Апокрифы Другого мира: тюбан Большой Игры

Глава 27. Дикая карта[1]

Год 5099 от явления Творца, середина марта

Место действия: Королевство Гренудия, Ограс.

- Тирр Мердгрес, вам доставили срочное письмо, - зайдя в кабинет молодого аристократа, сообщил недавно нанятый новый дворецкий. И, предупреждая возможный вопрос, поспешил уточнить: - От кого - не могу знать. Посыльный отдал пакет и, не отвечая на вопросы, сразу же скрылся.

- Ладно, разберусь, - недовольный, что пришлось отвлекаться на непонятно какую ерунду, ответил Аллин, - Положи пока на край стола.

Дождавшись, когда слуга выйдет из комнаты, маг применил несколько известных ему диагностических плетений. К его удивлению, в пакете кроме обычного листа бумаги действительно ничего больше не было. Однако содержимое послания ни чуть не улучшило начавшее портится настроение. Мало того, что оно было подписано мерлом Красом Рислентом, так ещё и сообщало, что тирр Дармент в самое ближайшее время собирается убить короля Винсента и королеву Гианару, а Элеонору пленить и насильно выдать за своего сына.

- Эта семейка будто специально существует для того, чтобы отравлять мне жизнь, - скривился он, кидая злосчастный листок на стол.

Как бы ни костерил Аллин и письмо, и его автора, но проигнорировать его не мог ни коем образом. Тем более, что как раз на следующий день было намечено массовое мероприятие, от участия в котором он с большим трудом, но всё же смог "откосить". Назавтра король Винсент I решил устроить очень любимое народом действо под названием публичная казнь "государственных преступников". В былые времена подобные развлечения всегда способствовали усилению если не народной любви, то, как минимум, уважения к действующей власти.

Не сказать, что молодой тирр так уж сильно переживал за жизнь своего сюзерена, но убиение не успевшего обзавестись потомками короля автоматически ставило крест и на перспективах Гианары остаться в живых. Она наверняка будет сопровождать супруга на площади, где станут вешать несогласных с политикой её мужа.

Этот день можно было бы занести в анналы истории уже за то, что дойдя до этой мысли Аллин не кинулся сломя голову "спасать и защищать", а достал лист бумаги, перо и, взвешивая и обдумывая каждое слово, написал письмо эйру Айнтерелу. В письме он, не раскрывая своих источников, изложил предупреждение о крайне вероятной угрозе королевской чете и свои соображения, что можно предпринять, чтобы их предотвратить. Стало ли причиной столь взвешенной реакции осмысление всех предыдущих залётов или присутствие в описании проблемы рядом с именем Гианары ещё и её коронованного супруга, то осталось для истории неизвестным.

***

- Жители славного города Ограса! Слушайте и не говорите, что не слышали! Завтра в полдень, на площади горшечников будут казнены бунтовщики, посмевшие клеветать на нашего, милостью Творца, славного короля Винсента I. - распинался на небольшом пятачке на пересечении двух улиц глашатай. Сегодня ему и ещё нескольким десяткам его коллег предстояло оповестить горожан об намечающемся "увеселительном мероприятии", дабы обеспечить подобающую массовку из любопытствующих зевак.

Два стражника, нёсших свою караульную службу около приютившегося здесь же в закутке небольшого рыночка, лениво посматривали то на вестника монаршей воли, то на мрачных, спешащих по своим делам прохожих. Всего несколько месяцев прошло с момента исчезновения короля Эдмера, а как переменился и город, и люди!

- Пойдёшь смотреть завтра на казнь? - лениво спросил молодой стражник своего более возрастного товарища.

Тот мрачно сплюнул и взглянул на юнца тяжёлым, задумчивым взглядом:

- А сам как думаешь, салага? Ведь прекрасно знаешь, кого и за что будут вешать. Зачем тогда спрашиваешь?

- Ну, я так, поинтересовался… -нерешительно ответил молодой воин, - Сам думаю сходить. Интересно всё же.

