Анарх

XX. КРОВЬ ЗА КРОВЬ

Гаунт с Баскевилем поднялись по лестнице сводчатого подвала с Бленнером, тащащимся за ними.

— Грае! — крикнул Гаунт.

Полковник Грае и его личный состав из Урдешских пехотинцев топтались в освещенном лампами проходе, сжимая свое оружие и посматривая вверх с испугом при звуках разрушения, грохочущих во дворце над ними.

— Что это, мой лорд? — спросил Грае.

— Еще одна, — сказал Гаунт. — Еще одна машина скорби. Сильнее, чем первая. Дворец эвакуирован?

Грае помотал головой.

— Мы едва начали, — сказал он. — Энергия только что появ...

Гаунт протолкнулся мимо него. — Где магистр войны?

— Я не знаю, — откликнулся Грае, спеша за ним. — Я думаю, что все еще здесь.

— Черт возьми, Бартол, — пробормотал Гаунт. Он посмотрел на Грае. — А Беати?

— Забрали наверх, — сказал Грае. — Медики забрали ее...

— Это во дворце, — сказал Гаунт. — Там, наверху. Охотится на любую цель, которую может найти. Оно будет искать Макарота, Святую... это ее цель...

— Как нам остановить это, мой лорд? — спросил Грае.

Гаунт уже бежал вверх по лестнице в главный зал крыла.

— Я не знаю, сможем ли мы, — сказал он. — Я видел это.

— Это мерзость, — сказал Баскевиль Грае. Он пожал плечами офицеру разведки. — Я думаю, что эта ночь уже была достаточно долгой.

— Не поднимайтесь туда! — взвыл Бленнер позади них. — Прячьтесь нафес!

— Лучшее, на что мы можем надеяться – это замедлить это, — сказал Гаунт Грае. — Выиграть какое-нибудь время, чтобы вытащить отсюда Макарота и Беати.

— И вас, сэр, конечно же? — сказал Грае.

— Где моя дочь? — спросил Гаунт.

— Размещена со Святой, — сказал Грае. — Часовня. Туда ее отвели. Все выжившие...

Гаунт посмотрел вниз по лестнице на Урдешских солдат.

— Все вы, за мной, — сказал он.

— Вы слышали Лорда Исполнителя! — прокричал Баскевиль.

Они ворвались в главный коридор, Баскевиль сформировал Урдешцев в огневые линии позади Гаунта. Грае и Бленнер бежали за ними. Разбитое стекло усеивало пол. Гаунт мог чуять горение. Он мог слышать отрывистый оружейный огонь, а затем ответный вой клинка по точильному кругу.

Персонал дворца, спотыкаясь, шел в противоположном направлении, спасаясь бегством, паникуя. Некоторые были ранены и истекали кровью.

— Не ходите туда! — крикнул один человек.

— Наружу! Выбирайся! — сказал ему Гаунт, пока пробегал мимо. Гаунт не останавливался. С мечом в одной руке, с болт-пистолетом в другой, он рвался по длинному коридору к источнику шума.

Он замедлился, когда почувствовал, что земля начала трястись.

Стена впереди разрушилась в ливне из камня и пыли. Появилась машина скорби, плывущий октаэдр из режущих, скользящих клинков, окружающих внутренний свет.

Она медленно приближалась к ним, производя пронзительный визг металла о металл.

Трое Урдешцев бросили свое оружие и побежали.

— В линию! В линию! — прокричал Гаунт.

— Держать линию! — заорал Баскевиль на Урдешцев. Солдаты построились, со стуком приставляя оружие к плечам, нацеливаясь.

— Приготовить гранаты! — крикнул Гаунт.

Он услышал, как солдаты вставили гранаты в свои подствольные гранатометы.

— Ждать! — приказал Гаунт.

Машина скорби с урчанием приблизилась ближе. Клинки на краю ее формы начали вращаться и раскрываться, расцветая, как шипастый цветок, желтый свет светил из нее.

— Далин! — крикнул Гаунт. Он надеялся, что будет отклик, какой-то остаточный проблеск узнавания, который был раньше.

