Анарх

XIII. К СВЕТУ

У Луны Фейзкиель был чересчур упорядоченный и компульсивный разум. Это было отмечено, не всегда в лестном виде, и стало причиной ее карьерного пути в Префектус, а не в обычной командной структуре Милитарума.

Когда роты Призраков и свита прибыли в подвал, событие, которое, ей казалось, произошло месяцы назад, она прошла каждый сантиметр погребов, чтобы изучить планировку.

Сейчас для нее эта информация была бесполезной, и это глубоко беспокоило ее. Ей нравилось иметь твердые, поддающиеся проверке факты, которые давали ей власть над собственным положением. Это было потеряно, и она чувствовала, как ее давно подавленные страхи возвращаются.

Коридор, по которому она шла, был длинным. Она знала, что ни один коридор во всем подвале не был таким длинным или таким прямым. Окружающая обстановка повернулась против них, изогнутая варп-аурой или чем бы то ни было, что преследовало их.

Что бы это ни было, это производило звук, который она впервые услышала у Низкого Острия, звук, который засел в ней с тех пор и бросил ее в нисходящую спираль страхов.

Она шла впереди, контролируя дыхание, чтобы избежать панической атаки. Мерити и Мерин шли за ней. Мерити казалась встревоженной, а Мерин был либо травмирован, или не желал скрывать свою обычную, зловещую натуру. Он рассказал очень мало о том, что с ним случилось, несмотря на ее вопросы. Люди погибли. Его отряд. Что-то разорвало их на куски.

Информация – специфические детали – была инструментом, которая позволяла ей усиливать контроль. Нежелание Мерина помочь ей усугубляло у нее ощущение, что она теряет контроль.

— Ты уверена, — спросила она, — что мы тут внизу всего лишь час?

— Около того, — сказала Мерити.

Было трудно признать это. В этом не было смысла и это не подтверждалось собственным опытом Фейзкиель.

— Я больше не уверена, — добавила Мерити. — Я ни в чем не уверена.

— Почему ты спустилась сюда? — спросила она Мерити. — Ты спустилась в подвал. Зачем?

— Я... — произнесла Мерити. Она ослабила хватку на карабине. — Это важно?

Фейзкиель посмотрела на нее.

— Ты работала с кабинетом Лорда Исполнителя наверху, во дворце, но решила спуститься.

— Я пришла, чтобы найти вас, — сказала Мерити.

— Касательно инцидента в Низком Острие? — спросила Фейзкиель. Она возилась с передней частью своего мундира в напрасной попытке стереть пятна.

— Да, — сказала Мерити. Она болезненно осознавала то, что Мерин пристально смотрит на нее прищуренными глазами. — Слушайте, это вряд ли важно прямо сейчас, так ведь, комиссар?

Фейзкиель повернулась к Мерити и показала ей то, что, как она надеялась, было ободряющей улыбкой. Ей было трудно понять, какое выражение лица у нее, на самом деле, было, или сколько из нарастающего ужаса она выдавала.

— Мы не знаем, что важно, — сказала она. — У Низкого Острия произошли вещи. Тварь напала на Йонси и Элоди Даур. Мэм Даур описала весьма характерный звук, связанный с нападением, звук, который, я полагаю, мы слышали. Йонси присутствовала в обоих местах...

— И? — спросил Мерин.

— Я просто сопоставляю факты, — сказала Фейзкиель. — Вы сказали, что она, так же, присутствовала, когда погиб ваш отряд. И мы обе видели ее перед тем, как погас свет.

Мерин ничего не сказал. Он посмотрел на стену. Его дыхание были слишком быстрым, слишком поверхностным.

— Прости, — тихо сказала Фейзкиель Мерити. — Я... я дотошна до принуждения. Всегда была. Мне нравятся детали. Мне нравится знать обратную сторону всего. Я предполагаю, что это слабость. Навязчивая идея. Детали дают мне ощущение контроля.

— Я уверена, что это делает вас очень хорошим следователем, — ответила Мерити. Мерити была напряжена и напугана, и она могла видеть, насколько была взвинчена Фейзкиель. Ей не было спокойно вместе с людьми, с которыми она находилась, хотя она была рада, что была не одна.

— Психичка, помешанная на деталях, — пробормотал Мерин. — Это то, что все говорят о тебе. Берет большую боль и отдает ее всем остальным.

— В этом нет необходимости, — сказала ему Мерити.

Мерин пристально посмотрел на нее. — Мы потерялись, маленькая девочка, — сказал он, — и нечто из ночных кошмаров охотиться на нас. Но да, давайте обменяемся несколькими личными секретами и заплетем друг другу фесовы косички.

— Перед лицом неопознанной угрозы, сопоставление надежных данных кажется благоразумным, — сказала Фейзкиель. — У вас есть идея получше, капитан?

— Дайте мне пушку, — ответил он.

— У нас только две, — сказала Фейзкиель.

— А она нафес штатский! — прорычал Мерин, указывая с презрением на Мерити. — Я нафес действующий офицер в Танитском Первом.

Он посмотрел на Мерити.

— Дай мне карабин, — сказал он.

