Вся компания в сборе. Все сидят за столом.
Мать склонилась над письмом. Иногда покачивает головой, посмеивается.
Чиму спрятала нос в свою любимую нору — кружку. И застучала по ней ложечкой. Пузатая фарфоровая сахарница посреди стола все еще ждала утренних газет. (Получит ли она их когда–нибудь?)
А неподалеку от стола сидели они — испанская танцовщица Росита Омлетас и Арнольд Паскаль. Голова танцовщицы склонилась на плечо Арнольда. Будто она провела беспокойную ночь и сейчас дремлет.
Йолан Злюка–Пылюка незамеченной порхала над столом. Похоже, ждала чего–то. Приближающейся катастрофы или кто знает чего…
Дверь веранды была открыта. Через нее из сада вливался летний солнечный свет. Да н не только свет. Казалось, вливался сам сад. Деревья, кусты, цветы. Легкое дрожание сырого летнего утра. И какой–то странный, приглушенный смех.
Ложечка замерла в руках Чиму. И сама она высунула нос из кружки.
— Крючок!
— Крючок? — Мать на миг подняла голову, но потом снова погрузилась в чтение письма. — Ох этот Бела! — Покачивая головой, прочла вслух: — «Дорогие Пишта и Эва! Посылаю, хотя и с опозданием, рецепт паштета из дикого кабана. Дело в том, что моя теша, состряпав обед, всегда спешит домой и я едва допросятся, чтобы она продиктовала мне рецепт. Она всегда так занята, живет в Ракошсентмихае, и дома ее вечно ждет срочная работа — она ведь отличная закройщица. Да и мы виноваты — недостаточно энергично выжимали из нее этот рецепт». — Мать откинула назад голову и, смеясь, повторила: — Выжимали! Выжимали рецепт паштета!
Йолан Злюка–Пылюка кувыркнулась в воздухе. Влетела в письмо. Покачалась на заглавной букве «М», потом перемахнула на большое «А».
Сновала туда–сюда между строк. Съежилась на маленькой прописной букве. Крапинка на животике «О». Перелетела на точку, на запятую. Она и сама была точкой, запятой. Прыгнула на конец строки и толкнула строчку. Строки развалились, буквы попадали друг на друга.
Мать закашлялась и чуть было не задохнулась. Буквы танцевали, прыгали у нее перед глазами.
— У меня, должно быть, что–то с глазами. Надо врачу показаться. И вообще, где мои очки? Чиму, куда ты засунула мои очки?
Она подняла голову.
С противоположного конца стола ей улыбался Крючок. Сидел против нее и мило улыбался. Будто ожидая чашку кофе. Чашку кофе и рогалик с маслом. Неизвестно, когда он впрыгнул в окно. Перемахнул через решетку веранды. Или шлепнулся сюда прямо с дерева.
— Крючок! — Мать откинула назад голову. — Нельзя ли иногда в виде исключения войти в дверь? И ради разнообразия иногда позвонить?
Крючок сочувственно кивнул. Придвинул к себе сахарницу. Поднял крышечку, заглянул в нее. Со скукой отодвинул. Щелкнул пальцем по хлебнице.
Фарфоровая сахарница стояла обезглавленная. Крючком. «Что этот тип творит? Что он себе позволяет? И нет никого, кто бы…»
Нет, сейчас и впрямь не было никого, кто остановил бы его, прикрикнул.
Мать просто окаменела. Чиму смотрела на мальчика как завороженная. Даже по кружке стучать перестала.
Крючок поднялся из–за стола. Поклонился матери:
— Вы разрешите Чиму погулять?
— Она еще завтракает.
Чиму вскочила:
— Я давно кончила!
Смеясь, они побежали к окну, чтобы выпрыгнуть в сад.
Но вдруг Крючок повернул обратно. Выпустил руку девочки. Оглянулся. Забыл что–нибудь? Или что–то вспомнил? Взгляд его остановился на Арнольде. Не спеша, чуть ли не на цыпочках, он подошел к нему. Нагнулся.
