того дня, когда назначили встречу на эти выходные, и я хотела быть уверена, что там все в силе и завтра мы увидимся.

По нашей с Дани договоренности я ждала ровно три гудка и, если он не отвечал, то сбрасывала. Номер его личного мобильного был у весьма узкого круга его близких друзей, и обычно, если он не подходил, это означало, что он чем-то занят или не может сейчас говорить. В таких случаях Медвежонок всегда перезванивал сам немного позднее, но сегодня мне улыбнулась удача — после второго гудка на том конце линии что-то как будто щелкнуло, и я услышала знакомый голос.

— Привет, сестренка. А я как раз думал о тебе.

— Привет, малыш, — почти против своей воли расплылась в улыбке я. — Как ты? Как твои дела?

— Ничего, потихоньку. — В его голосе тоже чувствовалась улыбка, и я вдруг подумала о том, какие мы с ним оба идиоты, если вот так улыбаемся только от возможности услышать друг друга. А еще о том, как мне повезло, что Дани — омега, ведь это делало наши отношения такими простыми и однозначными, какими бы они точно не могли быть, даже если он был обычным человеком. — Как ты? Как братишка Йон? Вы же завтра приедете, да?

— Да, мы… Я как раз поэтому звоню, — кивнула я, устроившись с телефоном на кресле, специально развернутом к панорамным окнам нашего пентхауса. Это было одно из моих любимых мест в квартире, не считая, конечно, кровати. Я могла сидеть в нем часами, просто глядя на город и, например, общаясь с кем-то по телефону или слушая музыку. — Медвежонок, помнишь, я рассказывала о своей подруге Джен и отце Горацио?

— Да, помню, — тут же подтвердил он.

— Они вернулись в Восточный город и привезли с собой… довольно любопытную информацию. Она отлично бы дополнила то, о чем мы с Йоном хотели с тобой поговорить. Ты не будешь против, если мы завтра привезем их с собой?

— Конечно, нет, — даже как будто удивился тот. — Твои друзья это мои друзья, сестренка.

— А твоя мама… — неловко замялась я. — Она не будет против?

На этот раз он медлил с ответом чуть дольше, и я не могла этого не отметить.

— Все будет нормально, — наконец ответил Медвежонок, но мне показалось, что это прозвучало немного вымученно.

Я предпочитала не влезать в их с госпожой Боро отношения со своими советами или ценным мнением, но мне уже некоторое время казалось, что она, сама того не осознавая, в чем-то повторяет ошибки его отца — ждет от Дани слишком многого, пытаясь контролировать не только его публичную жизнь, но также круг его общения, интересов и даже мыслей. Почему-то мне казалось, что и нас с Йоном она бы предпочла к нему вовсе не подпускать, но, если в остальных вопросах Медвежонок был послушным и почтительным сыном, то здесь выразил свою позицию однозначно и жестко. Он даже намекал мне, что был готов и вовсе отказаться от кардинальской мантии и остального, если ему придется выбирать между нашей дружбой и ею. И хотя я прекрасно понимала, что таким поступком он бы навредил не столько себе, сколько тем важным и прекрасным переменам, которые могли бы в ином случае произойти с его помощью, меня все равно это тронуло и даже растрогало. Может быть, именно чего-то подобного мне и перестало хватать в отношениях с моим альфой — его готовности бросить все ради меня. Даже если бы она осталась просто неким громким обещанием, которое не пришлось бы никогда исполнять. Но сейчас я этого не ощущала — не ощущала его готовности обменять весь этот роскошный новый мир с кучей автомобилей, денег и власти на меня. И это невольно заставляло меня задумываться о том, что же в итоге для него важнее. И не превращаюсь ли я, сама того не замечая, в тот самый аксессуар красивой жизни, просто еще один из пунктов списка его достижений, напротив которого он с таким удовольствием поставил в свое время галочку.

— Сестренка, все нормально? — спросил Дани, и мне вдруг подумалось, что каким-то шестым чувством, связывающим его со мной даже крепче нашей с альфой метки, он понял, угадал все то, что сейчас до изнеможения крутилось у меня в голове.