— Нет, — ответила она.

— Комиссар? — сказал он, в поисках поддержки.

— Что случилось с вашим оружием, капитан? — спросила Фейзкиель.

— Пошла нафес. Пошли вы обе, — пробормотал он и отвернулся. Мерити могла видеть, как сильно трясутся его руки.

— Почему ты спустилась сюда? — спросила Фейзкиель Мерити.

— Я просто... просто спустилась.

— Чтобы найти меня. Ты хочешь что-нибудь рассказать насчет инцидента у Низкого Острия?

— Сейчас это не имеет значения. Это неважно.

— Вы были на встрече с тактическим кабинетом Гаунта, мэм, — сказала Фейзкиель. — Это должно было быть важно, чтобы оторвать вас от этого.

— Я кое-что вспомнила, вот и все, — сказала Мерити. Она продолжала бросать взгляд в сторону Мерина, пытаясь показать, что она не хочет говорить перед ним, но комиссар была слишком уставшая и встревоженная, чтобы заметить намек. Мерити всегда чрезвычайно не нравился Мерин. Она не собиралась вызывать у него подозрение. Не перед ним. Итак, она думала, что слышала голос снаружи душевого блока? И что? Как это даже близко имеет значение сейчас?

Мерин повернулся, чтобы пристально посмотреть на нее, внимательно прислушиваясь.

— Что ты вспомнила? — спросил он. В его голосе было напряжение. Его глаза были яркими и неморгающими, как у змеи.

— Я не хочу говорить об этом, — сказала она.

— Это должно быть важно, — сказала Фейзкиель. — Это должно быть связано с этим.

— Нет, не связано, — настаивала Мерити.

Фейзкиель вздохнула, и повернулась, чтобы снова пойти.

Мерин мгновение стоял, пристально смотря на Мерити. Когда она начала идти мимо него, он прошептал, — Неосторожный разговор, это всегда плохая штука. Слухи, сплетни. Мы же не хотим, чтобы люди неправильно поняли, так ведь?

Мерити проигнорировала его и пошла дальше.

Они прошли, всего лишь, несколько метров, когда снова услышали звук. Пила, визжащая где-то поблизости. Это было похоже на визг дикого животного. Свет заморгал.

— Нафес это, — прошептал Мерин. — Дай мне пушку.

— Нет, — ответила Мерити. Это была единственная вещь, которая заставляла ее чувствовать себя хоть немного в безопасности.

— Что я думаю, — сказал Аятани Цвейл, — так это то, что тьма следует за светом.

— Это так? — ответил Домор. Они шли, по колено в воде, по затопленному коридору. У Домора в руке был его серебряный клинок, толку то, но и он сойдет.

— Да, о, да, Шогги, — убедительно ответил Цвейл. — Как тень, понимаешь? Представь свечу.

— Хорошо.

— Свеча горит, понимаешь? Значит, есть свет.

Я хорошо знаком с фесовыми принципами работы свечей, захотел закричать Домор. Он не стал. Старый священник был напуган. Он говорил безостановочно последние двадцать минут. Домор хотел, чтобы он замолчал. Он с любовью относился к старику, но он страстно желал тишины. Он хотел слышать, что происходит.

Он вздохнул про себя. А потом что? подумал он. Он огляделся в полуосвещенном мраке, отражения от работающих на низкой энергии ламп мерцали на рябящей поверхности сточной воды, которая все еще поднималась.

Это собиралось стать старым мрачным концом. Совсем не таким, каким он себе это представлял. Домор всегда знал наверняка, что он умрет в полку. Он подписался на это. Он доходил до этого достаточно часто, включая случай, который украл у него глаза и оставил ему глючащую оптическую аугметику, из-за которой он получил свое прозвище.

Но он всегда представлял себе славный конец. На поле боя, героический бой рядом с Гаунтом. Благородная смерть. Может быть, потом были бы венки, и звуки горнов или салют.

Но те дни прошли. Жизнь менялась. Гаунт, теперь, был высоким и могущественным. Он никогда снова не встанет рядом в строй со своими парнями. Славные дни и благородные концы Первого и нафес Единственного были воспоминаниями. Реальность и будущее были намного более холодными местами. Ему пришлось перепредставлять свою собственную судьбу.

Но даже он никогда не мог представить это. Не это. Вонючий, незамеченный конец в запечатанном фесовом подземелье, которое перемещается вокруг него, как живая тварь, как ведовской лабиринт из старых мифов. И монстра из ночных кошмаров, прямо из тех самых детских сказок, идущего за ним, фыркающего у него по пятам и дегустирующего его следы.

— Итак, свеча зажжена, и есть свет, — сказал Цвейл. — Но свеча тоже отбрасывает тень, так ведь? Так ведь?

— Да, отец.

— Тень есть, потому что есть свет, — сказал Цвейл.

Домор бросил взгляд на старика. — Разве? — спросил он. — Или тень все еще там, когда свет гаснет, и мы не можем увидеть ее, потому что становится темно?

Цвейл нахмурился. — Ебать-колотить, парень, — воскликнул он. — В этом некая глубокая философия.