Но он в этом сомневался.

И никакого отклика не было. Нота воя просто стала повышаться до скрипа мокрых пальцев по стеклу.

— Открыть огонь! — приказал Гаунт. Сузив глаза, он начал стрелять в облако кружащихся клинков из своего болт-пистолета. По обе стороны от него, Урдешцы открыли огонь, быстрый точный огонь из своих лазерных винтовок. Баскевиль стрелял очередями на полном автомате из своей винтовки, а Грае палил из своего служебного пистолета. Бленнер, в нескольких шагах позади него, стоял с пустыми руками, пялясь на приближающийся ужас.

Непрерывный огонь мерцал и танцевал на машине скорби: пламенные залпы тяжелых выстрелов Гаунта, вспышки и искры заградительного огня из штурмового оружия. Те вращающиеся лезвия, которые разбивались, мгновенно заменялись.

Машина скорби начала выплевывать клинки. Бритвенные дротики выскальзывали из ее вращающейся массы почти бесшумно. Урдешец заорал и упал, клинок пронзил его бедро. Еще один упал с клинком, вонзившимся ему в голову. Грае захрипел и врезался в стену, черный металлический лист вонзился ему в плечо. Гаунт почувствовал, как одно прошло сквозь мясо его предплечья, когда проносилось мимо. Он выпустил еще три болта в кружащуюся утробу твари.

— Отступаем, медленно! — приказал Гаунт. — Уводим этим путем! Поддерживать огонь!

Они сделали шаг назад, затем второй, стреляя. Машина скорби передвинулась вперед. В унисон, все клинки на передней половине ее формы указали на них. Она собиралась массово выпустить в них град ножей, которые могли бы убить целый отряд.

Гаунт увидел фигуры, движущиеся позади машины скорби в дальнем конце коридора. Он услышал твердый, чистый голос, призывающий к дисциплине.

Вон Войтц. Казадер. Чертова группа Урдешской Тяжелой Пехоты. Штурмовики. Печально известный 17-ый.

Микробусина Гаунта протрещала.

— Уберите свои задницы с линии огня, будьте любезны, Лорд Исполнитель, — сказал Вон Войтц.

— В укрытие, сейчас же! — прокричал Гаунт. Его люди рассыпались, направляясь к дверным проемам и боковым комнатам. Двое из них тащили солдата с прорезанной насквозь ногой. Баскевилю пришлось схватить Бленнера и почти отнести его на себе с пути.

Штурмовики начали свое стремительное наступление. Их методы не были утонченными. Огонь хеллганов. Роторные пушки. Лазерные орудия поддержки на переносимой человеком оснастке. Тяжело бронированные штурмовики наступали по длинному проходу, уничтожая пол, потолок, штукатурку, панели, сковывая машину скорби в смертельной буре разрушения, сфокусированном обстреле, который видели тогда, когда 17-ый прорывался сквозь линии Архиврага, укрепленные позиции, и даже легкую бронетехнику.

Перемешивающиеся черные клинки ломались и разбивались вдребезги. Свет внутри машины скорби мерцал, деформируясь. Она отпрянула, сильно ужаленная, и с одним стремительным лязгом, звуком тысячи мечей, вытащенных одновременно, она повернула все свои лезвия к неуклонно наступающим Урдещцам.

— Слышал, что вам нужна кое-какая поддержка, — услышал Гаунт тихое посмеивание Вон Войтца по связи.

— Признателен, лорд генерал, — ответил он.

— Первый взнос по моему долгу, Брам, — сказал Вон Войтц. — За Яго...

— Просто убей это, Бартол, — сказал Гаунт.

Машина скорби начала двигаться вперед, чтобы встретить приближающихся штурмовиков. Урдешцы не дрогнули. Один шаг за другим, они маршировали к машине, сжигая свои боеприпасы, чтобы разорвать ее на куски.

— Гранаты! — крикнул Гаунт. — Гранаты в нее, пока она не сфокусировалась!