— Я не знаю, — честно ответила я. — Происходит так много всего. И иногда мне кажется, что я целиком занята чужими проблемами так, что на свои не остается ни времени, ни сил. А потом вдруг понимаю, что на фоне того, что для меня действительно важно, все остальное как-то меркнет. Как будто вообще меня не касается. Как вообще можно решать проблемы всего мира, если у тебя самого внутри не все гладко? — Я прерывисто выдохнула, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. — Мне не хватает тебя, Медвежонок. И наших разговоров по вечерам на кухне и по утрам в кровати. Я даже не представляла, что буду так по этому скучать.

— Я тоже скучаю, сестренка, — с какой-то щемящей нежностью, которую сложно ожидать от шестнадцатилетнего парня, произнес он. — Но ты всегда можешь поговорить с Йоном, ведь так?

— Йон, он… — Я замолкла, подбирая слова. — Ему сейчас очень непросто.

— Как и всем нам, разве нет? — возразил Дани.

— Он не такой, как ты, — наконец со вздохом признала я. — Ты умеешь… просто слушать, а он… Он не любит, когда я говорю что-то, что не совпадает с его видением. Тут же считает нужным меня разубедить или доказать, что я не права.

— Он боится того, что вы можете начать думать по-разному, — негромко заметил мой собеседник. — Ему важно, чтобы ты была с ним заодно во всем, потому что альтернатива его пугает.

— Его? Пугает? — нервно усмехнулась я, чуть крепче сжав смартфон и опустив глаза на собственные колени. — Что вообще может напугать такого, как он?

— Что он опять тебя потеряет, если позволит себе допустить ошибку, — отозвался Медвежонок.

В комнате вдруг стало тихо-тихо, и я не сразу смогла заставить себя нарушить это затопившее мир беззвучие.

— Он… сам тебе это сказал? — тихо спросила я.

— Ему не нужно ничего мне говорить, — улыбнулся тот. — Я и так все вижу.

— Ну да, я и забыла, что ты у нас маленький экстрасенс, — покачала головой я, ощущая какой-то неуместный всплеск нежности в груди.

— Он со всем разберется. Просто дай ему время, сестренка. Не требуй от него всего и сразу.

— Великий Зверь, Дани, кто из нас тут вообще старший, а кто младший? — простонала я, снова начиная улыбаться. — Откуда у тебя в голове столько мудрых и зрелых мыслей? Признавайся, ты в прошлой жизни был каким-нибудь тибетским мудрецом, да?

— Легко быть мудрым и зрелым, когда даешь советы другим, — рассмеялся на том конце линии он. — Окажись, я в твоей ситуации, то не представляю, как бы себя вел. Но ты умнее и старше меня, сестренка, поэтому я уверен, что все сделаешь правильно. Я очень жду вас завтра. Если захочешь, поговорим еще.

— Почти наверняка захочу, но вряд ли рискну отнять еще больше драгоценного времени Его будущего Святейшества, — почти кокетливо проговорила я, и ответом мне был все тот же веселый смех с той стороны.

— В общем я вас жду, — резюмировал Медвежонок, и после этого мы попрощались. Правда не успела я отложить телефон на столик рядом с креслом, как он зазвонил снова. Я ответила на вызов, не глядя.

— Ты еще что-то забыл сказать? — уточнила я, широко улыбаясь.

На том конце линии что-то шипело и трескалось, а потом сквозь помехи прорвался механически искаженный голос, от которого у меня мгновенно все замерзло внутри.

— Скажи своему малолетнему выродку, чтобы отказался от своего места в совете. Иначе пожалеешь.

— Кто… кто это? — едва слышным, мгновенно севшим голосом спросила я, но в ответ услышала лишь короткий сигнал отбоя, после которого смартфон в моей руке снова погас. Я медленно положила его на столик, а потом шумно и продолжительно выдохнула, не позволяя охватившей меня на несколько секунд панике выйти из-под контроля и начать истерично дергать за красную нить моей связи с Йоном.

— А не пошел бы ты, — ответила я невидимому собеседнику, до боли сжав пальцы на подлокотниках кресла. — А не пошли бы вы все.

Вдох, выдох — потом еще один и еще.

Не дождутся.