— Простите.

— Нет, я просто пришел к мысли, что в моих размышлениях...

— Нет смысла.

Цвейл сделал паузу, почесал голову, а затем вытащил полу своей робы из воды и выжал. Он продолжал это делать. Домор не был уверен, зачем. Как только он бы выжал ее, Цвейл мог бы просто уронить ее обратно в воду и продолжить идти.

— Ладно, — сказал Цвейл. — Вот, что я думаю. Тьма следует за светом, понимаешь? Как будто... как будто она может чуять это.

— Угу.

— С другой стороны, свет и тьма, каждому нужно, чтобы другая сторона выжила. Чтобы существовать.

— Точно.

— Они не могут существовать друг без друга. Они не могут быть разделены.

— Я часто думал об этом, — сказал Домор, на самом деле не слушая.

— Значит, мы в дерьме, — сказал старик, — мы в этом ужасном, ужасно дерьмовом дерьме по яйца, потому что она здесь.

— Кто?

— Ты, что, не слушал? Она. Святая. Моя возлюбленная Беати.

— Ой. — Домор сделал паузу. — Я подумал, что вы имели в виду Йонси.

— Йонси? — спросил старик, озадаченный. — Зачем мне иметь в виду Йонси?

Домор пожал плечами.

— И, Шогги? Почему ты подумал, что я имел в виду ее?

Домор покачал головой. — Йонси странная, — сказал он. — Странности окружают ее. Разве вы никогда не замечали это? И эта вещь, которую мы продолжаем слышать, это звучит так, как, что бы это ни было, пришло за ней в Низком Острие. Я слышал это, отец. Это звучит точно так же.

— Я не знаю, Шогги, — сказал Цвейл. — Ужасно думать так о маленькой девочке.

— Она не маленькая девочка, — сказал Домор. — Она... слушайте, я люблю Колеа. Он мой брат. Далин хороший парень. Твердый и храбрый. И Тона, ну, она прошла через ад, чтобы вырастить их. Но Йонси... я не единственный, кто так думает. Элоди, она напугана ее. Даже Гол.

Цвейл обдумал это мгновение, затем начал громко смеяться.

— Шшшш! — произнес Домор, встревоженный.

— Ты думаешь, что за нами идет Йонси? — рассмеялся Цвейл.

— Нет, не думаю.

— Йонси. Хррр! Йонси? Я слышал кое-какие точки зрения в свое время...

— Ладно, вы только что сказали, что это была Святая.

— Нет, не говорил! — резко сказал Цвейл. — Я сказал, что здесь тьма, потому что она здесь. Она – свет, Домор. Свет Трона. Просто настолько притягательный. И тьма тянется к этому. Тень варпа, понимаешь? Она – свеча...

— Я понял.

— ...а варп, понимаешь, это...

— Я уловил. Архивраг, Губительные Силы, они здесь сегодня ночью, потому что она здесь.

— Во дворце, — кивнул Цвейл. — Я могу ощущать ее присутствие, взывающее ко мне.

— Значит, мы не цели? — спросил Домор. — Мы просто на пути?

— Полагаю, что так. Тьма пришла за ней. Она сильная, и она справиться с этим, но я надеюсь, что рядом с ней верные солдаты.

— Может быть, ее еще тут нет, — сказал Домор, шлепая дальше. — Не было никакого уведомления. Никакого церемониального приветствия...

— Ох, она здесь. Я сказал тебе, что могу чувствовать ее...

Цвейл затих.

— Отец?

Домор обернулся. Цвейл остановился, глубоко задумчивый.

— В чем дело?

— Я могу чувствовать ее, — сказал Цвейл. — Я могу чувствовать, что она поблизости.

— Так вы сказали.

— Нет, Шогги. Подумай об этом. Я могу чувствовать ее. И я думал, ну, что это хорошо и обнадеживающе. Комфортно. Но я могу чувствовать ее. Как магнит чувствует настоящий север.

— Что?

Цвейл внезапно повернулся и начал шлепать туда, откуда они пришли.

— Отец? Отец!

— Идем, Шогги! — откликнулся Цвейл. — Я был дураком, что есть, то есть! Это было прямо у меня перед глазами, и я упустил это.

— Что было?

— Я могу чувствовать ее зов, — решительно сказал Цвейл. — Боже, Домор. Ты не слушал? Не отставай. Она может вывести нас отсюда. Мне только нужно слушать, позволить себе чувствовать. Потом следовать. Быть ее пилигримом, ее имхавой, прямо так, как я делал всю свою жизнь. Следовать по ее пути. Идти к ней, откуда бы она не позвала. Позволить ей направлять меня из тьмы к свету. И тебя, конечно же.

— Мы там уже были, — запротестовал Домор.

— Мы уже везде были, — ответил Цвейл. — В этом месте больше нет смысла. Варп позаботился об этом. Мы просто следуем за светом. Что?

Домор улыбался. — В этом столько же смысла, как и во всем, что я слышал за сегодняшний день, отец, — сказал он.