Урдешские Легкие Пехотинцы Грае высунулись из своих скудных укрытий. Их подствольные гранатометы зашлепали с глухими звуками. Крак-гранаты, направленные по дугам с опытным мастерством, падали на и вокруг оружия Херитора.

Быстро зазвучали взрывы, перекрывающие звуки тяжелых ударов. Солдаты по обе стороны длинного коридора падали, когда ударные волны сбивали их с ног. Гроздь огненных шаров пронзила пространство, занятое машиной скорби, забивая коридор накатывающим пламенем.

Машина скорби завизжала. Ее геометрические вращения разрушились, потеряв единство. Клинки выпадали из линий, пересекаясь, сталкиваясь, щелкая друг о друга.

Узор нарушился. Черные металлические фрагменты летели из огня, как лопасти разрушающейся турбины. Случайные клинки вонзались в стены, пол и вертикально в потолок. Большинство быстро летящих зарывались, как стрелы в камень.

Машина скорби раскрутилась, разорванная на части своим собственным вращательным движением.

— Снова! — крикнул Гаунт. Урдешцы вокруг него перезарядились. Они подняли свое оружие, чтобы выстрелить и доставить уничтожение.

Но машина скорби не была мертва. Ее вращающиеся ленты клинков, некоторые сломанные и сколотые, выросли из огня в виде удлиненной восьмерки широкой петлей, как брошенное лассо.

Она была в ярости. Она была ранена. Она хотела сбежать.

Она выбрала самую короткую дорогу.

Она прошла сквозь штурмовиков.

Баскевиль с ужасом смотрел, как бронированные люди начали падать. Как деревянные кегли, сбитые одним ударом, они падали, каждый из них был прорезан насквозь дюжину раз. Кровь брызгала из глубоких, чистых, как после скальпеля, ран, или хлестала между сочленениями их баллистических пластин.

Визжа, с широко расположенными и перенапряженными вращающимися клинками, машина скорби прорезала дыру в конце длинного коридора и исчезла.

Гаунт, Баскевиль и несколько Урдешцев Грае поспешили через длинный участок выжженного и горящего уничтожения, чтобы добраться до 17-ого в середине коридора.

Штурмовики лежали ковром из тел на широком полу. Несколько из них были невредимы. Гаунт перешагивал через отрезанные конечности и тяжелое оружие, чисто разрезанное напополам. Под ногами была кровь, широкая лужа из крови, и капли крови покрывали оштукатуренные стены по обе стороны.

Казадер был мертв, его левая рука была разрезана в бицепсе и запястье. Половина его лица просто отсутствовала.

Вон Войтц был все еще жив, когда Гаунт добрался до него.

Он лежал на спине, пристально смотря в потолок. Гаунт мог видеть, что его раны были смертельными. Вон Войтц выдыхал кровь, яркие красные капли, которые покрывали его щеки и подбородок, как веснушчатые родинки.

Гаунт встал на колени.

— Бартол...

Вон Войтц заморгал, не в состоянии сфокусироваться. Он застонал, кровь забулькала в его горле, как мокрота.

— Я мертв, Брам? — прошептал он.

— Да, мой лорд.

— Вот... дерьмо, — произнес Вон Войтц дрожащим и булькающим голосом. — Значит, это полная оплата. А? Кровь за кровь.

— Лежи спокойно, Бартол. Мы приведем священника. Аятани или...

— Мне ну нужно отпущение грехов, Гаунт, — пробулькал Вон Войтц. Он все еще слепо пялился в потолок. — Я давно смирился. Просто доказательство верности, если не поздно.

— Вам нечего доказывать, лорд генерал.

— Хнх. Поздно. Всегда так темно в этот час. Я знал, что когда дойдет до меня, это произойдет в медленные часы...

Вялость смягчила его лицо и тело, жестокость боли избавило забвение.

Он умер.

Ночь была ужасно темной.

В маленькой комнате парового завода Плэйд Пэриш, ночной сторож дремал на своей консоли, шевелясь каждый раз, чтобы вытереть слюни, сочащиеся изо рта. Горела единственная лампа, его единственное удобство. Дождь стучал по широким окнам комнаты, размытое пятно струящейся воды.