- Дурак! - недовольно бросил ему старшой, - Намнут тебе там рёбра. И поделом!

- Думаешь, будет драка?

- Если очень сильно повезёт ребятам, кому в оцеплении завтра стоять, - мрачнея на глазах возразил умуюрённый жизнью стражник.

- Это как понимать? - молодой повернулся к напарнику и уставился на него совершенно ничего не понимающим взглядом.

- Как есть — дурак! - рассердился тот, - Сам что ли не слышал, о чём по кабакам судачат? Знаешь ведь, что приехавшие из Мреля бают. А ведь тех, кого вешать будут, о том же самом талдычили. Вот и думай, паря, куда ветер дует.

Мужчина отвернулся, окинул взглядом охраняемую площадь, скривился непонятно по какому поводу и зло продолжил:

- Какая-нибудь истеричная баба начнёт ни с того, ни с сего голосить, тут такое может начаться… Толпа, она такая, никогда наперёд не знаешь, как себя поведёт.

***

Плотники, трудившиеся в поте лица несколько дней подряд, успели возвести все необходимые сооружения на площади горшечников, на которой публичные казни не проводились уже многие годы. Но сейчас новенький эшафот, весело светя свежими досками, ждал первых "пациентов". А напротив него расположилась ложа для особо почётных зрителей. Не то, чтобы предполагалось большая продолжительность намечающегося действа, но традиции требовали обставить присутствие главы государства с надлежащей помпезностью.

В полдень все подъезды к площади горшечников были забиты злыми и хмурыми мужиками. В толпе практически отсутствовали женщины. Да и детей было несравнимо меньше, чем обычно являлось на подобные "гулянья". Немногочисленные аристократы, оказавшиеся на площади, своими угрюмыми физиономиями не сильно отличались от простолюдинов. Однако причины их мрачного настроения были несколько иными, чем у незнатного люда.

Несколько предыдущих дней все лояльные короне советники в один голос пытались уговорить короля помиловать бунтовщиков и отменить казнь. Как бы знать не привыкла плевать на настроения плебса, но наиболее умные и опытные всегда видели черту, которую переходить не следует. А недавно дорвавшийся до верховной власти двадцатилетний юнец ещё не набил шишек и был уверен, что солнце зайдёт на севере, если он издаст соответствующий указ. Потому и настоял на публичной казни тех, кто посмел оспаривать его право творить, что вздумается. И никакие доводы не могли поколебать его уверенность в своей правоте.

Возможно, если бы к возражающим добавила свой голос и любимая супруга, он и пересмотрел бы своё решение. Но Гианара категорически отказалась вмешиваться, как бы ей не намекали на подобную необходимость. С её светлоэльфийской колокольни и куцым жизненным опытом ситуация была предельно простой и ясной: король должен проявить твёрдость и заставить считаться со своими решениями. И точка. Посему на вопрос мужа она скромно потупила глазки и сказала, что слово владыки - закон для подданных, а любые возражения — есть бунт против законной власти.

Когда в назначенное время к трибуне для особо важных персон подъехала королевская карета, толпа недовольно зашумела и заулюлюкала. Под недовольный рокот и свист из показались король и королева, сохраняющие надменно-безразличные выражения лиц. Однако те, кто стоял ближе всех заметили небольшую заминку, поскольку в карете осталась сидеть ещё одна женская фигура, которая категорически отказалась выходить. Винсент, хоть и был изрядно раздражён демаршем сестры, не рискнул настаивать и выдёргивать Элеонору насильно.

Короткая, но яростная перепалка внутри августейшего семейства не укрылась от зорких глаз и чутких ушей ближайших наблюдателей. Уже через несколько минут слух о том, что принцесса поссорилась с братом, требуя помиловать приговорённых, стал распространяться по площади со скоростью степного пожара. Как ни странно, хоть никто из посторонних не расслышал ничего конкретного из скоротечного спора, но причина ссоры и в самом деле была в том, что Элеонора категорически не одобряла действия старшего брата. Всю дорогу она пыталась его убедить, что не стоит начинать правление с несправедливых казней. Однако тот, исходя из собственных представлений о надлежащем поведении идеального владыки, велел ей замолчать и не лезть не в своё дело.