Цвейл кивнул. — Чудеса носят маскировку, мальчик мой. Как, ну знаешь, усы и шляпы и те кушаки с помпонами. И, маски. Дело в том, что ты не всегда узнаешь их сначала, даже когда твой разум – это высоконастроенный духовный орган, как мой. Император защищает, Шогги Домор, и сегодня он защищает нас через святость его Беати. Мы просто были слишком напуганы и озабочены и заняты, чтобы увидеть это раньше. Но теперь я это вижу, о, да! Откровение. Пелена спала с моих глаз, и я узрел путь спасения...

Раздался ужасный, холодящий кровь визг, и нечто черное направилось из тьмы прямо к ним. Цвейл закричал и упал в большом всплеске сточной воды. Домор отпрянул. Им снова завладел ужас.

Это. Это. Это нафес это...

Он почувствовал, как когти скользнули по его щеке, как горячая кровь потекла по его лицу.

Тьма все еще визжала на них.

— Шогги? Шогги?

Визг прекратился.

— Отец?

— Ох, — произнес Цвейл. Он поднялся, промокший насквозь, вытирая лицо и пристально смотря на Домора. — Он достал тебя. Порезал тебе щеку.

— Какого феса...? — заикаясь произнес Домор.

Цвейл прошлепал мимо него, и подхватил грязную массу из воды, большое рваное очертание, которое молотило там, где приземлилось.

— Ох, угомонись уже, маленький бедный мудак, — проворковал Цвейл.

Это был полковой талисман.

— Дерьмо, — сказал Домор.

— Ты видишь? — сказал Цвейл. — Это Квил. Маленький бедный мудак.

— Квил?

— Я назвал его. Потому что у него не было имени. Это сокращенно от...

— Да пофигу, — сказал Домор.

Псайбер-орел был ранен. Перья были изорваны, и он был покрыт кровью. Одна из его голов была отсечена.

— Бедный старый ублюдок, — сказал Цвейл, удерживая удивительно большое и тяжелое создание в своих руках так хорошо, как мог. — Он потерял свою голову.

— Я вижу.

— Похож на... как там это слово? Как ты называешь двухголового орла, который потерял голову?

— Э... орел?

Цвейл пожал плечами. — Надо полагать.

Псайбер-орел начал дико трястись в его руках, загребая воздух крыльями.

— Спокойно! Спокойно! — крикнул Цвейл. Он был вынужден отпустить его. Орел полетел по коридору от них, кусочки перьев плавали в воздухе позади него.

— Видишь? — сказал Цвейл.

— Что?

— Он полетел туда же. Туда же, куда и я собирался. Он тоже может ее слышать. Птицы очень умелые. Охотники, понимаешь? Он настроился. Он следует ее зову. Святые могут делать такое, понимаешь? Они могут призывать животных и созданий дикой природы на свою сторону. Травоядные животные с ферм и охотники из леса, они собираются толпами. Ставлю на то, что он может слышать ее лучше, чем я. Острое чувство неприрученного, понимаешь, неограниченного сознательными мыслями. Бегущего по инстинкту.

— Вы говорите, что мы должны последовать за ним?

— Да. Он приведет нас к ней. Он выведет нас из темноты.

— Точно, — сказал Домор.

Далин остановился, и тяжело прислонился к каменной стене.

— Дал? — спросил Колеа, поворачиваясь, чтобы посмотреть на него. Далин был бледен, и пот оставлял следы от струек в грязи на его лице.

— Дай мне момент, — сказал Далин.

— Ты заболел?

— Я чувствую... — Далин тяжело сглотнул. — Голова болит. Мои уши. Ты это чувствуешь? Похоже на жужжание? Царапание?

Колеа кивнул. — Это происходит с тех пор, как погас свет.

— Что это?

— Какая-то демонстрация, — сказал Колеа. — Гармоника, вибрация. Я не знаю. Это фоновый шум этой плохой тени.

— Это заставляет меня чувствовать себя больным, — сказал Далин. — Моя голова, мои внутренности. Как лихорадка...

Колеа прижал руку ко лбу Далина. Далин отдернулся с удивлением.

— Что ты делаешь?

— Проверяю твою температуру. Лихорадки нет.

— Ты что, мой отец?

Никто из них не говорил какое-то время.

— Да, — сказал Колеа.

Слезы появились в глазах Далина. Он поспешно вытер их.

— Я скажу тебе, что это такое, — сказал Колеа. — Это просто тревога. Я тоже ее чувствую. Мы оба очень переживаем за Йонс.

— Надо полагать.

— Мы собираемся найти ее, Дал.

— Я знаю.

— Нет, я серьезно, — вздохнул Колеа. — Я поклялся, понимаешь? Поклялся, что защищу вас обоих.

— Когда это было?

— Ох, когда вы родились. Это было в первый раз. Кроме того, это было после высадки на Айгор. Тогда я сделал это вслух и громко. Сказал это. Себе, и Императору, который, я надеюсь, слушал.

— Мы можем умереть здесь, внизу, — сказал Далин. — Я думаю, что мы, вероятно, умрем здесь.

— Нет, в том то и дело, — сказал Колеа. — Это не был каприз. Это была клятва.