Нэйд Ойстин появилась у окна, промокшая насквозь и запыхавшаяся. Она закричала ему. Он не пошевелился. Сторожка была запечатанной и звуконепроницаемой от грохота завода, когда его турбины включались каждые два часа.

Она яростно застучала ладонями по стеклу, крича. Ее рот двигался неслышимо. Толстое стекло просто слегка изгибалось в своей раме.

Ночной сторож продолжал спать.

Ойстин попыталась открыть дверь, дергая ее, крича тихие ругательства. Она была закрыта.

Они отступила, сдавшись, и на мгновение уставилась в окно на дремлющего человека. Дождь смыл кровь Роуна с ее лица.

Она подняла свое оружие для подавления беспорядков, залезла в сумку с патронами, и зарядила пробивной заряд. Она отошла назад, почти исчезнув из вида.

Большая вспышка была тихой.

Ущерб – нет. Окно в двери разлетелось с грохотом, похожим на то, как дюжина хрустальных графинов разбиваются о каменный пол. Металлическая дверь треснула в раме и погнулась, ее ручку и замок вырвало одним куском, который пролетел по комнате.

Сторож проснулся от грохота, визжа, моргая и сбитый с толку.

Ойстин пинком открыла разрушенную дверь и вошла внутрь.

Она сердито посмотрела на него.

— Что... что... — заикаясь произнес он.

— У тебя здесь где-то есть фесов вокс, фесов бездельник, — сказала она. — Где он нафес?

Солнце встало тридцать минут назад, хотя в половине мира отсюда, в Элтате, все еще был час до рассвета.

Остров Орхидель, плоская скала из продуваемой ветром соли и песчаных пляжей, находился у южного конца Фароппанского архипелага. Немногие приходили сюда. Он было очень далеко от вулканических систем, которые питали драгоценные кузни Урдеша.

Время от времени, сельскохозяйственные лодки проходили мимо, направляясь к богатым, находящимся вне берега цветникам в южном океане во время позднего летнего сезона морских водорослей.

Сейчас не было позднее лето. Ни одна лодка не прошла мимо за последние шесть месяцев.

Небо было чистым, мягкого серо-зеленого цвета. Ни одного облака. Видимость была на десять километров вдоль волнолома. Волны накатывались на широкий, покрытый галькой пляж, затихая на камнях, как и было всегда с самого рождения мира.

В десяти метрах от берега, воздух пузырился со звуком шипящего жира. На несколько секунд, реальность вывернулась наизнанку, и обломки упали на мелководье. С ними поплыл дым. Запах горящей кости, который ветер быстро унес прочь. Мгновение, пляж звенел от эха далекого, визжащего хора.

Затем пространство снова закрылось с грохотом кувалды, взрыв давления был настолько сильным, что море поблизости кратко отпрянуло, обнажая дно с илом и покрытыми водорослями камнями.

Затем море снова рвануло назад, и все стало так, как было раньше.

Оборванная фигура пошевелилась, наполовину затопленная набегающими волнами. Он полз и карабкался по пляжу, волны разбивались вокруг него пересекающимися султанами пены.

Сек остановился, тяжело дыша, на четвереньках, с ногами в воде, кровь текла из его хрипящего рта на гальку. Он был промокшим насквозь, поглощенным болью от своих ран, и ослабленным жесткостью перехода. Его сила уменьшилась до тлеющей золы. Понадобилось все, чтобы вырваться и сбежать в эту отдаленную и неухоженную точку.

Он продолжил ползти дальше, галька хрустела и рассыпалась под его руками. Отползя от воды, он встал на колени, потянулся к спине, и медленно вытащил силовое копье, которое пронзило его торс. Он ахнул от усилий, и уронил оружие на пляж рядом с собой.

На волнах, в метрах от пляжа, плавал Макколл, раскачиваемый набегающими волнами. Он смотрел вверх, в небо. Дневной свет. Рассвет. Он понимал, что должен двигаться. Что ему нужно двигаться. Он знал, что пришел сюда, чтобы что-то закончить.