— Что вы от меня хотите? — Охотнее бы всего Арнольд отвернулся. — Пожелаем друг другу доброго утра, и пусть каждый идет своей дорогой.
— Каж–дый! Каж–дый! — Йолан Злюка–Пылюка порхала над Арнольдом. — Вот именно! Каждый пойдет своей дорогой. Своим путем! Но кто знает ваш путь, Арнолька?
— Оставьте его, полно вам, Йолан! — Росита головы поднять не смела.
«Они что–то задумали. Крючок и Йолан Злюка–Пылюка что–то задумали!»
Крючок с безмерным удивлением разглядывал Арнольда.
— Эта штука еще здесь? Все еще здесь?
— Знаешь, где я его нашла? — Чиму насмешливо улыбалась, вместе с Крючком разглядывая Арнольда.
Арнольд оскорбленно запротестовал:
— К чему эти подробности? Нельзя ли обойти их молчанием?
Крючка не интересовало, где нашли Арнольда. Крючка интересовало лишь одно:
— До каких пор я должен им любоваться?
— Нечего мной любоваться! Никто вас не просит! — Казалось, Арнольд вот–вот взорвется. — Кто сказал, что вы должны мной любоваться? Наглый мальчишка!
Но, произнося это, он уже летел.
Чиму схватила его с дивана, подбежали к окну и швырнула. В полете он еще успел заметить, как ее мать выскочила из–за стола.
— Разве я для этого его сшивала?
— Видимо, да! — прощально взмахнул рукой Арнольд.
Этим жестом он простился с Роситой Омлетас, с обеденным столом, простился со всем и со всеми. Пересек сад.
Рядом с ним, словно заботливая стюардесса, летела Йолан Злюка–Пылюка.
— Ну и темп вы задали, Арнолька!
Арнольд пролетел над тетушкой в платочке, собакой и собачьей будкой. Зацепился за куст. Распростер руки и упал лицом на ветки. Скользнул немного ниже. Почти достиг земли, но снова застрял.
— Хорошо долетели? — Йолан Злюка–Пылюка не отставала от него. — Впрочем, можете не отвечать. Право, в вашем положении…
— В каком таком положении? — Арнольд попытался выкарабкаться. — Небольшая экскурсия, только и всего. Мне была необходима небольшая экскурсия. Я вам не Арнольдик из горки.
— Бесспорно. Арнольд из горки шагу не сделает, с места не двинется. Носа не высунет наружу. В крайнем случае сходит иногда в театр или кино… Вы ведь знаете…
— Я знаю. — Арнольд шлепнулся с веток на землю.
— Что–нибудь случилось? Кажется, я слышала какой–то хруст. Да вы…
— Я приземлился. Да, да! Так было задумано.
— Ага, вот оно что! Так было задумано. Ну, тогда вам надо отдышаться, не стану мешать.
Йолан Злюка–Пылюка описала еще два круга. И улетела.
Арнольд огляделся.
«Нужно сориентироваться. Составить картографический план. Итак, мы находимся на холме. А холм за домом. Тем самым домом, откуда… Я перелетел через какую–то тетушку, собаку, собачью будку. Значит, теперь я где–то на краю, за собачьей будкой. (На краю, на краю! На самом краю света!)
Оберточная бумага.
Рядом со мной смятая оберточная бумага. Вскрытая пустая консервная банка. Сломанная расческа. В траве нитки. Странно. Пожалуй, здесь и наперсток найдется, и иголка».
Вдруг все исчезло у Арнольда из глаз. Даже воздух стал каким–то пустым.
«Меня разлучили с ней!»
Скорчившись на холме, на том самом холме, что стоял на краю света, он ни о чем другом думать не мог. «Меня разлучили с Роситой Омлетас!»
И тогда из дома донесся смех. Далекий, резкий смех Чиму:
— На вот, Куку! Чтобы тебе не было скучно!
Арнольд попытался выпрямиться между оберточной бумагой и консервной банкой.
— Я не Куку! Я тебе не Куку! Я не…