Священная в своей цели. Клятва Колеа, понимаешь? У семьи Колеа сильные и гордые традиции. Вселенная уважает клятву Колеа, как Трон. Знает, что ее не сломать.

— Гол...

— Я серьезно, Дал. Даже фесовы Губительные Силы хорошо знают, что такую клятву не нарушить. Я буду стоять с тобой, тобой и Йонси, даже во тьме. Я буду стоять между тобой и адом...

— Гол.

— Что?

— Я знаю, что ты хочешь, как лучше. Я ценю усилия. Ты просто совершенный новичок в отцовском деле, так ведь?

Колеа пожал плечами. — Практики особо не было за последние годы, — сказал он.

— Я знаю, — сказал Далин. — Я ценю это. Но это жутко. Давай просто найдем ее.

Колеа кивнул. — Я слишком сильно старался? — спросил он.

Далин улыбнулся. — Немного.

Колеа повернулся и поднял оружие.

— Хорошо, Рядовой Далин, — сказал он. — Идем в ту сторону. Слева.

Он замолк. Он поднял правый кулак и подал сигнал «тишина».

Далин поднял свое оружие, мгновенно насторожившись.

Где-то, не близко, но, все-таки в подвале, раздался вой пилы.

Затем, поблизости, всплеск.

Оба развернулись.

— Покажись! — прорычал Колеа.

— Гол?

— Баск?

Появился Баскевиль со своим отрядом. Они опустили оружие и зашлепали к Колеа и Далину.

Колеа с Баскевилем обнялись.

— Благодарение Трону! — сказал Баск.

— Вы в порядке? — спросил Колеа.

— Просто потерялись, — сказал Баскевиль.

— И напуганы, — сказал Оскет.

— Что с ним такое? — спросил Колеа, смотря на Бленнера. Комиссар прислонился к стене с закрытыми глазами.

— Это его достало, — тихо сказал Баскевиль. — Напряжение делает людей больными.

Колеа кивнул. — Это не просто напряжение, — сказал он. — Я думаю, что варп воздействует на всех нас. Далин тоже болен.

— По крайней мере, ты его нашел, — сказал Баскевиль.

— Ага. И Йонси где-то здесь недалеко.

— Ладно, давай объединимся и найдем ее. Мы недавно натолкнулись на отряд Мерина, но снова разделились. Это было ошибкой.

— Вместе безопаснее? — спросил Колеа.

— Точно, — сказал Баскевиль. — И огневая мощь. Чем бы это ни было, я думаю, что свалить это будет тяжело. Это делает настоящее месиво из людей.

— Оно убивает? — спросил Колеа.

— Да, чем бы это ни было. Оно поймало нас в ловушку и убивает. Ты кого-нибудь видел?

— Нет, — сказал Колеа. — Это гаково место играет в игры разума. Я был с Эришем и остальными, потом потерял их. Стены двигались. Я не видел никого, кроме Дала и Йонс. И это странно, потому что здесь внизу было множество людей. Я не понимаю, куда они все подевались.

— Бонин выводил их наружу, — сказал рядовой Эллс. — Но, я не знаю...

— Может быть, это съело их всех, — сказал Оскет.

Колеа с Баскевилем посмотрели на него.

— Ты фесов луч радости, Оскет, — сказал Баскевиль.

— Простите, сэр.

— Давайте пойдем вперед, — сказал Баскевиль. — Всем высматривать дочку Колеа, хорошо?

— Оставайся рядом с Далином, ради меня, — прошептал Колеа Баскевилю.

— Конечно. Почему?

— Я думаю, что слегка перестарался. Попытался сделать всю эту заботливую отцовскую вещь и не получилось. Ему нужен товарищ и офицер.

Баскевиль кивнул. — Не проблема.

— А я посмотрю, смогу ли заставить Бленнера собраться с духом, — сказал Колеа.

— Хорошо, — прошептал в ответ Баскевиль. — Он сильно напуган, Гол. Я думаю... я думаю, что он может быть на чем-то.

— Таблетки?

— Я не знаю. Но я думаю, что он продолжает что-то принимать. Если он взвинчен, он обуза. Я имею в виду, я чувствую к нему сожаление. Страх – это сука, и я знаю, что она кусает нас всех разными способами. Но он был бесполезным мешком дерьма с самого начала.

— Ты имеешь в виду, с тех пор, как он присоединился к полку? — спросил Колеа.

Баскевиль фыркнул.

— Не будь жестоким, — сказал Баскевиль. — У него были свои моменты. Но здесь, внизу, сегодня? Я думаю, что он, должно быть, более взволнован делом Эзры, чем мы думали.

— Что, из-за казни Вайлдера?

— Знаю, знаю. Это был правильный позыв после того, что это дерьмо сделало. Но, я думаю, что наш дорогой Вэйном должно быть борется с этим. Убить врага в битве – это одно. Применить санкции к одному из своих...

— Он – комиссар, Баск.

— Ага. Но, как ты указал, не очень хороший. Мне интересно, приходилось ли ему делать такое раньше. Я имею в виду, вынести приговор таким способом. Я думаю, что это потрясло его.