Не успели король с королевой занять предназначенные для них кресла, как над толпой отчётливо прозвучал призыв: "Долой изменника! Да здравствует королева Элеонора!". Винсент с Гианарой совершенно синхронно скривились, будто нюхнули тухлятины. И если король был до глубины души возмущён первой частью фразы, то эльфийка мысленно поставила ещё один жирный плюсик за то, чтобы покончить с золовкой в самом ближайшем времени.

Однако предаться неприятным размышлениям властительной чете была не судьба, поскольку в этот самый момент на площадь неторопливо выкатилась запряжённая четвёркой коней мрачная телега, везущая приговорённых. Толпа заволновалась ещё сильнее и попыталась навалиться на оцепление из гвардейцев. Те, сомкнув щиты, ощетинились алебардами, что несколько охладило энтузиазм ближайших к ним рядов. Но зато рёв толпы, требующей немедленно отпустить "неправедно осуждённых", не просто усилился, а приобрёл ощутимые эманации нарастающей ярости и ненависти, направленные на две фигуры, застывшие в креслах в королевской ложе.

Как бы ни старалась держать лицо королева, как бы не изображал холодную надменность король, но у них у обоих на миг мелькнула мысль, что возможно советники были правы и не стоило столь пышно обставлять простое по своей сути действие. Удавили бы этих бунтовщиков тихо, скромно, по-семейному и незачем волновать тех, кто не с состоянии в полной мере оценить истинный масштаб монаршей стратегии. Однако, если Гианара была бы не прочь сейчас всё переиграть и помиловать мерзавцев ради безопасности собственной шкурки, то в картине мира её мужа подобная смена генеральной линии была категорически недопустима.

Тем временем повозка остановилась и помощники палача выволокли из неё пять связанных тел, не способных даже самостоятельно стоять на ногах. Драматизма моменту добавила запёкшаяся кровь на распухших от побоев лицах и несломленный, яростный взгляд, которым мученики одарили своих мучителей. У бедняг рты были заткнуты кляпами, что лишило их возможности произнести свои последние проповеди и тем самым испортить праздник почётным зрителям.

Напряжение достигло апогея. Толпа потрясая кулаками с ненавистью смотрела на тонкую линию гвардейцев. А события развивались своим чередом. Помощники палачей втащили связанных пророков на эшафот и надели им на шеи пеньковые галстуки. Глашатай замер, ожидая отмашки короля. Винсент на секунду замер, будто на миг засомневался в правильности, но всё же взмахнул рукой, давай команду начинать.

- Бунтовщики, осмелившиеся порочить имя государя нашего и высказывать неповиновение решениям его приговариваются к повешению. Да смилуется над ними Творец! - на одном дыхании выпалил мрачный чиновник.

Внезапно перед ложей появился тирр Дармент-старший. Подняв руки над головой, привлекая внимание, он громко, так чтобы услышали в толпе, обратился к королю:

- Ваше Величество! Молю, отмените неправедный приговор!

На мгновение удивлённо замерла королевская чета, не понимая, что это за диво дивное случилось с дражайшим тирром, что он озаботился какими-то смутьянами. Но Винсент быстро взял себя в руки и рявкнул на распорядителя казни, чтоб не стоял столбом, а делал своё дело. Тот подпрыгнул и рявкнул уже на палача. Тот флегматично пожал плечами и повернулся к своим "пациентам". И в этот самый миг Сирил, выдавая неожиданные децибелы, заорал:

- Остановитесь! Не исполняйте приказы предателя!

Следом произошло сразу несколько событий. Возмущённый король резко вскочил и закричал:

- Схватить изменника!