Но его память была пуста. Он не мог ничего вспомнить. Он понятия не имел, почему он плавает на спине в холодном море, или как он появился здесь. Его тело было окоченелым от дикой травмы подпространственного перемещения, процесса, который немногие смертные когда-либо выбрали бы вытерпеть, даже будучи закованными в броню или покрытыми защитными заклинаниями.

Он позволил морю поднимать и опускать себя, снова и снова, успокаивающим движением волн.

Кто-то прошел мимо него, спотыкаясь и плескаясь. Тень заслонила небо.

Майло потянулся вниз и схватился за мундир Макколла, обыскивая его карманы. Он нашел две гранаты. Одна дымовая, которую он отбросил в сторону.

Одна противопехотная.

Он сжал ее, и побрел на берег, сжав зубы, оглушенный и спотыкающийся. Анарх был прямо перед ним, ползущий на четвереньках. Теперь уже не демиург, не возвышающийся бог. Старик в изорванной одежде, раненый в дюжине мест, оставляющий кровавую дорожку на серой и зеленой гальке.

Тяжело дыша, стоя не твердо, Майло добрался до него.

Он схватил Сека за плечо и кинул его на спину. Анарх взвыл и задрожал от боли.

Он посмотрел вверх на Брина Майло.

Майло пристально смотрел вниз.

У старика не было лица. Маленькие глазницы смотрели вверх на Танитского солдата. Под ними, остальная часть его лица была зияющей дырой. Она была окаймлена змеевидными, сочлененными когтями, похожими на крошечные человеческие пальцы. Они дергались, удерживая разевающийся рот широко. Внутри утробы была бесконечная чернота, которую не мог осветить утренний свет. В черноте не было ничего, кроме голоса.

Энкил вахакан, произнес он.

Слова прожужжали в ушах Майло, заставляя его вздрогнуть.

— Ты сказал достаточно, — прошептал Майло. — Ты сказал все, что должен был сказать. Настало время тишины.

Он упал, широко раздвинув ноги, на грудь старика, прижимая его к гальке. Сек пытался отбиться от него, ударяя его голыми руками.

Майло отводил удары в сторону. Он сжал в кулаке гранату, выдернул чеку, и засунул свою руку в раззявленную пасть.

Сек затрясся, задыхаясь. Волна неонового света осветила его пустые глазницы. Он сбросил Майло с себя.

Майло тяжело упал, катясь, разбрасывая гальку. Граната выскользнула из его руки, и заскакала по гальке. Он попытался отползти из зоны поражения.

Граната взорвалась. Она выбросила конус огня и дождем разбросала гальку во всех направлениях. Майло наполовину задело взрывом и отбросило, полубессознательного.

Он попытался встать, в его ушах звенело, его голова кружилась. Он рухнул на бок.

Анакванар Сек медленно поднялся на ноги. Потребовались усилия, чтобы встать. Он зажимал свои раны, кровь струилась из ран, которые причинил его враг.

Его пальцы-в-пасти дергались и ерзали.

Он поднял силовое копье. На мгновение, он оперся на него, используя его, как посох, чтобы поддержать свою уставшую массу. Он уставился на павшего воина, который почти убил его. Майло не двигался.

Сек выпрямился. Он поднял копье, и медленно провертел его обеими руками в искусной фигуре вокруг своего тела, что выдавало навыки обращения с оружием, полученные им в ранние годы в качестве дамогора в воинстве Архонта, четыре столетия назад.

Он поднял копье к плечу, древком вверх и за голову, лезвием, направленным вниз, держа руки на нем для опытного удара вниз.

Этот человек умрет первым. Он будет первым знаком возмездия Сека. Последуют другие, один за другим, затем единицы, затем сотни, затем тысячи, затем миллионы.

Он заставит их заплатить за свое поражение. Он заставит приспешников трупа- пророка платить, до тех пор, пока они желают, чтобы те страдания, которые он причинил на Урдеше, увеличивались тысячекратно на их непокорный вид.