— Он мне сказал практически то же самое, — сказал Колеа.

— Ладно. Теперь это, плюс, может быть, таблетки. Может быть хорошей мыслью забрать у него оружие. Если все пойдет не так, как надо, и превратится в перестрелку, он может быть совершенной обузой.

— Понял, — сказал Колеа.

— Ладно! — провозгласил Баскевиль, снова повышая голос. — Давайте сваливать. Направляемся налево.

— Все в порядке, Вэйном? — спросил Колеа, пойдя рядом с Бленнером.

— Ох, да, превосходно, — сказал Бленнер. Он был неубедительно бодр. Колеа мог чувствовать вонь его страха даже сквозь резкий запах сточной воды.

— Это плохое дело, — сказал Колеа, пытаясь звучать ободряюще. — Но мы прикрываем друг другу спины. Я прикрываю твою, хорошо?

Бленнер кивнул. Он поправил свою фуражку и понадеялся на то, что во мраке Колеа не сможет увидеть, что он начал плакать.

Святая вела их к основанию лестницы.

— Я не знал, что подвал так глубоко, — тихо сказал Гаунт.

— Не был, — ответил Харк.

Гаунт усилил хватку на своем мече. Он бросил взгляд на Керт.

— Я бы предпочел, чтобы ты пошла назад, Анна, — сказал он.

Керт помотала головой.

— Там могут быть раненые, Лорд Исполнитель. Вам нужен медик, — просто сказала она.

— Раз уж мы заговорили о том, чтобы избежать опасности, сэр, — начал Санкто.

— Даже не пытайся, Сцион, — сказал Гаунт.

— Да, мой лорд.

Все лампы были отключены, но подвал был освещен тусклым светом, как будто нездоровый свет сочился из камней. Беати шла впереди, окруженная по бокам ее двумя бдительными офицерами, затем шел Гаунт, Харк и Керт и четверо Сционов. Позади них были Даур, Белтайн, Рядовой Пердэй и инквизитор. Гаунт отправил Грае найти помощь для Онабель и направить подкрепления, которые Гаунт надеялся, во имя Трона, уже в пути от Вон Войтца.

Длинный пролет каменных ступеней закончился в арочном проходе, который казался слишком большим и широким даже для винного погреба дворца.

Воздух царапал в их ушах и внутри их голов. Это было похоже на жужжание мух или постоянная грызня личинок, как будто все в отряде уже были мертвы и разлагались. В воздухе был запах гнили и разложения.

За аркой находился большой зал. Гаунт мгновенно смог увидеть его невозможность. Ни один погреб в массивном каменном строении, как Урдешский Дворец, не мог быть настолько широким и низким без поддерживающих колонн. Стены были побеленными, но это выглядело болезненно желтым в мерзком свете.

Пол был черным.

Они медленно продвигались, с поднятым оружием, прикрывая друг друга.

— Этого здесь не было, — тихо сказал Харк. — Это был коридор, затем казармы сбоку. Не это место.

— Оно становится сильнее, — сказала Лакшима. Она подстроила настройки на археотехническом оружии, встроенном в ее блестящий золотой манжет. — Оно питается, и растет... его способность манипулировать и искажать реальность возрастает.

— Согласна, — спокойно сказала Беати.

— Машины скорби были механическими устройствами, — сказала Керт. — Они не могли...

— Херитор Асфодель, да проклянет его Трон, был гением, — сказала Лакшима. — Боюсь, что мы продолжаем недооценивать то, что его мерзкое воображение могло создать и выпустить.

Харк наступил на что-то, что с треском сломалось. Он посмотрел вниз.

— Ох, Трон, — пробормотал он. Он едва мог видеть это, потому что это было таким же черным, как пол. Керт наклонилась вместе с ним.

Это была часть человеческой челюсти с тремя молярами в ней. Она была черной, потому что была покрыта кровью, и в странном свете, краснота крови казалась черной.

Оно осознали, на что смотрят. Весь пол в зале был покрыт кровью и усеян физическими останками дюжин людей. Осколки костей, случайные ребра, куски мяса и мускулов, ни один фрагмент не был больше человеческой ладони.

— Оно наелось, — сказала Лакшима.

Даура начало трясти. Он боролся, чтобы сдерживать это, но ужасный мучительный стон прозвался сквозь его сжатые зубы. Белтайн схватил его и крепко держал обеими руками, чтобы он не упал. Керт и Гаунт подошли к нему.

— Бан? — сказал Гаунт.

Даур не мог говорить.

— Бан? Иди назад, — сказал Гаунт. — Иди наверх. Тебе не нужно быть здесь. Я прикончу это. Я тебе обещаю.

— Нет, — умудрился ответить Даур. Его голос был тонким и тихим, как будто он был сокрушен сильным гравитационным полем. — Мне нужно быть здесь.

Гаунт кивнул.

— Будь с ним, — сказал он Керт.

Они снова пошли вперед. Дальний конец обширного зала стал видим во мраке. Восемь дверей, ведущих в разные стороны.

— Не говори, — сказал Гаунт. — Раньше этого не было?

Харк помотал головой.