Одновременно с этим палачи выбили опору из под ног висельников и те под дружный вздох толпы задёргались в своём последнем танце. В тот же миг в Винсента сразу с нескольких сторон прилетело два десятка артефактных болтов. Часть "гостинцев" отразила защита, коей на короле было, как блох на бродяжке. Но стрелявших было много и на расходниках тирр Сирил не экономил, так что на упокоение любимого монарха их хватило с лихвой.

Дежурившие под скрытом люди эйра Айнтерела во главе Марвелом Глером не стали наслаждаться начавшимся экшеном, а схватили Гианару и, накрыв её невидимостью, выскользнули за пределы опасной зоны. У эльфийки хватило инстинкта самосохранения не возмущаться, когда её бесценную тушку грубые невидимые руки волокли туда, где не свистят болты и "благодарные подданные" не прорываются сквозь кольцо гвардейцев, чтоб лично засвидетельствовать свою "любовь" всеми доступными средствами.

***

Всего несколько дней прошло с событий на площади горшечников, а благородный, сиятельный Ограс уже было не узнать. Главными пострадавшими в потасовке, последовавшей за убийством короля, стали гвардейцы, доблестно прикрывшие позорную ретираду Гианары. Обычная городская стража, впечатлённая участью своих более привилегированных коллег, постаралась самоустраниться от стычек с разгорячённой толпой. Их умудрённый жизнью командир мгновенно смекнул, чем всё может закончится и потому, чтоб к моменту прояснения ситуации не остаться без людей, велел стражам порядка патрулировать исключительно ближайшие к их казармам кварталы.

Оставшиеся без присмотра улицы остальной части города быстро перешли к освоению принципа "анархия — мать порядка". Главными идеологами этой продвинутой социальной гипотезы выступил классово близкий союз профессиональных нищих и воров. Но, как оказалось, лозунг "грабь награбленное" даже в среднесрочной перспективе проигрывает более целеустремлённой руководящей и направляющей силе. Неожиданно всплыл один из коллег недавно повешенных, который то ли терялся в тени своих более ярких коллег, то ли дошёл до столицы как раз к их казни. Но оказался он в нужном месте в нужное время и очень скоро вокруг него образовалась инициативная группа неравнодушных граждан, которая взялась наводить в кварталах бедноты революционный порядок.

В итоге не прошло и пары недель, как город чётко разделился на "кварталы Королевы", "кварталы Дарментов" и "кварталы последователей Айзикора". Последних оказалось гораздо больше, чем остальных, так как безымянный апостол "гласа Творца" брал под свою руку тех, кто изначально был ближе к основанию социальной пирамиды. В начавшихся беспорядках кто-то пустил слух, что Сирил специально не остановил казнь, хотя мог, чтобы таким подлым способом стать новым королём. Дарменту-старшему оставалось лишь беситься и негодовать. Обиднее всего было то, что слух не только соответствовал действительности, но ещё и обесценивал все затраченные усилия, оставив на долю тирра одни убытки. Единственным успехом стало то, что в неразберихе удалось захватить карету с Элеонорой, которая теперь удерживалась в особняке Дарментов в совершенно непонятной роли.

К несказанному удивлению Сирила Дармента, значительная часть аристократов и в первую очередь все чиновники, пусть и вяло, но всё же поддержали "королеву Гианару". В течении нескольких дней после драматичной гибели короля, лояльность Дарментам подтвердил только лерр Артримор и несколько мелких аристократов с юга страны. В столице дружина Дармента контролировала только пару кварталов вокруг их дворца. Но сказать, что хотя бы население этих кварталов встало на сторону тирра Дармента было никак нельзя. Сражаться и умирать за его интересы никто не собирался. Но хуже всего было ощущение надвигающейся беды, которое всё сильнее давило на прожжённого интригана. А он никак не мог найти ход, который бы позволил переломить столь неудачно разворачивающуюся партию...

-------------------------

[1] Дикая карта - неожиданное событие, которое имеет низкую вероятность, но если происходит, то вызывает координальные изменения ситуации в целом.