Он нанес колющий удар.

Ботинок врезался в его ребра, отбросив его в сторону и заставив задохнуться от боли.

Пришел еще один человек.

Значит, первыми умрут двое.

Сек выпрямился и замахнулся копьем.

Макколл отпрянул назад. Галька ерзала под его ботинками. Копье пронзило воздух. Сек повернулся и перенаправил, расставив ноги, закрутив копье для удара.

Макколл ушел от удара. Он уклонился от следующего замаха. Он низко пригнулся, в боевой стойке, с скзерретом в руке. Не серебряный клинок, но сгодится.

Сек шагнул вперед, нанеся косой удар клинком. Для раненого старика у него была скорость и изящество. У него была сила.

Макколл скользнул в сторону. Когда Сек промахнулся мимо него, он нанес режущий удар своим ножом, и оставил глубокую резаную рану на предплечье Сека.

Сек зарычал. Макколл почувствовал жужжащий рой в своих ушах. Анарх потерял хватку одной рукой, кровь текла по его руке, но он крепко стоял на ногах, и вертел копье с пугающим мастерством, вращая его в правой руке.

Он сделал выпад, затем снова сделал выпад, заставляя Макколла отходить по пляжу от лежащей фигуры Майло. Он возобновил двойную хватку, окровавленные руки скользили по древку копья. Он устремил копье к Макколлу.

Макколл сделал обманный выпад вправо, избегая смертельного удара. Он нанес низкий удар кулаком, ломая ребра, и, пока Сек, согнулся, правой рукой нанес удар и вонзил кинжал в грудь Анарха.

Сек отпрянул назад. Он уронил копье. Воздух запульсировал гудящим шепотом его криков. Макколл продолжил наступать, неумолимо нанеся удары еще два раза зазубренным клинком. Кровь хлестала на его лицо, когда он выдергивал клинок после каждого удара, готовый повторить.

Сек упал на спину.

Шатаясь, Макколл встал на колени, чтобы закончить.

Он подвинул лезвие туда, где должно было быть сердце. Сек дрожал и бился в конвульсиях.

Его правая рука рванула вверх, разбрасывая гальку, и сжалась на горле Макколла. Макколл задохнулся, доступ воздуха был перекрыт. Анарх сжал. Хрупкий неоновый свет загорелся в его темных глазницах.

Сек не собирался умирать. Он не собирался умирать.

Катер Холофернэс с самого начала был прав.

Клинков никогда не было бы достаточно. Анарх Сек был магистром. Такой человек, как Оан Макколл, просто смертный человек, никогда бы не нанес такой удар, чтобы прикончить такого монстра, как Анарх.

Зрение Макколла потускнело. Кровь пульсировала в его голове. Удушающая хватка на его горле усилилась. Его мокрая одежда прилипла к нему. Он почувствовал мертвый груз в кармане своей мундира.

Не в состоянии вырваться из хватки, которая убивала его, Макколл отпустил нож и вытащил мину из своего мундира.

Она была последней оставшейся, та, которую они не использовали, потому что ее якорная пластина была сломана и отказывалась присоединяться.

Макколл видел, что пытался сделать Майло. Он воткнул якорную мину в разевающуюся пасть Сека.

Сек задохнулся. Он отпустил. Макколл пополз назад, пиная камни, рыгая и ловя ртом воздух.

Сек скорчился, задыхаясь, пытаясь изрыгнуть мину из своего рта. Он сел, и перекатился на колени, хватаясь за свой рот.

Мина взорвалась.

Грязная ткань и жидкость разлетелись во всех направлениях.

Макколл сел, смаргивая кровь с глаз. Кровь покрыла его и гальку в радиусе двух метров от тела Анарха.

Сек все еще стоял на коленях. Его руки упали ему на колени. От него ничего не осталось выше плеч, дым поднимался от массивной почерневшей раны и обуглившегося обрубка выдающегося позвоночника.

Макколл поднял свои пальцы к губам и послал прощальный поцелуй в насмешку над отданием чести Сековцев.

Шепот прекратился.