— Оно играет с нами, — сказала Лакшима. — Оно чувствует нас. Чувствует ее, я думаю.

Она кивнула в сторону Беати. Святая смотрела на двери с поднятым мечом.

— Оно хочет разделить нас, — сказала Лакшима. — Поймать нас в ловушку, заставить нас потеряться в своем маленьком карманном лабиринте.

— Кажется, вы много знаете, — сказал Сариадзи.

— Я многое повидала, — сказала Лакшима. Она сделала паузу. — Но ничего такого масштаба.

Беати пошла к дверям. Аурбен и Сариадзи поспешили, чтобы встать по бокам от нее, но она подняла руку, чтобы остановить их.

— Я не хочу играть в игры этого, — сказала она. — Просто чтобы оно знало, я говорю это громко. Я не хочу играть в эти игры.

Вой пилы для костей раздался эхом из-за одной из восьми дверей, за которой последовала тишина. Затем раздалось царапание камня о камень. Стена перед ними медленно перемещалась. Они могли видеть, как каменная кладка двигается, скрежеща край о край, пока перестраивалась. Семь дверей исчезли, став твердой стеной. Осталась только одна.

— Оно вас услышало, — сказала Лакшима.

— Или играет в другую игру, — сказал Харк.

Беати подняла меч и приблизилась к двери. Они выстроились позади нее, следуя рядом. Через несколько шагов, они осознали, что вошли в воду глубиной в несколько сантиметров. Лампы заморгали, старые световые лампы сводчатого подвала в своих ржавых проволочных решетках, освещающие побеленные стены перед ними.

— Это... это так, как было, — сказал Харк. — Главный коридор. Справа впереди должен быть дверной проем. Первое жилое помещение.

Оно было. Старые деревянные двери были захлопнуты, но не совсем закрыты. Они выглядели так, как будто кто-то методично прикладывал к ним циркулярную пилу.

Гаунт встал рядом со Святой, и они вместе подошли к двери.

— Мой лорд! — прошипел Санкто.

— Заткнись.

Гаунт посмотрел на Святую. Она кивнула.

Они вместе выбили ногами двери.

Перед ними стоял человек, всего лишь в нескольких метрах внутри. Он методично стал стрелять в них из лазерной винтовки. Она производила сухой, щелкающий звук. Ее силовая ячейка давным-давно истощилась.

Человек уронил ее, его руки были тяжелыми и вялыми, и вытащил свой серебряный клинок. Он сделал шаг вперед, затем замер.

Он уставился в их лица, сбитый с толку, как будто он не мог должным образом опознать их.

Он был покрыт засохшей кровью.

— М-мой лорд, — произнес он.

— Мах, — сказал Гаунт.

Истощенный и травмированный сверх меры, Бонин упал на колени у ног Гаунта.

— Я пытался, — прошептал он. — Я пытался. Я пытался спасти их. Так много, как мог. Это появилось отовсюду. Из каждой тени.

Гаунт наклонился. — Успокойся, Мах, — сказал Гаунт, держа человека за плечи. — Анна? Сюда, пожалуйста.

Гаунт посмотрел мимо Бонина. Еще один человек был поблизости. Он вышел из тени, ножка стула была в его руке, чтобы воспользоваться ей, как дубинкой. Он тоже был покрыт кровью, и молчаливо покачивался на ногах.

Это был Еролемев. Святая пошла вперед, чтобы поддержать его.

— Сядьте, — сказала она. — Сядьте.

— Нам... нам нужно продолжать. Держать двери закрытыми... — прошептал старый капельмейстер.

Там были и другие. Рядовой Лухан выполз из укрытия, положил свою винтовку и начал плакать. Всхлипы и бормотание распространились сквозь темноту позади него. Зашевелились очертания. Гаунт увидел испуганные лица женщин и нескольких детей, все из свиты.

— Скольких ты спас, Мах? — спросил он.

Бонин покачал головой, его глаза были безжизненными.

— Двадцать... может быть, тридцать... — сказал он. — Всех, кого смогли.

Гаунт сжал его плечо.

Он выпрямился и посмотрел на скрывающихся выживших.

— Святая здесь, — сказал он. — Тьма закончится. Мы пришли вывести вас наружу.

— Лестницы нет... — пробормотал Еролемев.

— Теперь есть, — заверила его Беати. — Лестница, дверь, и свет наверху. Вы вынесли великий ужас, но вы остались сильными. Император защитил вас.

— Недостаточно, — сказал Бонин. — Даже близко недостаточно. Мы пытались, но...

— Мне нужно, чтобы этих людей вывели отсюда, — сказал Гаунт. — Быстро. Сейчас же. Санкто?

Сцион нахмурился. — Я буду служить вам без вопросов, мой Лорд Исполнитель, — сказал он, — за исключением такого момента. Моя основная клятва – защищать вас. Я вас не покину.

Гаунт посмотрел ему в глаза. Санкто не вздрогнул. Гаунту он не нравился, но ему приходилось восхищаться стальной дисциплиной и преданностью человека.

— Они все могут идти? — спросил он. — Вы все можете идти?

Ответом ему были стоны и слабые звуки подтверждения.

— Хорошо, — сказал Гаунт. — Пердэй, Белтайн? Выведите их наружу. Пусть они возьмутся за руки. Заберите их всех, один из вас впереди, другой сзади. Да, как детей, Бел. Выведите их наружу и отведите в ближайший медицинский зал.

— Третий уровень, — сказал Харк.

— Быстрее, пока стены находятся там, где находятся, — сказал Гаунт.

— Мах? Сержант-майор? Лухан? — Гаунт посмотрел на трех Призраков в состоянии шока. — Бел за главного. Просто следуйте за ним. Без споров. Следуйте за ним и делайте то, что он вам говорит. Вы ходячие раненые. А, так же, вы храбрые, как фес.

Бонин молча кивнул.

Белтайн взял его руку и начал вести линию шаркающих, с пустыми взглядами, выживших наружу.

Даур посмотрел на Бонина, когда он проходил мимо.

— Элоди? — спросил он.

— Она... она была на лестнице, — сказал Бонин пустым голосом. — После этого я ее не видел.

Длинная линия выживших змейкой потянулась наружу. Отряд Санкто прикрывал их, пока они не ушли из коридора.

— Оно не добралось до всех, — сказала Лакшима. — Значит, оно все еще голодно.

— Согласна, — сказала Беати.

Они подождали, пока выжившие не уйдут, затем вышли из жилого помещения, где Бонин и остальные скрывали и защищали их, и пошли дальше по коридору в глубину подвала. Кровавые отметины местами пятнали штукатурку, кровавые отпечатки рук, размазанные по каменной кладке.

Коридор сузился и ушел вниз на шесть каменных ступеней. Вода покрывала ступени по колено глубиной. Святая не замешкалась. Они пошли за ней сквозь холодную воду и сквозь арку в следующий большой жилой зал. Этот был сводчатым, с каменными столбами, поддерживающими изогнутый потолок. Куски постельных принадлежностей и деревянные обломки плавали на мягко качающейся поверхности воды. Пустая консервная банка. Детская игрушка.

— Оно близко, — сказала Лакшима.

Царапание и жужжание стало громче. Керт посмотрела на воду у своих ног, и увидела, что поверхность дрожит, как будто подвергается интерференционным шаблонам микровибрации.

Они разошлись, с оружием наготове, оставляя маленькие пузырящиеся волны позади себя. Керт оставалась с Дауром.

Внезапно, Санкто поводил оружием вокруг, прицеливаясь.

Перед ними стояла Йонси, в нескольких метрах. Она пристально смотрела на них большими, испуганными глазами. Вода доходила ей до бедер, и она была промокшей насквозь, ее одежда прилипала к ней. Она обняла себя, чтобы согреться, ее плоть была розовой от холода.

— Папа Гаунт? — сказала она.

Гаунт отодвинул прицел Санкто вверх.

Он сделал шаг к Йонси.

— Йонси? Ты в порядке? Ты здесь одна?

Йонси кивнула, ее зубы стучали.

— Я потерялась, — сказала она. — Здесь была плохая тень.

Керт зашлепала вперед, чтобы присоединиться к Гаунту. Они вместе приближались к Йонси.

— Как она все еще жива? — позвала Лакшима.

— Так же, как Бонин и остальные, — резко бросил Харк.

— В одиночку? — спросила Лакшима.

Гаунт брел в воде к Йонси, которая протянула руки, чтобы ее подняли.

Керт схватила его за руку.

— Она хихикала. Мы ее слышали, — сказала она.

— И? — спросил он.

— Отпрыск Великого Мастера, — сказала Керт. — Как сказала Лакшима. Дочь. Рожденная на Вергхасте.

Гаунт посмотрел на нее, затем снова на ребенка, протягивающего к нему руки.

— Это ребенок Майора Колеа? — внезапно спросила Лакшима.

— Да, — сказал Харк.

— Такое возможно, что сигнал можно интерпретировать по-разному, — сказала Лакшима. Она быстро пошла вперед, вода рябила вокруг ее длинной мантии. — Лорд Исполнитель...

— Йонси, — сказал Гаунт. — Послушай меня, Йонси. Почему ты смеялась? Что заставило тебя смеяться?

— Потому что время пришло, глупый, — сказала она. — Папа говорит, что время пришло. Я этого не хотела, но он говорит, что время пришло. Плохая тень больше не будет ждать.

Начался низкий вой, похожий на то, как пила для костей раскручивается до полных оборотов. Интенсивная рябь пошла по воде от Йонси Колеа, и по воздуху вокруг нее, пока подпространственные мембраны трещали и изгибались.

Керт закричала. Гаунт просто заслонил ее собой.

Йонси больше не была Йонси. Удушающая тьма вырвалась из нее, как будто мертвая звезда моргнула анти-светом. Она раскололась и перестроилась в четкую, но сложную фрактальную форму, складываясь, как какой-то сложный, шарнирный пазл. Ее улыбка была последней вещью, которая исчезла.

То, что заняло ее место, все еще было ей. А, так же, самой омерзительной тварью, которую кто-либо из них когда-либо видел.